Крах консерватизма. Глава III,IV

ГЛАВА III. КOНСЕРВАТИВНАЯ  ИСТОРИЯ РОССИИ: ПЛОХИЕ РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ   И ХОРОШИЕ ОХРАНИТЕЛИ. ИНОРОДЧЕСКИЕ ЗАГОВОРЫ  И ИНОРОДЧЕСКИЕ РЕВОЛЮЦИИ В РОСССИИ.

 

1. Общие взгляды консерватизма на историю. Российская история справа. От Грозного до Пиночета. 500 летняя война с «жестоковыйным Сионом»

 Важной  составной частью современного русского консерватизма является взгляд на историю России и мира. Именно  история, как российская  (прежде всего  последних двух веков), но также и мировая  является главным полем применения  консервативного дискурса. В данном изложении мы ограничимся  лишь кратким  (полное требует отдельной работы) его анализом.

       Основным  в подходе русского консерватизма к истории  России оказывается поношение идеологами консерватизма  революционной традиции  и доказательство  ими правоты  представителей антиреформаторских течений. Консервативными авторами продуцируется целая серия текстов о продажных революционерах и хороших охранителях. Доказывается, что российские революционеры не имели корней в самой России и насаждались в основном извне.Указанные революционеры,   начиная с декабристов, объявляются заговорщиками  не просто против царя и самодержавия, а против России как таковой.( Напр., Щербаков А. Декабристы. Заговор против России. Спб.-М.,2005, Н. Стариков. Кто финансирует развал России.От декабристов до моджахедов. Спб., 2010).

Второй особенностью консервативного подхода к истории является подчеркивание русско-инородческого — в частности, русско-немецкого, русско-польского и в особенности русско-еврейского противостояния. Активно разрабатывается консервативная концепция «500 летней» ( а то и тысячелетней) войны с «жестоковыйным Сионом» ( А.Байгушев, О. Платонов), она же тема мирового «еврейско-масонского заговора» и   «хазарская» тема (от Л. Гумилева до «Внутренней Хазарии» Т. Грачевой). Данный подход особенно активен в радикальном консерватизме, в рамках которого развивается также концепция хорошего черносотенства ( В.Кожинов, О. Платонов, А. Байгушев ).

 Радикальный консерватизм строит историю России  последнего века как сагу о трех (как минимум) инородческих – в основном «еврейских» революциях и соответствующих трех «еврейских оккупациях». Консерватизм респектабельный  несколько более осторожен,  делая упор скорее на антипатриотизм революционеров  и якобы патриотизм защитников старого режима (А. Фурсов, Н. Стариков и др.)

      Соответствуют ли данные консервативные построения реальности?

На самом деле   резко критикуемые (если не сказать оплевываемые) «консерватизмом» революционеры и революционные демократы (линия Радищев – декабристы – народники ) были важной частью русской общественной мысли. Позиция демократов, записываемых консерватизмом в число плохих либералов и революционеров, возникли не из бессмысленной «жажды разрушения» и антипатриотизма, но были  реакцией на недостатки и неадекватность государственного устройства и действия охранительной – консервативной- бюрократии. Русских демократов и революционеров, в том числе многочисленных деятелей культуры, — вряд ли следует считать ниже бюрократических консерваторов (Победоносцевых и проч.) и их  трубадуров.

 Что касается «инородческих» корней всех проблем России, то подобный подход реально пытается лишить (и лишает) Россию и русских собственной истории и отрицает их способность  действовать самостоятельно. Активно распространяемой радикальным консерватизмом теории «еврейского» (он же масонский и пр.) заговора» в истории России мы ниже коснемся подробнее. В частности, на примере исторических взглядов откровенного радикального консерватора А. Байгушева (Русская партия внутри КПСС, М., Алгоритм, 2005).

 2. Древняя Россия глазами консерватизма. Арийские истоки. «Русский порядок» в Египте. «Гиперболоид инженера Грозного» :хороший Иван Грозный, плохие бояре и народ. Русская монархия и империя. Иван Сусанин как зеркало русской реставрации.

 Активно  вторгаясь в древнюю историю, консерватизм продуцирует многочисленные сочинения на тему «арийской» Руси.  Этому , в частности, посвящены работы А. Буровского (например, Арийская Русь.М., Эксмо, 2007 ), А. Петухова и др.

