Крах консерватизма. Глава V, VI

V.  РОЛЬ РУССКОГО КОНСЕРВАТИЗМА В ПРОВАЛЕ СОВЕТСКОЙ ПЕРЕСТРОЙКИ И РЕФОРМ РЕАЛЬНОГО СОЦИАЛИЗМА В ЦЕЛОМ. РАСПАД СИСТЕМЫ РЕАЛЬНОГО СОЦИАЛИЗМА И СТАНОВЛЕНИЕ НОВОГО РОССИЙСКОГО ПОРЯДКА

 Проблема оценки и анализа советской перестройки, как и в целом  вопрос о  положительных реформах реального социализма, остается серьезным и не решенным до сих пор вопросом  — теоретическим и практическим.    Во-первых, теоретическим, поскольку задачи позитивных постсоветских реформ в странах реального социализма не только не были решены, но не были также и  поняты (осмыслены) в рамках  обычных для современной России вариантов идеологий —  старого советского марксизма, либерализма  и консерватизма. Во-вторых, также и потому, что эти вопросы  весьма далеки от реального решения и в настоящее время. Но если основные вопросы ( к которым относятся  указанные ) не решены, то к ним,  как говорил один известный автор,   придется возвращаться снова и снова. Вопрос об отношении к эпохе  «социализма» остро стоят во всем пространстве  посткоммунизма. Но особенно остро  эти вопросы стоят в  России — центре этого пространства.

1.Советская «Перестройка» 1987-91 глазами русского консерватизма.  Консервативная мифология  о «либерализме» как виновнике провала реального социализма и попыток его  перестройки.  Можно ли считать  консерватизм идеологией защиты реального социализма и его положительного развития? Различные концепции перестройки и критика консервативно-либеральной теории перемен в мире реального социализма. Консерватизм – правый национализм — как один из главных факторов перестроечной катастрофы. 

Каков подход русского консерватизма к проблеме советской перестройки  и в целом изменений системы «реального социализма»? Риторика (а как правило и мифология) современного русского консерватизма по вопросу о крахе реального социализма — распаде СССР и «восточного блока»- строится  главным образом на критике «либерализма», а также «личного предательства», совершенного либералами. В первую очередь  перестройщиками – Горбачевым и его командой,   и далее  ельцинскими «демократами», которые все «продали» и «развалили». Тут и теория «измены генсека» (напр., Уткин А., Измена генсека, М., 2009), с попыткой еще в 2013 г. организовать «суд» над Горбачевым (И.Панарин и др.). И концепция   консервативного автора  А. Островского, строящаяся в основном на критике демонизированных по консервативному  (байгушевскому и т.п.) образцу перестроечных «либералов», в первую очередь Александра Яковлева. (Глупость или измена? Расследование гибели СССР. М., Форум, 2011).

Самим себе консерваторы в процессе советской перестройки отводят роль защитников реального социализма. Согласно консервативным авторам от А.Проханова до А. Уткина и А.Островского  представители консерватизма пытались «спасать» реальный социализм, тогда как «либералы» им в этом активно мешали. В период реформ конца 1980-х гг, как заявляют нам консерваторы – например, группирующиеся вокруг газеты «Завтра», была нужна не либеральная (практиковавшаяся Горбачевым и демократами), но некая «консервативная» политика, которая якобы могла бы «спасти СССР». Это мнение под влиянием прохановцев стал поддерживать даже поздний А.Зиновьев.

Можно ли согласиться с таким объяснением? Консервативное объяснение (как советским традиционализмом, так и правым русским  национализмом) провала советской перестройки   имеет ряд уязвимых мест. Консерваторам, стремящимся представить отдельных (понятное дело – «либеральных») личностей главными виновниками краха СССР не лишне напомнить старую традиционно-марксистскую  («истматовскую» )  мысль о том, что отдельные личности и субъективные факторы систем не разрушают. Попытки свалить серьезные общественные перемены на отдельные личности представляют собой известный по  истмату «субъективизм», которым страдала как народническая историография, так и   советская – например, в отношении оценки т.н. «культа личности» Сталина. За провалами крупных государств и общественных систем лежат серьезные исторические и социально-экономические причины.

В  консервативных объяснениях провала перестройки, заведомой «купленности» перестройщиков и «подрывной роли» либералов  отсутствует какой-либо анализ ситуации (кризиса) реального социализма накануне перестроечных реформ, не понимаются внутренние причины этого кризиса. Указанный кризис доперестроечной советской системы скорее отрицается, острых проблем реального социализма  как бы не существует.

Во-вторых, ничего не говорится об ошибках не только реформаторской части советской элиты,  но  в первую очередь   т.н. консерваторов,  неспособных  к проведению необходимого (как мы доказываем, левоцентристского) варианта реформ и реально стремившихся к подрыву СССР во имя мифической дореволюционной России и правонациональной диктатуры.

Как мы замечали, российский постсоветский консерватизм – в том числе и эпохи перестройки 1987-91  реально был  соединением (блоком) двух идеологий – советского традиционализма (сталинизма) и правого русского национализма — идеологии дореволюционной российской империи и русской национальной диктатуры. Первым и главным консервативным течением в тогдашнем СССР был советский традиционализм (сталинизм), который реально защищал (и защищает до сих пор) деперестроечную командную систему в СССР, отрицая необходимость каких-либо изменений в этой системе. Основная часть советских традиционалистов от А.Проханова до А.Мартиросяна и проч. до сего дня доказывают нам плохость не только горбачевских, на даже и хрущевских реформ. По их мнению перестройку  придумали «либералы» (собирательное название всех демократов, как правых, так и левых – то есть как Ельцина, так и Горбачева ) — с целью развала СССР и мира реального социализма.

В качестве идеала советские традиционалисты (от Лигачева до Мартиросяна) отстаивают дохрущевскую командную систему. Одновременно консерваторы-сталинисты выступают апологетами  наиболее одиозных  черт   сталинской диктатуры —  шовинизма и даже террора. Такова, например,  уже упоминавшаяся книга популярного историка-консерватора  А. Буровского о хорошем и полезном сталинском терроре – «1937 г.» (М, 2009 ).

По мнению советских традиционалистов, начиная с письма Нины Андреевой, советскую систему брежневского типа (а едва ли и не  сталинскую систему 1940-х гг), реформировать (а тем более перестраивать) в общем-то и не следовало.Таков же был взгляд на реформы традиционных консервативно-советских (сталинистских) группировок в республиках – республиканских Интердвижений (например, в Эстонии). Идеологи КПРФ в зюгановском варианте до сих пор  отрицают необходимость каких либо  реформ реального  социализма в целом.

Второй формой российского консерватизма  уже в советский и перестроечный период было откровенно антикоммунистическое и «реставраторское» (монархическое и право-националистическое) течение. Как мы видели в прошлой главе на примере А.Байгушева, А.Ципко,  и др., представители указанного течения правого национализма (Русской партии), находившиеся у самых верхов власти в СССР, с 1960-х гг. прямо ставили своей задачей развал реального социализма. Главные идеологи консерватизма – И.Шафаревич, А.Солженицын, как и многочисленные представители Русской партии были резкими противниками социализма как такового, повторяя (а иногда и превосходя) всю риторику правого («оранжевого») либерализма об  ужасном советском периоде, хорошей дореволюционной России, с белогвардейщиной и проч. (См. работы И.Шафаревича, А.Байгушева, Н.Старикова и пр.) или известной фразы М.Любомудрова  об СССР как «вавилонском пленении» русского народа.

Активным борцом против левых реформ СССР был вполне благополучный как в СССР, так и в современной России «антилиберал» и один из официальных идеологов консерватизма Александр Ципко.  В качестве своей заслуги он до настоящего времени указывает  инициацию «антикоммунистической революции»  в бывшем СССР (см.Delfi, 09 10. 2010  http://rus.delfi.ee/projects/opinion/rossijskij-politolog-strah-estoncev-pered-rossiej-neobosnovan.d?id=33736279). Выступивший в перестроечный период  в качестве  критика марксизма и левых реформ, Ципко  еще в период работы в аппарате ВЛКСМ в 1960-х гг   был по его собственным словам, явным противником советского проекта в целом и «вполне белогвардейским» патриотом (Н.Митрохин, Рус. Партия в СССР, с.350-351). В 2003 г. А. Ципко призвал Россию к т.н. «национальной революции» (термин Третьего рейха). ( Ждет ли Россию национальная революция, — Комс. Правда, 28.02.2003,  http://kp.ru/daily/22983/2037/ ,  книга «Пора доверить Россию русским». М., 2004).

При этом и в советский период критик советского проекта  и левых реформ Ципко не отказывался от номенклатурных благ. Он успешно делал партийную карьеру, был работником ЦК КПСС, а с начала перестройки  самым странным образом оказался… соратником М. Горбачева (впоследствии – сотрудником Горбачев Фонда). В 1988-90 гг А.Ципко был помощником А. Яковлева, которого консерваторы (включая Островского) до сих пор считают «серым кардиналом» либералов в период перестройки.   При этом  у А.Островского и сходных  историков напрасно искать  критику авторов типа Ципко (как и упоминания его работы с А.Яковлевым). Такую критику  отчасти дает  левый консерватор С. Кара-Мурза, ошибочно при этом связывающий  «антикоммунизм» Ципко  с шестидесятничеством ( Великий поход против СССР, http://sg-karamurza.livejournal.com/145448.html).

Одновременно сам «как бы левый» консерватор Сергей Кара-Мурза, выступающий как поборник «советской цивилизации» и  критик оранжевых революций, оказывается  в ряду многих национал-патриотов активным критиком марксизма как советского, так и классического.  (Напр., С. Кара-Мурза.Маркс против русской революции. М., Яуза-эксмо,2008). Марксизму Кара-Мурза противопоставляет некую «общинную» (реально «ненародническую» или «неоэсеровскую») трактовки реального социализма.

Как мы видели во второй главе, правоконсервативный конспиролог Николай Стариков до сих пор  называет Октябрьскую революцию – а следовательно и советский период — «ликвидацией России» ( Н. Стариков, Ликвидация России, Спб, 2010), что вовсе не мешает ему конструировать теорию «хорошего Сталина».

Сами за себя говорят те  созданные консерваторами организации, которые  они  в перестроечной политике  хотели противопоставить  КПСС. Обвинявшие «либералов» в попытках «развалить компартию», они создавали вовсе не левые и центристские партии, но группировки русского национализма — от Славянского собора Байгушева до  общества «Память», которые были резкими противниками положительных реформ советской системы, выступая за реставрацию дореволюционой – часто монархической — России. Созданный в 1988 г.  Байгушевым и др. функционерами Русской партии Славянский собор строился как прямой аналог черносотенного Союза русского народа (См. А. Байгушев, Русская партия в КПСС, с. 121 ). В данное объединение, которое вполне откровенно основывалось его организаторами «на принципах черносотенного движения»,  входили правонационалистические (реально полунацистские) формирования, типа РНЕ  А. Баркашова. В дальнейшем Союз русского народа в 2005 г. «воссоздали» такие деятели, как В.Клыков и Сергей Бабурин.

О какой «защите СССР» данными фигурами может идти речь? Неужели  историки типа А. Островского (или теоретики типа Кара-Мурзы) считают данных консерваторов защитниками реального социализма и сторонниками «правильной» перестройки? Чем  указанные хорошие консерваторы лучше «плохих либералов» –  например, того же А. Яковлева?   Могли ли консерваторы – как советские традиционалисты, так и правые националисты — защищать реальный социализм или реформировать его?

Стремление свалить крах реального социализма на «либералов» (демократов) таким образом является консервативной мифологией. Таковая камуфлирует роль самого консерватизма, его идеологии и поддерживавших его   сил в указанном крахе.  Консерватизм (в виде правого национализма в первую очередь) был вполне очевидной формой подрыва идеологии реального социализма и его положительной перестройки.

В целом, как можно заметить,  теория причин краха реального социализма в рамках современного консерватизма (при котором  виновниками всех как дореволюционных, так и советских бед выступают не сами консерваторы, но либералы и социалисты) страдает субъективизмом и теоретической слабостью. Консерватизм не в состоянии указать причины падения реального социализма, дать анализ его  системы, тех острых проблем, которые, несмотря на достижения этого общества, привели его к краху.

Вопреки мифологическим, а то и прямо демагогическим  построениям русского консерватизма,  накануне перестройки имел место серьезный и глубокий кризис реального социализма, дать анализ которого консерватизм (часто заменяющий анализ исторических фактов набором мифологических конструкций) оказывается не в состоянии  и до сих пор. О кризисе имевшейся модели реального социализма в СССР писал целый ряд авторов как на Западе, так и в России. (Например, Рой Медведев. Советский Союз. Последние годы жизни.М., АстМосква, 2012).

Не считая  действия Горбачева и его команды оптимальным способом решения имеющихся проблем, нельзя не отметить ряд преимуществ  подхода горбачевцев  к советской перестройке по сравнению с консерваторами.  Консервативная оппозиция   имела еще меньше внятных соображений о реформах  советской системы, чем Горбачев, часто не выходя за пределы общего, выражаясь словами Солженицына,  «русофильского мычания». Оба варианта консерватизма не собирались и не могли реформировать реальный социализм. Советский традиционализм защищал едва ли не сталинскую командную систему, правый национализм – дореволюционную монархию или «цезаристскую» диктатуру. Не имея реальной альтернативы горбачевским реформам,  могла ли  консервативная идеология  и консервативная политика  «спасти СССР» ?  Да и вообще – следовало ли «спасать СССР» в доперестроечной (догорбачевской) форме? Что именно из системы тогдашнего СССР ( и систем реального социализма того времени) можно и следовало сохранить?

   2. Ответственность консерватизма за провал реформ (в частности рыночных) реального социализма до и во время перестройки. Возможна ли была «положительная» перестройка реального социализма? Лево-демократический вариант перестроечных реформ и  консерватизм. Рыночные и политические реформы. Фактор Запада и реставрация в мире реального социализма традиционного западного общества. Правый консерватизм как идеология Реставрации.  

Говоря о реформах  бывшего реального социализма, включая СССР,  надо прежде всего ответить на  вопросы: во-первых, были ли нужны эти реформы и как следует понимать таковые?  Был ли, во-вторых, произошедший крах реального социализма  и «реставрация» западного общества единственно возможным вариантом развития перемен в  соответствующих странах? То есть была ли возможна «положительная» перестройка  системы восточноевропейского «коммунизма», включая  СССР?   Наконец, во-третьих, какой была концепция перестройки у консерватизма, обвиняющего «либералов» в развале реального социализма?

Основной особенностью отношения  консерватизма к системе реального социализма и перестройке ее было отрицание необходимости и возможности реформирования указанной системы.   Первая группировка консерваторов — советские традиционалисты (сталинисты) — считала реформы советской системы  «ревизионизмом» и  «либерализмом».  По мнению советского сталинизма, старая система реального социализма должна была или сохраниться в старом доперестроечном  (а желательно и сталинском – дохрущевском) виде (Е.Лигачев, Н. Андреева, А.Проханов), или  погибнуть. Вторая группа консерваторов – правые националисты – И.Шафаревич, А.Байгушев, А.Ципко —  настаивала на разрушении «коммунизма» и переходе обществ такового к т.н. «нормальной», то есть западной системе— часто в виде традиционной монархии или правой диктатуры.

В своем  отрицании  возможности положительных перемен в «коммунистическом» мире  оба  крыла русского консерватизма (советские традиционалисты и правые националисты) вполне сходились с традиционным западным (консервативно-либеральным) подходом, согласно которому реформировать «коммунизм» (реальный социализм) было невозможно: коммунизм мог только развалиться.

Поэтому пока  одна группа консерваторов  отрицала вообще какие-либо реформы реального социализма, вторая их группа  — монархисты и правые националисты —  вместе с западной консервативно-либеральной историографией и правыми либералами радовались «победоносным антикоммунистическим революциям» и ставили себе в заслугу участие в них (антимарксист Ципко ). Правые националисты Русской партии — «защитники СССР от либералов» критиковали советскую систему как «красный экономический хаос» (Байгушев, Русская партия внутри КПСС, с.464) Одновременно перестройка характеризовалась ими  как «двуличная и подлая»  (Там же, 537). Правда была якобы на стороне поборников восстановления дореволюционной России, желательно в черносотенном варианте.

 Рассмотрим, например, позицию одного  из наиболее теоретически подготовленных  и как будто даже респектабельных «консерваторов»  Александра Ципко, чьи аргументы характерны для идеологии консерватизма периода советской перестройки.   В первые годы гласности консервативный долгожитель А Ципко, остаюшийся активным обозревателем и до настоящего времени,   начал атаковать перестроечное руководство «справа», доказывая ложность посылок марксизма и вообще «социалистического выбора» (например, его статьи 1980-х гг, а также книга «Насилие лжи или как заблудился призрак», М., 1990).  Интересно, что консервативный обличитель демократов А. Островский, строящий свою книгу  на критике  демонизированного национал-патриотами горбачевца и сторонника реформ Александра Яковлева, не только не  критикует А. Ципко (бывшего, кстати, помощником  Яковлева в 1988-90 гг), но и считает его едва ли не единомышленником.   Он, например, сочувственно цитирует соображения А. Ципко о «горбачевской контрреволюции».  («Глупость или измена. Расследование гибели СССР». М., 2011, с.664 ). Неизбежен вопрос: почему, собственно говоря, фигуры типа Ципко (и их соображения) оказываются у консерватора А. Островского положительными —  лучше «плохого либерала» и едва ли не «Геббельса» Яковлева? (Глупость или измена, с.670)  Если Островский ищет действительные причины и реальных (а не мнимых) виновников разрушения реального социализма, то описание таковых без  консервативных критиков социализма и поборников «контрреволюции» в СССР типа Ципко и  многочисленной Русской партии не может быть полным.

Теоретические выступления антимарксиста А.Ципко в 1980-х гг (как и ряда других представителей правого консерватизма) работали вовсе не на реформы тогдашней cоветской системы, но на подрыв «левой» составляющей горбачевских реформ и  победу правых – то есть сторонников не реформ социализма, но его разрушения во имя (как правило мифологизированной) дореволюционной России или современной западной системы. Активную поддержку «антикоммунистических революций» в СССР   тогдашний  достаточно высокопоставленный номенклатурщик — эксперт ЦК  КПСС и проч. считает, повторимся, своей большой заслугой  вплоть до настоящего времени.  При этом позиции Ципко по поводу перестройки показывает двойственность, если не сказать «двоемыслие», характерное для многих представителей консервативного течения. Бывший работник ЦК КПСС с одной стороны резко критикует советский проект с самого его начала, с другой  объявляет горбачевскую перестройку  «контрреволюцией» (каковую выходит, инспирировал в том числе и он сам?), в связи с чем  симпатизирует   ГКЧП  (Гэкачепистам не хватило лидера.17.08. 2001, http://www.apn.ru/news/article13401.htm). Эти пассажи  вполне укладываются в противоречивые консервативные построения типа «антибольшевистского сталинизма» и «белогвардейского гэкачепизма», с которыми выступал например В. Жириновский и многие другие национал-патриотические авторы. С каким осуждением горбачевской якобы «контрреволюции» может выступать «белый патриот» Ципко, еще в 1960-х гг по его собственным словам  разочаровавший в  «социалистическом выборе»  и удивлявшийся, откуда в комсомольском и партийном аппарате Ставрополья среди сплошных консервативных почвенников — правых националистов  — мог появиться Михаил Горбачев с этим смешным «социалистическим выбором»? ( Н.Митрохин, Русская партия в СССР, с. 284). Разве критик «горбачевской контрреволюции» «ренегат с партбилетом в кармане» Ципко сам не был «контрреволюционером»?

Перед нами обычное  консервативное двоемыслие (если не «двурушничество»): активно занимаясь подрывом  советской системы,  противопоставляя  ей хорошую дореволюционную монархию и правую столыпинско-пиночетовскую диктатуру,   консерваторы одновременно сваливают  «развал  социализма и СССР» на «демократов».  Вполне понятно, что в период подъема правого послеельцинского консерватизма в России тот же Александр Ципко (в 2003 г.) оказался не только активным «консерватором», но и глашатаем национальной революции в России. Не в этом ли секрет политического долгожительства маститого правого национал-патриота?

Строя традиционную мифологию вокруг «демократов» и А.Яковлева, критик « либеральной измены» А.Островский не в курсе, что ряд консерваторов – от Шафаревича до Байгушева и Ципко начали критиковать «социалистический выбор» еще в советский период, а в  период перестройки  делали это в массовом порядке. Можно заметить, что по сравнению с  идеологией консерваторов, в особенности радикальных, например в варианте А. Байгушева или Н. Кондратенко, построения даже правых либералов  с их критикой авторитаризма и надеждами на европейскую демократию можно рассматривать как «меньшее зло».  Реальными сторонниками  положительных (левых) реформ реального социализма были советские перестройщики  — левая часть  течения  «плохих» (согласно консерватизму) либералов» (были и либералы правые – «оранжевые»).Левые реформаторы попытались начать  анализ советской   системы и  предложить  какие-то варианты возможных реформ. Несмотря на противоречия горбачевизма, его идеологию «социалистического выбора» следует рассматривать как пусть непоследовательное, но  левое реформаторство, более близкое современной левой теории, чем  правые теории – как правого консерватизма, так и правого либерализма.

Горбачев и горбачевская группировка не справились с процессом реформ реального социализма, оказавшись не в состоянии довести  этот процесс до положительного результата.  Однако провал горбачевского реформаторства  вовсе не значит, как демагогически утверждают консерваторы,  что эти реформы не следовало начинать. Реформы были необходимы и существенно запоздали –  по вине не «либералов», но советских консерваторов – как правых националистов, так и сталинистов,   идеологических предков Проханова, Мартиросяна,  и проч., до сих пор вопиющих о предательстве перестройщиков.

В отличие от советского традиционализма (сталинизма) левая теория подчеркивает саму необходимость реформ реального социализма – как экономических (рыночных),  так и политических ( плюралистических). В первую очередь запоздали рыночные экономические реформы. Эти реформы — хотя бы  в варианте, подобном югославскому или венгерскому- следовало осуществлять еще в 1950-60-х гг.Данные рыночные реформы, в частности известная и неосуществленная «косыгинская»,  могли бы существенно улучшить советскую ситуацию, а возможно  и продлить существование советской командной системы.    Необходимы были и политические реформы, реальный анализ которых консерватизм подменял разнообразной мифологией и шовинистической демагогией.

 Однако, надо признать, сколько-нибудь внятной идеологии реформ в СССР и мире реального социализма, как и общего   плана этих реформ у Горбачева и его команды не было.  Отсутствие у горбачевских реформаторов идеологии, адекватной процессу и стало, по-видимому, важным фактором провала «положительной» перестройки. Горбачев по сути дела решил  по старому наполеоновскому принципу (цитировавшемуся Лениным )«ввязаться в драку», надеясь, что верное направление определится. В действительности, хотя  направление и определилось,  действовать согласно нему последовательно последний советский генсек и его команда не смогли. По хаотической тактике горбачевцев в острый период реформ видно, что  они не понимали  особенностей протекания перестроечных перемен, которыми пытались управлять. Горбачев не знал, какой должна была быть система, идущая на смену старой советской. Не  учитывал он и  ограниченности времени решений  и действий в условиях развязанных им бурных политических процессов  — в том числе и в условиях мощного  внешнего (консервативно-либерального) прессинга.

Современная левая  (марксистская) теория кризисов реального социализма была в этот период разработана явно недостаточно.  Причину этого можно усмотреть в прерванности по вине советского консерватизма (сталинизма) левой — марксистской — теоретической традиции в СССР. Подорванная   в сталинский период, эта традиция  продолжала разрушаться в период брежневского неосталинизма. Главную ответственность за это разрушение (например, затрудненность, а фактически и запрет обсуждения  коренных идеологических вопросов в догорбачевском СССР) несут  консервативные обвинители либерализма –   советские традиционалисты (сталинисты) и правые националисты Русской партии. Не была восстановлена левая (марксистская) теоретическая традиция и  в перестроечный период,  в немалой степени – по вине того же консерватизма. Так, например, несмотря на то, что Горбачев симпатизировал чехословацким реформаторам,   до 1991 г. в СССР не были переведены даже основные тексты чешских (и других) левых сторонников  реформ реального социализма. Они были опубликованы по-русски лишь после распада СССР. Это же можно сказать о работах многочисленных иных представителей левой традиции, прежде всего в Европе.

В отличие от советского традиционализма (сталинизма), критические левые авторы (которых официальные идеологи называли ревизионистами),  уже с  1960-70х гг говорили о необходимости «позитивных»   перемен   в системе реального социализма. Таков был, например, анализ кризисов  реального социализма 1956 и1968 г. у Дьердя (Георга) Лукача, чехословацких и югославских  критических марксистов (напр., группа «Праксис»). Хотя можно заметить, что в целом левая теория  кризисов системы советского образца  к началу перестройки закончена не была.

Горбачевская команда не смогла выработать концепцию положительных реформ системы реального социализма и поэтому реально опиралась на эклектическое сочетание элементов  левой теории с обоими (левыми  и правым) видами консерватизма, а также правым либерализмом.Этой противоречивой идеологической основе горбачевцев соответствовала и эклектическая  политика. Отсутствие у горбачевской команды внятной положительной (левой) теории предпринятых им реформ стало  одной из важных причин того, что идеологическая  инициатива в перестроечный период перешла к правым консервативно-либеральным идеологам и политикам.

Левоцентристский подход отвергает консервативную идеализацию как советской командной системы, так и дореволюционной монархии и правой диктатуры, типичной для современного русского консерватизма – правого национализма.   В отличие от советского традиционализма современная левая теория доказывает необходимость и неизбежность перемен в системе реального социализма (административно-командной системе). С другой стороны, в отличие от правых консерваторов — правых националистов (от Ципко до Байгушева),  она не считает, что эти перемены  должны были быть «реставрацией» дореволюционных систем в бывших странах реального социализма.  В отличие от различных вариантов консерватизма, левая теория признает, что в середине 1980-х годов   командно-административная система переживала острый кризис —  причем кризис именно системный. В старом виде эта система существовать не могла. С другой стороны,  в отличие от  правоконсервативных (как и праволиберальных) концепций, левая теория говорит не о реставрации в странах реального социализма традиционного дореволюционного западного общества, а о положительных реформах в этих странах – их переходе от старого советского к «новому социализму».

Оба варианта правой идеологии – не только правый либерализм, но и правый консерватизм были не идеологией положительных реформ реального социализма, но идеологией реставрации в данных странах традиционного западного общества.Эти формы идеологии поддерживал мировой правый истеблишмент – понятно, в своих  интересах  — с целью контроля над миром «посткоммунизма».Отсюда критика с позиций левой теории как правых – реставраторских вариантов указанных реформ, так и ошибок горбачевской команды, состоявших в непонимании и недостаточно последовательном проведении положительных – левоцентристских — реформ реального социализма.

Горбачевская команда недостаточно учитывала роль в перестройке в мире реального социализма фактор Запада, чье влияние  на  процесс перемен было весьма значительным, если не определяющим в силу преобладания ресурсов и идеологии этого общества.   Противостояние мира реального социализма и Запада  (Расчлененного общества в наших терминах) следует рассматривать не с т.н. «национальной» точки зрения (как это навязывает консерватизм со своей этнической трактовкой цивилизаций и государств), но с точки зрения борьбы социально-экономических  систем. Запад очевидно рассматривал перестройку как продолжение холодной войны, как шанс ослабления глобального противника, которому следовало нанести максимальный урон. Западная (в первую очередь англо-американская группировка) стремилась любой ценой выиграть холодную войну, «добив» «коммунизм». Для этого  предпринимался ряд мер,  усиливающих  кризис в СССР, например, опускание нефтяных цен.  (В. Швейцер, Победа. Роль тайной стратегии США в распаде Cоветского Союза и социалистического лагеря, Минск, Авест, 1995).Эта игра и это манипулирование должны были адекватно оцениваться  сторонниками реформ реального социализма и иметь адекватный ответ. Такового ответа не было и не могло быть в рамках правой идеологии (включая консерватизм), что стало, видимо, одной из важнейших причин краха реального социализма.

Запад очевидно не был заинтересован в  позитивных реформах реального социализма, которые бы  усилили данную систему. Его задача состояла в том, чтобы отсечь левоцентристское  направление положительных реформ  реального социализма и в максимальной форме навязать именно реставрационный (консервативно-либеральный) вариант   реформ данной системы.  Можно говорить об активном вмешательстве западных (консервативно-либеральных) политических машин в  реформы реального социализма (а фактически еще в предреформенное его развитие) с целью  сорвать левоцентристские реформы в коммунистическом мире  и направить  перемены  в направлении реставрации традиционного западного общества.  Будучи заинтересованным в реставрации в  странах бывшего реального социализма общества западного типа,  причем под западным контролем, Запад поддерживал и насаждал в этих странах сторонников указанной реставрации – не только  праволиберальные, но и правоконсервативные группировки с соответствующей идеологией и версией реформ.  Насаждение Западом  этих группировок (в первую очередь правоконсервативных ) и манипулирование ими началось еще в советский период; они же поддерживались Западом и далее.

Консерватизм мистифицирует и  ложно трактует тему западного влияния  на реформы Восточного блока, объявляя    манипулируемыми  извне группировками  внутри СССР и других стран реального социализма  только праволиберальные группировки демократов (первоначально — праволиберальных диссидентов). Такая «антилиберальная» позиция представляет собой консервативную мифологию. В данном изложении мы постоянно доказываем (подтверждая это известными фактами), что в числе манипулируемых извне правых группировок   были также (а вероятно  и в первую очередь) консервативные группировки  — в первую очередь радикального правого национализма типа Русской партии.  Вопреки консервативным идеологам, консервативную версию  реформ в коммунистическом мире ( как и теорию правых либералов)  нельзя считать идеологией положительных реформ реального социализма.  Консервативные группировки в СССР и постсоветской России – как  советский традиционализм (сталинизм), так и правый национализм  (Русской партии и др.) — не поддерживали эти реформы и не могли быть идеологией таких реформ. Вопреки патриотической  фразеологии, указанные консервативные группировки, в особенности правые – следует считать сторонниками западной версии реформ в мире реального социализма – то есть реставрации в нем западного  «капиталистического» (Расчлененного)общества.

 3. О возможности положительных реформ реального социализма.  Левоцентристская концепция перестройки. Консерватизм и провал экономической и политической (в частности, партийной ) реформы.

Существовала ли  возможность  «положительных» реформ  советской системы в перестроечный период?  Думается, что  существовала, причем не только в китайском варианте, ограниченном в основном экономическими реформами и реально сохранившим советскую доперестроечную административно-командную систему. Такой вариант был возможен  и в избранном горбачевским руководством более остром ( и, конечно, более опасном с точки зрения возможности сохранить общественную стабильность)  пути политических реформ – реформ перехода от авторитаризма к политическому плюрализму.

В отличие от правого (имперского, шовинистического) консерватизма (как и варианта праволиберального), точкой отсчета реформ  в «коммунистическом» мире следует считать не идеализированную дофевральскую (1917 г.) Россию, но советскую и восточноевропейскую систему реального социализма. Именно эту систему (а вовсе не канувшую в историю дореволюционную Россию) следовало «перестраивать», а не ломать во имя мифологизируемого правым национализмом дореволюционного идеала.  Правые как праволиберальные, так и правоконсервативные теории реформ в мире реального социализма  представляют собой  теории реставрации в этом мире систем дореволюционного (до 1917 г.) типа.  Целью левой теории (и позитивных перемен реального социализма) было иное общество, положительно развивающее советское  и выходящее за традиционные консервативно-либеральные рамки — общество «нового социализма».

Лево-демократическая теория  считает целью  постсоветского развития   общество, соединяющее активный и управляемый обществом государственный сектор (государственный Синдикат) с плюралистической политической надстройкой. Подобная надстройка выводит «новый социализм» за рамки доперестроечной (командной) системы.  Для определения власти в новом рыночном и плюралистическом обществе  можно использовать понятие   левого контроля – то есть власти левых и левоцентристских группировок — в отличие от власти правых партий – правого контроля.  Положительная перестройка (а не провал реального социализма), как мы доказываем, были возможна в условиях многопартийности и рыночной экономики – именно при левом политическом контроле (в отличие от правого) – то есть при власти не правых, а левоцентристских сил и соответствующих партий.     С точки зрения лево-демократической идеологии  целью перестройки было рыночно-плюралистическое преобразование коммунистических систем с сохранением левоцентристского характера перемен, а также сохранением России как мирового левого центра.    Одной из важнейших целей  положительной перестройки должна было бы стать также защита пространства бывшего реального социализма от внешних сил  -мирового правого истеблишмента.

Борьба за такой вариант развития, однако, требовала,  во-первых,  осознания  данных целей — то есть соответствующей идеологии, во-вторых, специальных усилий по их осуществлению. На это  были неспособны ни прекраснодушные перестройщики, ни крепкие задним умом консерваторы.

 «Ресурсные» возможности для положительной перестройки в СССР существовали. Советский центр, предпринявший в конце 1980-х гг реформы советской системы «сверху», реально располагал значительными политическими и материальными ресурсами. Вместе с тем, целый ряд особенностей советского общества и его правящих группировок препятствовал решению задачи «позитивного» преобразования его системы.    В числе этих особенностей были  косность правящей (консервативной) советской бюрократии и отсутствие  у нее идеологии, адекватной начатому процессу.

Существенную роль сыграл и фактор западного влияния. Западу с его мощными идеологическими и политическими средствами воздействия удалось навязать реальному социализму свою – консервативно-либеральную — идеологию реформ и направить развитие систем реального социализма в русло реставрации западного общества.  

Каковыми могли быть отличные от правых (консервативно-либеральных) реформы систем реального социализма с точки зрения левой теории? Уже ранние сторонники перемен отмечали два важнейших компонента и  направления   этих перемен —  рыночные реформы и политическая демократия (переход от авторитаризма к политическому плюрализму). Были возможны отсрочки в осуществлении этих направлений реформ – например, политических  (китайский вариант реформ реального социализма). Но  в целом, как представляется, избежать этих перемен было невозможно.

 Речь идет прежде всего о  необходимости и неизбежности рыночных реформ старой командной системы, каковую осуществил ряд стран «восточного блока» еще в рамках системы реального социализма — например, Венгрия и Югославия.       Вопреки советскому традиционализму (консерватизму), отрицавшему необходимость экономических реформ и долгое время препятствовавшему им, следует утверждать, что рыночные  реформы в СССР конца 1980-х гг не только  были необходимы, но и весьма запоздали.  Советские попытки рыночной (той же, косыгинской)  реформы — были провалены как хрущевский, так и брежневский период находившимися у власти в СССР  консерваторами – блоком советских традиционалистов (сталинистов) и правых националистов,  ныне стремящихся свалить крах реального социализма на «демократов».   Эти же консервативные»   силы, усилившиеся после отставки Хрущева и в особенности после чехословацкого вторжения августа 1968 г., продолжали проваливать советские рыночные реформы вплоть до 1980-х гг., а также и в период советской перестройки.

Рыночную реформу, близкую к реформам (в основном восточноевропейских) стран «советского блока» 1960-х  смог провести и достаточно успешный к настоящему времени Китай. Не вызывает сомнения, что успехи китайской системы, фактически являющейся вариантом   доперестроечного  реального социализма, без рыночных реформ были бы невозможны.         «Китайский» вариант реформ  реального социализма   не включал в себя изменений однопартийной системы, но предполагал весьма глубокие экономические — рыночные — реформы,  с которыми не справились советские перестройщики  и которым активно мешали  не только правые либералы, но и консерваторы — советские традиционалисты и правые националисты.

Критикуя Горбачева, советский консерватизм в  годы перестройки  не имел внятной концепции экономических (рыночных) реформ в СССР и препятствовал тем, кто эти реформы пытался проводить. Поэтому данные реформы не состоялись ни в брежневский период, ни  в перестроечные 1980-е гг ,  в связи с чем эти реформы пришлось проводить «плохим либералам» (реально – либералам правым) в начале 1990-х.   Можно утверждать, что постоянное откладывание и блокирование  консерватизмом рыночных реформ в СССР вплоть до  перестройки   сыграло роковую роль в судьбе советского реального социализма, став по сути дела одной из важнейших причин его провала  на рубеже 1990х гг. Тогдашней московской бюрократией была провалена и концепция республиканского хозрасчета, предлагавшаяся в 1988-91 гг прибалтийскими сторонниками реформ  — в том числе в рамках прибалтийских Народных фронтов.

Следует указать еще на один важный аспект экономической (рыночной) реформы в мире реального социализма – приватизацию.   Таковую, как представляется,  следовало проводить до прихода к власти правых.  Прежде всего, правонациональной номенклатуры  в нынешних постсоветских государствах (например, прибалтийских) — ныне активно антироссийской и противящейся левым реформам. Приватизация могла бы  предотвратить ставший хаотическим после провала перестройки  переход  в руки правых  огромной части бывшей советской собственности, контролировавшейся в конце советского периода в существенной мере левоцентристскими силами. Подрыв консерваторами (от  Е.Лигачева до В.Павлова) системы приватизации играл на руку как внутренним, так и внешним поборникам разворовывания собственности реального социализма и их ставленникам – правым националистам – как в бывших советских республиках, так и в России.  Если бы бывшая советская собственность (а также в целом собственность стран реального социализма) была приватизирована до прихода к власти правых — как либералов, так и консерваторов, ее разворовывание их ставленниками (не  столько либералами, сколько именно консерваторами) была бы затруднена.

Вторым направлением реформ советской командной системы была политическая реформа, о конкретных формах которой следует говорить отдельно. Советские традиционалисты до сих пор отстаивают мнение, что никаких реформ советской системы (реального социализма) не требовалось.  Как известно, однако, доперестроечная советская система имела авторитарный характер (являлась однопартийной). В рамках этой системы жестко подавлялась оппозиция, не соблюдались известные политические свободы. Очевидна была устарелость и иных советских политических механизмов – излишне централистских, включая  механизмы управления республиками. Вопреки «консерватизму» (советскому традиционализму), левая теория доказывает необходимость  политических реформ –  сначала  децентрализации, затем — преодолении авторитаризма и переходе к политическому плюрализму.

 Вместе с тем важнейшим  был вопрос, как следовало переходить к политическому плюрализму, каким должен был  быть указанный плюрализм? То есть главным был вопрос,  когда и как в бывшем СССР и   странах «восточного блока» можно было  осуществить политическую реформу. Следовало продумать вопрос о соотношении рыночной и политической  реформы. В горбачевском варианте они оказались смешаны, что было одной из важных причин краха СССР и реального социализма  в целом. Китай взялся сначала за реформу экономическую, и к  настоящему времени добился в этой реформе немалых успехов. При этом политическую реформу после событий 1979 г. он затормозил, сохраняя  авторитарно-командную систему. Горбачевская группировка в СССР 1980-х гг схватилась за обе реформы — экономическую и политическую- одновременно, в результате провалила обе.

Как следовало понимать политическую реформу в СССР?  Мы доказываем, что положительная политическая  реформа в обществах реального социализма  должна была отличаться  от  «реставрации» в данных обществах традиционной западной системы.    С левоцентристской точки зрения важен, как представляется,  не только сам переход  от  советского авторитаризма к политической демократии,  то есть переход от однопартийной к многопартийной системе ( преодоление «авторитарного барьера»),   но и содержание такого перехода. Именно, важно различие правого и левого политического контроля («Эстония до и после…»).

Правые понимают политическую демократию (политический плюрализм) лишь как правый политический контроль. Скажем,  прибалтийская (например, эстонская) демократия в правом варианте  понимается  как  такая политическая демократия, при которой у власти находится право-национальные (национал-радикальные) группировки. Левые же (и центристские) элементы загнаны в угол и подвергаются жесткому прессингу – от идеологического до силового (см. «Эстония до и после…»). Левый вариант  политической демократии должен, видимо, наоборот, строиться  по обратному принципу  — как левый контроль при политической демократии и рыночной экономике.

По данному пути левых реформ в СССР   во многом шла и горбачевская реформа,   в том числе важный для демократизации советской системы съезд Народных депутатов СССР лета 1989 г. А также иные политические формы низовой политической активности периода перестройки, порицаемые  консерваторами – например Народные фронты.  Таковые на своем начальном этапе имели не «националистический» (как доказывают консерваторы), но левоцентристский характер. Правые националисты –аналоги российских – были в этих организациях вначале в меньшинстве.

Какова была консервативная концепция политической реформы в СССР и существовала ли таковая вообще? Консерваторы в варианте советского традиционализма  выступали за сохранение старой (командной) системы реального социализма с соответствующей ей авторитарной политической надстройкой. Русские консерваторы правого толка ( правые националисты) предлагали в виде альтернативы КПСС право-шовинистические («консервативные») группировки  типа Славянского собора (он же Союз русского народа) Байгушева.

Российским консерватизмом и до сих пор  отрицается левоцентристский характер как  Народных фронтов в республиках (например, в Прибалтике), так и ранних постсоветских режимов  в прибалтийских странах.   При этом можно утверждать, что Эстония рубежа 1990-х гг при правительстве Народного фронта, то есть после провозглашения независимости, но до прихода в 1992 г.к власти правых (прежде радикально-консервативной партии «Отечество») во многом представляла собой вариант левой демократии  как в экономике, так и политике ( см. «Эстония до и после…»).       Уже в период советской перестройки и первые годы  независимой Эстонии при правительстве Народного фронта  фактически во многом были осуществлены рыночно-плюралистические идеалы в левом варианте. Начала развиваться рыночная экономика, существовала и свобода для оппозиции, то есть политическая свобода. Однако пришедшие к власти в 1992 г. эстонские консерваторы — правые националисты (прежде всего партия Отечество М. Лаара), поддерживаемые мировым правым истеблишментом,   смогли  отвергнуть лево-демократический вариант реформ и навязать правый вариант развития, который к 2014 г. оказывается во все более очевидном кризисе.  

Вероятно также, что выведение советских войск из Восточной Европы не следовало производить раньше, чем был бы обеспечен вариант политического развития, отличный от правого (именно, левоцентристский вариант). Однако и этот вопрос горбачевским руководством продуман не был. Точнее он был провален правыми ( в первую очередь, именно   консервативными) группировками влияния на данное руководство в России.

Какую общественную систему отстаивал в  переломный перестроечный период конца 1980-х гг российский консерватизм? Первая группировка консерваторов — советские традиционалисты (сталинисты) стремились сохранить едва ли не дохрущевскую командную систему. Соответственно они поддерживали консервативную часть КПСС – в частности  группу Е. Лигачева, затем компартию РФ  И.Полозкова и  Г.Зюганова.  Вторая консервативная группировка —  монархисты и правые националисты ( «Русская партия» в СССР)  стремились воссоздать дореволюционную Россию – но как правило не  «либеральную» (республиканскую с Учредительным собранием), а монархическую или диктаторско-шовинистическую. В качестве альтернативы КПСС  этой группой консерваторов – правыми националистами- поддерживались или создавались аналоги дореволюционных радикально-консервативных  группировок. В 1988 г., как мы видели, ими был создан Славянский собор — аналог черносотенного Союза русского народа,  «головной организацией»  которого радикальные консерваторы считали РНЕ (Русское национальное единство) А. Баркашова.    Фактически партией правого национализма (с момента ее создания  консервативными группировками еще советских спецслужб)  была и ЛДПР В.Жириновского.

.       Тем самым  группировка правых русских консерваторов ( правых националистов), располагавшая особым влиянием в самых различных сферах советского общества, от союзов «творческой интеллигенции» до спецслужб,  играла весьма сомнительную – если не провокаторскую — роль в деле реформ реального социализма. С начала «нулевых» годов – при Путине — эта группировка стала в России практически  официальной – во всяком случае, максимально близкой официальному консерватизму «силовиков».

 4. Реальный  ход       перестройки  и ее провал.  Как консерваторы (сталинисты и правые националисты) помогали   проваливать советскую перестройку.

Ниже мы попытались опровергнуть тезис  русского консерватизма о том, что реформы в мире реального социализма были не нужны и вредны. Теперь мы попытаемся опровергнуть консервативное положение о виновности в провале реального социализма в первую очередь т.н. «либералов» (демократов). Мы попробуем показать, как консерваторы — советские традиционалисты и правые националисты — проваливали перестройку –то есть как они мешали реформаторам осуществить «положительный» вариант реформ реального социализма. Рассмотрим кратко ход  советских реформ и роль русского консерватизма в этом процессе.

В конце 1980-х гг М. Горбачев фактически предпринял «революцию сверху»  (Н. Эйдельман). Однако цели этой революции — то, чем следовало заменить старую административно-командную систему, — оставались начавшей перемены группировке неясными. Горбачевский тезис «больше социализма» повисал в воздухе в виду неопределенности самого термина социализма.

Первые шаги Горбачева – в отношении как экономических, так и политических перемен  в СССР (лозунги т.н. «перестройки и гласности») — следует считать назревшими и необходимыми.   Вне всякого сомнения, давно назрело и начатое  обновление центрального руководства  КПСС и компартий союзных республик. Горбачевым были убраны консервативные  первые секретари республиканских компартий типа К. Вайно или Д.Кунаева и  выдвинуты такие  фигуры, как А.Бразаускас, Н.Назарбаев, В. Вяляс  и ряд  других, сыгравших, как представляется,  положительную роль в реформах советской системы.

Консервативные критики Горбачева  как правило критикуют этих новых лидеров, противопоставляя им руководителей предшествующих. Так А.Островский  критикует первого секретаря  компартии Эстонии Вайно Вяляса, выдвинутого Горбачевым вместо консервативного первого секретаря КПЭ Карла Вайно. (А. Островский, Глупость или измена, с. 262) В своей критике автор ссылается на бывшего руководителя КГБ Эстонии К.Кортелайнена, заявлявшего  о якобы имевших место связях В.Вяляса с ЦРУ (там же). Оставим данное обвинение на совести советского консерватора.  Обвиняя Вяляса в «связях с ЦРУ» «бдительный» Кортелайнен  (а с ним и Островский) не упоминают например, о «связях с ЦРУ»  консервативных пропагандистов идеологии НТС  из Русской партии, имевшие серьезное влияние на перестроечные Интердвижения. ( При этом рост влияния НТС в России периода перестройки Островский признает  — Глупость или измена, с.191).

Защита   консерватором Островским провальной политики в Эстонии Карла  Вайно  наглядно показывает  неадекватность консервативного анализа перестроечных реформ. Мнение, что такой руководитель, как К. Вайно, мог  эффективно управлять Эстонией, тем более в обстановке острых перестроечных конфликтов и подъема правой оппозиции — совершенно несостоятельно. В. Вяляса можно критиковать, но не вызывает сомнения его значительно большая успешность как руководителя по сравнению с устарелым (консервативным) брежневистом  К. Вайно. Выдвижение  Горбачевым В. Вяляса  как и  других новых руководителей  было вполне логичным. Проблемы  (как и ошибки Горбачева) начались позже.

С самого начала перестройки М.Горбачев пытался лавировать между «консерваторами» и реформаторами. Однако это лавирование не было удачным в силу преобладающего влияния консервативных сил. По свидетельству Байгушева «с начала перестройки ситуация для Русской  партии была явно лучше, чем в начале 70-х. Их поддерживали не отдельные чиновники из аппарата ЦК КПСС, но «второй человек в Политбюро в 1986-89 гг Е.К. Лигачев и члены высшего органа в стране В. Воротников и М. Зимянин» (Русская партия внутри КПСС, с. 556-57).

Влияние консерваторов выразилось, во-первых, в затягивании необходимых реформ. В первые два перестроечных года, по словам самого Горбачева,  «ничего не делалось», и эти годы «были потеряны для перестройки». (см. Р. А. Медведев. СССР, Последние годы жизни, с. 318).  По чьей вине –  неужели «демократов»?

Затем начались первые (достаточно странные)  экономические реформы ( предреформы), показывающие явное непонимание горбачевским руководством насущных экономических задач и целей реформ, шараханье этого руководства из стороны в сторону. Одним из наиболее провальных мероприятий начального периода перестройки была, как признают многие историки, антиалкогольная кампания, в которой весьма значительную роль играли консерваторы  (советские традиционалисты) во главе с Е. Лигачевым. Указанную реформу активно проталкивал сильно влиявший на   Лигачева   известный  представитель «Русской партии»  Ф. Углов  (см. Н.Митрохин, Русская партия в СССР, с.428).

Можно заметить, что инспирированная лигачевцами  и представителями Русской партии антиалкогольная кампания имела не только провальный, но  по сути дела диверсионный характер: она не только  вела в сторону от реальных реформ, но настраивала население против власти и – что весьма немаловажно — вела к подрыву госбюджета.   В результате навязанной консерваторами-лигачевцами кампании госбюджет недосчитался 100 млрд. долларов. (Р. Медведев. Советский союз. Последние годы жизни, М., 2009, с. 96, также Шахназаров, цит. А. Островский, Глупость или измена, с. 30).

Эта сумма была вполне сопоставима с  нефтяными доходами СССР за несколько лет в наиболее удачные по нефтяным ценам  годы. Согласно (цитируемым Р. Медведевым)  данным известного экономиста Николая Шмелева  за 10 лет с 1973 г. по 1983 СССР за счет продажи  нефти СССР получил 200-250 млрд. долларов. В 1981-1983 г. нефтяные доходы давали половину всех экспортных доходов СССР в твердой валюте (Р. Медведев, там же,  с.97).  Цены на нефть оставались высокими до 1983 г. и их падение,  бывшее сознательной тактикой некоторых западных стран, создало для бюджета СССР серьезные проблемы ( См.  В. Швейцер, Победа, Роль тайной стратегии США в распаде Советского Союза и социалистического лагеря, Минск, Авест, 1995).  Цена нефти, в  1980 г.  составлявшая 80 долларов за баррель, упала  в 1983 г. до 30 долларов за баррель.  В 1986 г. цены на нефть сократились еще больше — до 15 долларов за баррель. Рекордное падение было в 1987 г. – 12 долларов за баррель (Медведев, там же, с. 97). В результате падения нефтяных доходов валютные сокращения СССР сократились на 50 %. В этой ситуации инспирированная консерваторами лигачевского образца антиалкогольная кампания с потерей           100 млрд. долларов была, выражаясь словами их защитника Островского «не просто глупостью»…

 Одновременно консервативные группировки блокировали необходимые экономические (рыночные) реформы реального социализма. Таковые (несмотря на разговоры о «новом Нэпе» и проч.) так и  не были осуществлены Горбачевым,  т.е. были практически провалены. Результатом были упущенные возможности и время: проведение рыночной реформы пришлось уже на ельцинские 1990-е гг.  В  провале  горбачевских экономических (рыночных)  реформ  уже в начальный период перестройки очевидна роль консервативных (сталинистских в первую очередь) группировок. А также в целом роль бюрократического и сталинистского болота, сопротивлявшегося переменам.

 Советскими консерваторами было провалено, например, предлагавшееся прибалтийскими  реформаторами предложение республиканского «хозрасчета». С этим предложением в 1988 г. выступили в 1988 г.  и прибалтийские Народные фронты, в частности, эстонский.   Бывший аналитик КГБ Н. Леонов пишет, что после поездки в Прибалтику весной 1988 г.,он отстаивал перед тогдашним председателем КНБ В.Чебриковым концепцию хозрасчета прибалтийских республик (Н. Леонов, Лихолетье. Записки главного аналитика Лубянки., М., Алгоритм, 2005, с.493). Насколько это заявление соответствует действительности? Известно, что советское консервативное руководство концепцию хозрасчета не приняло, определив указанные предложения как «сепаратизм и авантюризм».  Отличалась ли от такого подхода позиция  Н. Леонова, оказавшегося в 2003-2005 г. среди радикальных консерваторов «Родины» ?

5. Политический процесс и политическая  реформа в горбачевском СССР.Советский истеблишмент и оппозиция.  Демократы и патриоты. Подрыв консерватизмом советской политической реформы.

С началом горбачевских реформ в СССР начался политический процесс, консервативное объяснение которого до настоящего времени имеет весьма малое отношения к реальности. В  России — главном центре перемен реального социализма -противоречия сталинистского истеблишмента и оппозиции выражалось в  противостоянии так называемых «патриотов» и «демократов».

Оба направления  — и «так называемых демократов» и «так называемых патриотов» — были неоднородны. Течение российских «демократов» включало в себя как  правых либералов  — поборников традиционного западного пути развития и западной политической системы («оранжевых» либералов), так и  левых демократов  —  сторонников «социалистических», «социал-демократических  и просто «левых» перемен в СССР.

От имени «патриотов» вступало,  во-первых,  традиционное «ортодоксально-коммунистическое» (национал-сталинистское) течение сторонников доперестроечной советской системы (Егор Лигачев и сходные старые советские номенклатурщики,  будущие сталинистские сторонники ГКЧП). Во-вторых,   правые националисты (национал-консерваторы) правого толка  — Русская партия Байгушева, с ее авангардом — обществом «Память», РНЕ  А. Баркашова и проч. — поборники дореволюционной имперской России или диктатуры правых националистов. Первое течение позже оформилось в идеологию КПРФ Г.Зюганова, из второго выросло национал-консервативное течение борцов за «национальную революцию»  — от «Памяти» через РНЕ до современных российских участников Русских маршей.

Последнее радикально-консервативное течение — правый  черносотенно-монархический национализм — был  наиболее опасен для реального социализма  и его реформ,  будучи (вопреки мифологии о якобы защите консерватизмом реального социализма) теорией  не реформирования, а  разрушения советской системы.    Есть основания считать (мы пытаемся показать это на протяжении всего данного изложения), что консервативные группировки, в первую очередь радикальные, манипулировались также и тогдашними стратегическими противниками СССР.

Демократы ставили вопрос о более радикальном варианте реформ командной системы– в том числе отказе от авторитаризма и о рыночных преобразованиях.  Консерватизм – в варианте советского традиционализма-  начиная с письма Нины Андреевой («Нина-Андреевский флаг») в феврале 1988 г. настаивал на сохранения   командной системы в нереформированном виде. Эту же линию поддерживали (не лицемерно ли?)  и правые националисты Русской партии, реальной программой которых было восстановление в России черносотенной монархии.

Интересна риторика правого национализма, выступавшего вначале как будто в качестве союзника советского традиционализма.  Консервативная Русская партия – партия православных монархистов и черносотенцев — занималась  критикой советских перестройщиков от «либералов» А. Яковлева и В. Коротича до сторонников социализма с человеческим лицом с позиции… защиты «советской власти». Тот же Байгушев  доносил консервативному начальству, что  «Московские новости» 1980-х, например, есть «наступление перестроечников на советскую власть» (Русская партия внутри КПСС, с. 389).

Интересна сама фразеология консервативных обличителей перестройщиков. А. Яковлев и Римма Казакова обличаются ими как «жидовствующие» демократы, А. Приставкин характеризуется как «идеологический чеченец-вахабит».(Байгушев, Русская партия в КПСС, с.511).  Съезд Народных депутатов СССР 1989 г.,  впервые за многие десятилетия создавший возможности расширить влияния населения на власть, с байгушевских (якобы «русских») позиций – съезд «иудейских и жидовствующих выборщиков» (Б., 439).   В сходном духе выступали консервативные издания национал-патриотов – включая «Наш Современник» и проч.

Во все перестроечное время консерваторы (правые националисты, в том числе  Русская партия )  вели активные действия против сторонников положительных реформ реального социализма. Находясь реально на самых верхах власти, в том числе и в спецслужбах, национал-патриоты стали накручивать Горбачева в т.н. «русском» духе, натравливая его в том числе и на собственных советников.«Даже Черняеву перестал доверять, поскольку у него пятый пункт не в порядке» (Б.,441).    Им удавался целый ряд акций по снятию с должностей сторонников реформ – например,  В. Коротича (Б., 438), которые имели хотя бы то положительное отличие от «советских патриотов» типа Байгушева, что не были сторонниками реставрации дореволюционной монархии.

Наряду с  «окопными» действиями против  демократов (они же либералы),  правые консерваторы постепенно все более усиливали действия и против советских традиционалистов — от Е.Лигачева до Н.Рыжкова и Д.Язова. Заявлявшие о себе как «защитниках советской власти», правые националисты фактически  не сильно жаловали советских коммунистов,  считали «недостаточно русскими» или, пользуясь выражением Байгушева,  «русскими тюфяками». Указанные деятели  («тюфяк Егорушка» и проч.) согласно представителям Русской партии были плохи именно тем, что пытались защищать  советское, которое  правые националисты пытались всеми силами разваливать, не забывая при этом всячески поносить сторонников реформ советской системы -«либералов».  Постепенно, однако, стало выясняться явное лицемерие риторики радикальных консерваторов. Оказалось, что эта право-шовинистическая группировка, с пеной у рта нападавшая на «критиков советской власти»,  на самом деле эту самую советскую власть не сильно жалует,  считая ее «полуиудейской» (см. Байгушев, с. 57 и др.). Идеалом перестройки данная группировка читала дореволюционную монархию или правую диктатуру в духе Франко и Муссолини.

Важным направлением обсуждения и полемики реформаторского и консервативного течений были вопросы политической реформы в СССР. Как мы уже отмечали,  СССР  мог ограничиться экономическими реформами «китайского» и белорусского образца, но не производить  перехода от авторитаризма к политическому плюрализму. Вначале Горбачев действительно был как будто противником радикальной политической реформы, отстаивая тезис – «сначала экономика, потом политика». Однако вскоре – по-видимому, как обычно у последнего генсека – под давлением опережавших его планы обстоятельств,  а также ввиду сопротивления консервативных группировок реформам –  Горбачев решился на политическую реформу.         Идя на таковую, однако, инициатор перестройки явно не понимал  всех сложностей начатого пути. Последовательность и сами принципы политической реформы оказалась  его элитой непродуманными.

Безусловна положительность первых   политических шагов  Горбачева – освобождение находившихся под арестом диссидентов, освобождение из ссылки А. Сахарова и проч.  Однако вскоре выяснилось, что организаторы перестройки все меньше были в состоянии управлять инициированными ими  экономическими и в первую очередь политическими процессами  как внутри СССР, так и в мире реального социализма.          Объясняя позднее свой провал, Горбачев  жаловался на развал и «расползание» старой системы в результате перемен: «все стало складываться». Серьезным политикам такой ход событий следовало предвидеть. Начав реформы, горбачевская группировка ослабила старый сталинистский, но скреплявший тогдашнюю систему реального социализма политический  контроль, недостаточно заботясь (или не заботясь  вовсе) о создании альтернативных (новых)  механизмов  политического контроля. То есть  механизмов защиты  обществ реального социализма и его положительных реформ – в том числе и от атаки со стороны внешних соперников.   Горбачевская группировка не понимала, что такие новые механизмы не появится сами собой и что их необходимо создать.

Какова могла быть положительная политическая  реформа реального социализма?

Главной задачей  политической реформы  можно считать  не только политический плюрализм сам по себе, но и   предотвращение перехода власти в руки правых  сил – как праволиберальных, так  и правоконсервативных, то есть сохранение политической власти у левых группировок.  Поставить подобную задачу и четко действовать для ее выполнения Горбачев и его команда были не в состоянии. В результате двухлетних противоречивых действий им удалось провести в жизнь часть политической реформы. Именно — легализовать через Съезд народных депутатов(1989) и Верховный совет власть  «перестроечной» верхушки КПСС, а также  узаконить свой статус Генерального секретаря как президента. Этот результат был важен, но недостаточен.      

Очевидно, что важнейшей частью  политических реформ была реформа компартии. Данная реформа была важна по многим причинам – в первую очередь для создания политической поддержки и основы нового реформаторского курса (желательно, как мы доказываем – левоцентристского). Была ли – зададим вопрос — возможна  реформа КПСС,  или  советская компартия, как это следует из  правой (консервативно-либеральной) теории, была «не реформируема»? С нашей      точки зрения возможность реформирования компартии была. Реформистское ее крыло (Демплатформа в КПСС) появилась спонтанно в 1988 г. Возможность  поддержки этого  крыла компартии сверху была в тот момент вполне реальной. Но Горбачев, не сумевший  определить основное направление политической реформы вообще и реформы КПСС в частности,  такую задачу не ставил. Не считал он необходимым и задачу поддержки реформаторского крыла КПСС, а тем самым и разделения компартии.

Такое разделение предложил, как известно по его воспоминаниям, яро ненавидимый консерваторами «либерал» Александр Яковлев. А. Яковлев, по его словам, выступил с таким предложением  еще в 1985 г., но М.Горбачев отверг это предложение, написав – «рано» (  А.Яковлев, Предисловие.Обвал. Послесловие.М.,Новости, 1992, с. 127-128).  Горбачев вновь возвращается к этой идее («доходит» до нее) к 1990-му г. – планирует  «раскол» на ноябрь 1991-го. (А. Грачев, Горбачев, М.,Вагриус,2001, c.228).

Однако  затяжка  реформы компартии (как и активное противодействие ей консервативных сил) привела к тому, что эта реформа, как и многие другие горбачевские начинания, оказались не реализованной. Путчем августа 1991 г. по Горбачеву и его команде был нанесен удар с «консервативной» стороны, который похоронил левое направление перестройки.

 Какую политическую реформу предлагали консерваторы? Фактически — никакой. Советские традиционалисты стремились  сохранить компартию в имевшемся виде, примером которого стала полозковская компартия России,  послужившая основой КПРФ Г.Зюганова. Идея разделения компартии резко порицалась обеими группами консерваторов, в том числе и представителями второго (правого) крыла консерватизма – монархистами и правыми националистами  — противниками левых сил как таковых. (Байгушев, с.442).  Радикальным национал-патриотам постоянная критика (если не сказать опдевывание) горбачевских реформ и свобод не помешала воспользоваться этими свободами по-своему. В 1988 г. консерваторы «Русской партии»   начали создавать право-шовинистический «Славянский собор», который был, по словам «советского контрпропагандиста» А. Байгушева, основан «на принципах русского черносотенного движения» и вначале должен был называться «Союз русского народа». Такое название не было разрешено горбачевцами  и «консерваторам» пришлось «маскироваться», приняв «славянское» название ( Б., Русская партия в КПСС,  114) «Головной организацией», то есть «идейным авангардом» байгушевского  Славянского собора  было Русское национальное единство» (РНЕ) А. Баркашова.

Как вспоминает «советский контрпропагандист» Байгушев, «Когда мы уже в 80-е г. ХХ века организовали на принципах русского черносотенного движения «Славянский собор»,…. — мы «прежде всего сделали все,  чтобы удержать «наших»  от скатывания на погромы. Особенно пришлось работать с нашей головной организацией «Русское национальное единство», возглавляемой непримиримым Александром Баркашовым» (Б., с.121).          Подчеркнем еще раз в скобках, что в  Славянский собор  входил и ряд известных до настоящего времени консерваторов  и идеологов консерватизма – например,  Наталья  Нарочницкая ( Б., 501) – в дальнейшем известный теоретик постсоветского русского консерватизма.

В аналогичном  духе строились и национал-патриотическая группировка «За великую Россию» во главе с А.Прохановым,  Н. Стародубцевым,  Н.Кондратенко и проч.( Р.Медведев, 292). Группировкой правого (во многом радикального) русского консерватизма была и  право-шовинистическая либерально-демократическая партия Жириновского (ЛДПР), созданная, что важно отметить, еще в советских рамках консервативными группировками российских спецслужб. Таким образом, правые националисты  воспользовались яро ненавидимой и поносимой ими перестроечной демократизацией в полной мере. Для «спасения СССР» они  начали создавать правоконсервативные  и прямо черносотенные группировки. Одновременно по своему обычному принципу они продолжали лицемерно доносить на  демократов за попытки «расколоть компартию»  — т.е.  создать на основе КПСС парламентскую левую партию. Их поддерживало активное консервативное лобби, действовавшее на многих этажах советской системы, включая спецслужбы.

Добиваясь сохранения нереформированной КПСС и уводя  советскую политическую реформу  «вправо», консерваторам (правым националистам) удалось сорвать формирование перестроечной левой группировки в КПСС. Реформе компартии ими противопоставлялась идея т.н. «русского переворота» — т.е. возвращения к дореволюционной системе под эгидой нового Союза русского народа.    Консерваторы, в том числе и в спецслужбах, таким образом блокировали верное (левое) направление политической реформы реального социализма, чем  играли на руку сторонникам провала положительной «перестройки» реального социализма в целом.

6. Еше о политической реформе. Борьба в спецслужбах.  «Русский переворот» против левоцентристских реформ.

Провал попыток создания серьезной левой партии на основе реформаторской части КПСС имел весьма серьезные негативные (а возможно и фатальные) последствия для дальнейшей судьбы СССР и всей системы реального социализма.  Не поняв  задачу   создания необходимой новой политической силы — левой партии  из сторонников демократизации в КПСС,  Горбачев с политической реформой не справился.       Провал (вследствие отсутствия поддержки горбачевской команды) начатых спонтанно «снизу» попыток выделения реформаторской части КПСС определил дальнейшее  отсутствие в постсоветской (не только ельцинской, но и  путинской России)  «цивилизованной» левой партии, — важнейшей политической силы, способной поддержать левоцентристские реформы.

Как уже отмечалось, Горбачев «дошел» до  идеи  разделения КПСС и выделения реформаторского крыла компартии  лишь накануне путча августа 1991 г. – то есть в  обычном для Горбачева стиле, слишком поздно, чтобы можно было что-то изменить.  Каких-либо реальных шагов для поддержки реформаторского крыла компартии он не предпринимал. Указанное крыло  – демплатформа в КПСС, ставшее возникать спонтанно в 1988-89 гг,  не было  поддержано сверху и не получило политического оформления.

В ответ на оппозицию Ельцина  Горбачев (очевидно, не без влияния консерваторов) поддержал Ивана Полозкова — слабого, консервативного (в советском, т.е сталинистском смысле) и бесцветного деятеля, поставленного во главе компартии РСФСР в 1990 . Этот спровоцированный советскими традиционалистами  ложный шаг отражал  непонимание Горбачевым необходимого направления политической реформы  в мире реального социализма и способствовал  выдвижению вперед праволиберальной группировки Бориса Ельцина.

Консервативное крыло КПСС, на базе которого в дальнейшем и оформилась зюгановская КПРФ, сохранило таким образом контроль за основными  партийными ресурсами.  (Кстати тот же И. Полозков  и в 2013 г. входил в консультативный Совет при ЦК КПРФ).  Основная инициатива перешла к правым – как праволиберальным, так и правоконсервативным группировкам, начавшим в начале 1990-х гг создавать в России правый истеблишмент и соответствующие ему партии – от праволиберальной Демократической России до правоконсервативной  Единой России. Есть основания считать, что этот правый истеблишмент и до сих пор представляет в России Новый мировой порядок и соответствующих ему главных геополитических игроков.

Созданная советскими традиционалистами КПРФ Зюганова выросла таким образом не из реформаторского, но  из консервативного крыла КПСС. Поэтому она  имеет не только левые черты ( в настоящее время становящиеся более очевидными на фоне правого истеблишмента), но черты сталинистские  — консервативно-советские. Данную партию, включающую (частично и до сих пор) русских националистов и даже пронацистские фигуры типа Николая Кондратенко и Альберта Макашова, можно обвинить в национал-коммунизме. То есть в  шовинистическом (консервативном, правонационалистическом) уклоне от линии «восходящего» большевизма  — большевизма времени его подъема. Пока сохраняется шовинистический    уклон КПРФ и в партию входят соответствующие сталинистские  (а часто и пронацистские фигуры), считать таковую современной левой партией нет никаких оснований.

Подчеркнем еще раз отстаиваемый здесь тезис: одной из главных причин провала положительной перестройки в мире реального социализма и сохранения до настоящего времени т.н. Нового российского порядка является    отсутствие в России современной левой партии, опирающейся на серьезную левую теорию, а не на советский консерватизм  зюгановской КПРФ.  Это определяет слабости оппозиции как правоконсервативному истеблишменту в России (от Единой России до ЛДПР), так и праволиберальным группировкам.

При этом очевидно, что начавшая свой подъем в этот период праволиберальная (оранжевая) оппозиция КПСС также не могла дать позитивной альтернативы действиям горбачевского центра. Основное течение демократов  правого толка, пытавшихся  противостоять  советскому истеблишменту, стояло на  право-либеральных (оранжевых) позициях. Реформу компартии они не считали сколько-нибудь важным делом. В качестве альтернативы КПСС предлагалось создание «демократической» — то есть праволиберальной партии. В дальнейшем такая концепция стала основой проектов Демократической России, СПС и др.   К этому варианту реформ тяготел в тот период даже Гавриил Попов, который в своей позиции  социал-демократизма был ближе всего к левому направлению.  Надеявшиеся на «демократические» перемены в России, правые -«оранжевые»- либералы тогда еще не понимали, что окажутся не в состоянии справиться с реформой советской системы, и что будут сметены своим правым собратом — консерватизмом.