В.Г.Манягин в книге «История русского народа от Потопа до Рюрика», высказал мнение, что «истинными арийцами» являются русские, тогда как , например, германцы не имеют к таковым никакого отношения.  (22.09.11, http://www.manjagin.ru/content/view/158/34/  ). В. Манягин озвучил мнение многих национал-патриотов (консерваторов) –  В.Авдеева и многих других, считающих то же самое.

С арийской и одновременно неоязыческой концепцией русской истории в советский период выступил скандальный  консервативный радикал В.Емельянов (Десионизация, 1979). По его словам «в 988 году международному Сиону удалось сокрушить главный, и практически уже последний, в то время главный, центр арийской идеологии, заменив его реформированным, вернее, осперантизированным иудаизмом в форме восточной ветви христианства, т.е. православия. Тем самым самый крупный автохтонный народ Европы был поставлен на рельсы массового тиражирования иудофильства при одновременном оплёвывании всей своей прежней арийской истории, идеологии и культуры».

Указанные идеологи трактуют арийцев не как ранних индоевропейцев и предков как славянских народов, так и, например,  скандинавско-германских,  а  как непосредственно русских. Патриотических мифологов не волнует тот признанный учеными факт,  что древнерусская народность сформировалась около XII века, а великорусская – в XIV-XVII вв.

Характерно творчество писателя-фантаста и исторического публициста А.Петухова ( «Тайны древних Руссов», «Русский порядок»… ). По Петухову Русы (Руссы) оказываются едва ли не коренным населением Древнего Египта.

   «Сейчас ни один ученый, ни один исследователь не сможет с полной уверенностью сказать, когда русские люди пришли в долины Нила, на плодородные земли солнечной реки Ра. Может, десять тысячелетий назад, может, двенадцать…Но одно можно сказать наверняка, без тени сомнений — в основе древнеегипетской мифологии, культуры и самой цивилизации лежат мифология, культура, цивилизация древних русов. Все прочее, все напластования, наносы, «культурные слои» лишь прячут под собой первозданное историческое ядро — древнейшую на планете Земля, изумительную и таинственную цивилизацию русов-праиндоевроцейцев». (А.Петухов, Тайны древних Руссов», http://www.litmir.net/br/?b=135910&p=53  ).

Праиндоевропейцы — то есть предки целой группы индоевропейских народов — в данном изложении оказываются непосредственно «руссами». Средиземное море в Древности и Средние века Петухов также трактует как «Русское Срединное море, заселенное по берегам руссами».  «Все «древние греки», «древние евреи», «персы», «римляне» по его словам появятся позже, много позже, потихоньку заслоняя, затирая старших братьев, отцов-русов, присваивая их культуру, их ремесла, часть их языка, вытесняя из Европы». (А. Петухов, Тайны древних Руссов», http://www.litmir.net/br/?b=135910&p=53  ).

    Тему русских и славянских корней в Средневековой Европе А.Петухов развивает в  книге «Новый русский порядок». Тут и Лютеция (Париж) от слова «лютичи» и проч.

       Можно сказать при этом, что научная фантастика Петухова на исторические темы –  вещь относительно безобидная, во всяком случае более безобидная, чем измышления радикальных национал-патриотов — Байгушевых, Платоновых, Грачевых и др.

Культовая тема  последних – тема Хазар и Хазарии. Эта тема активно разрабатывалась русской партией (русским правым национализмом) еще  в советский период.  Активно используется данная тема вплоть до настоящего времени. Специфически препарированные  соображения об исторической Хазарии свойственны консервативным авторам от  Л. Гумилева («Зигзаг истории») до  Т. Грачевой, автора книг Невидимая Хазария и  Святая Русь против Хазарии (Зерна, Рязань 2009).

Соображения на хазарскую тему –  развитие консервативной  концепции 500-летней войны России с «жестоковыйным Сионом»,  центральной для русского радикального консерватизма (О. Платонов и пр.). Отсюда активная «раскрутка» данной темы консервативными  авторами и структурами «поддержки» консерватизма в средствах массовой информации России.

Как сообщалось, например, осенью 2005 г.  «в Белгороде состоялось торжественное открытие скульптуры князю Святославу, посвящен­ное 1040-летию разгрома Хазарского каганата. Автор памятника – известный скульптор Вячес­лав Клыков. На тринадцатиметровом монументе Святослав изображен на коне, топчущем повер­женного хазарина», в руки которого  «вложен щит с крупным рельефным изображением звезды Дави­да».