Консервативные пропагандисты  пытаются представить в качестве манипулируемых извне представителей советской элиты только советских «либералов» (включая и спецслужбистов). А не манипулировали ли внешние силы также (а возможно в первую очередь) и консерваторами в спецслужбах, в особенности радикальными?   Речь идет о группировке в КГБ байгушевской «Русской партии».

Очевидно, что провал советской перестройки не мог обойтись без участия   влиятельных кланов советских спецслужб,  некоторые из которых уже тогда, вероятно,  манипулировались извне СССР. Например, как показывает А. Островский, определенные силы в КГБ помогли содействовать успеху достаточно сложного полета М. Руста (Глупость или измена, с. 143).

Важно заметить, что некоторые представители тогдашних советских спецслужб выступили с отличной от консерватизма политической программой – именно программой поддержки не консервативных (тем более радикальных) группировок типа Славянского собора, но «демплатформы» в КПСС. О своей поддержке таковой объявил, например, позже обвиненный в «предательстве» генерал КГБ Олег Калугин. Не касаясь «профессиональных» и «секретных» сторон последующих обвинений против Олега Калугина (Б.Соколов, «Суперкрот в Кремле», М., 1995),  следует подчеркнуть правильный с нашей точки зрения подход генерала к  политической реформе в СССР в отличие от  «консервативных» сотрудников бывшего КГБ. Более того, именно с этих позиций возможно следует отнестись и к обвинениям О.Калугина в предательстве. Почему никто не обвинял в «предательстве»,  например,  постоянно усиливавшихся внутри бывшего КГБ  сторонников   воссоздания «Союза русского народа» или ЛДПР?   Почему никто не собирался «ловить»  консервативных (правонационалистических — черносотенных) «кротов» — например, реально связанных с курировавшимися противниками  СССР  центрами правой («антисоветской») эмиграции?   Более того, указанные деятели составили  основу консервативной элиты России, пришедшей к власти в «путинский» период и весьма преуспевшей в присвоении ресурсов бывшего СССР.

Воспользовавшись перестроечными свободами, представители радикального консерватизма (Русской партии) стали еще боле активно, чем до этого,  пропагандировать свои взгляды на самых верхах тогдашней советской системы. Они выступали как перед массовыми аудиториями, так и перед представителями тогдашней советской элиты – включая и КГБ. Так, в Ясенево,  в здании Первого Главного управления КГБ СССР  с целью «всколыхнуть умы» выступал идеолог Русской партии А. Байгушев вместе с ярым противником социализма  И.Шафаревичем. (Б., Рус. Партия, с.443).

    Выступая перед работниками  советского КГБ,  радикальные консерваторы, они же «советские контрпропагандисты», отстаивали программу реставрации в СССР черносотенной монархии, что  шокировало   многих присутствовавших, в первую очередь советских традиционалистов.

«Часть собравшихся, — вспоминает певец Русской партии А. Байгушев,- была явно шокирована моим выступлением». «Так что же,- спросил Байгушева Дмитрий Язов,-  ты социалистические идеалы выносишь за скобки?.. Я в Пиночеты не пойду…Говорил бы сразу, что хочешь реставрации народной монархии с русским генералом».(Б., 461)   Консервативную  программу восстановления черносотенной монархии тогда отвергали даже будущие сторонники ГКЧП.  Советский аппаратчик И.Полозков не мог понять: «ну как это вынести за скобки Ленина»? (Б., 462).

Свои взгляды радикально-консервативные идеологи пропагандировали не только в спецслужбах,  но и перед широкими аудиториями во многих городах России.  «То, что говорил в Ясенево, повторил перед многотысячными аудиториями патриотов  Москве и Ленинграде, Алма-Ате, Ташкете, Омске, Красноярске, Смоленске и других городах. Как правило, в огромных залах, вроде Колонного зала дома союзов и дворцов спорта».(Рус. партия в КПСС, с.446)  Таков был размах  и широта консервативной агитации. Интересно упоминание о  «многотысячных аудиториях», «огромных залах, вроде Колонного зала дома союзов и дворцов спорта».

Противодействовали ли этой пропаганде советские спецслужбы? Как мы видим, данная пропаганда активно велась и там.  Противодействия «патриотам» представители КГБ, как и в советский период, оказывать не собирались, во всю занимаясь «либералами».

Поэтому влияние консервативных (в первую очередь  правонационалистических) группировок в бывшем СССР росло, и  постепенно все больше выходило за рамки простой пропаганды.

Даже в «святая святых» —  цитадели бывшего КГБ «Русской партии» удавалось  вести действия вполне серьезные, говорящие о реальной власти в данной организации поборников «русского переворота». Как признает «советский контрпропагандист» Байгушев, правым консерваторам в КГБ удалось не более и не менее, как снять из замов В. Крючкова главу пятого управления КГБ генерала Филиппа Бобкова.  Бобкова обвинили в «попустительстве»: мол, «закрывал глаза на Народные фронты» и даже (о ужас!) хотел «развалить КПСС». (см.Байг., с.445)         Чья бы корова мычала!  Обвинения в «развале КПСС» (как и ранее «наступлении на советскую власть» сторонников реформ) выдвигают  правые националисты — создатели черносотенной партии внутри – а затем вне КПСС, борцы с «провонявшим большевизмом» орденом меченосцев (Байгушев). Реально виной Ф.Бобкова  как и других работников советских спецслужб перед «консерваторами» были недостаточно черносотенные взгляды.

Воспоминания Ф. Бобкова (М.,  2011) получили в национал-патриотическом издательстве «Алгоритм» двусмысленное название «Как готовили предателей».  Кто, однако, реально готовил  предателей реального социализма — не «консерваторы» ли из Русской партии, вплоть до настоящего времени   контролирующие основные политические и идеологические структуры в России?  Ф. Бобков не был их полным сторонником, хотя не являлся и их противником, закрывая глаза  на  «антисоветские» действия  правых русских националистов.

 Обвиняя всех вокруг в предательстве, правый русский национализм однако сам был главным организатором «идеологического подрыва» реформ в СССР, включая   провал советской политической реформы, основой которой в первую очередь должна была быть реформа КПСС – выделение ее реформаторского крыла.  Противодействуя выделению реформистской части компартии и создавая откровенно правонационалистические группировки, оба течения перестроечного консерватизма  (возможно, при поддержке манипулировавших ими сил) смогли заблокировать правильное направление политической реформы СССР. Это определило потерю постсоветской Россией роли мирового левого центра, а также стало весьма важной причиной скатывания СССР к путчу и катастрофе.

7. Отношение консерватизма к реформам европейских стран   реального социализма.   О советском и так называемом «русском» контроле на бывших территориях реального социализма. Как «Русская партия» подрывала «русский контроль». Обвинения в развале «восточного блока» либералов  и консервативная теория «троцкизма», а также «освобождения от присосков». Русские националисты и провал реального социализма в Восточной Европе.    

Весьма важным для общей теории и практики положительной перестройки  был вопрос об отношении бывших территорий  реального социализма  к  московскому центру. Речь идет как о странах т.н. «народной демократии», так и советских республиках, которые на рубеже 1990х гг стали  превращаться в независимые государства.

В конце 1980-х – при молчаливом  «согласии» (или странном бездействии) тогдашнего советского руководства в них произошел ряд «бархатных» — реально оранжевых (право-либеральных) – а фактически- консервативно-либеральных — революций (переворотов).

Консервативные авторы — В. Фалин («Конфликты в Кремле»), А. Уткин, А. Островский ( в цитированных ниже работах  верно ставят вопрос о странной легкости отступления горбачевского руководства из Европы. Эта легкость была и в самом деле странной: тогдашние советские руководители явно не проявили достаточной воли для защиты  территорий реального социализма от вторжения правого истеблишмента.

 При этом консервативная версия провалов 1989 г., как обычно, состоит в обвинении в падении реального социализма горбачевских либералов и «демократов»  – включая того же Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе. Однако только ли реформаторы – перестройщики несут основную ответственность за столь быструю и фатальную катастрофу систем европейского реального социализма? Следует отвергнуть не только праволиберальную («оранжевую»), но и правоконсервативную мифологию по поводу событий в Восточной Европе рубежа 1990-х гг. Подход   современной левой идеологии к трансформациям реального социализма в плюралистические и рыночные общества должен отличаться от правого как либерального, так и консервативного подхода.

Реставрация  традиционного западного (Расчлененного) общества в странах реального социализма в конце 1980-х при переходе к «открытому обществу» была весьма вероятной.  Однако удар этой реставрации можно было ослабить.  Как представляется, реальной альтернативой правым переворотам  мог стать перевод бывшего коммунистического  пространства в «левоцентристский» формат.

Это означало в первую очередь сохранение и поддержание левого контроля (власти левоцентристских группировок) в данных странах. А также  сохранение России   как центра бывшего пространства реального социализма. Само структурирование посткоммунистического пространства – например, переход бывших республик СССР в разряд самостоятельных государств –  первостепенной важности не имел. Главным  было содержание «независимостей» — то, какие силы стояли во главе их — правые с одной стороны, или левые и центристские силы с другой. Переход власти в новых «посткоммунистических» государствах к правым группировкам и «правому контролю» фактически означал переход указанных государств под контроль правого – англо-американского истеблишмента  и полную потерю контроля над данными территориями бывшего Российского (левого) центра.    Сохранение у власти левых и центристских группировок могло помочь сохранить влияние на указанные государства постсоветской России,  которая в этом случае сохраняла за собой роль мирового левого центра и главного центра т.н. «посткомунистического» пространства.

 Сохранение  России в качестве европейского (и мирового) левого центра предполагало, однако, ряд важных предварительных шагов.  Прежде всего-  политическую реформу и укрепление левых и центристских политических сил в странах бывшего реального социализма.  Однако с такой реформой горбачевское руководство не справилось и в самом СССР.Консерватизм прав, критикуя горбачевское предпочтение «общечеловеческих ценностей», если они связаны с забвением интересов собственного  государства. Однако следует подчеркнуть деструктивную роль самого консерватизма (в особенности правого национализма), который вместе с правым либерализмом вел дело к победе правых сил в Восточной Европе,  обернувшейся явным ущербом национальным интересам России.    Консервативные группировки в СССР не только не понимали необходимости левоцентристского варианта реформ,  но, по-видимому, делали максимум для того, чтобы победил именно тот правый вариант развития событий, который и имел место. Обычная тактика московских консерваторов (сталинистов и правых националистов Русской партии) в  период  «парада» сначала европейских, а затем республиканских суверенитетов, как кажется,  явно способствовала наименее благоприятным для России вариантам последних.

Можно заметить, что главный удар в республиках московские консерваторы, как ни странно, направляли именно против левых  реформаторов, — то есть тех сторонников реформ в республиках, которые выступали за самостоятельные национальные образования  левого направления. Правые же республиканские националисты  рассматривались русскими правыми консерваторами как едва ли не союзники.   Вполне очевидным данный сценарий был в Прибалтике. (См. «Эстония до и после Бронзовой ночи»). В тактике подрыва левых сторонников «независимостей»  обнаруживается постоянное консервативное лицемерие. Проваливая левых реформаторов, консерваторы (в особенности правого толка) содействовали подрыву общего левоцентристского направления перемен. Одновременно они работали на республиканских правых националистов  (русским аналогом которых они и являлись) – главных поборников антироссийской политики.

Сходный  сценарий  имел место  и в странах реального социализма, поскольку русские «консерваторы» (в особенности правые националисты) никогда (включая и путинский период вплоть до 2014 г.) не считали левые и центристские силы в этих странах  своими союзниками. Следует отметить важный факт тактики консерваторов в отношении бывших советских сфер влияния. Обвиняя в провалах реального социализма в Европе «либерализм и либералов», консерваторы – правые националисты Русской партии —  как в теории, так и на практике были реальными (и долговременными) сторонниками подрыва указанных советских сфер влияния, а  тем самым и т.н. «русского контроля» в имевшемся советском варианте.

   «Во всех странах Восточной Европы,- заявлял (как уже отмечалось) известный консерватор (и антилиберал) Александр Ципко,-  борьба с коммунизмом за демократию была органично связана с национальной идеей, со стремлением восстановить утраченную в результате советской оккупации подлинную государственную самостоятельность, восстановить утраченное национальное достоинство, право народа самому определять свою судьбу».  (А. Ципко, Пора доверить Россию русским, М., 2003, с.116).

В этом заявлении маститый консерватор-антимарксист Ципко, упрекавший  Горбачева в «ошибке с социалистическим выбором», вполне солидаризируется с республиканскими правыми в своем понимании демократии и «советской оккупации».

Уже с 1960-х  гг (а вероятно и ранее) сторонников СССР в мире правые националисты    считали «нахлебниками», а поборников расширения советских сфер влияния — «троцкистами». «Троцкистом» сторонники правонационалистической Русской партии называли как советских революционеров 1920-30-х гг, а так и  Хрущева, пытавшегося упрочить советское влияние в мире.(см. предыдущую главу).         Как признает Байгушев, консерваторы считали, что «пора России освободиться от присосков и пуститься в самостоятельное плавание» (Русская партия внутри КПСС, с.466).  Данной цели они добивались как до, так и во время перестройки. С началом горбачевских реформ  консерваторы, действуя  на самых верхах власти тогдашнего СССР,  удвоили свои усилия по подрыву советских сфер влияния.  По словам Байгушева, «Русской партии» удалось приставить к Горбачеву  советника – «признанного авторитета у всех русских националистов» Валентина Распутина, который агитировал Горбачева за избавление от «присосков» — как восточной Европы, так и бывших республик СССР» (Б., 466).

Вот что говорит сам Байгушев о роли Русской партии в развале СССР – но также и всего мира реального социализма. «Вынужден признать, что мы, русские патриоты, немало способствовали этому развалу.Повторюсь – именно советник президента Горбачева, выдающийся русский писатель и признанный авторитет у всех националистов Валентин Распутин первым озвучил овладевшую нами идею, что пора России освободиться от присосков и пуститься в самостоятельное плавание. Вот и «освободились» от великой державы! Произошла трагическая ошибка…Мы-то считали, что останемся вместе с Украиной, Белоруссией и наполовину русским Казахстаном. Так и были приняты первоначально беловежские решения. Но если сильный славянский собор в Белоруссии контролировал ситуацию и нашел общий язык с Лукашенко, то на Украине мы грубо не доработали, не просчитали самостийников и Украина уже 1 декабря 1991 г. при нашем преступном попустительстве (мы не сагитировали русское большинство на Украине) провела референдум. Отделилась и пошла своим «самостийным» путем» (Байг., 466).

Признание Байгушева,  что «русские патриоты, немало способствовали» развалу СССР, редко верное у черносотенного  наперсточника, официальным консерваторам  следует крепко запомнить. Оно показывает реальную обычно камуфлируемую роль русских правых националистов  в развале не только СССР, но фактически и всего мира реального социализма.  Реально «трагическая ошибка» произошла вовсе не в 1989-91 г.Такой ошибкой для советского проекта была сама идеология русского правого национализма и ее внедрение в СССР с 1940-х, а возможно еще с 1920-х гг.

Из сказанного очевидно, что ответственность  за «сдачу» советских сфер влияния, а также европейских и центристских сил  несут вовсе не только Горбачев и затем ельцинские правые либералы  («демократы» ), но в полной мере также и  российские «консерваторы» – как сталинисты, так и в первую очередь правые националисты. Провал поддержки всех левых и центристских союзников России в мире вполне соответствовал идеологии консерватизма (правого национализма) Русской партии и не мог не быть следствием применения этой идеологии на практике.

Это, по-видимому, и было причиной того, что особенного шума по поводу провала  восточноевропейского реального социализма «затихарившиеся»   в этом вопросе консерваторы (правые националисты Русской партии) не поднимали. Они спокойно наблюдали за провалами реального социализма в Европе – чтобы свалить все это на М.Горбачева и Э.Шеварднадзе.         При этом  консерваторы ( реально – злейшие враги реального социализма) проливают крокодильи слезы по СССР, делая   до сих пор вид, что  «защищали» советский социализм от его сторонников и реформаторов.       Cделав «патриотическое» дело освобождения России от бывших советских сфер влияния, Русская партия в КПСС обвинила в провалах именно Горбачева и принялась скидывать его,  якобы не понимая, что ведет дело к развалу СССР. После XXVII съезда КПСС «Русская партия» решила начать подрыв Горбачева и «искать другого лидера». Подумывали «даже о Ельцине».(Байг., с.442).

8. Мифология правого национализма и бывшие советские сферы влияния. Миф о «Русском контроле».

 Как мы видим, таким образом, сваливание консерваторами  (авторами типа А. Островского и проч.) всей вины за провал «перестройки» реального социализма на демократов, как и многое другое в действиях данной группировки,  является   далеким от объективности, если не сказать лицемерным.    Считать консервативную идеологию и тактику периода перестройки лучше горбачевской нет никаких оснований.   Напротив, можно отметить положительные отличия Горбачева от  правых идеологов и политиков,  в первую очередь  консерваторов. Оно состояло в том, что Горбачев  хотя бы  на уровне общих идеологических посылок, а во многом также и на практике стремился к левым реформам реального социализма, то есть отстаивал близкую левоцентризму  альтернативу правой концепции реформ. Это выразилось в горбачевской концепции «социалистического выбора», которая для правых консерваторов была предметом если не прямых насмешек, то большого удивления.

Приверженность Горбачева «социалистическому выбору»  весьма удивляла, например,  активного антилиберала (консерватора)  Александра Ципко, еще с 1960-х отстаивавший свое «белогвардейство» (см. Н.Митрохин, Русская партия в СССР, с. 284). Это удивление, впрочем, не помешало Ципко с начала перестройки  примыкать к команде Горбачева и затем работать в фонде Горбачева, а последнему – опираться на антимарксистов типа Ципко. Что это, как не обычное консервативное двурушничество, в особенности свойственное радикальному консерватизму «Русской партии» и «контрпропагандистам» типа А. Байгушева?        А. Ципко и позже считал попытку отстаивать «социалистический выбор» «главной ошибкой Горбачева».  ( «Записки об идеологической кухне перестройки». 1996,  также Н.Митрохин, Русская партия, c.240).

Как влияли консервативные группировки на процесс горбачевских реформ?  По-видимому, это влияние было весьма противоречивым и скорее отрицательным. Под влиянием консерваторов (советских традиционалистов и правых националистов)  декларированные Горбачевым реформы  советской системы проводились в жизнь весьма противоречиво или не проводились вовсе.  Отсутствовала последовательная идеология и  стратегия реформ, имело место запаздывание необходимых шагов (или даже отказ от их совершения), шараханье из стороны в сторону, забалтывание  реформ, ничего не делание и потеря времени — со странной надеждой, что все сделается «само собой».

 Однако была ли идеология и политическая практика т.н. консерваторов чем-то лучше горбачевской? Никоим образом, хотя они и окружали свою деятельность рядом мифов. Одним из этих мифов был  миф о т.н. «русском контроле», которым консерваторы (в особенности правые националисты) пытались якобы заменить советское влияние в бывших странах реального социализма.     Так, тот же критик «социалистического выбора» и борец за антикоммунистические революции А.Ципко заявлял, что считает правильной поддержку  ГКЧП — именно потому, что путчисты являлись, мол, сторонниками «русского контроля» в СССР и «Восточной Европе». (Гэкачепистам не хватило лидера.17.08. 2001, http://www.apn.ru/news/article13401.htm ).    Другая группировка русских  радикальных патриотов (Байгушев) с 1988 г. также ставила вопрос о т.н. «русском перевороте» в СССР – то есть подрыве советской (пусть сталинистской системы) и переходе власти к русским националистам.(Ср. «национальная революция»   А.Ципко.).

 Очевидно, что консервативные теории  т.н. «русского контроля» и «русского переворота» как замены  реально существовавшего контроля советского  представляют собой явную демагогию.  Выходит, согласно русским консерваторам от Байгушева до Ципко, «советский контроль» на бывших территориях реального социализма — был «не русским» и  «русского контроля»  в Европе до 1991 г. не было?  Консерваторы спохватились о «русском контроле» в СССР и Восточной Европе (то есть контроле советском), когда он исчез.  При этом,  проваливанием этого контроля активно занимались… они сами. Консерваторы (в частности, Русской партии) сделали  немало как в советский, так постсоветский  период  для  ослабления (если не сказать подрыва)  «недостаточно русской» советской системы —  с тем, чтобы «когда-то в будущем»  установить вместо нее  некий новый «русский» контроль,  он  же «Пятая империя и проч.  Результат применения этой программы к 2014 г. виден вполне ясно.  Первая часть этой программы — подрыв консерваторами (правыми националистами) прежнего  влияния  советской России уже двадцать лет получается у них вполне хорошо. Вторая же часть – установление вместо плохого советского некоего нового «русского контроля» —  почему-то, напротив, не получается никак.

 Как следует рассматривать активность консервативных (а вовсе не либеральных ) сталинистских и закулисно-черносотенных сил (тем более в провокаторском байгушевском варианте)  по подрыву советской командной системы и ее влияния как «нерусского»?  Таковое следует рассматривать как провокацию в интересах стратегических конкурентов  СССР,  а возможно и под прямым их контролем.

 Можно сказать поэтому, что понимание реформ в СССР поносимого консерваторами Горбачева было «лучше» как праволиберального, так и правоконсервативного  именно в силу своей частично «левизны» — т.е. поддержки попыток реформировать советскую систему, а не менять ее на дореволюционную монархию или  диктатуру в духе Франко. Что же касается недостатков Горбачева, то их следует видеть вовсе не только в его «либерализме» ( «гандизме») и странном прекраснодушии, его наивном доверии  к западным лидерам, но  и доверии к консерватизму, неумении разорвать с ним.  Это привело Горбачева к ГКЧП,  верхушку которого составили консервативные деятели, которым Горбачев долгое время доверял.

Что касается действий Горбачева и его команды в отношении стран т.н. «Восточного блока», то он и его сторонники  как будто не понимали вероятных последствий своих действий. Горбачевцы   легко пошли (только ли под влиянием «либералов»?) на ослабление и подрыв советского контроля (а также  влияния России) в Восточной Европе, не пытаясь найти таковому  какую-либо альтернативу. Они как будто не видели, что   ослабление советского контроля в странах «Восточного блока» без реальных альтернатив ему могло закончиться только одним —  захватом  власти в странах этого блока силами, представляющими стратегических конкурентов тогдашнего СССР. Следовало защищать  восточноевропейское  пространство реального социализма, но не как некое русско-имперское (как это до сих пор предлагают консерваторы), а как единое левое (самоуправленческое) пространство, противодействуя переходу этого пространства под правый контроль  —  то есть в руки правых (консервативно-либеральных) группировок.

Возможна ли была такая защита пространства реального социализма и противодействие переходу Восточной Европы под правый контроль? Как мы доказываем, сохранение  влияния бывшего московского центра на бывших территориях т.н. «посткоммунизма» могло быть осуществлено,  но только не в форме т.н. «русского» контроля (т.е. контроля правых русских националистов), а контроля левого. То есть новое влияние московского центра в странах «посткоммунизма»  могло опираться  не на некие «русские» структуры (как надеялись консерваторы), а на  союзные отношения с указанным  центром ( конечно, в левой его форме) левых и центристских группировок бывших стран реального социализма. Сохранение   влияния  советской России при переходе к правому контролю было весьма маловероятным, а по сути и невозможным.

Сохранение левоцентристского характера бывшего пространства реального социализма требовало определенных шагов  и продуманной программы.   Важной предпосылкой этого должно было быть  создание в России – бывшем центре реального социализма — несталинистской (отличной в этом смысле от современной КПРФ) левой партии  и поддержка левых  и  центристских сил в странах бывшего реального социализма. Левоцентристские группировки следовало поддерживать и в Восточной Европе, добиваясь их укрепления – как материального, так и идеологического.   Вывод советских войск из стран реального социализма, вероятно, не следовало производить до окончательного укрепления данных группировок у власти, или по крайней мере закрепления данных сил в политической системе соответствующих стран, не допуская их насильственное подавление.

  Однако горбачевское руководство действовало (вероятно, не без влияния консервативных группировок) иначе,   полагаясь на «автоматизм» процессов трансформации стран бывшего реального социализма.   Этот автоматизм  между тем работал на правые группировки  против левых – а одновременно также и против интересов России.  Мощное давление Западного общества на страны бывшего реального социализма делало неизбежным  (результате  разнообразных «бархатных» и пр. революций) победу в этих странах правых сил – как праволиберальных, так и правоконсервативных.

Противостоять такому ходу событий в странах бывшего «Восточного блока» могли  не некие «прорусские» (как надеялись консерваторы), но только левые и центристские силы. Однако поддерживать и формировать таковые перестроечное руководство не собиралось. Как мы видели, с проблемой создания  современной левой партии  Горбачев и его команда не справились даже в России. Тем более, что такой задачи  горбачевцы (как и «консерваторы») и не ставили. Чтобы ставить такую задачу, горбачевская группировка должна была бы стоять на позициях не сталинизма и не правых (как либеральных, так и консервативных) теорий, а современной левой теории, чего естественно не было. Отсутствие у перестроечного руководства  внятной теории (тем более современной левой)  предопределило недостатки их действий и их результат —  провал России как мирового левого центра, каковым она была в советский период.

 Это же предопределило и  развал СССР,  то есть  поражение России как центра постсоветского пространства. Горбачевская команда оказалась не в состоянии поддерживать левоцентристские группировки в странах бывшего реального социализма – даже на территории бывшего СССР, например в Прибалтике. Данная неспособность  лишала положительные реформы в указанных странах политического основания и вела реформы к краху, результатом чего стала и победа  в постсоветских странах правых сил – прежде всего правых националистов (местных консерваторов).   Вину за этот крах следует возложить  не только на Горбачева и правых  российских либералов (демократов), но в первую очередь на  «патриотических» консерваторов – правых русских националистов и сторонников дореволюционной монархии —  «Русскую партию».

Каковой была позиция консерватизма и его сторонников в отношение бывшего советского пространства? Правые консерваторы (как и правые либералы) добивались подрыва левого контроля в бывших советских республиках точно так же, как они добивались этого в странах бывшего реального социализма. До сих пор правые патриоты (от представителей Русской партии до М. Колерова) занимаются в первую очередь критикой якобы «все еще коммунистических» элит в постсоветских странах. Этим якобы «имперские» (реально псевдоимперские) консервативные идеологи и группировки (в особенности радикальные типа Русской партии) продолжают разрушать саму основу сложившегося в советский период влияния России на бывшие страны реального социализма. Отсюда и имеющиеся результаты. При этом влияние т.н. консерватизма  на провал положительных реформ советской системы вовсе не ограничивалось горбачевской эпохой. Проваливание консерватизмом левых и центристских союзников России продолжалось и после Горбачева —  как после прихода в 1991 г. к власти  правых либералов (Ельцин), так и  правых консерваторов Путина. Можно сказать, что правые консерваторы после 2000 г. действовали в постсоветском пространстве   ничуть не лучше, чем  правые либералы —  т.е.в интересах Нового мирового порядка.

Существовал и целый ряд частных (хотя и немаловажных) вопросов реформ стран реального социализма, который не был продуман ни горбачевцами, ни «консерваторами». Например, вопрос о приватизации в указанных странах. Бывшие правящие группировки стран бывшего реального социализма,  в частности,  компартии (например, Эстонская), раньше владевшие «всем» в соответствующих странах, вдруг к уже к   концу 1990-х   и тем более к середине 2000-х  оказалась «ничем» – без собственности и например даже  без возможности  издавать что бы то ни было.      Приватизацию, как ни парадоксально, можно было использовать для поддержки левоцентристских реформ в мире реального социализма, а также сил, ориентировавшихся (как и до этого) на Россию, а не на Запад.        Задача сохранения  бывшей государственной собственности в руках сторонников левых реформ в странах бывшего «коммунизма» ( включая Прибалтику) требовала продуманных шагов.      Таких шагов сделано не было;  имело место провальное и  паническое бегство с поля «перестроечной битвы» всего консервативного советского истеблишмента со всем сонмом официальных  псевдомарксистских (реально – консервативных) идеологов, или присвоение консервативной элитой бывшей советской собственности.

9. Провал перестроечной национальной политики  и  консерватизм.   Проблема Народных фронтов.          Непонимание консерватизмом роли данных движений в период перестройки.

Частью вопроса отношений московского центра и «периферии» бывшего реального социализма был вопрос отношений этого центра с бывшими советскими республиками – будущими постсоветскими государствами. Провал данных отношений стал весьма важной частью общего провала советской перестройки.

Какова была роль консерватизма в данном провале? Какую модель отношения республик и центра реально отстаивали консерваторы?  Были ли возможны «положительные» реформы реального социализма в области национальных отношений или единственной альтернативой старой системе был полный развал многонациональных образований  реального социализма и крах всей его системы? Как следовало строить новые отношения с республиками, какую модель преобразований следовало отстаивать?

Консерватизм – как в варианте сталинизма, так и правого национализма отрицал необходимость каких-либо реформ старых командных отношений между московским центром и республиками. Советские традиционалисты (сталинисты) считали сложившиеся к концу советского периода командно-административные отношения между  Москвой и республиками оптимальными и не подлежавшими реформированию. Необходимость сохранения этих же отношений по сути дела отстаивали и русские правые националисты, для которых идеалом являлась единая и неделимая царская монархия до 1917 года. С этой точки зрения и под этим соусом они рассматривали и СССР, отличия которого от дореволюционной России ими игнорировались.

Консерваторы правого толка пытались противопоставить влиянию советской России как  в Восточной Европе, так и на постсоветском пространстве так называемый «русский контроль» (А.Ципко), он же в дальнейшем «Пятая империя» Проханова (см. «Симфония пятой империи», М.,Эксмо, 2007. Сходной является и консервативная концепция «Русского мира». Согласно представлениям правых консерваторов, следовало заменить «плохой» советский контроль, имевший место в эпоху СССР, так называемым «русским контролем». Под этим якобы имперским лозунгом «русского контроля» правые консерваторы  занималась систематическим подрывом советских сфер влияния. Лозунг консерватизма был —  «провалим влияние советское, чтобы установить (до сих пор остающееся у консерваторов на уровне мифа,  если не блефа) влияние «русское».

Была ли консервативная концепция «русского контроля» (как замены «советского») адекватной ситуации реформ в мире реального социализма? Каковы  результаты применения этой концепции  к настоящему времени? И спустя 20 лет после развала СССР «русский контроль» в посткоммунистическом пространстве остается такой же недостижимой целью, как и 20 лет назад, причем его достижение  отодвигается все дальше. Реальность Нового российского порядка как при правых либералах, так и при правых (путинских) консерваторах состоит в том, что  Россия и двадцать лет спустя после развала СССР продолжает сдавать советские сферы влияния,  например, попустительствуя приближению НАТО к границам РФ в 2004 г., оранжевым переворотам на Украине,  в Грузии и других регионах – вплоть до Средней Азии. Вялые попытки консервативных «контратак» быстро подавлялись.  Россия то есть ее консервативная элита) до сих пор странно ведет себя  на той же Украине, не говоря  уже о странах типа Ливии.

Можно утверждать таким образом, что концепция т.н. «русского контроля» показала  к настоящему времени свою явную несостоятельность.  Она не дала результатов в постсоветском пространстве – не говоря о Восточной Европе  и других регионах. В отличие  от  идеологии советского «большевизма» (второго марксизма), сыгравшей свою роль в определенный исторический период для укрепления влияния советской России, идеология консерватизма (проявляющаяся помимо концепции «русского контроля» в различных  «Русских доктринах» и «Русских проектах»)  не может  обеспечить единство посткоммунистических территорий и стать основой их нового объединения.

Консервативной концепции «русского контроля» в посткоммунистическом пространстве левая теория должна противопоставить другую концепцию — концепцию единства левоцентристских сил. Основой сходства единства посткоммунистических государств, как мы доказываем, является не национальное единство этих стран т.н. «русского мира» и проч. (вхождение в который ряд постсоветских государств может легко оспорить), но сходство общественных систем, а также общественных сил, которые должны этими обществами управлять.  Особенностям посткоммунистических систем соответствует, как мы доказываем, не правая, а  левоцентристская политика и власть соответствующих политический сил.

Консерватизм с его концепцией т.н. «русского  контроля» показал свою неспособность добиться единства  посткоммунистических территорий от Прибалтики до Украины. Русские консерваторы (национал-патриоты) не собирались поддерживать в республиках левоцентристские группировки, которые могли обеспечить преемственность между советской системой и новым развитием посткоммунистических стран. Они сваливали в кучу всех «националов»,  вопреки всякой логике положительнее оценивая в новых государствах не левых реформаторов, но скорее правых националистов.

 В постсоветской политике проявился даже такой странный феномен, как  «дружба националистов», объединяющая консерваторов России с их республиканскими единомышлениками. Фактов такой странной дружбы можно привести много, начиная с  поддержки русскими национал-патриотами  цветных революций в Грузии  и на Украине  (в каковой был замечен и высокопоставленный ныне бывшего лидера партии Родина Дмитрий Рогозин).  И включая  приглашение в апреле 2004 г. на встречу к президенту России Путину главного эстонского консерватора М. Лаара (см. «Эстония до и после…»),  бывшего среди прочего советником Саакашвили перед вторжением в Осетию 2008 г.    Одну из причин такой «дружбы националистов» можно усмотреть в единстве их идеологии, в первую очередь отталкивающейся от советской. То есть в том, что консерваторы национальные были  такими же правыми националистами, как и их  двойники из Русской партии,   хотя и в других национальных  одеждах. Украинская «Батькивщина» (точнее, «Свобода» Тягнибока) есть такая же консервативная партия, как русская «Родина» или эстонское «Отечество».   Понятно, что подобное единство местных и республиканских консерваторов  оказывалось весьма недолговечным. Дальнейшее развитие их политических отношений все больше разводило  национал-патриотов  их в разные стороны, постепенно превращая  эти  отношения в нескончаемую этническую перебранку.

Отношение России к странам бывшего «восточного блока», так и  бывшим советским республикам  русским консерватизмом мистифицировались и запутывалась.Так же запутывалась и   проблема самостоятельности и  независимости  бывших советских республик — например,  прибалтийских . Эта проблема мистифицировалась как со стороны русских консерваторов с их концепцией «русского контроля», так и со стороны национал-патриотов республиканских,  надеявшихся на процветание своих стран под жестким контролем западных мировых игроков. С точки зрения левой теории, как мы уже стремились показать, главным были не проблемы «независимостей» (то есть самостоятельных постсоветских государств), а то, какие силы эти независимости контролировали. В случае правого контроля «независимости» переходили под контроль Запада, в случае левого контроля – двигались в направлении России. Российских консерваторов эти различия совершенно не интересовали. Они были готовы провалить общее (и важное также для России) дело реформ пространства реального социализма, лишь бы под лозунгом т.н. «русского контроля» помешать «назависимцам» образовать самостоятельные государства.

Общий итог состоит в том, что с начала 1990-х   правые группировки в России (не только праволиберальные, но и правоконсервативные работали (и работают до сих пор) на подрыв отношений между республиками бывшего СССР и одновременно- влияния России в данных республиках. Они не принимали во внимание, что основой таких отношений и такого влияния может быть только не правая, а левая идеология и политика (левый контроль), опирающиеся на левые и левоцентристские группировки в постсоветских странах.

Выработать  версию положительной перестройки  отношений между республиками бывшего СССР В 1980-х гг пытались левые реформаторы, опиравшиеся вначале на различия концепций федерации Ленина и сталинской автономизации. (Ленин, К вопросу о национальностях…, 1922, — см. Перепелкина, Шкаратан, Коммунист, 1988 ). Однако эта линия вскоре потерпела  поражение – не без влияния правых, в первую очередь правоконсервативных сил.  Можно сказать, что в вопросах национальных отношений горбачевцы существенно отличались в лучшую сторону от обвиняющих их во всем консерваторов, поскольку интуитивно двигались в направлении левоцентристских  реформ  бывшего СССР.   Новые формы отношений между постсоветскими государствами предлагались ими  — хотя бы  в варианте новоогаревских соглашений, подготовленных накануне путча 19 августа 1991 г. Консерваторы же не только резко порицали указанные соглашения, но и стремились прямо подорвать их, противопоставляя им тот же реально не осуществленный до сего дня «русский контроль». Это  привело их к поддержке путча августа 1991 г.

Нельзя не сказать в этой связи о проблеме Народных фронтов, возникших в советских республиках в начале советской перестройки (с 1988 г.).  В противовес им консервативные силы попытались создать Интердвижения.   Народные фронты и демократы представляли  сторонников перемен; Интердвижения и  консерваторы (часто в радикально-шовинистическом варианте)-  поборников тогдашнего советского статус кво.

Вопрос о Народных фронтах требует отдельного разбора и противостояния консервативной трактовке роли данных организаций.       Отношение к Народным фронтам современного консерватизма (как и в свое время правящих партийно-советских группировок) характеризуется полным непониманием  (и реальной мистификацией) их роли. Идеология Народных фронтов  до сих пор сводится консервативной российской историографией  к национал-радикализму ( национал-сепаратизму), то есть консерватизму (и правому национализму) в республиканских вариантах (аналогу правого национализма Русской партии Байгушевых, Семановых   и К.). В рамках консервативной версии перестроечных реформ постоянно говорится  о «лукавстве»  Народных фронтов, а также лукавстве перестройщиков  вроде «главного либерала» Александра Яковлева, которые своим несопротивлением, а то и  прямой поддержкой якобы способствовали усилению  влияния Народных фронтов и следовательно развалу СССР.  (Например, С.Кургинян,  Власть и оппозиция, 1993, авторы сборника  Власть и оппозиция, М., Роспэн, 1995,  с. 298-99 , а также А. Островский, Глупость или измена, 2011,с. 264).

 Отвечая консервативным критикам, следует указать на лукавство самих обвинителей сторонников  «перестройки» реального социализма.  Очевидным лукавством, была, во-первых, сама якобы защита идеологами правонационалистическими идеологами  общества реального социализма и его реформ.  Как мы видели, правые консерваторы (правые русские националисты) еще с 1940-х  гг были явными противниками советской системы и сторонниками реставрации дореволюционной даже не «февральской» 1917 г. России, а дореволюционной монархии. Действительной целью и результатом действий  созданной т.н. «Русской партией», она же Русский орден (реально нацистской закулисы в СССР)   был подрыв тогдашнего российского государства и срыв реформы реального социализма. Весьма сомнительной (если не сказать провокаторской) была и деятельность данной группировки в период перестройки. Уже с 1988 г. правые консерваторы активно способствовали провалу левых реформ  реального социализма, создавая, как мы видели, вместо современных левых  партий партии монархические и правонационалистические,  а также соответствующие группировки Интердвижений.  Какую поддержку такие группировки могли иметь в бывших советских республиках и «посткоммунистических» странах?

С  позиций левой теории Народные фронты   имели в период перестройки существенный положительный смысл, до сего дня отрицаемый  русским консерватизмом  и его пропагандистами. Этот смысл состоял как в политическом давлении на консервативные (в том числе правонационалистические) группировки  в московском центре с целью принуждения их к левоцентристским реформам в странах бывшего СССР, а также с целью создании политических сил, способных к таким реформам. (см. Народный фронт в Эстонии: мифы и реальность 02.04.1988 https://kripta.ee/rosenfeld/1988/04/02/narodnyj-front-v-estonii-mify-i-realnost/ ). Коль скоро Горбачев решился на радикальные реформы, сохранять командную систему в нетронутом виде было уже нельзя. Следовало строить альтернативную систему, способную к развитию. Таковой как в бывших союзных республиках, так и в России, как представляется,  могло быть плюралистическое и рыночное общество левого контроля.

Национал-радикализм (республиканский правый консерватизм) присутствовал в Народных фронтах, но он (как и правый либерализм) не исчерпывал всего движения. В Народных фонтах  существовали и важные для нашего изложения  реформаторские  лево-демократические группировки, которых не следует отождествлять с право-национальным крылом  перестроечных движений. Целью указанных лево-демократических группировок Народных фронтов в их первоначальном варианте  было вовсе не возвращение к дореволюционным республиканским режимам, но  «положительное» реформирование советской системы. Вопреки  консерватизму, эти группировки Народных фронтов отражали верное направление реформ в системе реального социализма. («Эстония до и после Бронзовой ночи»).

В этой связи важно указать на тот непонятный консерватизму факт, что Народные фронты возникли не только в республиках – в частности, Прибалтике, но одновременно (а фактически и  ранее) — в России. Первое предложение о создании  Народных фронтов прозвучало на собрании интеллигенции в Ленинграде и Москве (Огонек, 1988, об этом  см. Анатомия независимости. Тарту: Крипта, 2005, с. ). Одним авторов идеи создания Народных фронтов был сторонник левого варианта перестройки Борис Курашвили, поддерживавший идею «нового социализма».

 Вопреки консервативной историографии, ставящей знак равенства между Народными фронтами и республиканским национал-радикализмом, республиканские консерваторы, первоначально примыкавшие к Народным фронтам,  не могут  считаться главным течением данных движений. На первом этапе  развития  Народные фронты – как республиканские (например, прибалтийские), так и российский —   представляли собой  блок лево-демократических и правых (консервативно-либеральных) сил. Постепенно  республиканские консерваторы — национал-радикалы — стали выходить из Народных фронтов и образовывать самостоятельные правые движения,  в Эстонии, например,  правоконсервативный Эстонский конгресс («Эстония до и после»…).  Создание Эстонского конгресса привело к расколу Народного фронта Эстонии на консервативное крыло, примкнувшее к национал-радикалам (М. Лауристин), и крыло центристское (Э. Сависаар), ставшее основой будущей Центристской партии Эстонии. (см. Национальный вопрос в эстонской лево-демократической публицистике конца 1980-х – начала 1990-х гг. (В кн.: Анатомия независимости. Тарту: Крипта, 2005, с. 278–319)   31.07.2004 https://kripta.ee/rosenfeld/2004/07/31/nacionalnyj-vopros-v-estonskoj-levo-demokraticheskoj-publicistike-konca-1980-x-nachala-1990-x-gg/    http://kripta.ee/anatomy_of_independence/book_rus.pdf ).

Первоначальной целью создания Народных фронтов были левоцентристские реформы советской системы, устарелые формы которой отстаивала   сталинистский и шовинистический  истеблишмент, а также стоявшая за ним бюрократия. Это подтверждают начальные требования данных движений – именно, требование  союзного договора и б`ольшей экономической самостоятельности (хозрасчета) республик.  Народный фронт и Интердвижение. Статьи 1987-1991 г.    27.06.1990 https://kripta.ee/rosenfeld/1990/06/27/narodnyj-front-i-interdvizhenie-stati-1987-1991-g/ )

Эти предложения, как и  левоцентристские группировки Народных фронтов, не замечались московским центром в период перестройки и  не замечаются до сих пор историками «эпохи реставрации».(Включая  С.Кургиняна,  А. Островского и др.). Реформаторские стороны Народных фронтов (например, прибалтийских) консерваторами игнорировались. Ранние  левоцентристские предложения  республиканских реформаторов – союзного договора и республиканского хозрасчета — были отвергнуты консервативным московским центром,  что и предопределило победу в республиках правых националистов и последующий крах СССР.

 Попытки левых реформ предлагались и в России — в основном в рамках демократического течения. Так, представители левого крыла российских демократов (например, Г. Попов, заявивший о своих социал-демократических симпатиях) на рубеже 1990-х выдвигал концепцию  левоцентристской коалиции в постсоветской России ( Г. Попов, Снова в оппозиции, с. 100, 139). Речь шла   о коалиции демократов (либералов) и коммунистов-демократов, которая была провалена русскими «консерваторами» — сталинистами и правыми националистами.

 В ответ на образования Народных фронтов советские консерваторы начали формировать Интердвижения —   вовсе не движения  в поддержку    левоцентристских перемен в мире реального социализма,  но движения в защиту доперестроечной командно-административной системы.  Часть требований Интердвижений  (например, в Прибалтике) была справедлива и направлена против национал-радикалов  внутри прибалтийских Народных фронтов  (т.е. местных аналогов русского консерватизма). Однако в Интердвижения входили также и правоконсервативные группировки русских националистов — Память, РНЕ и пр., стоявшие как мы видели, на позициях дореволюционной монархии.                 Вопреки консервативной историографии, пытающейся и до сих пор представить Интердвижения «положительной» альтернативой Народным фронтам,  правонационалистическая часть Интердвижений  вовсе не собиралась защищать реальный социализм.  Подобно идеологам Русской партии, она ставила своей задачей возвращение к православной (если не прямо черносотенной) монархии. Советские традиционалисты (сталинисты) в составе Интердвижений также часто (а по сути дела как правило)  эволюционировали в направлении русского правого национализма (консерватизма), в том числе и в радикальном его варианте.

 Национал-сталинистские  и национал-консервативные  группировки   в  Интердвижениях  придавали им  явный  «красно-коричневый»  имидж. Таким красно-коричневым (а вовсе не красным) и был цвет национал-сталинистского истеблишмента. Значительная часть протестов демократической части общества против т.н. «советской власти», реальный смысл которой (как и роль т.н. «советов» в 1917-18 г.) был давно утерян, были обращены именно  к «консервативной» правонационалистической части этого истеблишмента. Отстаивая якобы «платформу КПСС» и  стремящиеся якобы «восстановить СССР», сталинисты вместе с группировками Памяти и РНЕ реально сделали выбор не в пользу левой, но «коричневой» идеологии и политики. Этот выбор они  подтвердили и последующей  правой эволюцией лигачевско-прохановской группировки к деятелям типа Г. Климова или эсэсовца Тириара, а также   в шовинистических (а то и прямо коричневых) тенденциях зюганизма 1990-х, которые отразили деятели типа А. Макашова и Н. Кондратенко (которого в 2003 г. КПРФ даже выдвинула  кандидатом в президенты РФ).

К чему вела политика советского и русского консерватизма в республиках периода перестройки? Эта политика, направленная против левых реформаторов внутри Народных фронтов, фактически работала на национал-радикалов в республиках. Последние представляли то же течение (в национальных вариантах), что и входившие в республиканские Интердвижения русские консерваторы правого толка. В  ходе общего сдвига перестроечной политики «вправо»   республиканские национал-консерваторы стали выходить из Народных фронтов и образовывать в противовес им свои партии (Например, эстонское Отечество), которые вскоре при поддержке мировых правых сил в начале 1990-х гг оказались у власти. Это  означало среди прочего и провал перестройки как позитивного процесса и начало «реставрации» в соответствующих странах «досоветских» систем. Этому – то  есть провалу левого варианта реформ советской системы, а тем самым и краху  СССР и реального социализма в целом —  и способствовали действия русских национал-патриотов.

10. Какие силы в перестроечном СССР поддерживались Западом? Консерватизм и провал левоцентристской политики Москвы. Радикально-консервативная (нацистская) закулиса времен перестройки. Консервативный  удар в спину реформам. Перестройка и нацистский террор.   От Смирнова-Осташвили до общества «Память».

Следует коснуться и темы внешней поддержки Западом тех или иных политических движений в России. Это важно в свете громкой «патриотической» риторики консерватизма, обычно обвиняющей в связи с Западом российских  либералов.

Какие силы в тогдашнем реформаторском движении в советской России поддерживались Западом ?   С внешней стороны, в особенности в период перестройки, западными политическими игроками как будто поддерживались демократы —  либералы, хотя и в основном правого — оранжевого толка. При этом демократы левого направления (которые у консерваторов также оказываются в числе «либералов») Западом не поддерживались, напротив — скорее изолировались.

Важная особенность тактики Запада в обществах реального социализма, особенно в СССР периода перестройки, состояла в том, что стремясь выглядеть поборником демократического развития «тоталитарных» стран реального социализма, Запад больше говорил о своей поддержке в мире реального социализма праволиберальных сил, приход к власти которых считал основой перехода посткоммунистических стран к «демократии». Однако остается фактом, что во всех этих странах западный неоконсерватизм (в первую очередь англо-американская группировка) делал основную ставку вовсе не на «более рыхлых» правых либералов, но на более агрессивных правых националистов – с их далеко не либеральными,  но часто явно шовинистическими проявлениями. Таковые включали и героизацию на «посткоммунистических» территориях (От Украины до Эстонии) бывших формирований третьего Рейха и их участников.  Ставя своей задачей  разрушение реального социализма,  внешние силы  стремились к победе разрушительной для  него правой версии реформ. Определенней всего эта цель была реализована  в Прибалтике. Для обеспечения этой победы применялась активная манипуляция не только правым (оранжевым) либерализмом, но также (а по-видимому, в первую очередь) и  республиканскими консерватизмами.

Поэтому в политических движениях бывших советских республик (и затем государствах «посткоммунизма») – например, Народных фронтах — Запад поддерживал прежде всего не праволиберальные, но  право-национальные (консервативные) группировки. Именно западная поддержка республиканских консерваторов (правых националистов) в немалой степени и  привела к расколу Народных фронтов– от прибалтийских до среднеазиатских, укреплению в них указанных консерваторов  (правых националистов) и приходу их к власти. Таким образом, в Прибалтике (например, Эстонии) к власти пришли национал-радикалы — типа эстонской партии Отечество.  Этой игре  следовало противопоставить поддержку левоцентристских сил, левоцентристских группировок Народных фронтов и реформаторских группировок компартий. Однако роль таковых московский центр не понимал, что отразила и официальная  (принятая до сих пор) «консервативная» концепция Народных фронтов в республиках бывшего СССР,  отождествлявшихся с  правым (национал-либеральным и национал-консервативным ) крылом этих движений.

Как обстояло в России, какие силы Запад поддерживал там?  Вопреки консервативным идеологам и постоянной «антилиберальной» пропаганде в России можно утверждать, что и в России Западом – англо-американской коалицией поддерживались не только либералы, но также (а иногда и в первую очередь, хотя и  скрыто)   консерваторы —  русские  правые националисты   антисоветского образца.      Такое утверждение может выглядеть  парадоксальным и «неполиткорректным», однако, как мы стремились показать на примере  структур типа НТС, а также Русской партии в  бывшем СССР, такую поддержку следует считать фактом. Это признает, например, и  А. Островский (Глупость или измена, с. 191).

 Деятельность  русских консерваторов – в особенности правого толка, в период перестройки вела к тому же, к чему стремился мировой правый истеблишмент – именно подрыву положительной перестройки в СССР и переходу стран бывшего реального социализма (не исключая и России) под правый контроль – со всеми последствиями этого.

В России  после провала горбачевцев,  активно подрывавшихся шовинистическим консерватизмом (Русской партии и др.), к власти пришли сначала правые либералы – ельцинисты,  затем правые консерваторы (национал-патриоты) — силовики.  Есть  основания считать, что  представляемые ими консервативные группировки в России, как и в других странах посткоммунизма, поддерживались также и извне.

Консерваторы – в особенности правого толка, сыграли весьма существенную роль в подрыве перестроечных реформ в СССР, в особенности в национальной сфере. Провал в отношениях московского центра с бывшими республиками, как мы видели,   проявился в неспособности этого центра (в основном под влиянием идеологии консерватизма) установить новые отношения с реформаторскими (в первую очередь левоцентристскими)  силами данных республик.         Шовинизм (активно внедрявшийся как сталинистами, так и правыми националистами Русской партии)  провоцировал национализм в республиках, способствуя постоянному усилению республиканских консерваторов.   Первоначально достаточно умеренные (и по сути левоцентристские) требования реформаторов в Народных фронтах (с требованием союзного договора и республиканского хозрасчета), консерваторы  в московском центре блокировали.   Национальные противоречия   углублялись, работая на национально-радикальные группировки. Ситуацию еще более усложняли и дестабилизировали (возможно, и при участии внешних сил) консервативные провокации в республиках, вроде столкновений в Сумгаите, демонстрации в Тбилиси, резни в Баку и проч. В результате политическая инициатива в республиках  все больше переходила к правым националистам (Подробнее – «Эстония до и после Бронзовой ночи»…).

 Существенную роль в дезориентации общества и в деле провала положительной перестройки играл консервативный террор -террористические акты, идеологическую основу и выбор «объекта» которых представлял русский правый национализм.Этот террор соответствовал консервативным идеологическим установкам и по видимости (а иногда и реально) проводился консервативными – в первую очередь правонационалистическими группировками. Как правило, консервативный террор был направлен на известных политических и культурных деятелей из демократической среды.

Консервативный террор  активизировался одновременно с перестройкой, хотя реально он проводился также и  в советский период.  Произошел целый ряд консервативных провокаций —  например, нападение на помещение союза писателей «апрель» Смирнова-Осташвили  или ряд громких политических убийств, таких как убийство отца Александра Меня в 1990 г..Убийство отца А. Меня открыло целую серию «консервативных» политических убийств, в ряду которых уже в начале 1990-х гг оказалось убийство В.Листьева, Д. Холодова и многих других.      Убивались,  как правило фигуры из среды «демократов», ненавидимых национал-патриотами. (См., например, положительную оценку убийства В.Листьева в романе А.Проханова «Господин Гексоген»).

Убийства демократов (например, Г. Старовойтовой) как правило сопровождались их активным оплевыванием в подконтрольным консерваторам средствах массовой информации. А часто и  идеологическими заявлениями группировок «радикального патриотизма», представители которых всегда рассматривался  т.н. «респектабельными» консерваторами как меньшее зло по сравнению с «демократами». (Согласно консерваторам   черносотенцы — это «тоже патриоты», только «радикальные» — см. А.Ципко, Почему я не демократ).   В течение перестроечных реформ консервативные  провокации  (проводившиеся манипулируемой извне нацистской закулисой в России)  шли сплошным потоком.

Как строился «консервативный» террористический акт начиная с перестроечного периода? В каждом значительном убийстве (в основном деятелей из демократической среды – от политиков до журналистов)  первым замешанным эшелоном выступали  представители радикально-националистических, а то и прямо криминальных группировок в России (скинхеды или, например «тамбовские» в случае убийства Г. Старовойтовой). В качестве второго эшелона  убийств выступали коррумпированные деятели  российских (в период перестройки еще советских) спецслужб.  Например, в убийстве А. Меня  расследовавшие убийство обвиняли конкретных офицеров КГБ, даже называя их имена. (Напр., С. Бычков. Хроника нераскрытого убийства.   М.,1996).   По той же схеме  строились и более поздние убийства демократов – например, убийство Галины Старовойтовой в 1998 г. Коррумпированные работники  силовых структур обнаружились и в деле об убийстве в 2006 г.Анны Политковской ( дело бывшего сотрудника ГУВД Д.Павлюченкова — h- ttp://news.yandex.ru/yandsearch?cl4url=www.rg.ru%2F2012%2F07%2F16%2Fdelo.html ).

Факт замешанности игры правых националистов – включая террор — некоторых функционеров советских и российских силовых структур и спецслужб требует особого внимания и анализа. Этот факт, по нашему мнению,  говорит не о том, что  то или иное «консервативное» убийство совершали «советские (российские) спецслужбы» или «Путин», но что вина за эти убийства ложится на коррумпированные черносотенные группировки в спецслужбах –  нацистскую закулису, задачей которой еще с 1920-30-х гг являлось разложение бывших советских спецслужб.  

Правонационалистические группировки в советских спецслужбах (часто прикрывающиеся названиями вроде «Русского ордена» Байгушева) следует рассматривать как диверсионные – то есть вероятно как специально насаженные с диверсионными целями в бывших советских и российских спецслужбах стратегическими конкурентами СССР. Диверсионные консервативные группировки в советских и российских спецслужбах —  нацистская закулиса – представляли собой  двойную агентуру, очевидно манипулируемую внешними силами. Следует констатировать весьма глубокое проникновение данной агентуры в политический механизм бывшего СССР.

Анализ террористической деятельности радикальных (в том числе и террористических) консервативных группировок (или тех сил, которые могли имитировать  действия таковых в различных управляемых конфликтах) позволяет подтвердить общий вывод. Консервативные правонационалистические  группировки (нацистская закулиса в России) являлись также и в перестроечный период орудием внешней манипуляции с целью подрыва общества реального социализма и его положительных преобразований.

Понятно, что радикально консервативные группировки (нацистская закулиса) в России, ведущая в том числе и террористические действия внутри  нее –  явление пострашнее, чем мнимые «агенты влияния Запада»  — либералы, в  число которых правые националисты пытались включать фигуры типа А. Яковлева ряд других деятелей советской перестройки.  

 11. Путч   августа 1991 г., ГКЧП и «консерваторы».    Предательство сталинистами и правыми националистами советской перестройки. Крах СССР и русские правые националисты.  

 В силу неспособности перестроечного руководства удержать верную – левоцентристскую линию реформ, а также активного вмешательства в перестроечный процесс  сил мирового правого истеблишмента, процесс перестройки в СССР становился все более противоречивым. Активным противником левоцентристской линии перемен выступали не только праволиберальные, но и консервативные группировки — объединение сталинистов и правых националистов, оказывавшее серьезное влияние на  перестроечное советское руководство.

Как признают участники событий с консервативной стороны, например, А. Байгушев, это влияние по сравнению с предшествующим советским периодом «даже усилилось». Русскую партию, по его словам, «активно поддерживала группа членов Политбюро во главе с Е. Лигачевым, В. Воротниковым и М. Зимяниным» (Русская партия внутри КПСС, с. 556-57). В их руках реально находились важные (если не главные) средства массовой информации.«М. Ненашев, взяв с собой П. Решетова и еще несколько участников движения,  стал руководителем гостелерадио. Открытую поддержку члены Русской партии встречали у руководства армии и МВД» (там же).

Консерваторы — советские традиционалисты (сталинисты), в частности группа «Союз»  были главными сторонниками сворачивания реформ и установления жесткой сталинистской диктатуры. Их активно поддерживали и правые националисты, реально резко поносившие советскую систему и в кулуарах  резко критиковавшие «русских тюфяков» советского разлива. (Байгушев).  В начале 1991 г консерваторы начали склонять перестроечное руководство к силовым акциям.Эти акции произошли в Литве и Латвии, сыграв свою роль в подрыве доверия к перестроечному руководству и усилению национал-радикальных сил в Прибалтике.

Пиком деятельности консервативных сил периода советской перестройки стал августовский путч 1991 г. Именно этот путч консерваторов по сути стал главным толчком к развалу СССР – победе  наиболее  радикальных  противников реального социализма.

Известно, что к лету 1991 г. Горбачев начал во многом выходить из-под влияния консервативных сил. Об этом говорил как начатый им  новоогаревский процесс, так и план отставки тогдашнего главы КГБ СССР Николая Крючкова. Речь шла о сползании к более гибкой форме объединения бывших советских республик, хотя, вероятно, и «без Прибалтики». Августовское выступление консерваторов (поддержанное обоими его направлениями) было важным фактором подрыва  перестройки как процесса «левых» перемен и причиной перехода власти к правым – сначала праволиберальным, затем правоконсервативным группировкам. Такие результаты путча во многом подтверждают уже не раз подчеркиваемый нами тезис о том, что консервативные группировки в бывшем СССР на самом деле представляли внешнее влияние не в меньшей, но возможно даже большей степени, чем  «так называемые демократы». Ставший прямым следствием консервативных политических манипуляций  подрыв процесса левоцентристских реформ (пусть и в противоречивом горбачевском варианте) было явно выгодно мировому правому истеблишменту. Поэтому есть основания подозревать, что организовавшие путч консерваторы могли активно поддерживаться и стратегическими конкурентами тогдашнего СССР.

Какую роль играла т.н. «Русская партия» в путче? Самое прямое. Правые националисты  оказались не только союзниками консерваторов «советского» образца, но и  реально – главным «мотором» путча.  Руководство «путчистов»  было прямо скомплектовано из представителей правых националистов Русской партии.   В 1990 по словам Байгушева «несколько членов рус. Партии вошли в Президентский Совет, а бывший активист группы Павлова Г. Янаев занял пост вице-президента страны». (Рус. Партия внутри КПСС, с.557). Байгушев признает тем самым, что верхушка ГКЧП находилась под прямым контролем правоконсервативной Русской партии.

«Репетиция» путча была намечена еще на  июнь 1991 г.(Г.Попов,  Снова в оппозиции, с. 202-210). Следующим этапом стали события  августа 1991 г., имевшие  много странностей, с распутыванием которых консерваторы не спешат.

 В период путча 19-21 августа 1991 г. правые  национал-патриоты (Русская партия внутри КПСС)  действовали специфическим образом. Внешне выступая в одном консервативном блоке со сталинистами и поддерживая риторику против «демократов», ее представители реально не собирались поддерживать советских традиционалистов, как и вообще  сохранение советской системы.         «В ГКЧП, — сообщает Байгушев,- русские националисты заняли выжидательную позицию».  «Мы были не уверены в русских позициях ГКЧП. Скорее это был бы только какой-то аморфный, совершенно расплывчатый возврат в красный экономический и в идеологический студень».( Б.,464).

Это  замечание весьма характерно. Оно ясно показывает отношение правых националистов к «советской власти», то есть режиму реального социализма даже в горбачевском варианте. Эта власть, якобы постоянно защищавшейся этими консерваторами от советских реформаторов, вовсе  не считалась ими «русской». Она  трактовалась также как «красный экономический  хаос» и «идеологический студень». Текст обращения ГКЧП, по словам Байгушева, писали А.Проханов и Э. Володин «с их, — как не без иронии замечает тот же автор,- мелодекламацией и декадентскими стонами  о закате империи» (Б., 463).  

Таким образом, несмотря на активную имперскую риторику (и заметим – весьма активное участие в путче) «советская империя»  Русскую партию не прельщала. Мы видели, что и раньше она  реально добивалась ее подрыва. Поэтому и крах ГКЧП  она перенесла «спокойно». То есть  правые националисты не спешили защищать «русский контроль» в советском варианте, в разрушении которого они до сих пор обвиняют демократов. Байгушев  «кается» лишь, что «остановил Баркашова» (лидера РНЕ), который «рвался в бой». Спецотряд «Альфа» якобы также был готов выступить «за русских националистов».(Б.,463-464).          А если бы не остановил? Могли (и хотели) ли правые националисты  спасать «нерусский» СССР? Нужен ли   был  «консерваторам» «красный экономический хаос и идеологический студень» – если вся их идеология была подрывом реального социализма и его реформ?

 Интересно и отношение консервативных радикалов к правым либералам. Несмотря на шумную риторику против правых либералов (как и либералов вообще), правые националисты  реально действовали   с этими либералами  в едином блоке. Поддерживать диктатуру советских консерваторов всерьез они не собирались, но хотели воспользоваться путчем для подрыва «коммунизма» и левых реформ.  Путч «русских тюфяков» (как они называли советских традиционалистов) был им нужен в основном для    дестабилизации «левого» горбачевского руководства  и «левых» реформ, в направлении которых – пусть и противоречиво – пытался продвигаться Горбачев.  Этим указанные национал-патриоты  фактически содействовали передачи власти в руки правых либералов, действуя в  интересах  общего «правого дела» — развала СССР и перехода власти к правым группировкам.   В этом смысле маневр правых консерваторов удался –  им удалось подорвать горбачевскую группировку и  его медленное сползание к левоцентристским реформам. Результатом этого стало не просто сохранение СССР «без Прибалтики» (как планировали горбачевцы), но и  окончательный распад СССР и переход власти в руки правых – первоначально ельцинистов, но затем все же  (к 2003-2005 г.)– правильных консерваторов и сторонников «национальной революции».

Организацией путча через манипуляцию в первую очередь консерваторами (как советскими, так и  коричневыми) мировому правому истеблишменту удалось сорвать «мягкий» выход  СССР из кризиса и спровоцировать вариант более резкий.  Так «правильный» по «консервативным» канонам ГКЧП и совершил (в соответствии с целями внешних противников реального социализма) подрыв горбачевской власти. Августовский путч  по сути стал главной причиной  окончательной катастрофы «позитивной» перестройки и прихода к власти на территории бывшего СССР консервативно-либеральных группировок.    Таким образом, действия правых консерваторов (вероятно, манипулируемых извне)  и попадавших под все большее их влияние консерваторов советских (сталинистов) стали  важным фактором провала советской перестройки. Эту роль правых консерваторов в распаде реального социализма  следует специально указать некоторым как будто «объективным» авторам, вроде историка А. Островского («Глупость или измена»),  сваливающим все перестроечные провалы на «либералов».

Главным результатом деятельности ГКЧП и стоящих за ним правых националистов  был таким образом крах  как СССР, так и реального социализма в целом. Он оказался также и крушением  российского мирового левого центра. Именно после  провального августовского путча 1991 г. фактически и начался захват российской власти внешними неоконсервативными (в основном англо-американскими) политическими и идеологическими машинами, завершение которого, как представляется,  произошло вовсе не при Ельцине, а именно при власти консервативной силовой элиты.

Окончательная победа консерватизма  произошла после прихода к власти В. Путина приблизительно к 2003 г., после победы «антилибералов»  на выборах в российскую Госдуму. Тогда же  о себе открыто заявил и радикальный консерватизм, выступивший с программой «национальной революции»  ( А.Ципко  и проч.) и в 2005-6 гг вступивший в открытый конфликт с консерватизмом респектабельным  (умеренным).

  12. Итоги. «Неудержимые кукловоды» консерватизма и крах советского проекта. Провал перестройки  и русский консерватизм. Кто „потопил советский лайнер“ и у него же «отпиливал крылья» ?  

Сказанное  позволяет определить действительную роль консерватизма (правого национализма) в развале СССР, а также консервативным обвинениям в указанном развале  демократам и сторонникам реформ реального социализма. Эти обвинения есть мифология и тенденциозная ложь.  Есть все основания утверждать, что главной силой подрыва реального социализма был не демократы и либерализм (даже правый), но  консерватизм – то есть сталинизм (советский традиционализм) и в первую очередь правый национализм.  Речь идет о правом национализме Русской партии в КПСС,  с ее, как сообщает идеолог этой партии  Байгушев,   «подпольными искусными режиссерами-монтажерами, ее неудержимыми кукловодами» (Б., с. 524) .

К положительным реформам реального социализма были неспособны обе группировки «консерваторов» — как советские традиционалисты (сталинисты),  так и в особенности правые националисты.  Если первые  поэтизировали едва ли не дохрущевскую систему, то вторые считали советскую систему «красным экономическим хаосом» и доказывали необходимость возвращения к дореволюционной монархии или правонациональной диктатуре. Поборники дореволюционной монархии не только  не были способны к конструктивным реформам реального социализма, но и (в случае правого национализма от Шафаревича до Байгушева) сознательно добивались их провала.  Эта вторая  группировка, включавшая в себя т.н. «патриотов черносотенного типа» (выражение А.Ципко), постоянно усиливалась (видимо, не без влияния мирового правого истеблишмента) и вскоре сделалась главной в консервативном блоке. Идеологическая и политическая победа мирового правого истеблишмента была связана с умелым манипулированием не только праволиберальными, но и в первую очередь консервативными российскими  группировками.

Возможность «позитивного» варианта реформ реального социализма существовала – в левоцентристском варианте этих  реформ, как движение к  постсоветским обществам левого контроля. Однако эта возможность  была провалена советской бюрократией и национал-патриотическими группировками, фактическими обслуживающими интересы различных мировых сил.   Советская бюрократия  располагала достаточными материальными ресурсами для положительных перемен, но «не справилась с управлением», приведя дело к коллапсу со всеми известными последствиями.

Попытки национал-патриотов и шовинистической бюрократии переложить ответственность за провал перестройки и постсоветского развития на интеллигенцию и «так называемых демократов» есть консервативная ложь. Мифом является и риторика консерватизма о разрушении советской России либералами и якобы защите его «хорошими консерваторами». Действия правых консерваторов (в особенности  коричневых радикалов) в перестроечных и постсоветских манипуляциях показывают это вполне определенно.     Уже первый «круг» провала России  в ближнем Зарубежье и Эстонии ( за ними, как мы знаем, последовали и другие) еще в горбачевский период был провалом консервативно-советских (сталинистских) и правонационалистических группировок советской бюрократии.

Для понимания поведения советской правящей верхушки в период кризиса СССР и эпоху перестройки важен уже упоминавшийся анализ советской номенклатуры  О.Лацисом ( Тщательно спланированное самоубийство. М., 2001 ).Лацис справедливо говорит о  заинтересованности определенных слоев советской бюрократии в развале СССР, поскольку именно  эти слои оказалась субъектом присвоения бывшей советской собственности (разворовывания ее).   Речь идее по сути дела о подкупе мировым правым истеблишментом части советской бюрократии (а также ее идеологов — так называемых советских и российских «патриотов»), идеологией каковой и является правый национализм.

Называя  СССР «нерусской империей»,  правые националисты были противниками его положительных реформ. Они фактически способствовали разрушению  реального социализма и переходу бывшей советской собственности к правой – не только праволиберальной, но в первую очередь консервативной номенклатуре, зачастую управляемой извне российского государства. Идеология и политика  «консервативных» группировок, как и их конкретная деятельность  в процессе перестройки,  вели реальный социализм к провалу по всем направлениям. В результате подрывных действий консерватизма перестройку выиграл Запад – англо-американский мировой центр.