Скульптор В. Клыков являлся активным представителем радикального русского консерватизма. В 1980-х гг он состоял в  объединении «Память», в 90-х – ряде других радикальных организаций, а  в 2005 г.  был одним из главных организаторов т.н. «восстановительного» съезда радикально-консервативного (черносотенного) «Союза русского народа» и выбран его председателем.  Споры вызвала звезда Давида на изготовленном Клыковым  памятнике князю Святославу. По мнению  белгородского краеведа Константина Битюгина, «звезда Давида стала общепринятым символом иудаизма лишь в XIV веке и не могла входить в государственную сим­волику каганата» (http://www.paskha3rima.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=51%3A-779&catid=34%3A2008-&Itemid=53&limitstart= ). Однако благодаря усилиям национал-патриотов Святославу как борцу с хазарами поставили памятник также на Украине.

  Нельзя не сказать  о таком  активном продолжателе «хазарской» темы  в классическом радикально-консервативном варианте, как Татьяна Грачёва, автор книги «Невидимая Хазария» (Рязань, Зерна, 2009).  Как выясняется из аннотации к книге, разработчик указанного  сюжета  Т.В Грачева – обладатель высоких званий и  чинов. Она —  полковник, доцент, кандидат педагогических наук, заведующая кафедрой Военной академии Генерального штаба Вооруженных сил РФ, в течение ряда лет  — ведущий сотрудник Центра военно-стратегических исследований Генштаба ВС РФ». Окончила высшие курсы Военной Академии Генштаба по специальности «Национальная безопасность», является автором  «многочисленных статей по национальной безопасности России», книг «Мифы патриотов», «Невидимая Хазария», «Святая Русь против Хазарии», «Когда власть не от Бога».

 История  «Невидимой Хазарии»  оказывается  у полковника Грачевой  выходящей  далеко за рамки  Хазарии исторической.  Следуя за Львом Гумилевым («Зигзаг истории») Грачева описывает, как после принятия в конце VIII — начале IX века хазарами иудаизма  власть в исторической Хазарии, населенной тюркскими народами,  «захватили», понятное дело, евреи.

 «Л. Гумилев в своей работе «Зигзаг истории»,- пишет генштабист Грачева,-  назвал это событие государственным переворотом, в результате которого все государственные должности были распределены  между евреями». Грачева цитирует  известного национал-патриота Олега  Платонова, по словам которого «под водительством иудейской религии Хазарский каганат превратился в  военно-разбойничье и торгово-паразитическое государство, занимавшееся сбором грабительских даней, посреднической торговлей, сбором пошлин с купцов (больше  напоминающим современный рэкет). Торговля в Хазарии находилась исключительно в руках иудеев, главным источником  дохода которых была торговля рабами из славянских земель».«Хазария была не только государственной химерой, но и этнической химерой, которая по Л. Гумилеву, складывается вследствие вторжения представителей одного суперэтноса в области проживания другого, несовместимого с ним, суперэтноса». (Т. В. Грачева. Невидимая Хазария. Алгоритмы геополитики и стратегии тайных войн мировой закулисы. — Рязань:Зёрна, 2009, с. 145).

         Такова консервативная картинка Хазарии, на противостоянии которой автором строится история Древней Руси. «Киевская Русь оказалась самым могучим и последовательным врагом иудейского Хазарского каганата. Почти полутора столетняя освободительная война восточных славян  против Хазарского каганата была завершена походом князя  Святослава». (Там же, с. 152).

Однако, по мнению Грачевой, поражением исторической Хазарии в X веке «хазарское дело» не закончилось.Хазария не исчезла, но «ушла в подполье», став «невидимой», но не менее злокозненной.  В своей книге Т. Грачева развертывает целую сагу о борьбе «Невидимой Хазарии» против России, со ссылками на Олега Платонова и проч. Не удивляет, что в начале своей книги рядом с громогласными пассажами о «разрушении СССР новейшими технологиями ЦРУ»  защитник советского социализма Т.Грачева заявляет, что сама большевистская революция была также… продуктом «невидимой Хазарии».

 Соображения Грачевой вызвали критику правозащитников – «плохих либералов». По мнению московского центра по правам человека «весь этот бред совсем не безобиден и подпадает под целый ряд статей УК и Закона о противодействии экстремизму». «Но еще более удивительно и тревожно другое: Т. Грачева представлена как «полковник, доцент, заведующая кафедрой Военной академии Генерального штаба Вооруженных сил РФ. В течение ряда лет была ведущим сотрудником Центра военно-стратегических исследований Генштаба ВС РФ». Если это все правда, то чему Т. Грачева учит студентов?! Какое образование они получают в одном из главных высших военных учебных заведений? И как осуществляется наше военно-стратегическое планирование, если в нем участвуют такие персоны, как Т. Грачева?!» (Хроника Московского бюро по правам человека: июль 2009 г. —http://sartraccc.ru/i.php?oper=read_file&filename=Pub/mbhr0709.htm ).