Консерваторы (в первую очередь правые националисты из т.н. Русской партии) не «спасали  СССР», а   занимались постоянным предательством  как самого СССР, так и советской перестройки, а с ними и всех сторонников положительных реформ реального социализма в Восточной Европе. Консерватизм  в особенности правых национал-патриотов был явно направлен против советского коммунизма и ставил прямой  задачей разрушение советской системы. Находясь на высоких советских постах, указанные консерваторы с одной стороны занимались доносительством на «демократических» критиков СССР,  с другой  постоянно оплевывали левую и демократическую традицию в России, причем  также  в российский советский период. Таким образом азрушение советской идеологии – большевизма, марксизма и пр. – вопреки консервативной мифологии есть проект вовсе не либеральный, но консервативно-либеральный,  то есть в значительной степени консервативный.

 Правые националисты (консерваторы) не только бывших союзных республик, но также и правые националисты русские – именно «Русская партия внутри СССР» сыграли основную роль в провале реального социализма, оказавшись союзниками внешних сил. Именно правые русские консерваторы, а не правые русские либералы,  были наиболее эффективным и опасным  (поскольку скрытым и лицемерным) противником  положительных реформ реального социализма.

Консервативные разговоры о предательстве реального социализма «либералами» (в числе которых оказываются и левые демократы) представляют собой консервативное кликушество.   Не происки «заграницы» и «масонов», но загнивание советской бюрократии (выражавшееся среди прочего и в проникновение в верхи «советской» власти нацистской закулисы байгушевского пошиба) определили ее недееспособность и провал в проведении перестроечных реформ.Главным предателем реального социализма был именно консерватизм – в особенности правый            национализм т.н. Русской партии.        .

Консерватизм (в первую очередь правый национализм)  есть таким образом главный «вор» (виновник провала реформ), который громче всех кричит: «держите вора»  сторонников положительных реформ реального социализма.

«Целились в коммунизм, попали в Россию» – заявил прозревший в середине 1990-х гг поносивший советскую систему беглец из СССР  Александр Зиновьев.   Но кто целился в коммунизм – только ли пресловутые либералы («наши плюралисты»)? А разве не в «коммунизм» целились  хорошие консерваторы – Шафаревич, Солженицын, Байгушев или Ципко вместе с самим Зиновьевым (до его прозрения в середине 1990-х), на все лады ругавшие реальный социализм?  Целясь в коммунизм, «попали» в Россию  сами консерваторы и консерватизм – точнее, их руками  серьезный противник –  Расчлененное общество.       

  В нашем русском унижении,- заявляет якобы «советский» спецслужбист Байгушев,-  виновата советская (полуиудейская) власть, но не в ней корни ( Б.,57).  Именно. Корни не в ней, а в консерваторах- правых националистах. Но признать этот факт их идеолог Байгушев не может. Он  вопиет  о потопленном «скрытыми иудеями» и «агентами влияния» «советском лайнере» (как плавучем, так и воздушном). Хочется спросить не у двурушника Байгушева, вертящегося, по его собственному выражению, «как уж на сковороде» и «выворачивающегося змеей» (Б., 296),  но у нейтрального наблюдателя: какое отношение имел правый национализм к советской идеологии? Разве нацистский проект Байгушевых-Семановых-Климовых не был проектом развала СССР и его реформ? Разве вся «окопная война» правых националистов — «неудержимых кукловодов»  русской партии  не была борьбой с советским проектом,  то есть идеологическим подрывом СССР?

И эта борьба увенчалась успехом. Как радуется сам черносотенный окопник, «уродливый иудейский коммунизм приказал долго жить».   Кто же топил «гордо плывущий советский лайнер» (у того же Байгушева — как плавучий, так и воздушный) и  у него же   «отпиливал крылья»? Не сам ли «контрпропагандист» Байгушев, и «Русская партия» с ее  «подпольными искусными режиссерами-монтажерами, ее неудержимыми кукловодами» (с. 524)?  Не был ли (еще одна метафора национал-патриота) правый национализм с самого  своего возникновения   «торпедой», пущенной в «гордо плывущий советский лайнер»?

Очевидно, что роль русского консерватизма в данном потоплении (он же падение «советского лайнера») была далеко не последней. «Конспиролог» Байгушев дает признательные показания по полной программе, подробно описывая 50 лет «окопной войны»  черносотенной партии с «иудейской империей» под названием СССР и защищавшими его «русскими тюфяками» (вроде Лигачева), «жидовствующими» шестидесятниками (типа Яковлева), «нерусской»  реформаторской частью КПСС.

Другими словами, пробравшиеся весьма близко к пилотам «гордого советского лайнера», деятели правого национализма Русской партии (он же плавучий лайнер), включая и «контрпропагандиста» Байгушева, стремились эту несчастную машину исправить: оторвать «ненациональные» крылья  и заменить интернациональные турбины черносотенным православно-монархическим моторчиком.То есть подменить плохую «антинациональную» советскую идеологию, на которой машина-то и летела, на правый национализм.  В результате выяснилось, во-первых, что с «одним крылом» лететь трудновато. Во-вторых, что замена советского марксизма на правый национализм   есть подрыв идеологии советской России, ее нормальных реформ и — значит  ликвидация самой советской России.

Десятилетия сидя на фюзеляже (а то и прямо около пилотов) «гордого советского лайнера» (она же «советская химера» ), правые националисты  отпиливали у нее «иудейское крыло» — то есть тех представителей бывших советских наций, которые не разделяли теорий правого национализма, а также «плохих» ( нечерносотенных) русских — от «вахабита» Приставкина до «жидовствующей» Риммы Казаковой. Целью была замена КПСС на партию русского черносотенства (вроде РНЕ) и восстановления «истинно-русской» православной монархии.В результате машина почему-то упала (в морском варианте – потонула).   Как пелось в песне, «нафига вы (черносотенные консерваторы) советский ботик  потопили»?

В этой связи нельзя не сказать о часто повторяемой консерватизмом теме  «убиения России» демократами и революционерами. (Например, Н. Стариков. Ликвидация России, 2013, Б. Миронов Приговор убивающим Россию, 2005, А.Хинштейн, Как убивают Россию, 2007 и проч.).  Согласно консервативной риторике в качестве «убийц» России фигурируют, конечно,  не сами консерваторы, но,  понятное дело, виновные во всем либералы и революционеры.Обвинения национал-патриотами либералов в «убийстве России» — развале СССР (как и царской империи)   представляет собой консервативное кликушество. Ведь если вы,  русские националисты – спросим у этой публики – в течение десятилетий занимались активным подрывом советской идеологии и созданием радикально-шовинистических «антисоветских» группировок,  почему же вы обвиняете в «убийстве России» ( в частности, развале СССР ) кого-то, кроме самих себя?

Поэтому ответ (почти по Достоевскому) вечного следователя Порфирия Петровича  собирательному консерватору  (от А.Байгушева до Н. Старикова и проч.) мог бы быть следующим.

— Мы, хорошие консерваторы- байгушевы, стариковы, буровские, рассказываем всем (за хорошие, между прочим, деньги), что Россию заказали и  убили  большевики, а также либералы  и демократы всякие. Они же ее в землю закопали и адрес написали. А мы, замечательные консерваторы, ее, наоборот, всячески спасали.

  — Да никак нет-с, батенька! Это вы, хорошие консерваторы (в особенности черносотенные) , Россию-то  — как дореволюционную, так и, главное, советскую   убили и продолжаете ее вашей консервативной идеологией убивать и до сих пор…

 

VI. ПОСТСОВЕТСКАЯ РОССИЯ 1990-Х ГГ. РОССИЙСКИЕ ДЕМОКРАТЫ (ЛИБЕРАЛЫ) У ВЛАСТИ. СТАНОВЛЕНИЕ НОВОГО РОССИЙСКОГО ПОРЯДКА. РУССКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ ПРОТИВ ЕЛЬЦИНИЗМА

 

1. «Наконец-то реставрация». Переход от «горбачевизма» к «ельцинизму». Приход к власти правых и его причины. Новый российский порядок, его содержание и становление. Консервативная риторика по поводу либерализма (в том числе ельцинского) и реальный смысл ельцинизма. Реставрация в постсоветском пространстве и правый контроль. Стадии правого контроля — сначала либералы,  затем консерваторы. Правый (оранжевый) либерализм и консерватизм (в том числе коричневый).

 

 Переход от перестроечной горбачевской власти к власти ельцинской стал  переломной точкой развития России на рубеже XX-XXI века. Произошла кардинальная перемена режима, каковую можно описать как переход от советского реального социализма к Новому российскому порядку.

Каково содержание этого нового российского порядка?

В обычных политологических терминах «правого» и «левого» эта кардинальная перемена  (сходная с аналогичными переменами в странах бывшего реального социализма) может быть описана  как переход власти в России от «левого»  (хотя подчас и номинального) политического контроля к «правому».  Произошел переход политической власти от партий «левой» (в классическом западноевропейском смысле) части политического спектра  — коммунистов, социалистов и проч. — к партиям «правой» части политического спектра – либералов (1991-99) и консерваторов (2000 г.-2014). Оба данных течения  представляли основную идеологию западного общества – консервативный либерализм.

Это означало провал советской перестройки   как «левого» проекта. При этом оговоримся: поздний советский — например, брежневский —  истеблишмент  также нельзя считать полностью «левым». Важный сегмент власти  этого истеблишмента, как мы видим, составляла правонационалистическая  «Русская партия в КПСС» с ее консервативной идеологией правого русского национализма, принятой влиятельными верхушечными группировками партаппарата. Как показывает деятельность Русской партии «внутри КПСС», номенклатурные «консерваторы», реально  исповедовавшие вовсе не  «марксизм-ленинизм», но идеологию правого национализма,  играли очевидно провокационную роль в попытке положительных реформ советской системы.    Обвиняющий либералов во всех смертных грехах консерватизм,  в особенности в виде правого национализма, сыграл, как мы пытались показать, основную роль в подрыве как советского, так и альтернативного левого (левоцентристского) проекта перестройки как попытки положительных реформ реального социализма и переходе России под правый контроль.

 Индикатором перехода  России начала 1990-х гг к правому контролю стала   перемена  официальной идеологии. Официальный для СССР советский марксизм («второй» марксизм, марксизм-ленинизм), включая и его перестроечную («горбачевскую») версию,  потерпел  в период «перестройки» (с 1987 по 1991 год)  тяжелое поражение. Ему на смену в России с 1991 г   пришла правая идеология,  прежде всего в варианте традиционного правого (оранжевого) либерализма, но одновременно, как можно утверждать, и консерватизма – в варианте правого русского национализма. Таковой,  как мы видели, был весьма влиятелен в  среде советской российской бюрократии еще в советский период. Не меньшее, если не большее влияние получило данное течение  и в   якобы «либеральный»  ельцинский период, а тем более в период правления путинских «силовиков» (с 2000 г.).

    Каково реальное соотношение идеологий либерализма и консерватизма в их европейском (и мировом понимании)? Вопреки  мифологии современного российского консерватизма, считающей указанный консерватизм некоей идеальной и во всем противостоящей либерализму идеологической конструкцией,  можно утверждать, что правый либерализм вовсе не так жестко  изолирован от правого же консерватизма, как доказывают апологеты последнего. Как мы уже отмечали, традиционную западную идеологию в целом правильнее рассматривать не как «либерализм», а как консервативный либерализм. (Это понятие  достаточно давно применяется в советском марксизме и российской политологии – хотя и не всегда в том значении, которое отстаивается нами.   См.  напр., сб. Либеральный консерватизм. М., 2001). Как на Западе, так и в бывших советских республиках часты варианты консервативно-либерального симбиоза: ядро правых группировок составляет  объединение консерваторов (националистов) и правых либералов.

Оба  течения –  либерализм и консерватизм в правом варианте— оказываются тесно связанными между собой и при переходе от реального социализма к «новому мировому порядку». В постсоветской России (как, кстати, и на Украине) они насаждались последовательно – сначала правый либерализм, затем правый консерватизм. Так, можно заметить, что украинский  правый либерализм («оранжизм») —  тесно связан с украинским консерватизмом ( правым национализмом), и  такими его героями, как Бандера, Петлюра и проч. Аналогично соотношение правых либералов и консерваторов также и в Прибалтике — например, в Эстонии. Первым,  как правило, к власти в «посткоммунистической» стране приходит витринный либерализм (с элементами консерватизма), затем его место уже основательно занимает консерватизм – правый национализм.

 Поэтому правый контроль в постсоветской России наивно сводить (как это делают  иногда в прямо демагогических целях иные «консерваторы»)  лишь к  власти (правых) либералов: не менее важной формой указанного правого контроля   является и власть консерваторов. Путинские консерваторы после 2000 г. вполне логично продолжили строительство той системы власти,  начало которой в  1991 г. положили правые  ельцинские либералы, сделавшие  первые шаги для создания правого контроля (и нового российского и мирового порядка) в России.

На Западе перемены перехода от советского к «постсоветскому» или «посткоммунистическому» (в Восточной Европе)  порядку определяют как «антикоммунистические революции».  Таковые  вопреки консервативной мифологии активно приветствовались вовсе не только правыми либералами, но и правыми  консерваторами. Радость по поводу антикоммунистического счастья в России с самой перестройки и до сих пор активно выражает например (как уже замечалось), такой консервативный долгожитель, как А.Ципко. (Delfi, 09.11. 2010 , http://rus.delfi.ee/projects/opinion/rossijskij-politolog-strah-estoncev-pered-rossiej-neobosnovan.d?id=33736279 ).

  Однако правильно ли определять термином революция указанные постсоветские перемены (переход от власти советской элиты  к власти правых консервативно-либеральных политических  группировок)?Это определение вряд ли следует считать правильным. Как известно, марксизм (в том числе и советский) в отличие от западной политологии декларировал  не поверхностно-политический, а содержательный (социально-экономический) подход к понятию революции. Революция с позиций такого подхода трактовалась не как простой политической  переворот, но в содержательном (социально-классовом) смысле как смена классов у власти, т.е. как переход власти  от одних классовых группировок к другим. События начала 1990-х гг с левых ( современно-марксистских)  позиций следует, вероятно, определять не как революцию, но скорее как «реставрацию» — то есть восстановление в России и других странах бывшего реального социализма традиционного западного (Расчлененного) общества.  Подобное определение использовал и ряд российских левых 1990-х гг. (Например, Б. Кагарлицкий,  Реставрация в России. М., УРСС, 2000).

 При этом обозначение ельцинской эпохи (а также всего нового российского порядка) как «реставрации» не означает, считаем мы, лишь отрицательного отношения к данной эпохе и либеральной стороне ельцинских реформ. Как и у великого исторического предшественника Русской революции –  Французской революции XVIII века,  реставрация традиционного западного общества в России имела свои серьезные причины и  логику, каковая требует отдельного анализа.

      Основным идеологическим течением ельцинской эпохи в России 1991-99 гг. можно считать  классический (правый) либерализм. Входившие в окружение первого президента постсоветской России Бориса Ельцина демократы Юрий Афанасьев, Геннадий Бурбулис, Егор Гайдар, Андрей Козырев и др. —   были в основном классическими правыми  либералами. Экономистов среди них Р.А. Медведев, например,  назвал  «чикагскими мальчиками» ( Р. Медведев, Капитализм в России»? М., 1998 ).      Фигуры левого направления   среди главных деятелей  ельцинской России   были представлены мало. Перестроечные левые – например, стоявший на социал-демократических  позициях последний генсек КПСС Михаил Горбачев или известный лидер перестроечных демократов  Гавриил Попов в ельцинский период не имели почти никакого влияния.  Хотя позицию активного в 1990-х гг Григория Явлинского можно (вопреки его собственным самооценкам) определить как  лево-либеральную   (напр., Г. Явлинский,  Периферийный капитализм. М., 2003).

      В то же время левое крыло демократического движения в СССР и постсоветской России существовало.С начала легализации политических течений в СССР конца 1980-х гг оппозиция советскому истеблишменту – «демократы», как можно утверждать, имели два крыла – как правое (классические правые либералы) так и левое — социал-демократы и реформ-коммунисты.    (см. напр. О. Лацис, Заранее спланированное самоубийство, М., 2001). Лозунги политического плюрализма и рыночной экономики  фактически были у тех и других — как у  классических (правых) либералов – так и либералов левых.

В отличие от горбачевцев, ельцинские демократы, стоявшие в основном на позициях правого либерализма, перестали говорить о реформах социализма и  прямо заговорили об отказе от «социалистического выбора». Это направление демократов — напр., Ю. Афанасьев, Н. Сванидзе  или наиболее радикальная в этом течении В. Новодворская-  как правило,  жестко критиковали  не только сталинизм, но и большевизм, советский реальный социализм как таковой,  считая необходимым восстановление традиционного западного общества.

      Этот момент, однако, вовсе не означает справедливости консервативных соображений о ельцинском либерализме как главном «могильшике» СССР и советской идеологии. Можно заметить, что точно на таких же «антисоветских» позициях восстановления «старой» России (до 1917 г.), стояли и русские  правые консерваторы из т.н. «Русской партии» типа А. Ципко или  А.Байгушева. Не только правые либералы, но и правые консерваторы,  идеализировали западное общество и западную демократию,  не принимая во внимание   ее проявления на  новообразованных (и реально подконтрольных Западу) «посткоммунистических» территориях.

   Риторику правых по поводу появившейся наконец в России в 1990-е годы «демократии» следует соотносить с реалиями освоения посткоммунистического мира правым истеблишментом. На  территориях указанного мира западная  демократия «почему-то» оставалась либеральной демократией как правило недолго;  весьма быстро вместо либерально-демократического она приобретала явно консервативное лицо — лицо правого национализма.  Как и в ряде постсоветских государств – например, в Прибалтике или на Украине, в России вслед за начальным либерализмом заявил о и себе консерватизм — правый русский национализм, весьма активный уже в бывшем СССР и в перестроечный период. Существовавший в начале параллельно с правым либерализмом,  правый консерватизм достиг  полной идеологической   гегемонии  в России после 2000 г, —  вероятно уже к 2003-4 гг.  В эти годы  за идеологическим прорывом умеренных консерваторов (сторонников Ивана Ильина и проч.) последовали открытые призывы радикальных консерваторов ( включая и как бы «умеренных» типа А. Ципко) — к «национальной революции». ( Напомним, речь идет о идеологическом термине, употреблявшемся еще в 3 Рейхе). В  виде явной тенденции  консерватизм этого направления  существовал уже в ельцинский период.

Первым в  постсоветской российской политике идеологом «национальной революции» оказался в 1993 г. активный в российской политике и до сего дня Владимир  Жириновский. По его словам «Последнюю национальную революцию могут осуществить только русские, не немцы. Национализм – единственный путь к свободе, и я уверен, что победа русского национализма вызовет и возрождение Германии». (Цит. по: Русский национализм. Идеология и настроение. М., 2006, с.250 ).

Важной проблемой российского посткоммунизма ( и попыток реставрации в России традиционного западного общества) в России стала проблема внешнего контроля.    Консервативные критики ельцинизма часто повторяют тезис о подконтрольности и манипулируемости  ельцинских  демократов (в частности, А. Козырева и др.). Демократы – либералы — изображаются консерваторами как единственные представители западного влияния в России. Сам  же консерватизм – в том числе и правый русский национализм  — рисуется как течение будто бы более самостоятельное, чем либерализм, как идеология «суверенной России». При этом замалчивается главное — контроль внешних сил над самим русским консерватизмом, в особенности радикальным правым национализмом – то есть  тесная  связь этого консерватизма с мировым правым истеблишментом. Как мы уже видели на примере советского и перестроечного периода, вопреки  консервативной риторике о «хорошем консерватизме» как идеологии сопротивления новому мировому порядку   есть достаточно фактов внешнего влияния на правые постсоветские национализмы (консерватизмы)и их поддержки Западом, в первую очередь англо-американским мировым центром. Это ясно показывает консерваторы (правые националисты) во всех постсоветских и посткоммунистических государствах.Вопреки псевдопатриотической консервативной риторике и обвинениям в адрес либерализма, правый консерватизм (Русской партии и др.) в данном вопросе недалеко ушел   от своего праволиберального собрата.

   Отсюда следует и отношение современной левой идеологии к критике ельцинизма с консервативных позиций – в том числе и в отношении проблемы внешнего контроля.  Русский консерватизм намеренно запутывает вопрос о внешнем влиянии на современный новый российский порядок, говоря лишь о  внешнем контроле   только праволиберальных группировок, в числе которых включается и ельцинизм, но никак не консервативных. На самом деле подконтрольными внешним (прежде всего англо-американским) силам политическими группировками во всех постсоветских республиках – в том числе и  России — являлись также (а по сути – как в Прибалтике, на Украине и в Закавказье) — и группировки правоконсервативные.   Идеологический смысл обоих течений правой идеологии —  консервативного-либерализма-  как правого либерализма («оранжизма») так и правого консерватизма (правого национализма) и состоит, как можно заметить, в идеологической поддержке и оправдании этого контроля во всех странах реального социализма– в том числе в России

Установление указанного внешнего (правого)   контроля над всеми странами реального социализма, включая Россию, положило  начало «перевариванию» Западным обществом бывших коммунистических систем. Это относится   и к  постсоветской России не только  российских правых либералов, но и правых консерваторов, продолживших  строительство в России Нового российского порядка. Можно утверждать поэтому, что новый российский порядок – как в праволиберальном ельцинском, так и консервативном путинском варианте —  это порядок, при котором значительные сегменты государства находятся под внешним контролем. Политическим содержанием  Реставрации (восстановления традиционного западного общества) в России после 1991 г. – как и во всех странах реального социализма – можно считать  установление  над ней внешнего (западного – англо-американского) контроля. Правый контроль – то есть политический контроль правых партий в России — можно считать одновременно и внешним контролем, то есть политическим контролем западных политических машин (в первую очередь англо-американского неоконсерватизма) над всем пространством т.н. посткоммунизма, включая и Россию.  Установление  данного внешнего контроля над Россией (точнее, внешнего контроля более очевидного, чем до этого)  очевидно связано с крахом советской перестройки  как положительного изменения реального социализма.  

    Приход к власти правых либералов имел серьезные основания. Он был спровоцирован провальной, а то и прямо подрывной доперестроечной и перестроечной политикой обоих направлений российского консерватизма – советского традиционализма (сталинизма) и правого национализма (Русская партия),  подрыва ими  как советской идеологии,  так и левой альтернативы этой идеологии.    При этом считать консерватизм (правый национализма) идеологией «лучшей» (то есть, в частности, в большей мере способствующей суверенитету России), чем идеология правого либерализма, нет никаких оснований.  Доказывающие главную виновность либералов в падении реального социализма, консервативные идеологи типа И. Шафаревича, А. Ципко, или же  черносотенного акына Байгушева, реально  радовались «антикоммунистической революции» в России и постсоветских странах. В течение 1990х гг они же  занимались постоянным  подрывом  как демократических сторон режима ельцинских либералов (демократов),  так и «левой альтернативы», существовавшей внутри этого режима, разрушая тем самым    преемственность между Россией советской и постсоветской.

 2. Российская власть 1991 -1999 г. – власть демократов? Проблема российского  «номенклатурного капитализма» 1991-2011. Консерваторы   и номенклатура. «Антиолигархизм» консерватизма.

 Консерватизм и его идеологи как правило исходят из кажущейся очевидной посылки, что в течение 1990-х годов у власти в постсоветской России находились «демократы» (либералы).  Говорится о демократическом (либеральном) окружении Бориса Ельцина, верхушке партии Демократическая Россия (напр., А. Ципко, «Почему я не демократ», М.,2003,2005). А также о фигурах типа Г. Бурбулиса, Е. Гайдара и др. (В. Корнеев. Россия. Движение вспять. От государственного социализма к периферийному капитализму. М.,2010). На этом положении основывалась консервативная т.н. «духовная» оппозиция ельцинизму.Однако насколько верно считать власть ельцинского  периода полностью демократической (находящейся в руках демократов -либералов)?

Демократы представляли собой реально блок правых либералов и сторонников левых реформ реального социализма (демплатформа в КПСС, социал-демократы и др.). Однако в силу мощного пропагандистского давления на страны реального социализма мирового правого истеблишмента лидерами «демократического» блока стали правые либералы представленные Ю. Афанасьевым, Г.Бурбулисом  и др. Левые реформаторы были оттеснены от управления еще в период перестройки и подавлялись в течение всех  последующих (начиная с 1990-х )гг.

    Следует признать при этом, что праволиберальная часть демократов (точнее, специфическая номенклатурная часть таковых)   при Ельцине контролировали лишь часть российской власти. Весьма важные сегменты государства в ельцинские 1990-х гг сохранялись под влиянием «консерваторов» ( в том числе и правых националистов). Прежде всего это — силовые структуры – спецслужбы и армия, а также  существенная часть законодательной власти. Например — влияние в Госдуме  реально правонационалистической группировки либерал-демократов В.Жириновского, а также сходных фигур внутри КПРФ (А.Мокашов, Н.Кондратенко и проч.).

Специфическую часть демократов (правых либералов), оказавшихся вокруг Ельцина в 1990-х гг можно определить как «номенклатурные демократы».  (См. напр., В.Прибыловский, в сб. Политический экстремизм, с. 21-22). Это определение  можно уточнить: номенклатурные демократы были «полуконсерваторами» — недаром за их спиной и при их участии и зарождался и креп все больше тяготевший к правому национализму консерватизм, в полной мере заявивший о себе в путинский период. Это следует иметь в виду в том числе и таким критикам «демократов», как правый государственник Владимир Лукин, который приписывает демократам общие особенности консервативно-либерального блока ( В. Лукин.Невежество против несправедливости.Политическая культура российских демократов.М.,2005).

Вряд ли, например,  можно считать либералом долголетнего ельцинского премьер-министра 1990-х гг (1992-98 гг) В.С. Черномырдина. Ельцинская элита  включала в себя и более откровенных консерваторов – таких, как министр печати РФ М.Полторанин, глава спецслужб А.Коржаков и тем более такие фигуры, как назначенный (по протекции Полторанина) руководителем российской печати радикальный националист Борис Миронов. Все они  находились в непосредственной близости от как будто «демократической»  ельцинской власти.

Что касается назначенного Ельциным министром печати М. Полторанина, то в 1994 г. бывший работник «Правды»  выступил с известной  национал-патриотической риторикой насчет  «нерусских писателей и переводчиков», обвинив  прессу в «русофобии», а также в том, что она перешла на «лагерный иврит» (Политический  экстремизм, с. 17).   Полторанин, отставки которого безуспешно потребовала тогда от Ельцина партия «Выбор России», был очевидным ставленником номенклатурных правошовинистических группировок  при первом российском президенте. Характерно, что именно  взгляды  М.Полторанина (как, например и А. Коржакова) на ельцинский период активно популяризируются в современной России. Главную мысль  антиельцинской книги «Власть в тротиловом эквиваленте» (2011), составляет критика ельцинских «демократов» как ставленников «Бнай Брита». Линию отца продолжил и сын Михаила Полторанина Константин, который в 2011 г. был уволен с места главы ФСН России за ксенофобские высказывания по поводу борьбы за сохранение в России «белой расы».

Еще более явным представителем правого национализма (и нацистской закулисы) в ельцинском окружении был Борис Миронов,  в декабре 1993 г. при содействии Михаила Полторанина возглавивший Государственный  Комитет России по делам печати. Б.Миронов позже стал известен как автор ряда шовинистических книг («Иго иудейское», «Приговор убивающим Россию» и проч.), а также  идеолог  насильственных акций  против «демократов», вроде покушения на А.Чубайса в 2005 г.  В этом покушении прямо участвовал сын Б. Миронова член партии «Родина» Иван Миронов. (Пол. Экстремизм, с. 17).

 Нельзя обойти такую важную для консерватизма фигуру, как  ставший губернатором Петербурга после А. Собчака (1996-2001) Владимир Яковлев. Занимавший при А.Собчаке пост вице-мэра Петербурга, В. Яковлев смог, заручившись поддержкой  консервативных противников  Собчака ( включая, например,  известного национал-патриотического пропагандиста А. Невзорова), переиграть своего начальника и занять его место на посту главы Санкт-Петербурга. Очевидны связи Яковлева с «консервативными» — шовинистическими и правонационалистическими группировками, а также прямым криминалом.  Именно с «консервативной» группировкой Яковлева ряд обозревателей связывает многочисленные экономические коррупционные скандалы в Петербурге, так и прямые убийства – в том числе и политические – в частности,  убийства М.Маневича в 1997  и Г. Старовойтовой в 1998 г. (об этом Например,  2001, http://www.compromat.ru/page_11205.htm ). Согласно судебному расследованию, прямым  организатором  указанных скандалов, а также, вероятно и убийств, был, в частности криминальный консерватор (радикальный националист) Юрий Шутов, отбывавший затем   заключение по обвинению в организации тяжких преступлений.  В эпоху своей деятельности в Петербурге   Ю. Шутов был активно связан с национал-патриотами Москвы – например,  будущим вицеспикером Госдумы от партии «Родина» Сергеем Бабуриным, от которого  получил документы члена «комиссии по проверке приватизации», на основании которых действовал в Петербурге (http://www.compromat.ru/page_11170.htm ).

 Характерно, что подобно своему единомышленнику  Борису Миронову,  отцу участника покушения на А.Чубайса Ивана Миронова, радикальный националист Юрий Шутов стал известен также и публикациями национал-патриотического толка, например антипутинской книгой  «Путин – глава Питерских» (М., Алгоритм 2011).  Указанные публикации показывают весьма серьезное влияние в якобы либеральной политике РФ стоящих за Ю. Шутовым консервативных (национал-радикальных) группировок.  В течение всех президентских сроков В.Путина, в особенности после 2005-6 гг   указанные радикальные националисты позволяли себе весьма резкие нападки на него, обвиняя Путина по сути в том, что совершали сами. При В. Путине, надо заметить, связанная с В. Яковлевым консервативно-криминальная группировка Ю.Шутова  по крайней мере была отстранена от прямой власти в Петербурге.

     Цену консервативной риторики и обвинений демократов как в политических, так и экономических и едва ли не криминальных злоупотреблениях следует понять, сравнив   консервативных выдвиженцев  с такими «плохими демократами», как,  например,  А. Собчак и Г. Старовойтова,   устраненными, вероятно, не без помощи глубинных (возможно и внешних) покровителей консерватизма.

        Переход от советской системы к новому российскому порядку ( в том числе и сдачу власти правым либералам — ельцинистам) можно рассматривать как специфический маневр партаппарата (номенклатуры), причем часто номенклатуры коррумпированной. Данный факт начал осознаваться левыми критиками «номенклатурного капитализма» в России еще с начала 1990-х гг. Так, погибший в результате покушения в 2005 г.  сторонник левых реформ  Отто Лацис посвятил этой теме уже упоминавшуюся работу «Заранее спланированное самоубийство»  (М., 2001) имея ввиду самоубийство КПСС, совершенное частью ее номенклатуры.   Речь идет о том самом размене бюрократией власти на собственность, которое предвидел еще демонизированный национал-патриотами Лев Троцкий. «Победа бюрократии в этой решающей области,- писал он,- означала бы превращение ее в новый имущий класс».-Преданная революция,1937 http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl001.htm ).

 Номенклатура бывшего СССР, в особенности ее манипулируемые извне консервативные группировки,  смогла провалить левоцентристское реформы в бывшем СССР, что и стало основной причиной прихода к власти правых – как либералов, так и консерваторов.  Рыночные реформы были необходимы консервативной советской и постсоветской номенклатуре для присвоения советской собственности, которой в советских условиях полностью она воспользоваться не могла.  Интересно, что к сходному «классовому» подходу приходят не только левые авторы (О. Лацис, Б. Кагарлицкий), но также и некоторые бывшие советские «консервативные» как будто авторы – например, аналитик бывшего КГБ генерал Н. Леонов, указывающие на связь постсоветских режимов – в том числе и послеельцинского – с властью нового класса – российской буржуазии (Леонов Н.С. Россия 2000-2008, Закат или рассвет.М., 2009, с.27).

  Этот тезис – о «консервативной» номенклатуре и манипулирующими ею силах  как главной основе нового российского порядка (он же номенклатурный капитализм) уже начала 1990-х гг,    важен для понимания системы власти и идеологии в постсоветской России как  1990-х, так и  2000-х гг.

Подтверждением того, что демократы в ельцинский период не имели приписываемого им полного влияния,  показывает и уже отмеченное наличие в ельцинской элите целого ряда влиятельных «консерваторов» — в том числе и явных правых националистов.  ( М. Полторанина, Б. Миронова и др.) Характерным представителем радикального консерватизма (реально — нацистской закулисы)  в 1990-х гг  1990-х. был достигший поста губернатора Краснодарского края  член зюгановской КПРФ Николай Кондратенко .  Он неоднократно выступал с риторикой радикального национализма, в частности в 1990 г. объявил ельцинских демократов  «сионократами».(Пол.Экстремизм, 18. См. также книгу Н.Кондратенко Ходил казак в Кремль, Краснодар, 2000).

Нельзя не упомянуть и фигуру также оказавшегося в КПРФ известного участника событий 1993 г. генерала  Альберта Макашова.

Наиболее влиятельным консерватором при Б.Ельцине был  ставший в 1985 г его телохранителем Александр Коржаков, дослужившийся от звания майора до  звания генерала-лейтенанта. Ельцин в «Записках президента» назвал  его «личным другом». Коржаков не остался в долгу, открыто выступив против Ельцина во время президентской кампании 1996 г. и затем публично облив грязью своего патрона, который  довел его до высших чинов госбезопасности РФ (А. Коржаков, «Ельцин, От рассвета до заката»,1997).    Влияние национал-патриота («консерватора») А.Коржакова в ельцинской команде было весьма серьезным. По словам осведомленного  генерального прокурора РФ в 1993-94 гг А.Д.Казанника,  реально именно  Коржаков «все решает в Кремле». (Политический экстремизм, с. 23, также http://www.informacia.ru/dosye/1315-korzhakov.html).

    Реально осуществлявший всю политику Ельцина в период кризиса 1993 г., включая расстрел Белого дома, А.Коржаков оказался участником ряда последовавших  вслед за этим инцидентов – например, нападения на Мост-банк  в 1994 г.,  интригах против Ю. Лужкова,   торговле российским вооружением, вмешательством в дела нефтяной отрасли. (Пол экстремизм, 22-23). Александр Коржаков содействовал выдвижению на важные места ряда сомнительных фигур, в частности  Олега Сосковца, похитившего в бытность свою директором Карагандинского металлургического комбината (1991)большие суммы денег. Глава ельцинской службы безопасности пытался сделать О.Сосковца едва ли  не преемником Б. Ельцина.  Продвигал он и иных скомпрометированных деятелей – известного нефтяными махинациями В.Шумейко  и  имевшего судимость Л.Шемаева, занимавшегося газетой Ельцина  «Президент».   Он же выдвинул в руководство продажей российского вооружения ( фирма Росвооружение)   таких деятелей, как А.Котелкин и помощник Б. Ельцина Б.Кузык, замеченных в присвоении  в соответствующем ведомстве немалых денег. А.Котелкин был офицером ГРУ, ранее работавшим в Нью Йорке, с подмоченной еще там репутацией.  Это, по замечанию обозревателей, могло быть использовано в том числе и для  зависимости А. Котелкина (уволенного в 1997 г.) от различных спецслужб. (См. Гречневский О., экспорт оружия и чекистские кланы, http://www.e reading.co.uk/chapter.php/85096/93/Grechenevskiii_Istoki_nashego_demokraticheskogo_rezhima.html).

По свидетельству Бориса Ельцина, в присвоении средств от продажи вооружений  были замешаны также сам А. Коржаков  и  его выдвиженец Михаил Барсуков  (http://www.informacia.ru/dosye/1315-korzhakov.html ). Основным банком коржаковского клана стал потанинский Онэксим-банк, через который проходили (а во многом и исчезали) деньги, полученные от продаж российского вооружения.  В 1995 г. Потанин  предложил «залоговые аукционы» и первым выкупил (почти бесплатно) комбинат «Норильский никель». (об этом О.Гречневский, цит. Соч.)

Деятельность А.Коржакова  на поприще вооружений привела не только к многочисленным хищениям, но  и  к тому, что за 2 года  экспорт вооружения упал с 3,6 млрд долларов (в 1996 г.) до 2, 3млрд  (в 1998 г.) (Гречневский, там же).

 

Наличие   влиятельной  антилиберальной (консервативной) группировки А. Коржакова в непосредственной близости от Бориса Ельцина  опровергает наивное представление о «всевластии демократов» в 1990-х гг. и говорит об активной манипуляции ельцинской власти консервативной закулисой.

 Консерватизм и консерваторы сыграли важную роль в  ослаблении, блокировании, а иногда и прямом отстранении от власти  перестроечной демократической элиты. Таковы, в частности, отставка Г. Попова с поста мэра Москвы (см. его кн. «Снова в оппозиции»), устранение с поста мэра Петербурга  Анатолия Собчака — выдающегося демократического политика, который мог бы принести много пользы своему государству. Однако некие  теневые  структуры   вывели Собчака из игры.  Вероятно, за атакой на А.Собчака стояли консервативные (а с ними возможно и внешние) группировки;  Б.Ельцин, очевидно, казался как тем, так и другим более управляемым.

     Среди фигур, занимавшихся  подрывом влияния А. Собчака в Петербурге,  был  целый ряд антилибералов —  в первую очередь заместитель Собчака и в дальнейшем мэр Петербурга  Владимир Яковлев, упоминавшийся национал-патриотический журналист А. Невзоров, выпускавший программу «600 секунд», а также очевидно связанный с криминальными структурами бывший помощник А. Собчака Юрий Шутов. В своей активности против Анатолия Собчака они действовали однако не только по своей инициативе, но направлялись высокопоставленными московскими национал-патриотами. Критически настроенный к Путину с Собчаком  и хвалящий В. Яковлева А. Костин признает, что акциями против Анатолия Собчака руководил тот же всемогущий «серый кардинал» ельцинского правления Александр Коржаков. (Костин А. Петля Путина. Разбор полетов за 10 лет. М., Алгоритм, 2010, с.28). Будущий разоблачитель Ельцина сумел поставить дело так, что перед выборами 1996 г.«Собчак и Путин остались без средств». Хотя по мнению А.Костина, кампанию против Собчака санкционировал сам Ельцин (Петля Путина, с.29-30), его наверняка смогли настроить против мэра Санкт-Петербурга скорее всего именно теневые «консервативные» фигуры типа Коржакова. Перед выборами 1996 г. Коржаков нанес удар по предвыборной кампании Собчака, направив налоговую инспекцию на поддерживавшую эту кампанию фирму «Русское видео» (Костин, Петля Путина, 28-29). В октябре 1997 г. А. Коржаковым при участии консервативного прокурора Юрия Скуратова было начато «дело» против Собчака, закончившиеся его эмиграцией во Францию (ноябрь 1997 – июль 1999), в  чем Собчаку помог В. Путин.

 Критикуя Собчака (а также и Путина) Ю.Скуратов до настоящего времени апеллирует к «закону».(http://tvrain.ru/articles/jurij_skuratov_o_neprijaznennyh_otnoshenijah_s_putinym_ubijstve_vladislava_listeva_i_seksualnom_kompromate-34908 ). Почему, однако, Скуратов  не был защитником такового, например,  в отношении В. Яковлева и таких деятелей, как Ю.Шутов? Как уже отмечалось, «подсаженный» ранее к Собчаку криминальный деятель Юрий Шутов принадлежал к радикально-консервативной группировке и был связан с таким известным московским национал-патриотом, как вицеспикер Госдумы от партии «Родина» и одним из очередных восстановителей (в 2005 г.) «Союза русского народа» Сергей Бабурин. О них Скуратов не говорит ни слова.

Национал-патриотические критики как Анатолия Собчака, так и  Владимира Путина от Ю.Шутова и А. Мухина до А.Костина  рисуют картину экономических «злоупотреблений» в Петербурге при А. Собчаке  и пытаются обвинить в коррупции находившегося при Собчаке В. Путина. При этом ничего не говорится о коррупции в петербургских структурах консерваторов – национал-патриотов. Подрыв консерваторами власти А. Собчака реально привел к усилению криминализации города.  При консервативном преемнике «плохого либерала» Собчака Владимире Яковлеве в Петербургском законодательном собрании, например, заседало «несколько известных всему городу бандитов» (Б. Кагарлицкий, Реставрация в России, с. 314).

С этим же связан и вопрос о том, кому в России досталась бывшая советская собственность. Риторика консерватизма о приватизации при Ельцине, как и  иных вопросах,  валит все на «либералов». В качестве «виновных» называются реформаторы типа А.Чубайса и близкие к демократам «олигархи» типа Б.Березовского. Однако вопреки консерватизму  и консервативной мифологии, запутывающей суть дела, следует утверждать, что основная собственность в России досталась вовсе не демократам, но бывшей советской (консервативной) номенклатуре и коррумпированным ставленникам внешних сил, идеологией которых и является консерватизм – сначала «советский», затем все более явно – правый национализм, включая радикальный. Присвоение советской собственности  не было прекращено  путинскими консерваторами, но было  продолжено и доведено ими до конца — уже под эгидой «правильного» и, понятно, значительно лучшего, чем либерализм, консерватизма. Известно, например, что при консерваторах с 2000 г. ельцинская политика приватизации не только продолжалась, но и явно активизировалась. Поэтому  по сравнению с 1990-ми годами количество крупных собственников в России резко возросло (см. В.Корнеев, А.Костин и др.).

      Номенклатурным консерваторам (в том числе и правым националистам) с самого начала была выгодна мифология о разворовывании советской собственности «либералами»: таковая прикрывала их собственное присвоение основной части данной собственности. Именно широкие слои  консервативно-шовинистической номенклатуры, а  вовсе не  либералы и демократы (они же, понятно,  инородцы и евреи),  и стали реальным субъектом реставрационного присвоения советской собственности и основой «нового класса» постсоветской России.     «Держите вора – либерала» до сих пор вопиет наиболее циничный вор – вор консервативный, прикрывая свои действия национал-патриотической и шовинистической риторикой.

  Поддерживая миф о либералах и демократах (А. Чубайсе и проч.) как главных приватизаторах постсоветской России,  пришедший к власти после 2000 г. консерватизм как обычно валит с больной головы на здоровую.  Реально уже в 1990-х гг консерватизм и консерваторы занимались приватизацией не менее активно, чем правые либералы. Получив всю полноту власти, они продолжили начатое правым либерализмом строительство нового российского порядка – в том числе и в части активного присвоения советской собственности. Можно утверждать, что в отношении этого присвоения консерваторы  явно превзошли либералов. Как показало, в частности, и дело «Юкоса», воровать по большому счету в России (как ельцинской, так и путинской) разрешается  только «консерваторам».

Другими словами, на вечные российские вопросы «что делать» и «кто виноват», (сводящиеся ныне к основному вопросу «кто украл деньги»), можно ответить, что консерваторы украли советской собственности несомненно больше, чем либералы.

Реальный анализ постсоветской элиты, сложившейся к середине второго десятилетия 21 века  еще предстоит сделать,  отталкиваясь в том числе и от консервативных мифологем. Обозреватели (например, М.Делягин  и др.) признают  большую прозрачность ельцинских «олигархов» по сравнению с  консервативными (и силовыми) олигархами послеельцинского периода (см. М. Делягин. Возмездие на пороге. Революция в России: когда, как, зачем. М., Новости, 2007).

 Сказанное позволяет оценить консервативную мифологию «борьбы с олигархами», активно развернувшуюся в  начале первого президентского срока В. Путина. Начатая путинскими антилибералами жесткая консервативная критика «олигархов» является, как и весьма многое в  консерватизме — явно мифологизированной и  лицемерной по сути. Во-первых, созданию олигархов не меньшей степени, чем правый либерализм способствовал  и консерватизм – как в ельцинской, так и  в путинский период ( после 2000 г.). Стимулируя пропагандистский шум против олигархов, в особенности с «пятым пунктом». консерватизм постоянно пытался скрыть тот уже упоминавшийся факт, что количество крупных собственников в России при консерваторах по сравнению с ельцинским периодом возросло в десятки раз.

Антиолигархическая кампания  консерватизма напоминает классическую для этого течения национал-патриотическую критику большевиков как якобы «троцкистов». Мы, заявляют идеологи консерватизма – за олигархов, но «хороших» («наших») — «неинородческих». Этим шумом  консерватизм стремился скрыть собственные  реальные дела. Так, если  о бегстве из России «близкого к либералам» Березовского трубила вся консервативная печать, то, например,  бегство из России в Лондон консервативного и православного олигарха и одного из организаторов дела Юкоса Сергея Пугачева  осталось почти незамеченным (см. http://www.utronews.ru/economics/001356338272812/).

Активная «антиолигархическая» кампания была развернута в начале 2000-х годов – времени начала передела собственности между олигархами ельцинскими и путинскими и одновременно — внедрения внешними силами в России теории «национальной революции». Одним из проявлений антиолигархической кампании стал  провокационный и инициировавший дело Юкоса доклад активного до сих пор «политтехнолога» Станислава Белковского  2003 г. о т.н. «заговоре олигархов»  (об этом ниже). Доклад содержал список «олигархов»,  составленный в лучших традициях правого национализма Русской партии («внутри КПСС»), имевшей (еще с кампании против космополитов) богатую  традицию манипулирования «инородческими» списками. В качестве главного олигарха числился Борис Березовский, далее следовал А.Гусинский и иные бизнесмены с «пятым пунктом». Доклад С.Белковского, как и вся последующая активность указанного деятеля, не исключая его связи и с А. Навальным, подтверждают его провокаторство.

  Характерен мифологический контекст, создаваемый консерватизмом (правым национализмом) вокруг фигур типа Б. Березовского, ставших объектом известной по Д.Оруэллу консервативной «двухминутки ненависти» и занявших этим  место Троцкого в сталинистской историографии.

Противоречивость фигуры Б. Березовского очевидна. Способный математик и бизнесмен, Березовский оказался весьма слабым политиком. Не имея правильной политической линии, он оказался объектом постоянной политической и пропагандистской манипуляции правых сил, и не в последнюю очередь — консервативной (а то и нацистской) закулисы в России. Своими ошибками и метаниями Березовский способствовал созданию вокруг себя консервативной мифологии, дав возможность вылепить из себя «олигархическое пугало», замену которому консервативные идеологи стали искать затем в Р.Абрамовиче и проч.

На рубеже 2000 г. Б. Березовский с одной стороны способствовал приходу к власти группировки Путина, с другой стороны  позже поддержал националистическую команду А. Проханова (дав немалые деньги на издание газеты «Завтра»). При этом очевидно, что Березовским активно манипулировали некоторые силы, которые в конечном счете вели к вершинам власти консервативные (правонациональные) группировки. Что это за силы?

 Есть основания считать, что такими силами являются политические машины мирового правого истеблишмента – то есть современного западного общества.Другими словами есть все основания считать, что правые консерваторы в России  являются такими же (если не более активными) представителями западного влияния в России, как и правые (оранжевые) либералы, постоянно обвиняемые в своей зависимости  якобы «самостийными» консерваторами.

 3.Рыночные реформы. «Гайдаровская» экономическая реформа. Как консерваторы  прикрывалась демократами.

 Важной стороной ельцинского периода стали рыночные реформы, проводившиеся известными либералами того времени  во главе с Егором Гайдаром.

Ельцинские экономические реформы стали объектом жесткого консервативного поношения. По поводу «плохих либералов» и персонально Гайдара с Чубайсом не прошелся только ленивый консерватор. Тут и советские имперцы и традиционалисты – от  А.Проханова до В.Корнеева (Россия. Движение вспять, ).  При этом – насколько объективной можно считать консервативную критику ельцинских экономических реформ и либеральных реформаторов?

       Эту критику нельзя считать объективной по ряду причин. Во-первых, к ельцинским реформам (прежде всего экономическим) и ельцинскому радикализму страну толкнули сами консерваторы – как советские традиционалисты, так и правые националисты, располагавшие до 1991 г. основной властью и не справившиеся с перестроечными – прежде всего экономическими реформами. Именно консерваторы (прежде всего советские) от Е.Лигачева до В.Павлова, но и находящиеся с ними в блоке (на самых верхах власти) правые националисты ( Русская партия ) несут главную ответственность за провал  перестроечных экономических реформ, что и  стало главной причиной прихода к власти ельцинистов. ( Ряд фактов консервативной политики в период перестройки описывает, например, О. Лацис в книге «Заранее спланированное самоубийство». М.,2001).

Главной причиной перехода власти и инициативы экономических реформ к правым либералам  было то, что советские традиционалисты (консерваторы), имевшие в руках ресурсы, не справились с реформами «сверху» и провалили их.  Ельцинисты были поставлены в условия, когда им пришлось «спасать положение». Не имела концепции экономических реформ и вторая группа консерваторов – правых националистов, сторонников дореволюционной монархии. При этом она занималась  постоянными провокациями против тех, кто пытался провести положительные реформы советской системы. Отсюда – провал реформ перестройки и  хаотичность и судорожность постсоветских правых реформ.

Ельцинский радикальный либерализм как в экономике, так и политике  был реакцией на административно-командную систему, монопольную в течение весьма долгого периода. Эта сложившаяся в 1930- 1940-х гг система уже в 1960-х гг требовала существенных реформ – хотя бы в венгерском или югославском варианте. Рыночные реформы в рамках реального социализма могли бы сделать переход к открытой системе западного образца более плавным. Однако СССР 1960-80-х не имел своих Тито и Кадаров, реформы которых могли продлить (хотя не бесконечно) жизнь реального социализма в прежнем варианте. Косыгинская экономическая  реформа была провалена советскими консерваторами и номенклатурой, близкой к правонационалистической Русской партии.

 Во-вторых, консерваторы умалчивают о том, что в советский период весьма значительная и влиятельная их часть  (в особенности правых националистов) выступала за принципиальный подрыв советской системы – прежде всего экономический.  Например, резким противником социализма как системы еще в советский период был активно рекламируемый консерваторами И. Шафаревич (его книга «Социализм»). Известный борец с марксизмом А.Ципко уже с перестроечных времен также активно критиковал «социализм» за «безрыночность», доказывая необходимость перехода к т.н. «нормальной»  экономике западного образца. Сторонниками подрыва и слома советской экономической системы была и правонационалистическая «Русская партия», которая  даже ГКЧП обвиняла в попытке возврата в «красный экономический хаос» (А.Байгушев, см.выше). В качестве альтернативы советской системе «Русской партией»  выдвигались консервативные фигуры типа Столыпина  и в целом некоего «хорошего русского Пиночета» (таковой, например, у консерватора М. Леонтьева всегда считался положительной фигурой).

       В-третьих, как отмечалось,  лицемерным является и традиционное обвинение либералов со стороны консерваторов в присвоении советской собственности. Реально  господствовавшие в номенклатурных и теневых структурах консерваторы  не только после 2000 г., но уже с начала 1990-х гг занимались таким присвоением наряду с правыми либералами, а по сути значительно более активно, чем они. После 2000 г. присвоение бывшей советской собственности происходило уже в основном консерваторами и в масштабах, несопоставимых с 1990-ми гг.

    Что касается создания основ рыночной экономики, то есть основания считать, что господствовавшие в теневых и силовых структурах консерваторы сознательно свалили на «демократов»  и «либералов» весьма сложную задачу создания указанных рыночных основ, с которой сами  не справились. А с ними — и основные издержки  реформ. (См. байгушевская риторика о либералах, которые бегут всегда «быстрее паровоза»). Не случайно «консервативное» направление  не дало сколько-нибудь значимых экономистов Таковые не только в ельцинский, но и путинский период (от Г. Грефа до А.Кудрина) самым странным образом вновь и вновь оказывались… «либералами» – среди сплошь консервативного истеблишмента. Что касается такого критика либералов, как  «неокон» Михаил Хазин, то его подход кажется реально ближе к левому, чем правоконсервативному.

Западный подход к реформам постсоветской экономики в России состоял, естественно, в поддержке  реставрации  там традиционной западной экономической системы, хотя, по словам  экономического советника ельцинских реформаторов 1990-х гг Джеффри Сакса, и обнаружили в постсоветской России «другой экономический организм» (см.).

 Следует отстаивать критику праволиберальных ельцинских и гайдаровских реформ в России 1990-х гг не с консервативной, но с левой — леводемократической (левоцентристской) точки зрения.

Важно  еще раз подчеркнуть неоднородность движения «демократов» конца 1980- начала 1990-х гг, наличия в этом движении не только праволиберального (Ю.Афанасьев и др.), но  и лево-либерального  лево-демократического крыла. Его представляли не только умеренные советские консерваторы – Е. Примаков, А.Маслюков, колебавшиеся между  советским традиционализмом и левоцентризмом, но и советские левые антисталинисты (Р. Медведев), сторонники демплатформы в КПСС (О. Лацис), а социал-демократы  типа Г. Попова и левые либералы типа Г.Явлинского. Экономист-реформатор Г. Попов, один из наиболее теоретически мыслящих деятелей демократического движения в России, уже в начале 1990-х гг  выступил с критикой  ельцинских (и гайдаровских) реформ как аппаратных (Г. Попов, Снова в оппозиции., 1994).  Свою позицию он определял как социал-демократическую, пытаясь обосновать ее и теоретически. ( Г. Попов «Социализм в России»).

С критикой праволиберальных аспектов ельцинских реформ (в том числе экономических — монетаризма и проч.) выступил ряд левых теоретиков — неортодоксальный марксист Рой Медведев («Капитализм в России» и др.), Борис   Кагарлицкий (Реставрация в России. М., Урсс, 2000), группа журнала «Альтернативы» (А. Бузгалин, А. Калганов). Признавая неизбежность перехода к рыночной экономике,  данные авторы показывали, что  в правом варианте  такой переход имел ряд оборотных негативных сторон.  Они же обращали внимание на  перекосы приватизации как при Ельцине, так и при путинских «консерваторах».

 Критиками праволиберальной концепции приватизации подчеркивалось несколько моментов.

Во-первых, то, что за продажу огромной по объему советской недвижимости были выручены относительно малые деньги — 9, 5 миллиардов долларов. (Медведев. Третьего срока не будет?, С.145, А. Костин, Петля Путина и др.).  По другим близким оценкам общая сумма  поступлений в государственную казну РФ от продажи приватизированных предприятий за десять лет составила  менее 10 млрд долларов (9,7 млрд). (В.Корнеев. Россия. Движение вспять… М. Крафт, 2010, с. 136.). При этом   реальная стоимость этих предприятий оценивалась в  6 триллионов долларов.

По словам Корнеева вырученные средства равны той сумме, которую туристы из России ежегодно оставляют за рубежом.  Иногда затраты на приватизацию даже превышали доходы казны от нее. В то же время новые собственники только за границу вывезли 150 миллиардов долларов. Согласно другим данным за 10 лет из России было вывезено 300 млрд. долларов. (В.Корнеев, цит соч., с.137)

За период 1993-95 гг в стране было приватизировано 133 тыс предприятий, среди которых были такие гиганты индустрии, как Газпром, РАО ЕС, Норильский никель. (Корнеев, там же). По словам В. Корнеева 500 крупнейших приватизированных предприятий России стоимостью не менее 200 млрд. долларов США  были проданы за 7,2 млрд. долларов (Корнеев, с.136).  Уралмаш и челябинский  металлургический комбинат были проданы по цене 3,7 млн. долларов каждый (там же). Завод имени Лихачева, чьи фонды оценивались в сумму не менее 1 млрд. долл., были проданы за 4 миллиона. Долларов.

Принятая система приватизации не учитывала того, что приватизируемые предприятия часто являлись монополистами, их перевод в частные руки не отменял, а лишь усугублял указанный монополизм (Г.Явлинский, Периферийный капитализм. М.,2003).  Кроме того, приватизация в правом варианте отличалась от большевистской (эпохи нэпа) в частности отказом от сохранения командных высот в руках государства и стремлением к продаже  даже «естественных монополий».

Еще одним аспектом правой приватизации стал значительный вывоз капиталов за рубеж, то есть значительная часть средств, вырученных за приватизируемые предприятия, оказалась за границей.

Важную роль в постсоветской истории РФ сыграл Газпром, образованный в 1989 г. при участии Виктора Черномырдина. 17 февраля 1993 г. указом Ельцина преобразован в РАО Газпром. В 1990-е  доля госсобственности  в Газпроме снизилась со 100 до 40 %. Важной заинтересованной в данных изменениях фигурой стал тогдашний руководитель Газпрома тогдашний ельцинский олигарх Рэм Вяхирев. Управлявший  Газпромом  клан Р.Черномырдина- Р.Вяхирева был одним из наиболее влиятельных в ельцинскую эпоху. С ним соперничала группировка тогдашних силовиков Коржакова-Барсукова. (Костин, Петля Путина, с.188,  160). Вряд ли следует доказывать, что оба данных клана имели весьма малое отношение к либералам и либерализму. Они – в первую очередь бывший охранник Ельцина Александр Коржаков, достигший генеральских высот (и затем -грубый критик своего патрона) – были скорее правильными консерваторами, лишь прятавшимися за спины «либералов» — демократов.

  Благодаря консервативной пропаганде  о таких фигурах 1990х годов, как Р.Вяхирев,  В.Черномырдин, А.Коржаков, Ш. Тарпищев или Сергей   Пугачев  известно значительно меньше, чем например, о Б. Березовском. Попытки путинских консерваторов изменить ситуацию с собственностью  в начале 2000 годов означали не возврат естественных монополий государству, но перемене собственников столь же частных, как и ельцинские, но явно «менее прозрачных».

      Важной причиной указанных недостатков стал правый характер приватизации, на котором настаивали не только правые либералы, но и правые консерваторы. (В том числе такие консервативные критики социализма как А. Ципко, И. Шафаревич, А. Солженицын).Основой примененной модели приватизации  стала  правая критика советской системы и  государственной собственности, с которой выступил например, антилиберал А.Ципко.  НЭПовский опыт советской приватизации, который отстаивали советские перестройщики, был отброшен. Очевидно, что продуманной стратегии приватизации у ельцинской команды не было.

Но таковой не было и у оппонентов Ельцина.   Ельцинские реформы (приватизацию и проч.) проводили правые либералы, но в этих реформах,  во-первых, участвовала также  немалая часть номенклатурных «консерваторов», получивших  немалые куски бывшей советской собственности. Эти антилиберальные номенклатурщики,  во-вторых, вскоре при власти силовиков продолжили активный «грабеж награбленного» — то есть начали  отнимать  приватизированную собственность у правых либералов.

Общим  результатом консервативно-либеральной приватизации стало то, что после десятилетия консервативного правления (как и предшествующего десятилетия правления правых либералов)   2/3 национальных богатств  России стало достоянием 6 процентов населения. (В. Корнеев. Россия. Движение вспять, с.137, ссылка на ак. Львова).

 4. Правый либерализм (ельцинизм)  и  оппозиция.  Традиционный (советский традиционанизм) консерватизм — КПРФ Г. Зюганова и  консерватизм правый – репектабельный и радикальный.

 С самого начала правления Ельцина ельцинистов, то есть с начала 1990-х гг., развернулась «консервативная» критика либералов («демократов»),  ставшая основой формирования будущей идеологии консерватизма — официального идеологического направления в России после 2000 г.  Полемику с «демократами» вел так называемый «патриотический блок» — блок советских традиционалистов (сталинистов)  КПРФ  и правых националистов – Русской партии. Консерваторы — в первую очередь правые  националисты —  развернули против ельцинистов активную пропагандистскую кампанию.

Уже в первые годы ельцинского правления (в начале 1990х) консерваторы С.Кургинян, C.Кара-Мурза, В.Бондаренко, А.Байгушев громогласно заголосили о разрушении советской России «либералами» (они же ельцинские демократы). C.Кургинян объявил о «крахе либерально-западнического проекта» (Власть и оппозиция,1993).  Ему вторил С. Кара-Мурза в книге Интеллигенция на пепелище России. (М., Былина, 1997), и прохановец Владимир Бондаренко: Крах Интеллигенции. Злые записки Зоила ( М., Палея, 1995).

Сторонники консерватизма, в особенности радикального, стали определять ельцинизм как «оккупационную власть» и  результат «еврейской революции» (А.Ципко, А. Байгушев). Консерваторы намекали на якобы «ненациональность» (и антинациональность)  демократов и внешнюю зависимость ельцинизма.  А. Ципко позже даже подвел под консервативный донос на ельцинских демократов «национальную» идеологическую базу, заявив ( в сборнике «Пора доверить Россию русским», 2003)   о якобы произошедшей в 1990-х гг очередной «еврейской революции», для преодоления которой требуется революция «русская» — именно «русская национальная революция» (статья  «Возможна ли в России национальная революция», 2003 г.). К таковой фактически и призвали сторонники т.н. «духовной» оппозиции ельцинистам.

Критика идеологии и политики правых либералов в постсоветской России 1990-х гг имеет немало оснований. Однако  критику таковых со стороны консерваторов нельзя считать объективной – в частности ввиду односторонности и сомнительности их собственных  позиций. Консерваторы противопоставляли правому либерализму не концепцию положительных реформ реального социализм, но вначале  советскую командную систему (Г.Зюганов), а чем дальше, тем больше правые  теории возвращения к дореволюционной монархии (Байгушев) или теории «убиения России» советским социализмом (Н.Стариков). Место советских традиционалистов в т.н. «патриотическом блоке» все больше занимали правые националисты. Правому либерализму ельцинистов  консерваторы правого толка противопоставляли  не левые  реформы, но опять (как это было и в отношение СССР) некий «русский переворот» — то есть приход к власти группировок типа Славянского собора (преемника Союза Русского народа) или РНЕ Баркашова.

Консервативная критика либерализма и ельцинизма таким образом не может быть объективной – ввиду тенденциозности самого консерватизма (в особенности правого национализма), реально представляющего внешний контроль не в меньшей, а иногда и  в большей мере, чем либерализм.    

      Консерватизм обоих направлений (в особенности национал-радикальный) играл в атаке на Ельцина очевидно провокационную роль, создавая в стране явную политическую нестабильность. В борьбе с советским традиционализмом и правым национализмом  ельцинский либерализм отражал не только ставшие очевидными позже негативные черты нового российского порядка, но и позитивную тенденцию выхода России из административно-командного и тоталитарного тупика.

  Консервативная антиельцинская риторика показывает то, о чем нельзя забывать – именно, что в ельцинский период продолжалось острое противостояние,  а часто и прямое силовое противоборство ельцинизма с тоталитарным  консервативными (национал-сталинистскими и правонациональными — черносотенными) группировками. Ельцинский режим постоянно  атаковался и  дестабилизировался  с одной стороны советским традиционализмом – зюганизмом и левацкими околозюганистскими формированиями (например, Ампилова, которого его соратник из правых националистов Байгушев называет «Вопиловым» ), с другой – право-национальными группировками типа РНЕ Баркашова, поддерживавшейся правыми националистами из Русской партии.

 Главным «как бы левым» оппонентом ельцинизма в течение 1990-х гг  оказалась КПРФ Геннадия Зюганова. Советский традиционализм КПРФ (сталинизм) оказался первой линией наступления консерватизма на правых либералов.  Идеологию  КПРФ Г. Зюганова как уже указывалось, следует определять как национал-коммунизм или национал-сталинизм.  Эта идеология была продолжением платформы старой советской КПСС в ее аппаратном варианте, уже в советское время представленном не только официальными марксистами, но также и правыми националистами «Русской партии». Коричневая составляющая в зюгановской КПРФ, начатая в советский период сталинскими идеологами, затем аппаратчиками типа Ильичева, Зимянина или Лигачева,   проявлялась например, у таких характерных фигур  компартии РФ как Альберт Макашов и Николай Кондратенко, которые являлись  депутатами Российской Госдумы от КПРФ. Н. Кондратенко был также  членом Совета федерации и едва ли не стал при поддержке Зюганова кандидатом в президенты от КПРФ в 2003 г.( http://www.sem40.ru/index.php?newsid=68484 ). Разумеется,  партию, в которой состоят  подобные фигуры,  считать  компартией в смысле большевизма и даже официального марксизма-ленинизма было бы странно.  (Об истории формирования КПРФ также О. Лацис, Заранее спланированное самоубийство, М., 2001).

Зюгановская КПРФ оказалась т.о. преемником нереформированной части КПСС , идеологией которой был большевизм,  смешанный с   правым национализмом, поэтизирующим дореволюционную монархию и правую диктатуру.  Правый консерватизм  оказывал на  как бы левую КПРФ весьма серьезное влияние.   С самой перестройки и затем в течение 1990-х гг КПРФ Зюганова оказалась в т.н. патриотическом блоке вместе с правыми националистами (в частности, Русской партией).

 Странный как будто союз «левой» КПРФ и правых русских националистов был не случайным, но вытекал из самой эволюции КПРФ в поздний советский и перестроечный период. Эта эволюция в свою очередь отражала идеологию советской сталинистской бюрократии еще с 1930-х гг.  Как мы пытались показать ранее, реальной аппаратной идеологией партийных консерваторов в СССР был не ортодоксальный большевизм (марксизм-ленинизм, второй марксизм), но именно национал- коммунизм (национал-сталинизм).  Помимо внешнего большевизма, советский марксизм включал также существенные элементы  великорусского шовинизма и вполне «антисоветского» правого национализма, который был идеологией т.н. Русской партии в СССР (см. А. Байгушев. Русская партия внутри  КПСС). В этом смысле идеологию КРПФ (сохранившуюся в указанном виде до сего дня) следует рассматривать  как левый «полуконсерватизм» или консерватизм с левым уклоном (социал-консерватизм). «Консервативные» тенденции КПРФ  — советский традиционализм с его апологетикой сталинской версии социализма, соединенный с правым национализмом, вообще не имеющим отношения к левой идеологии. Используя риторику советского второго марксизма, идеологию КПРФ можно  обвинить в националистическом «ревизионизме» советского марксизма. Для многих консерваторов в КПСС  было характерно движение от сталинизма к прямому правому  национализму – явному противнику левой идеологии. Не только прохановский круг, но даже и известный советский консерватор Егор Лигачев   был замечен в контактах с европейскими правыми националистами. Так,  Е. Лигачев вместе с  А. Прохановым  принимал в России бывшего эсэсовца Жака Тириара (http://www.zavtra.ru/cgi//veil//data/zavtra/02/464/52.html), к позиции которого, как и позиции Георгия Климова, прохановцы проявляли большое сочувствие.            Указанную эволюцию советских консерваторов (сталинистов) можно считать характерной для партаппарата в эпоху кризиса реального  социализма,  которая говорит о разложении идеологии традиционных компартий.

Правые националисты (так называемая «Русская партия» , в частности ее представитель Байгушев) критикуют зюганизм «справа», как не вполне правый национализм. Нужна критика зюганизма «слева» — но не со стороны ампиловцев, лимоновцев и т.п. – а со стороны современной  левой –лево-демократической теории. Следует отметить, что с критикой национал-патриотических тенденций партии Зюганова некоторые члены КПРФ  выступили уже в начале 1990-х гг.

В этом смысле интересно опубликованное 1994 г. Борисом Славиным открытое письмо Г. Зюганову «Отказ о марксизма погубит компартию». В данном письме Б. Славин по сути дела выступил против «консервативного уклона»  зюгановской компартии, перечислив ряд национал-патриотических – консервативных черт ее идеологии. В частности, Б. Славин  указывал на отказ зюгановской компартии от марксистского понимания государства. «Оперируя понятиями «соборность», «державность», «народность», — не без основания писал в этом письме Б. Славин,- вы не хотите замечать классового характера современных государств вообще и российского в частности… Вы думаете, что совершили новаторство в теории социализма. На самом деле вы ушли далеко назад от Маркса к идеалам белого движения, разработанным Иваном Ильиным, идеалам, глубоко чуждым сознательным коммунистам» ».(В кн.: Б.Ф. Славин. Социализм и Россия.М., УРСС, 2004, с. 346.)

Интересна также фигура одного из руководителей КПРФ Геннадия Селезнева, который  не удержался в верхах партии, хотя выглядел умнее Зюганова (не  потому ли не взяли в консерваторы?). В то же время  влияние консерватизма сказывалось и на нем: советником Г. Селезнева по странной логике был, например, не имеющий никакого отношения к российским левым известный консерватор А. Дугин. Селезнев же оказался странным образом замешан (что могло быть и фокусом теневых манипулирующих консерватизмом структур) в убийство Г. Старовойтовой.

Помимо КПРФ все более активной линией  консерватизма в 1990-е гг стал консерватизм  уже не советский, но «дореволюционного» (правого) образца. Он выдвигался  как в радикальной, так и «респектабельной» форме.

Если говорить о респектабельном (умеренном) крыле правого консерватизма, то  одним из ранних выражений такового стала партии Единства и Согласия (ПРЕС), она же «консервативная партия России», и ее  программные заявления. Партия партии Единства и Согласия (ПРЕС), которую возглавил С. Шахрай,    считается первой в постсоветской России попыткой построить политическую партию  на основании идеологии консерватизма. (Д.А.Витушкин . Перспективы правоконсервативной идеологии в России. М., 2006, http://politanaliz.land.ru/right-conservatism1.htm ). Пройдя на выборах 1993 г.  в Госдуму и создав в ней свою фракцию, партия Единства и Согласия  попыталась при участии известного политолога В. Никонова сформулировать идеологию российского консерватизма. Обозреватели не без основания называют образование данной партии «пробным шаром со стороны действующей власти», подчеркивая тем самым, что консервативная партия была образована при поддержке правящих правых либералов. ( Д.А.Витушкин , там же).

В октябре 1994 года С. Шахрай и В. Никонов опубликовали «Консервативный манифест», в котором, как пишет Д.Витушкин, «сформулировали основные положения российского консерватизма с учётом реалий 1990-х гг.»  В «Манифесте» пересказывались основные постулаты классического консерватизма, разброс цитат классиков консерватизма при этом варьировался от западных консерваторов (У. Черчилля)  до российских. (К. Леонтьев).

При этом экономическая часть программы консерватизма мало отличалась от проводимого ельцинскими правительствами (с премьером В. Черномырдиным во главе) ультралиберального курса и либеральных постулатов. Авторы видели свой экономический идеал в таком обществе, в котором «перемены, обеспечивающие экономический рост, происходят… сами по себе, без участия власти». Они признавали, что «до такого идеала нам ещё далеко», не уточняя каким образом этот «идеал» соотносится с российским традициями. Вопрос соотнесения всех перечисляемых «постулатов консерватизма» именно с российскими традициями был ахиллесовой пятой «Манифеста». Несмотря на заявленное стремление учитывать «российскую специфику», после прочтения документа оставалось совершенно непонятно, в чём же она состоит [Никонов 1999: 11 – 15].

Еще более отчётливо это отразилось в принятой в сентября 1995 года программе партии, согласно которой ПРЕС объявлялась «общероссийской консервативной партией – партией российской провинции, деятельность которой базируется на консервативных ценностях российских народов» [Коргунюк, Заславский 1996: 71].

Утрата ПРЕСом в дальнейшем всякой поддержки со стороны населения показала, что «первый блин» консерватизма, то есть первый опыт создания  консервативной партии, оказался «комом». Тем не менее, как отмечает, например, С.Ю. Пантелеев,  «среди различных вариантов «партий власти», существующих от выборов до выборов, ПРЕС интересна именно как попытка создать идеологическую  партию». Правда, по мнению исследователя, «эта идеология оказалась голой схемой, не заполненной консервативной «душой», ибо консерватизм не может существовать в отрыве от конкретной национальной традиции». (Пантелеев. С.Ю. 2004. Современный русский консерватизм. – Свободная мысль – ХХI, №11 – также цит. Д. Витушкин, цит. Соч.).

Здесь важно подчеркнуть несколько моментов. Во-первых, характерно рассмотрение «консерваторов» исследователями (например, С. Пантелеевым ) как «партии власти»,  хотя речь идет о «лихих девяностых» — времени правления (как постоянно подчеркивают консерваторы) «плохих либералов». Это указание противоречит частым заявлениям консерваторов   об их  критическом отношении к своим правым собратьям — правым либералам  1990-х гг.  Интересно, во-вторых, то, что сформулированная в первых заявлениях представителей консерватизма (В.Никонова и С.Шахрая) экономическая программа почти не отличалась от программы официального правого либерализма.

Интересно, в-третьих, указание на «утрату поддержки» консервативной партии ПРЕС со стороны населения — правда, ввиду отсутствия, по мнению Пантелеева, у имеющихся построений консерваторов «консервативной души». Последнее мнение,  идущее из среды консервативных «идеалистов», верящих, что консерватизм имеет некую (национальную, конечно) «душу»,  похоже, расходится  с мнением о себе самих консерваторов – например, Русской партии.

Более обстоятельно развить «консервативный» подход к событиям  1990-х гг попытался один из авторов Консервативного манифеста 1993 г. Вячеслав Никонов,  в 1999 г. опубликовавший  книгу «1990-е гг глазами консерватора» (М ., Языки русской культуры, 1999).

Идеологов консерватизма начала 1990-х  В. Никонова и С. Шахрая, следует, в отличие от радикальных деятелей Русской партии, следует считать представителями консерватизма «просвещенного» (респектабельного). К  таковому (с определенными оговорками) можно отнести и ряд идеологов позднейшего путинского консерватизма  — например,  С. Кургиняна, М. Колерова, Г. Павловского и ряд других. Помимо этого типа консерватизма, однако существовал и консерватизм радикальный, в котором посылки респектабельного консерватизма утрировались и преобретали мифологические черты.

 

5. Радикальный консерватизм. Его издательская и прочая активность. Проблема зависимости консерватизма  (в особенности радикального) от внешних сил.

 В  ельцинский период, пользуясь постсоветской политической свободой, особую активность развернул радикальный правый консерватизм (правый национализм), еще с советских времен тесно связанный с консерватизмом респектабельным,

Правые националисты – сторонники восстановления дореволюционной монархии, желательно в черносотенном виде — представляли важную часть т.н. «патриотического» блока, противостоявшего «т.н. демократам» еще в советское время и в период перестройки (см.  А. Байгушев.Русская партия внутри КПСС. М., 2005).  Они были наиболее жесткими и как правило наиболее демагогическими критиками ельцинизма.

Все больше оттесняя советских традиционалистов  КПРФ,  правые консерваторы (реально – правые националисты, в том числе радикальные) постепенно становились главной силой консервативного течения. Своих союзников по патриотическому блоку – сторонников зюгановской КПРФ — они критиковали за «социалистические иллюзии» и смешной «социалистический выбор», считая свои идеалом дореволюционную русскую монархию или правую диктатуру типа европейских  между двумя войнами (Муссолини, Франко и др.). В начале 1990-х гг выдвинулся целый ряд идеологов консервативного и радикально-консервативного направления.

С начала 1990-х гг  стали активно популяризироваться работы  известного идеолога правого консерватизма Александра Дугина, автора книги «Консервативная революция», «Русская вещь»  и целого ряда других.  Оставаясь как будто в рамках респектабельного консерватизма, теоретик консервативной (она же национальная) революции А. Дугин   развивал темы и сюжеты, близкие  радикальному европейскому консерватизму между двумя войнами — например, немецкому правому национализму.  Известный теоретик «евразийства»   стал подводить под консервативную политику идеологическую базу в духе немецкого национал-социализма.

«Ярый противник Америки, — писал в 2008 г. исследователь теории Дугина А. Умланд,- Дугин в 1990-е открыто восхвалял третий рейх, СС и фашизм вообще. Тем не менее, в ‘Международном евразийском движении’ официально состоят, в частности, министр культуры России (Александр Соколов), заместитель председателя Совета Федерации (верхней палаты российского парламента) Александр Торшин и советник президента Асламбек Аслаханов. Не далее как в 2006 г. Дугин восхвалял идеи Грегора и Отто Штрассеров — двух немцев, которые в 1920-е гг. помогали Гитлеру в строительстве нацистской партии. Однако, несмотря на такие заявления, Дугин стал уважаемым участником политических ток-шоу в прайм-тайм; некоторые из его многочисленных работ используются в качестве учебников в российских школах и университетах». ( А. Умланд. Вторая холодная война? http://www.geopolitica.ru/Articles/72/  ).

 

 Несмотря на  явные сходства с доктринами межвоенного радикального консерватизма – в том числе и немецкого , Александр Дугин с 1990-х гг и до настоящего времени оказался уважаемой в политическом мире России фигурой,  чьи доктрины оказывают серьезное влияние на политическую элиту в России.  Это касается ряда группировок – как правых, так и как бы левых, начиная с национал-большевистской партии Лимонова (одним из основателем которой был А. Дугин) , до КПРФ. В 1990-х гг Дугин  был советником ряда  одного из лидеров  КПРФ   Г. Селезнева. Работы Дугина популяризирует также и современная КПРФ.(http://forum.kprf.ru/viewforum.php?f=8&sid=223159dc6536bc805d57c0c4a8ded2e2).

Влияние теорий Дугина на идеологию политической элиты в России не уменьшилось вплоть до настоящего времени. Его идеи евразийства лежат в основе концепция ряда известных «консервативных» организаций в современной России.

  Если  взгляды А. Дугина следует считать представляющими  относительно респектабельный вариант консерватизма, то в постсоветской России 1990-х гг не было недостатка в теориях консерватизма радикального. Среди авторов этого течения можно назвать О. Платонова, генерала Виктора Филатова (первого публикатора Майн Кампф Гитлера на русском ), А. Байгушева и многих других, связанных в частности с консервативным издательством «Алгоритм».

     В 1990-х гг «патриотическая» оппозиция российским демократам издала и активно распространяла консервативную литературу правонационалистического толка, повторявшую известный по немецким и др. образам идеологический  набор национал-социализма. Важным направлением  активности радикальных национал-патриотов стала таким образом издательская деятельность. Была создана целая сеть консервативных (правонационалистических) издательств – (например, «ассоциация русских правых писателей» Тулаева),  занимавшаяся- печатью и распространением национал-патриотической классики —  «Протоколов сионских мудрецов» и проч. В дальнейшем на этой основе возникли крупные консервативные издательства, типа упоминавшегося и широко известного  «Алгоритма». Важную роль в консервативной издательской деятельности сыграл созданный при поддержке губернатора Краснодарского края (и члена консервативной КПРФ) Н. Кондратенко издательский центр в Краснодаре «Пересвет». Он развернул издание огромных тиражей национал-патриотической классики — книг Климова, Истархова, Форда, Дюмона  и проч.

Интересным феноменом на данном поле стал  консервативный издательский центр при Генштабе России.  Подчиняющаяся непосредственно последнему  12 типография Министерства обороны отличилась  изданиями типа «Русь арийская» и «Жиды»   (Пол. Экстремизм, Верховский, с. 18). Свою активность данная группировка продолжает вплоть до настоящего времени (например, упоминавшая книга Т.Грачевой  «Невидимая  Хазария», 2009, книги ген. В.Филатова  и многих других).

Характерным явлением правого национализма в России стала  Либерально-демократическая партия  В.В. Жириновского.

ЛДПР (первоначально ЛДП Советского союза) появилась еще в период перестройки в 1989 г., явно протежируемая еще советскими консервативными структурами. На съезде марта 1990 г. (перед регистрацией весной 1991 г.) было объявлено, что ЛДПСС объединяет «более трех тысяч человек из 31 региона страны и является первой оппозиционной партией в СССР».(См.  http://lenta.ru/lib/14160696/) .Как признал сам Жириновский в 2005 г., его партию еще при Горбачеве «одобрил» тогдашний глава КГБ  Владимир Крючков. Он дал ЛДПР Жириновского «самую положительную характеристику […], сказав, что ЛДПР наиболее лояльная в стране, особенно армии и КГБ». Т.Яхлакова. Крючков нас просто одобрил. — Большая политика. — № 2, декабрь 2005. (также http://lenta.ru/lib/14160696/). В 1991 г. Жириновский поддержал ГКЧП, однако вскоре объявил за это сам себе (и партийному руководству) «выговор» и занялся активной критикой «коммунистов» с позиций радикального правого национализма.

Радикально-консервативные черты  ЛДПР явно проявились уже с начала 1990-х гг. Мы уже указывали на применении В. Жириновским риторики и терминологии радикального национализма, например, понятия национальной революции. В 1994 г. Е. Гайдар прямо обвинил никакого не либерала и не демократа, но явного радикального «консерватора» Жириновского в фашизме, что послужило начало известному судебному процессу  (Политический экстремизм в России, с. 7).  При этом сам за себя говорит факт политического долгожительства В. Жириновского и его партии. Никто  не называет данную  скандальную фигуру российской политики «национальным аллергеном» (как кое-кого из либералов).  Напротив, Жириновский и жириновщина пережили многих отстраненных от власти или даже погибших, как Г. Старовойтова, «демократов».

ЛДПР Жириновского установила специфический рекорд политического долгожительства в постсоветской России, участвовав во всех постсоветских выборах в Госдуму РФ, а также в 5 президентских выборах. Процент поддержки ЛДПР колебался от 23 %в 1993 г. до 11,7 на последних выборах в Госдуму 2011 г. Удачно выступал Жириновский и на президентских выборах в России, занимая как правило третье-четвертое место (  не менее 9 -7 % голосов). На последних выборах 2012 г. он также занял 4 место после Путина, Зюганова и Прохорова, получив 6,3 (по некоторым данным до 9) процента голосов.

20 лет участия ЛДПР в российской политике показали явную непотопляемость скандального национал-патриота. Ни экономические спекуляции, ни политические скандалы, ни явное присутствие криминалитета  в партии лицемерного либерал-демократа и реального консерватора – не ослабляют ее влияния. Проект «Жириновский» (проект «театрализованного» и управляемого шовинизма) следует рассматривать как один из наиболее удачных проектов радикально-консервативных группировок еще советских спецслужб и тех сил (вероятно, далеко не только внутренних), которые эти группировки представляли.

Попытки ряда как будто респектабельных консерваторов типа С. Кургиняна бороться –  понятно, в рамках того же консерватизма – с «вирусом фашизма»  (Власть и  оппозиция, 1993) серьезного успеха не имели. Бороться с националистами, критикуя    правый тоталитаризм и фашизм пытались и  демократы.  (См. например, сборники «Политический экстремизм», с. 7-8, или «Нужен ли Гитлер России», М., Пик, 1996).  Однако влияние радикального консерватизма не ослабевало, а в отдельные периоды постсоветской истории России, напротив,  даже усиливалось.

В качестве источника данного течения назывались влиятельные «консервативные» группировки в силовых структурах.  Однако кто стоял за этими группировками  (в том числе  и лубянскими) — «патриотические» силы или некоторые иные, борющиеся против демократической России и манипулирующие  в своих целях консервативными  ( национал-патриотическими) группировками?  Как мы постоянно стремимся показать, внешние силы  в России  и других странах бывшего реального социализма  — как правило, осуществляют свое воздействие  не только через правый либерализм, но также – едва ли не в большей мере – через консерватизм. В этом смысле следует согласиться с рядом авторов, сравнивавших постсоветскую Россию 1990-х с веймарской Германией 1920-х гг . (в частности концепцией Веймарской России в Янова — А. Янов. После Ельцина.М.,1996).

 

5. Консервативный террор в 1990-х гг.  и внешняя манипуляция радикальным консерватизмом в России. Левая оппозиция правому либерализму.

Одним из печальных феноменов ельцинской России (как и дальнейшей истории постсоветской России) стал постоянный консервативный террор. В эти годы,  вслед за сходными событиями эпохи перестройки (например, убийство отца А.Меня в 1990 г.) произошел целый ряд убийств известных демократов — Д.Холодова (1994), В. Листьева (1995), Г. Старовойтовой (1998), С.Юшенкова (2003) и целого ряда других. Виновники данных убийств не найдены до сих пор, реальный их поиск велся  официальными структурами явно вяло.

Очевидна связь актов террора в постсоветской России (как и России более раннего периода) с идеологией и политической практикой радикального консерватизма, связанного, однако с консерватизмом респектабельным. Во-первых, террор был направлен в основном против демократов (либералов). Никто не собирался убивать, например, известных скинхедов, членов группировки РНЕ или  партии Жириновского.

Во-вторых, террор получал идеологическое санкционирование    консерватизма – вовсе не только радикального. Теракты  с внешней стороны проводились как бы «радикальными патриотами (или иными силами, имитирующими действия таковых)  при идеологической поддержке самых разных (включая и умеренных как будто) консерваторов в массовых средствах.(А.Проханов и проч.)

В-третьих, террор был очевидно связан с нацистской закулисой – в том числе и в спецслужбах. Непосредственными исполнителями а чаще  организаторами террористических акций  в постсоветской (как перестроечной и советской) России оказывались коррумпированные работники спецслужб. Это выяснилось как в расследовании убийства А. Меня, так и Г. Старовойтовой и в дальнейшем – А. Политковской. Иногда представители террористических группировок – например, криминальной питерской группировки  Ю. Шутова, — была связана с консервативными властями – например, «подсидевшим» А. Собчака В. Яковлевым. При этом консервативные издательства вроде «Алгоритма» активно пропагандировали указанных радикальных национал-патриотов. Например,  публиковали книги сидевшего за террор Ю.Шутова еще и в 2012 г.

Консервативный террор продолжался и после ельцинской эпохи — например, убийство А. Политковской в 2006 г., (см. далее).  К третьему сроку Путина  демократы оказались полностью ошельмованы и запуганы победоносным и лицемерным консерватизмом, применяющим, среди прочих и террористические методы.

Являлись ли радикально-консервативные теоррористические  группировки чисто внутренними или их деятельность контролировалась извне? Для выявления причин террора в России требуется анализ нацистской закулисы  — диверсионных консервативных группировок как в советской, так и постсоветской России.

 Для этого анализа можно использовать типологический подход. Если принять тезис, что политический режим России 1990-х строился внешними силами по сценарию Германии 1930-х, то такой сценарий включал и активный подпольный терроризм – то есть убийства противников «радикального консерватизма». В Германии и в целом Европе 1930-х –гг таковых была целая серия, начиная с известного убийства В.Ратенау.  В тогдашней Германии эти и другие «консервативные» акции могли осуществляться и внешней, точнее двойной агентурой в спецслужбах. Влиятельные немецкие национал- социалисты 1930-40-х гг (например, Канарис) имели связь с Англией и могли находиться также и под английским контролем. С английскими спецслужбами были связаны уже после войны известные прибалтийские деятели СС – например, перезахороненный в Эстонии в 1999 г. известный офицер 20 дивизии СС Х. Кург.(см.).

В  это связи следует еще раз коснуться вопроса внешней зависимости, в которой консерватизм обвиняет либерализм.  Говоря о внешних истоках праволиберального проекта и идеологии либерализма, консервативные авторы, однако,  весьма мало говорят о внешней зависимости  самого консерватизма, его идеологии  и политики – в первую очередь правых националистов и так называемой «патриотической клиентеллы»  ( термин — С.Кургиняна,  Власть и оппозиция, 1993).  Эта зависимость вполне очевидна в связях консерваторов (правых националистов) советского периода с финансировавшимся извне СССР группировками типа НТС, а также на примере подрывной деятельности правых националистов как в перестроечный, так и в постсоветский период. Плюс —  на примере правых националистов украинских или прибалтийских, понять свое единство и связь с которыми правые националисты русские никак не могут и до сих пор.   Есть основания считать, что русский национализм (прежде всего  национализм правый) в России поддерживался также и извне — как и в других странах бывшего реального социализма.

Сказанное  ставит под сомнение консервативную риторику по поводу правого либерализма (ельцинизма).  Оценка и критика такового консерваторами несет обычные идеологические особенности этого направления, важную часть которых составляет мифология (в том числе и ксенофобская).

При этом следует еще раз подчеркнуть, что российских демократов нельзя считать чистыми либералами. Определенные левоцентристские тенденции существовали как в лагере «патриотов», так и в лагере «демократов» .

Можно отметить например реальную близость к левоцентристским силам Г.Явлинского и части партии «Яблоко». Сам Явлинский  отрицает левые тенденции у себя, говоря о себе как о «кадете»- то есть правом либерале. Однако как в работах самого Явлинского (напр., Периферийный капитализм),  заметен  левоцентристский идеологический инструментарий, так  в деятельности партии «Яблоко» —  левоцентристские тенденции.

Судьба партии «Яблоко» после 2005 г. характерна для демократических движений в период господства «консерватизма». Партия, имевшая немалую поддержку в том числе и интеллигенции – в  начале нулевых годов гг подверглась жесткому консервативному прессингу и на выборах 2003 г. не смогла пройти в Госдуму. Не набрала она необходимого числа голосов и на выборах 2011 г. Явлинский не был допущен и до президентских выборов марта 2012 г. Для консервативной элиты Явлинский оказался не своим.Эту элиту не беспокоило, однако, проникновение в Госдуму явных коррупционеров или шовинистической и полукриминальной «либерально-демократической» партии Жириновского.

Активность реально левых группировок в  период  1990-х гг  была не столь уж значительной. Причиной этого было общее поражение левых сил  в период перестройки и  административного подрыва этих сил в постсоветский период, а также общего преобладания консервативно-либеральной идеологии. Даже спустя 20 лет после распада реального социализма и  СССР ( к 2013 г.) следует констатировать практическое отсутствие левых политических сил в важных государственных  структурах России.

 В силу ряда причин уже в ельцинский период российских реформ (1991-2000)  ненационалистическое левое политическое направление оказалось утерянным. Уже в 1990-х гг демократические левые оказались на периферии российской политики . В особенности это касается «интеллигентского» левого (социалистического)направления   представленного, например Р. Медведевым, Г. Поповым, А.Кагарлицким, А. Румянцевым,  отчасти — Г. Явлинским, впоследствии также группировкой журнала «Альтернативы» (А. Бузгалин).

Что касается национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова, то таковую также нельзя рассматривать как современную левую партию. Скорее – как  характерную для Западного общества (и дореволюционной России) левацкую группировку, продолжающую традицию российских эсеров или европейских анархистов. Для лимоновской партии типична манипуляция не только левацкой фразеологией (вроде издания «Поваренной книги анархиста»), но и скандально-насильственными акциями — «взрывчаткой», «лимонками» и проч.(Пол. Экстремизм, с. 25). При этом лимоновцы  в духе симбиоза «большевизма» с национализмом активно использовали и консервативные идеи и атрибутику – например, имперский флаг России.  Интересно, что в создании национал-большевистской партии принимал участие консерватор Александр Дугин.

Попытки создания реформ-коммунистической партии еще в перестроечный период (на базе демплатформы в КПСС), как и социал-демократической   партии не имели серьезного результата. В 1990-х гг левая традиция оказалась представленной  в основном в национал-сталинистском варианте в виде малоконструктивной, крикливой и как правило демагогической оппозиции ельцинизму. Зюгановская КПРФ  1990-х представляла собой левый «полуконсерватизм».

 

6. События 1993 года. Борьба в российском руководстве в 1993-96 гг.Антиельцинские акции консервативной закулисы. Заговор Коржакова. Борьба вокруг Останкино, убийство В.Листьева. Выборы в Госдуму 1995 г. Президентские выборы 1996 г.

 Накапливавшиеся противоречия ельцинской власти нашли свое выражение в остром кризисе этой власти 1993 г . Внешней стороной кризиса стало противостояние двух ветвей власти — традиционно-советского  Верховного совета и право-либеральной исполнительной власти. Этот кризис породил большую и противоречивую литературу. Демократы и консерваторы оценивают произошедшие события с диаметрально- противоположных позиций, обвиняя в произошедшем друг друга. Представители консерватизма (например, В. Корнеев) — поэтизируют антиельцинское выступление. Демократы (либералы) трактуют данные события как «красно-коричневый путч».

Какова могла быть леводемократическая линия  в 1993 г.?

Выступление советских традиционалистов (сталинистов) и части левых  против  правых либералов Ельцина   была осложнена  поддержкой выступления сторонников Верховного совета правым крылом консервативного блока — правыми националистами, поборниками восстановления дореволюционной монархии и воссоздания черносотенных партий. По словам  идеолога Русской партии Байгушева  «над зданием мятежного Верховного совета рядом с красным флагом советов…реет черно-злато-белый черносотенный Имперский флаг России…»  (Байгушев, с. 480).

За акциями против ельцинистов таким образом стояли  не только советские традиционалисты  и сторонники левых реформ реального социализма, но фигуры радикального  консерватизма (правого национализма) типа весьма активного в конфликте генерала Альберта Макашова, соединявшие мнимый советизм с нацистской риторикой. Именно под командованием Макашова антиельцинские  военизированные формирования  атаковали ельцинистов, в первую очередь Центр Останкино. Это заставило демократов – блоку правых и левых либералов говорить о «красно-коричневом» выступлении.

Это понятие во многом  отражало реальность – в период кризиса 1993 г. сталинисты (основная часть зюгановской КПРФ) действовали в союзе с правыми националистами  — от Русской партии Байгушева до РНЕ Баркашова.    Демократы  нападали на коричневую  (правонационалистическую) сторону консервативного блока, но в силу его смешанности с псевдобольшевизмом номенклатуры, пытались валить правый национализм на большевизм. Хотя на самом деле правонационалистические группировки (как мы ясно видели на примере Байгушева) еще с советских времен были резкими противниками большевизма и реального социализма.

Несмотря на противоречия деятельности правых либералов и правого либерализма(ельцинизма), для сторонников левоцентристских реформ в этот момент объединение с консервативным блоком было невозможно. Оказываясь перед сложным выбором, сторонники левых реформ  склонялись к поддержке Ельцина. Лучше Ельцин, рассуждали многие из них, чем тогдашний Зюганов (консервативная КПРФ) с союзниками – радикальными националистами и нацистской закулисой. Лучше, рассуждали они, правое либеральное реформаторство Гайдара,  чем нацизм черносотенцев Байгушева и Макашова, а  также сталинизм примкнувшей к ним  КПРФ.

Некоторая часть левых реформаторов  поддержало Верховный совет, однако значительная часть оказались   на стороне Ельцина.  Поддержать Верховный совет – означало оказаться в одном лагере с коричневыми национал-патриотами (правыми националистами).

Остается фактом, что первой насилие применила группировка  Верховного Совета : «военные действия были начаты сторонниками парламента» (Пол. Экстремизм, с. 18).  Национал-патриотические формирования под руководством полунациста Макашова совершили нападение на здание СЭВа и Останкино. Насильственные акции  придали событиям вид военного путча и гражданской войны.   Странным было долгое молчание Ельцина, не торопившегося противодействовать нападавшим.  Немалую роль в критический момент сыграл Егор Гайдар, пытавшийся спасти демократию, на которую покушались макашовские путчисты.

За кулисами столкновения произошел раскол силовых структур.  Армейское руководство вело себя двойственно.  На   стороне  Ельцина выступили, в частности, А. Коржаков  и  Г.Рогозин (отец Д. Рогозина). Непосредственным организатором расстрела Белого Дома был «правильный консерватор»  Александр Коржаков, за что  получил повышение –  звание генерал-лейтенанта. О его участии в данных событиях, однако, в консервативных обзорах событий 1993 г. говорится весьма мало.

          Случаи  неоправданного насилия  были  с обеих сторон – как со стороны оппозиционеров, так и с правительственной  стороны.( включавшей не только илбералов, но и  номенклатурных консерваторов ). Были и факты закрытия газет (со стороны ельцинистов).

 Как обычно в случае подобных конфликтов,  имел место ряд провокаций, подогревающих конфликт с обоих сторон . В перестрелке участвовали снайперы, стрелявшие по корреспондентам и проч. Из лагеря радикальных националистов распространялись провокаторские  слухи (используемые даже у  Р. Медведева) – в частности, о неких «бейтарах» в районе Белого дома. Эти слухи опровергались  ( например,  Верховским,  Пол. Экстремизм, с. 35 ).

 После 1993 г. консервативные группировки в России активизировали деятельность по подрыву ельцинского режима.  Антиельцинские акции начал тот же Александр Коржаков, вознесенный Ельциным на самые верхи власти — поставленный во главу основных силовых структур. В 1994 г. Коржаков инспирировал конфликт с правительством Москвы, напав на Мост-банк .  Очевидно, как верно указывается рядом историков,  имел место далеко идущий заговор, имевший своей целью смещение Б. Ельцина с поста президента и замену его на О. Сосковца. (А. Фельштинский, В. Прибыловский, Корпорация. Россия и КГБ во времена президента Путина, 2010 г.Глава 1 Заговор Коржакова. http://web.archive.org/web/20111105030135/http://www.corporation-kgb.org/?page=0).

 В эти годы стал очевиден  конфликт между силовыми кланами – А.Коржакова с одной стороны и Ф. Бобкова с другой (о которой говорят и указанные авторы). В чем была основа этого конфликта?   По видимому,  Ф. Бобков, связанный с правительством Москвы, А. Гусинским  и контролировававший «Мост-банк», представлял   умеренную постсоветскую  группировку силовиков. Какие силы представлял Коржаков? Только ли «Русскую партию» в спецслужбах или также и иные силы?  Радикальные националисты в спецслужбах добились снятия Ф Бобкова с поста главы 5-го управления КГБ еще в советский период. (См. пред. Главу).(Байгушев, русская партия в СССР).

В свете  соперничества   силовых кланов того времени, в первую очередь А. Коржакова и Ф. Бобкова, следует рассматривать и драматические события вокруг телекомпании Останкино 1994-99 гг, включая убийство 1 марта 1995 г. известного телеведущего Владислава Листьева.

Идеологи правого национализма, как и деятели того периода типа Ю. Скуратова до сих пор пытаются замести  следы указанного убийства, в частности  свалить его  на Бориса Березовского. Данную версию (что следует принять во внимание) с 1996 (статья в журн. Forbes) активно развивал и американский журналист Пол Хлебников в книге «Крестный отец Кремля Б. Березовский», 2000. Нетрудно заметить, что данная версия укладывается в известную уже по началу 20 века «картинку» политических убийств в России  — например, убийства Столыпина. Критики шовинистической закулисы (начиная с В. Литвиненко) давали иное объяснение данному убийству, говоря о роли в нем А.Коржакова и стоявших за ним сил. По мнению А. Фельштинского и В. Прибыловского, убийство было организовано А. Коржаковым и «смотрящим» по его поручению за Останкино офицером безопасности А. Комельковым  руками солнцевской группировки. Главным мотивом было сокрытие доходов от телерекламы и направление средств на предвыборную компанию О. Сосковца. (А. Фельштинский, В. Прибыловский, цит. Соч., там же).

Теневые «разборки» на телевидении начались за год до убийства В. Листьева  уже весной 1994 г. В марте 1994 г.был убит рекламный бизнесмен Глеб Бокий, затем руководитель «Варус-видео» Г. Топадзе. В июне 1994 г. было совершено покушение на Б. Березовского, после чего его на своем самолете  вывез за границу А. Гусинский. Очевидно, что Березовского поддержала в этот момент силовая группировка Ф. Бобкова, с которой был связан Гусинский. Покушающейся на Березовского стороной (как и иных террористических действий) был  очевидно клан А.Коржакова или некоторые иные силы, поддерживавшие его. В сентябре 1994 г. был нанесен удар по еще одному деятелю  телерекламы – Сергею Лисовскому. Был взорван криминальный авторитет С. Тимофеев («Сильвестр»), как считалось, прикрывавший С. Лисовского.  А. Фельштинский, В. Прибыловский  считают, что организатором всех указанных «околотелевизионных» убийств была группировка Коржакова, в преддверии выборов 1996 г. стремившаяся получить контроль над Останкино. (А. Фельштинский, В. Прибыловский, цит. Соч., там же).   На выборах указанная группировка  собиралась выдвинуть Олега Сосковца, для чего требовалась сумма 50-60 миллионов долларов. Вначале  коржаковцы надеялись на В. Листьева, для чего, по мнению указанных авторов, и расчищали ему дорогу описанными убийствами.

«Когда именно созрел план убийства Листьева,- замечают Фельштинский и Прибыловский,- определить сложно. Но очевидно, что операция задумывалась как многоцелевая. На первом ее этапе убирался Листьев. На втором — обвинение в организации убийства Листьева выдвигалось против влиятельного в России и на ОРТ человека, пользовавшегося в тот период влиянием на Ельцина — Бориса Березовского, и против основного конкурента Листьева на рекламном рынке Лисовского. На третьем этапе арестовывался Березовский, а Ельцин, разочарованный в Березовском, Лисовском и в связанном с ними влиятельном политике-реформисте Анатолии Чубайсе, передавал контроль над ОРТ новому предложенному Коржаковым человеку. 49% негосударственных акций получал в свое распоряжение Коржаков или его люди. Попавший под подозрение Лисовский также лишался возможности продолжать свою деятельность на ОРТ». (А. Фельштинский, В. Прибыловский, Корпорация. Россия и КГБ во времена президента Путина, 2010 г. Глава 1. Заговор Коржакова. http://web.archive.org/web/20111105030135/http://www.corporation-kgb.org/?page=0 ).

В целом с аргументами А. Фельштинского и  В. Прибыловского в пользу того, что главным организатором  «околотелевизионных» убийств 1994-95 гг, включая убийство В. Листьева, была силовая группировка А. Коржакова, можно согласиться. Однако сомнение вызывает ряд моментов, в частности то, что коржаковцы, зная взгляды В.Листьева, собирались делать  ставку именно на него. Вероятно, картина была несколько другой. Возможно, указанными террористическими действиями  коржаковской группировкой расчищалась дорога другим людям и другим силам. Что касается  Березовского, то  он с этого периода  стал объектом постоянных провокаций – вероятно, шовинистической закулисы и управляющих ею сил. Эти силы до последнего времени активно тиражировали версию о виновности Березовского в указанных убийствах.

 Между тем Березовский сам с 1994 г. был очевидным объектов прямого населия. Первое известное покушение на него состоялось в 1994 г., второе – в 1998 г. В  последнем  был замешан еще один  крупный функционер спецслужб описываемого периода  — сменивший Коржакова на посту директора  ФСБ Николай Ковалев.

Убийство В.Листьева  в марте 1995 г. А.Коржаков использовал для наступления на «московскую» силовую группировку Ф. Бобкова и др., в частности, для снятия генпрокурора Москвы. В этой связи интересна стойкая неприязнь консерваторов (национал-патриотов) к долголетнему мэру Москвы Ю. Лужкову. Активные антилужковские действия консерваторы вели с начала 1990-х и продолжали их вплоть  до 2011 г.

В декабре 1995 г. состоялись выборы в Госдуму.   Результаты выборов по замечанию обозревателей «потрясли отечественный истеблишмент».  (http://www.odintsovo.info/white/blog.asp?id=9337.) В разных источниках приводятся несколько различные данные выборов.  «Наш дом — Россия» премьера Черномырдина  не только не стал лидером, но  получил лишь третье место после коммунистов Зюганова  и ЛДПР Жириновского. Большинство в Госдуме получила компартия Г. Зюганова (158 мест, 22 процента голосов).  На втором месте оказался «Наш дом Россия» Черномырдина (55 мест,  9, 95 процента голосов), реально набравший меньше голосов, чем партия В.Жириновского. ЛДПР оказалась  третьей (51 место, 10,99 процента голосов). Далее следовала Аграрная партия России (20 мест). «Яблоко»  (45 мест,  7,12 процента). Немного не дотянули до пятипроцентного барьера «Выбор России» (Гайдар, 9 мест) и «За СССР» (Анпилов). Правые либералы понесли серьезное поражение, Незначительное число голосов набрал Е. Гайдар.   Политика правого либерализма имела серьезные негативные последствия прежде всего в экономике и  явно теряла поддержку населения.

Президентские выборы 1996 г. Б. Ельцину удалось выиграть с большим трудом, лишь благодаря активным усилиям  политиков-демократов — Анатолия Чубайса и др.  Впоследствии делались заявления, что реальной победы Ельцина не было вовсе и реально победил Г. Зюганов  ( http://www.evangelie.ru/forum/t102321.html ).

В этой сложной для Бориса Ельцина ситуации присосавшиеся к нему и получившие от него немалые блага национал-патриоты («консерваторы») А.Коржакова откровенно предали своего патрона. В июне 1996 г. во время предвыборной кампании Ельцина Коржаков открыто выступил  против организаторов выборов с ельцинской стороны, попытавшись  арестовать выносивших деньги на ельцинскую кампанию  С.Лисовского и А.Евстафьева.   Смещенный Ельциным со своей должности, он продолжал действия против него – например, пытаясь продвигать в качестве преемника Ельцина упоминавшегося  Олега  Сосковца (см. http://www.informacia.ru/dosye/1315-korzhakov.html ).

После отставки Коржакова осенью 1996 г. администрацию президента Ельцина возглавил Анатолий Чубайс.  А.Чубайс пригласил  на работу в администрацию Владимира Путина, который в 1996  становится заместителем  управляющего делами президента Павла Бородина, занимавшего этот пост с 1993 г.    Под руководством П. Бородина В. Путин занимался рядом вопросов, в том числе —  имуществом, включая зарубежное (Костин, 70-71). Своими способностями руководителя В.Путин  хорошо зарекомендовал себя перед Ельциным, который вскоре начал активно продвигать его.  В 1998 г. В. Путин был назначен директором ФСБ вместо Николая Ковалева, обвинявшегося среди прочего (по свидетельству офицеров ФСБ В. Литвиненко и М. Трепашкина) в попытке покушения на Б.Березовского.

Павел Бородин с Владимиром Путиным не сработался – во-первых, подозревал конкуренцию. Во-вторых,  Бородин оказался замешан в коррупционных скандалах, в частности, развернувшихся  вокруг реконструкции Кремля. В октябре 1998 генеральный прокурор Ю.Скуратов возбудил  против П. Бородина дело по поводу «строительных» злоупотреблений,   в том числе и в связи с фирмой «Мерката» и „Mobitex“. Расследование указанных злоупотреблений продолжили швейцарские прокуроры. В связи с этой историей Бородин  был позже арестован  в США.

Нападение Скуратова на Павла Бородина (как, впрочем, и иных околоельцинских фигурне было ), однако, для стоявших за ним консервативных сил самоцелью. Основной их мишенью был Борис Ельцин. Скандал с Бородиным они хотели использовать для  подрыва ельцинской группировки. Поэтому с ельцинской стороны  последовал ответный удар по Юрию Скуратову, который был снят со своего поста. В марте  1999 г были обнародованы материалы (в том числе и видео) «забав» Скуратова. Таковые добывались и публиковались при участии В.Путина, тогдашнего главы ФСБ (Костин, 82).

8.Первая чеченская война 1995-96 и ее странности. Консервативное руководство российскими  силовыми структурами (Коржаков, Грачев) и его провал в Чечне.

  Под влиянием пришедших к власти в России правых сил ( не только праволиберальных, но и правоконсервативных), Россия в 1990-х гг демонстративно отказывалась от контроля за бывшими сферами своего (советского) влияния. Отношение к ним бывшей метрополии характеризовалось знаменитой фразой Ельцина о суверенитетах, которых каждый может «взять столько, сколько может унести». Это не могло не повлечь  проблемы  с национальными  образованиями и внутри самой России – начиная с Кавказа (Чечни и др.).

Одним из результатов постсоветского распада России стала и чеченская война.  Существенной причиной  таковой была провальная политика российских властей – в особенности  руководства спецслужб (А.Коржаков и других). Свои провалы  и прямые провокации указанные деятели долгое время пытались свалить на Ельцина и «демократов».   Этим же занимались и шовинистические пропагандисты вроде М.Полторанина, замеченного между прочим в разглашении секретной информации. Немалую роль сыграла и очевидная поддержка сепаратистских и дестабилизирующих группировок внешними силами.

Чеченское руководство до Дудаева (Доку Завгаев) было консервативным в советском смысле, занимая в частности позицию поддержки ГКЧП. Данное руководство стремилось к отделению от демократов и ельцинистов.  Ельцин поддержал оппозицию Д. Завгаеву,  которую тогда представлял  генерал Джохар Дудаев. Однако ельцинская команда вовремя не заметила сепаратистских устремлений Дудаева и не смогла противопоставить ей другие силы в Чечне. После переворота против Завгаева  дудаевская группировка начала  действия по выводу Чечни из состава Российской федерации. Ельцинский федеральный центр не смог эффективно противостоять этому – в том числе в силу общего хаоса  и разложения федеральных силовых структур — армии, МВД и соответствующих министерств. (Пол. Экстремизм, с. 21).

Не справившись с политическим решением конфликта в Чечне, федеральное руководство сделало ставку на прямое военное вмешательство, начатое в ноябре 1994 г. В  ряде акций того времени в Чечне очевидны провалы консервативных силовиков при Ельцине вроде А. Коржакова (пытавшего в воспоминаниях отрицать свою роль во вторжении), а также армейского руководства (П. Грачев). Немалые странности имела подготовка  и  проведение военных в конце 1994-95 гг, в частности,  штурм Грозного в  ноябре 1994 г. и в конце декабря- начале января 1994 г.  Подготовка и проведение этих операций со стороны различных ведомств России, включая армейское руководство,  отличались явными слабостями, которые привели к гибели значительного числа личного состава, а также вооружений и техники, в том числе бронетехники. (См., напр., Н. Гродненский. Первая чеченская: история вооруженного конфликта.М., ФУАинформ, 2007 ).

 После установления контроля федеральных сил над Грозным в конце февраля 1995 г. и над другими районами Чечни к лету 1995 г. начались  террористические акции сепаратистов. 14 июня 1995 г. была проведена   террористическая акция Ш. Басаева в Буденновске, приведшая к гибели 150 российских граждан.Часть ельцинского руководства настаивала на переговорах с сепаратистами, что парализовало действие военной группировки.  Боевики воспользовались передышкой для перегруппировки и перешли в новое наступление. Были совершен ряд терактов, в том числе  против генерала А. Романова и  О. Лобова. Следующее   крупное террористическое нападение произошло в январе 1996 г. в Кизляре (С. Радуев). В результате захвата заложников погибло 26 мирных граждан.

      В силу слабости политического и военного руководства  федералам в этот период не удалось  установить контроль над Чечней. Административные и военные ошибки, недостатки пропаганды и проч. привели к серьезным потерям. После гибели Д. Дудаева в апреле1996 г. (достоверных свидетельств чего, по свидетельству А. Куликова, впрочем, реально обнаружено не было)  и.о. президента Ичкерии был избран З. Яндарбиев.    С апреля 1996 г. велись переговоры о прекращении боевых действий, что произошло  в июне 1996 г.

31  августа 1996 г. генерал Лебедь подписал Хасавьюртовский мирный договор. Согласно данному договору  статус Чечни был отложен до 2001 г. Договоренности включали обмен пленными, который, однако, чеченской стороной полностью не соблюдался.   Можно сказать, что произошла реальная сдача Чечни боевикам-сепаратистам. Результатом стало образование криминальной территории с криминальным руководством. Уголовный кодекс «независимой» Чечни (Ичкерии) был очевидно привнесен извне — как показали обозреватели, списан с кодекса Судана. (маликитский масхаб и шафиитский масхаб). Кодекс содержал пункты вроде компенсации «ста верблюдов за убийство дееспособного мужчины». (Гродненский, цит. Соч. и  др.). Недостатки хасавъюртовского мира сваливались на Ельцина и «либералов», которые якобы поддержали сепаратистов. В этой связи нельзя еще раз не сказать о провальной политике околоельцинских консерваторов, в первую очередь  руководителей спецслужб А.Коржакова и М.Барсукова, а также генерала П.Грачева.

    В 1997 г. президентом Ичкерии был избран А. Масхадов. Несмотря на его попытки борьбы против экстремизма, он  продолжал заявлять о себе. Чеченскими боевиками были организованы теракты в Армивире и Пятигорске 1997 г., в Дагестане в 1998 г., во Владикавказе в марте 1999 г.  Наконец, в августе 1999 г. была сделана попытка прорыва Ш. Басаева и Хаттаба в Дагестан, якобы не согласованная с руководством Чечни. Одновременно  террористы попытались перенести свою активность  на территорию России — в сентябре 1999 г. произошли взрывы в Москве и Волгодонске.

   Попытка прорыва чеченских боевиков в Дагестан была остановлена федералами уже под руководством В. Путина в начале его первого президентского срока. После разгрома дагестанской группировки боевиков  федеральные войска были введены на территорию Чечни. Началась вторая чеченская война (2000-2001), которая реально продолжалась  едва ли не до 2009 г. Режим «контртеррористической операции» в Чечне был отменен в апреле 2009 г. С 2001 г.  президентом Чечни был избран Ахмат  Кадыров, погибший  в результате теракта  9 мая 2004 г. После него президентом Чечни стал  А. Алханов и с февраля 2007 г. — Рамзан Кадыров. В 2006 г. был убит Шамиль Басаев. В апреле 2009 г. в Чечне был отменен  особый режим.

 9. Ельцинизм и внешняя политика. А. Козырев. Противоречия ельцинского либерализма во внешней политике. Афганистан, Прибалтика. Югославская трагедия и Россия.  Ельцинская Россия и постсоветские государства.

 Консервативная критика ельцинской внешней политики  в путинский период указывала на повсеместную ельцинскую «сдачу» советских  позиций. Особенно доставалось т.н. «козыревской» внешней политике – то есть политике министра Андрея Козырева. А.Козырева назвали «мистером Да» — ему приписывалась постоянная сдача российских национальных интересов (в частности «советских сфер влияния» в ближнем Зарубежье)  странам Запада, прежде всего США.

Действительно, правые либералы начали активную сдачу бывших советских сфер влияния.  Однако это вовсе не значит правоты правых консерваторов: вопреки их риторике эту сдачу продолжили…они сами. Консервативные силовики  смогли добиться стабилизации в Дагестане и Чечне, но вскоре в 2004 г. «сдали» оранжевым Украину, Грузию – Саакашвили.  При  «консерваторах» в 2004 г.-  Нато приблизилось к границам России в Прибалтике.

Примером правой  ( вначале праволиберальной ельцинской ) политики в отношение бывших советских сфер влияния  может быть, например,  события в постсоветском Афганистане.

  Советские войска окончательно покинули Афганистан в феврале 1989 г. Власть передавалась не местным силам, но практически сдавалась — сначала Пакистану, открыто вмешивавшегося в афганскую политику  с 1989 г. Между тем вопреки ожиданиям правых, режим Наджибуллы не пал мгновенно. Он продержался до апреля 1992 г. и пал в результате атаки   оппозиции, активно поддержанной  извне. Свою роль в отказе от поддержки Наджибуллы  в конце 1991 г. сыграли  А.Козырев и А.Руцкой.

 «К середине 1991 г. режим госвласти в Афганистане, во главе которого стоял Наджибулла, опроверг все прогнозы аналитиков; уверенно стоял на ногах, имел солидный запас прочности, позволявший противостоять уже подлинной иностранной агрессии — пакистанской (и это при иллюзорной — к середине 1991 г., на уровне 2-3 самолетов в день — поддержке СССР), в то время, как за моджахедами стояла пакистанская военная машина, финансовая и политическая мощь США, Саудовской Аравии, ОАЭ, Ирана, отчасти, Судана и Ливии…Последний гвоздь в крышку гроба, в котором, вместе с режимом Наджибуллы, были похоронены перспективы замирения и надежды на демократический путь развития Афганистана, вбили А. В. Козырев и А. В. Руцкой…в конце 1991 г.» (http://www.rsva.ru/biblio/prose_af/nadjib/7.shtml?part=4 ).

Наджибулла продержался  до апреля 1992 г., когда в результате наступления оппозиционеров был вынужден скрыться в дипмиссии ООН, где пробыл пять лет. В 1997 г.  после нового переворота в Афганистане он был захвачен и убит.

 Установленный после власти партии «Талибан» НАТОвский контроль в Афганистане привел к целому ряду противоречий и негативных последствий для России. В частности, на афганской территории резко возросло производство наркотиков, борьбу с которым силы НАТО вести не собирались. Производство героина в Афганистане за 12 лет увеличилось в 40 раз (оборот не менее 100 миллиардов долларов)  и от него, по ряду данных, погибло до миллиона человек. (см.В. Андрюхин,  http://www.posprikaz.ru/2013/04/narkotiki-mafiya-terror-i-vojna/ ).  Производство наркотиков распространилось на бывшие советские среднеазиатские республики, в первую очередь Таджикистан. Значительная часть наркотиков направлялась в Россию или через Россию в Европу. В наркотический бизнес оказались замешаны определенные коррумпированные силовые группировки внутри России. (см. В.Андрюхин, цит. Соч.).

Другим направлением политики правых либералов стала, в частности, Прибалтика.

 В Прибалтике демократы и лично Ельцин активно способствовал становлению независимых Прибалтийских государств. Однако как ельцинская, так и послеельцинская политика России в Прибалтике привела  к результатам достаточно противоречивым. В результате отказа правого российского руководства  от каких- либо действий в Прибалтике, их место заняли другие геополитические игроки.  При их поддержке к власти пришли не умеренные левые и центристские силы, но правые радикалы-националисты (в Эстонии — партия Отечество), которые начали проводить соответствующую национал -«консервативную» внутреннюю и внешнюю политику. Указанные  консервативные группировки (за которыми внешние геополитические игроки стоял и до сих пор) оценили уступки российских демократов как «слабость» России и начали свою политику давления на русскоязычное население (включая  ликвидацию образования на русском), которое продолжается до сего дня. Несмотря на ряд успехов, политика правых  партий в Эстонии с середины «нулевых» годов вела ко все более очевидному кризису. (см. «Эстония до и после Бронзовой ночи»…).

 Трагической страницей 1990-х гг в Европе стала война в Югославии и расчленение таковой на ряд отдельных государств.     Попытки некоторых  российских политиков предотвратить югославскую трагедию – в частности, начало  М.Примаковым  в 1999 г.  переговоров с США (история с развернувшимся самолетом) были отвергнуты американской стороной. Натовские бомбардировки Белграда начались и были продолжены.  Это еще раз подтвердило, что   политику  определяет не «правильная» риторика, а реальное соотношение сил.    В отличие от СССР, постсоветская Россия перестала быть серьезным геополитическим игроком — как в Европе, так и в мире в целом. Советский левый центр перестал существововать, постсоветские же правящие группировки России восстанавливать его не собирались.

Результатом натовской агрессии в Югославии стало жестокое поражение Сербии и  расчленение Югославии. За этим последовали  суд над С. Милошевичем и его смерть, вылавливание сербских «сопротивленцев» — Р.Караджича и др. и  начало косовской эпопеи, в которой Запад поддерживал албанскую сторону.

Таковы были некоторые внешнеполитические результаты прихода правых к власти в России в 1990-х гг. Не оправдывая правых ельцинских либералов (А. Козырева и др), отметим при этом зачастую демагогический характер консервативной критики их внешней политики. (напр., А.. Проханов о крушении внешней политики Ельцина в 1999 г.http://www.zavtra.ru/cgi/veil/data/zavtra/99/278/11anshl.html ).Ельцинская сдача советских  позиций России в странах ближнего Зарубежья (и странах «посткоммунизма» оказалась увы, не  уникальной. Как известно,  таковая вполне благополучно продолжалась и при «консерваторах»,  то есть после 2000 г.   Попытки списать продолжающиеся до сего дня консервативные внешнеполитические провалы российской дипломатии на «скрытых либералов» ситуации не объясняют. После оранжевых революций и поддержки их консервативными российскими кланами (на Украине —  например, консервативной партией «Родина», в Грузии – роль И.Георгадзе в дестабилизации режима Шеварднадзе) следует говорить о явном продолжении «козыревской» внешней политики компрадорскими консервативными группировками.

В настоящее время можно говорить о сдаче советских сфер влияния  как правыми либералами, так и второй группировкой правых — правыми консерваторами.    Правый консерватизм имеет свои   аргументы   в пользу сдачи бывших советских сфер влияния (в том числе в странах ближнего Зарубежья).  Как мы видели, русские национал-патриоты объясняли таковые необходимостью  освобождения России от «присосков», утверждая,  что бывшие советские сферы влияния создавались «за счет России» и отказ от них является благом.

При этом консерватизм уже с начала  1990-х гг   — в лице А. Дугина, В. Жириновского и др.-  выступил с громогласными якобы имперскими, реально псевдоимперскими  теориями, которые реально прикрывали действительную политику консерватизма по отношению к бывшим советским сферам влияния России.Таковы например, консервативные заявления о  «выходе к теплым морям»  Дугина ( Основы геополитики, М.,1997, с.174), или  «стамбульской губернии» Жириновского. Позже в путинский период  эта линия нашла свое выражение в концепции «русской экспансии»  «динамического консерватизма»  В. Аверьянова и др. авторов т.н. «Русской доктрины», полной многочисленных  оторванных от реальности внешнеполитических красивостей.

Следует ли рассматривать «уход» России из стран ближнего Зарубежья как позитивный  результат холодной войны для всех участников данного ухода – как для России, так и оставляемых Россией стран?  Или как вынужденные шаги, имеющие негативные последствия для всех данных государств – не только самой России, но и тех стран, из которых она уходит?

Попытка  России сохранить свои позиции в мире считается внешними силами (например,  европейскими и прибалтийскими правыми) «реваншизмом» и имперством.. Россия, говорит современный американский неоконсерватизм, должна отказаться от «имперства», уйти из стран ближнего зарубежья (от Прибалтики до Украины) во всех формах – даже экономических. (Например, — прибалтийский транзит или контроль над украинскими газовыми структурами). Россия должна освободить свое место западным игрокам – в  первую очередь тому же англо-американскому блоку. При том, что те же  США или Великобритания, находящиеся весьма далеко от «посткоммунистических» государств, включая страны российского «ближнего зарубежья»– не только не отказываются от своего влияния в этих странах —  Прибалтике, Украине или Грузии, но и видят свою задачу в укреплении своего влияния в них.

 Очевидно, что отступление России из стран ближнего Зарубежья, трактуемое как отказ от имперства ( версия, принятая в ельцинский период), имело  ряд негативных аспектов как для России, так и для самих  «покидаемых» стран. Что касается России, то новые постсоветские режимы (зачастую контролируемые внешним неоконсерватизмом) как правило, оказывались резко враждебными России. Их управляемые извне правящие группировки – например, прибалтийские или украинские- делали все от них зависящее для компрометации  России и нанесения ей различного ущерба — как идеологического, так  политического и экономического (от подрыва транзита и торговли до прямой блокады). Результатом потери влияния России в бывших советских территориях — Прибалтике, на Украине и на Кавказе – стало таким образом формирование в этих странах враждебных России режимов, угрожающих ей различными блокадными акциями – например, блокирующих сырьевые поставки России в Европу (Украина, Прибалтика ) и проч.

В этой связи можно говорить о стоящем перед современной Россией «гамлетовском»  вопросе  «смиряться под ударами судьбы, иль надо оказать сопротивленье?».  Сталкиваясь с реалиями нового мирового порядка, уступая мощному экономическому и политическому давлению современного Запада, Россия в целом вынуждена  не только вписываться  (интегрироваться) в этот порядок, так и в целом ряде существенных моментов противостоять ему. Вопрос о том, в каких аспектах  Россия должна принять сложившийся после 1991 г. новый мировой порядок, в каких —  оказать этому порядку сопротивление является немаловажным и требующим не кулуарного, но широкого обсуждения. Понятно, что ждать такового от нынешней консервативной элиты вряд ли возможно.

При Ельцине началось серьезное сокращение армии.   Важной акцией в этом направлении стал вывод из Восточной Европы  т.н. Западной группы войск (1992-94 г). Этот вывод — примерно полмиллиона человек и значительное количество техники — был хаотичен. Он сопровождался многочисленными злоупотреблениями и наживой коррумпированного генералитета (распродажа имущества, вооружений и проч.). По замечанию С. Гродненского «свыше 1000 БТРов было продано только в Сербию и Хорватию» (Неоконченная война, 2004).

  Попытка журналиста Дмитрия Холодова обнародовать факты о злоупотреблениях армейских коррупционеров привела к его гибели в октябре 1994 г.Для теневых консервативных группировок того времени террор против журналистов стал обычным  явлением.

 11. Россия конца 1990-х. Кризис ельцинизма и ельцинского либерализма. Дефолт 1998 г. Левоцентристское правительство Е. Примакова и смещение его правыми группировками. Выборы 1999 г.

  После победы на президентских выборах 1996 г. Ельцин попытался консолидировать власть.  Однако в 1998 в РФ начался острый кризис как в экономике, так и политике.

В мае 1998 г. в российской экономике произошел  дефолт. Этот серьезный экономический провал ельцинского руководства 1990-х гг требует внимательного анализа. За полгода года курс рубля упал более чем в 3 раза — с 6 рублей за доллар перед дефолтом до 21 рубля за доллар 1 января 1999 года. Произошло резкое падение производства. Вывоз капитала из РФ в 1998 г. достиг рекордной цифры, превысив 100 миллиардов долларов.

Причиной кризиса можно считать   неолиберальную (она же неоконсервативная) экономическую модели, но также и недостатки финансовой политики ельцинского руководства. По мнению А. Илларионова, к кризису 1998 года привела макроэкономическая политика «валютного коридора», проводившаяся в 1995—1998 годах вице-премьером А. Б. Чубайсом и председателем Центробанка С. К. Дубининым при участии Е. Т. Гайдара. Также кризису способствовали действия руководства ЦБ летом 1998 года.(см .Экономический кризис в России 1998 г. wiki)

После дефолта 1998 г. ельцинская власть вступила в период острого кризиса.  Критика Ельцина в 1998-99 гг началась  не в российской, а в американской прессе.(Б.Кагарлицкий, 1999). Усилилась критика ельцинской исполнительной власти и в Госдуме, которая дважды проголосовала против назначения долговременного руководителя едицинской экономической политики Виктора Черномырдина на пост премьера.

В конце марта 1998 г. В. Черномырдин, занимавший пост премьер-министра с 1992 по 1998 г. ушел в отставку. После нее началась быстрая смена глав правительств  (едва ли не чехарда таковых)- С.Кириенко, Е.Примаков, С.Степашин, В. Путин. В 1997-98 гг заместителем премьера  был Борис Немцов.

В сентябре 1998 г. начало работу левоцентристское правительство Евгения Примакова, проработавшее до мая 1999 г. Это правительство попыталось стабилизировать обстановку в России, что  имело явно положительное значение.

Интересно описание кризиса 1998 г. и роли правительства Примакова («кризисных управленцев) в этот период летописцем Союза правых сил ( СПС) Кириллом Бенедиктовым.

 «После того,- пишет К. Бенедиктов, — как Госдума дважды отклонила кандидатуру Виктора Черномырдина, предложенную Ельциным на пост премьер-министра, стало ясно, что возврат к прежней стабильности, основанной на сложной системе договоров между группировками и центрами влияния, уже невозможен. Ни один из ключевых игроков прошлых лет, включая самого президента, не обладал достаточными рычагами для управления ситуацией.

В этих условиях либералы были вынуждены отступить на второй план и передать полномочия команде кризисных управленцев, которую возглавил государственник и «силовик» Евгений Примаков. Начался недолгий (восемь месяцев), но очень яркий период новейшей истории России, когда либералы были фактически отстранены от управления страной. Действия антикризисной команды Примакова оказались весьма эффективными: ей удалось не только удержать Россию на краю социальной катастрофы, но и стабилизировать экономическую ситуацию в стране. Стали выплачиваться пенсии и зарплаты, резко снизилась инфляция (с 38 до 3 процентов в месяц). Рост промышленного производства с октября 1998 по март 1999 года составил 24 процента. К тому же правительство Примакова позиционировало себя как правительство социального партнерства, что было позитивно воспринято широкими деловыми (финансовыми и промышленными) кругами.

Либералы восприняли эти успехи государственников болезненно: так, в публикациях ГУ-ВШЭ действия правительства Примакова характеризовались как «отход от реформ и сползание к номенклатурно-бюрократическому капитализму». Близкий соратник Анатолия Чубайса Альфред Кох без обиняков называл «примаковщину» «коммунистическим реваншем».  (Кирилл Бенедиктов. Союз Правых Сил. Краткая история партии. М., 2009, http://lib.rus.ec/b/205706/read ).

В этом изложении  интересен ряд моментов. Во-первых, признание провала правого либерализма, выразившегося в дефолте 1998 г., а также, во-вторых, эффективности левоцентристского правительства Примакова. В-третьих, признание факта недовольства правых линией Примакова и стремление «перебить» таковую новой правой атакой.

Правые (как либералы, так и консерваторы, — а возможно и  стоявшие за ними внешние силы) боялись усиления левоцентристских сил и отхода от правого курса. Они оказывали на Ельцина давление в отношении Примакова ( а также Лужкова), которые  обвинялись в «реставрации коммунизма». Левоцентристская линия Примакова-Лужкова была заблокирована некоторыми влиятельными (не в последнюю очередь, возможно,  и внешними) игроками, делавшими ставку на правых «консерваторов».  Е.Примаков был снят с поста премьера в мае 1999 г. – «в зените успеха» (А.Костин). Был нанесен также удар по Б.Маслюкову  (гибель сына).   В мае 1999 г. премьером был назначен Сергей Степашин.

На выборах в Госдуму декабря 1999 г. на первом месте оказалась КПРФ (24,29 %голосов), затем Единство (23,32 %) и третьем – Отечество вся Россия (блок Лужкова- Примакова) (13,33 %). Последний набрал меньше голосов, чем он рассчитывал. Достаточно удачно выступили правые центристы (Единство) и либералы — СПС (Кириенко) — 8,52 % и Яблоко (Явлинский) -5,93 %. ЛДПР Жириновского также набрала около 6 процентов голосов.

Атака на левоцентристскую группировку  Е. Примакова и  Лужкова  в том числе и перед выборами 1999 г. велась справа  — как правыми либералами, так и правыми консерваторами (в том числе, как мы видели, и в спецслужбах).  Внешне  эта кампания  проводилась в том числе и руками Б. Березовского (при участии журналиста С. Доренко). Реально,  по-видимому, — более серьезными теневым консервативными группировками. Начатая еще Коржаковым  в 1994 г., эта кампания завершилась отставкой Лужкова в 2011 г.

В конечном счете ставка ельцинской команды была сделана на Владимира Путина, которого Ельцин выбрал в качестве своего преемника из многих вариантов. Путин  с самого начала своей карьеры показал себя как достаточно эффективный руководитель, добившийся ряда несомненных успехов. Хотя дальнейшее развитие событий показало серьезное  влияние на него консервативных (реально- правонационалистических) группировок – в том числе и внутри КГБ-ФСБ.  Ельцин предложил Путину сначала премьерство, затем президентство. В августе 1999 г. в Госдуме по кандидатуре Путина прошло голосование. Часть фракции КПРФ во главе с Ю. Селезневым проголосовала за Путина. Кандидатуру Путина поддержали также правые либералы из СПС.

 12. Последние годы демократов 1999-2000.  К оценке ельцинизма. Демократы-идеалисты?

  Как следует оценить ельцинские реформы 1990-х гг?

Консерваторы упрекают либералов в сдаче всего и вся как в этот период, так и в дальнейшем. Вместе с тем консервативная критика ельцинизма зачастую лицемерна. Ответственность на «либералов» перекладывают те, кто продолжал и после 2000 г. их политику, а также присваивать советское имущество ( причем в значительно более крупных размерах, чем при Ельцине). Одновременно сдавалось и  советское наследие – в том числе и во внешней политике. Очевидно, что переход от административно-командной и тоталитарной советской системы к системе плюралистической требовал в определенном смысле «отступления назад» — то есть применения целого ряда либеральных политических и идеологических мер. В частности, реставрации ряда утерянных в СССР и весьма противоречиво восстанавливавшихся Горбачевым сторон западных демократий – политической демократии (плюрализма) и рыночных отношений.

Ельцинисты были вынуждены совершать те реформы, которые не смогли провести консерваторы (советские традиционалисты) и их правые союзники в период горбачевской перестройки. Несмотря на свою противоречивость, эти реформы сыграли важную роль в переходе от административно-командной системы к рыночной экономике. Однако, вероятно, меньший ущерб постсоветской российской экономике принесли бы левоцентристские реформы (например, в варианте Е. Примакова). Таковые однако не устраивали серьезные группы влияния на тогдашнюю российскую власть, а также и внешние силы, стоящие за формированием Нового российского порядка.

Консервативная критика разрушения «либералами» советской системы и «создания беспредела» 1990-х гг как правило лицемерна. С этой критикой зачастую выступают правые националисты, ставившие своим идеалом реставрацию черносотенной монархии (Байгушев и проч.). Реальный социализм (и СССР)  провалила неспособная к его положительным реформам бюрократия и ее идеологи – консерваторы — как советские сталинисты, так и правые националисты. Последние — правые  консерваторы образца Н.Старикова  до сих пор трактует советский период как «ликвидацию» («убиение») России.

Противоречие ельцинизма  состоит в том, что он сыграл только одну роль – разрушения старой административно- командной системы. В создании новой системы он не преуспел. То есть создававшаяся им новая система представляла собой систему нового российского порядка, вписанную в Новый мировой порядок.

К концу 1990-х гг, обнаружились серьезные противоречия ельцинского либерализма   и его несоответствие нуждам развития российского общества  в самых разных  областях – от экономики до внешней политики. Стало ясно, что судьба ельцинизма (правого либерализма) оказалось не намного  удачней судьбы советского марксизма. В путинский период с 2000 года этот либерализм стал резко критиковаться и вытесняться. Однако — вовсе не «левыми» социалистическими течениями (хотя критика либерализма с этих позиций в России была), но —  консерватизмом и национал-консерватизмом (правым национализмом).

С 2000 г. формируется «консервативный образ» 1990-х гг.  1990-е рисуется консерватизмом как время политической и экономической анархии, тогда как путинский период выступает как символ стабильности.   Действительно, экономика ельцинского периода имела острые противоречия. Переход к рыночной системе (без необходимой балансировки, каковую не отстаивали ни правые либералы,  ни правые консерваторы) не мог не иметь серьезных в том числе и негативных последствий. Немедленно возникли острая поляризация, расхищение советского имущества, финансовые пирамиды и проч.

Вместе с тем, несмотря на свои противоречия, ельцинский период был чрезвычайно важен для становления новой рыночной системы, создания экономических и политических основ новой демократической России. Одним из важнейших достижений ельцинского периода и деятельности многократно ошельмованных ельцинских реформаторов во главе с Гайдаром и Чубайсом фактически было создание основ рыночной экономики. Рыночные акции Гайдара и Чубайса закладывали элементы будущего экономического подъема России начала 2000 гг.  Можно сказать еще определенней: без создания якобы «национальными аллергенами» этих основ был бы невозможен «путинский» экономический подъем после 2000 г. и определенная стабилизация развития России к 2008 г.

Для консерваторов характерно присвоение  результатов реформ, начатых ельцинскими демократами. Ругая демократов и отнимая у них собственность, консерваторы забывают, что именно рыночные реформы плохих либералов создали основу последующей стабилизации и подъема, а также личного процветания нынешних приближенных к власти консерваторов.

Демократические фигуры Е.Гайдара, А. Чубайса подвергаются массированному консервативному оплевыванию, часто демагогическому ( напр., книга С. Белковского о Гайдаре или книга Б. Миронова «Чубайс – враг народа»). Однако так ли уж Ельцин и ельцинские демократы хуже «консерваторов»? Национал-патриотическая критика Ельцина  и елицинистов   наряду с реальными основаниями содержит и явную демагогию,  в особенности очевидную у радикальных «консерваторов» — правых националистов типа Байгушева. Почему  объектом консервативной критики  не являются деятели типа В.Жириновского,  А.Коржакова, В.Брынцалова, С. Пугачева и проч.? Неужели  они были чем-то лучше оплевывавшихся ими «демократов»?

Демократические фигуры – Ельцин, Старовойтова и Собчак – явно выигрывают на фоне консерваторов (а иногда и радикальных националистов) В.Яковлева, М.Полторанина, А.Проханова и проч. За отстаивание своих идеалов многие демократы – Г.  Старовойтова, А.Юшенков, Ю.Щекочихин и др.заплатили своей жизнью. Консерваторы, которые пришли им на смену, декларируя защиту государственных интересов, часто оказывались карьеристами и лицемерными коррупционерами. Однако, несмотря на присвоение этими антилибералами и «друзьями народа» немалых кусков советских ресурсов   убивать их никто не собирался.

Демократы, говорившие о дореволюционной России, по крайней мере были сторонниками демократической            России — Февральской революции и Учредительного собрания. Их критики выступали или как поборники брежневской (а чаще сталинской) командной и авторитарной системы,  или  дореволюционной православной,  а часто и черносотенной монархии.

 Демократическая Россия  (в чем-то может быть прекраснодушно) поддерживала демократические (праволиберальные) идеалы. Но так ли эти идеалы хуже, чем консервативные лозунги откровенного национализма?  Демократы хотя бы в теории ставили задачей борьбу  за гражданское общество. Они как Г. Старовойтова, не принимали  агрессивного национализма, явно усилившегося при консерваторах.  Консерваторы – в особенности национал-революционеры — отказываются от демократических идеалов почти демонстративно.  Их идеалом становится в лучшем случае Иван Ильин, в худшем – «консервативные революционеры» и сторонники «национальной мобилизации»  типа А Дугина или Эрнста Юнгера ( Е.Холмогоров). Или, как у А. Ципко – национальная революция в духе харбинского национал-социалиста Радзаевского.

Критика ельцинизма должна вестись – но   не с консервативной, а с левоцентристской позиции. Приходит время объективной оценки не только правого либерализма, но и правого консерватизма.

 

 

Лево-демократическая теория