   Удивительно ли присутствие фигур типа доцента-полковника Т.Грачевой на самых верхах политических институтов РФ ?  Ниже мы рассмотрим  откровения деятеля советских спецслужб  А.Байгушева   о масштабах активности консервативной т.н. «Русской партии» в СССР и постсоветской России  (Русская партия внутри КПСС, 2005). Борец с хазарами Татьяна Грачева  – очевидный продвинутый представитель радикально- консервативных группировок в современной России, проникновение которых во влиятельные сначала  советские, а затем российские структуры зашло, как мы видим, весьма далеко. Это проникновение, как мы стремимся показать в данной работе,  несомненно – важная часть большой игры покровителей консерватизма в РФ, описанной самой Грачевой в начальных пассажах ее книги.

  В рамках радикального консерватизма очевидно противостояние двух группировок – радикальных консерваторов  православного направления и  консерваторов направления языческого и неоязыческого.

Неоязычество ( в частности, упоминавшийся  В. Емельянов) действовало в  России еще в советский период в рамках т.н. Русской партии . Активно возрождаться в России данное направление радикального консерватизма стало в начале 1990-х гг.       В 1996 г. была зарегистрирована Московская региональная организация «Синергия: совместные действия». В руководство вошли — известный правый публицист, корреспондент «Наследия предков» Анатолий Иванов (председатель),  известный неоязычник, член редколлегии «Наследия предков» Владимир Авдеев, член ЛДПР Сергей Жариков, а также неоязычник Александр Белов, издатель журнала «Атака» и тренер по славяно-горицкой борьбе. (Русская тема в «Европейской Синергии»//Наследие предков, 1999, № 6, с. 35, 37). Сергей Жариков вскоре вышел из этой организации. (Неоязычество: Русские «Новые Правые»  http://realis.org/index.php?option=com_content&task=view&id=129&Itemid=&lang=en)

  Один из активных представителей неоязыческого направления — Владимир Авдеев  — автор книг «Кастовая этнократия» (Наследие предков, 1996, № 2), «Свобода личности и расовая гигиена» (Наследие предков, 1997, № 3), «Право руля!» (Наследие предков, 1998, № 5) и «Интегральный национализм» (За правое дело, 1996, № 11).

Под термином «кастовая этнократия» Авдеев подразумевает,  во-первых,  безраздельное господство одного этноса на территории, где существуют другие этносы. Во-вторых, он сторонник жесткой социальная иерархия. Монотеизм, утверждает Авдеев, стал смертельным врагом кастовой этнократии, потому что Единый Бог обращается ко всем людям, нарушая их разделение. Мораль воина смешивается с моралью жреца или производителя. Наконец, разрушается принцип «свой-чужой», отделяющий один этнос от другого, ибо перед универсальным Богом отныне нет «ни эллина, ни иудея». «Нордические ценности древней прародины ариев, по словам Авдеева, являются нашим абсолютным центром, а все синтетические, чужеродные элементы устраняются раз и навсегда. Торжество ценностей белого человека и его безграничное могущество является вектором нашего стремления вперед» (Неоязычество: Русские «Новые Правые», там же).

Отсюда соображения радикального консерватизма о столицах России. Петербург, как правило, критикуется за «нерусскость», западничество и «космополитизм». Москва же понимается как центр исконно русский.Но иногда достается и ей. С критикой «расовой распущенности» православной России и Москвы выступил, например, радикальный консерватор А. Широпаев.  «Именно с Москвы,- по его словам,-  началась наша расовая распущенность, преступное равнодушие русских к чистоте своей Крови. Именно Москва, продавшая за ханскую милость свое северно-арийское первородство, повернула Россию к Азии, сделала русских терпимыми и даже лояльными к межрасовой содомии… Москва, вот уж воистину евразийский «плавильный котел»! В столице почти невозможно следовать голосу русской Крови, не рискнув при этом «обидеть» кого-нибудь из друзей или знакомых. Целенаправленно выводя «советский народ», а про сути евразийскую антирасу, коммунисты во многом достигли цели —  всмотритесь в смазанные, беспородные чернявые лица, заполняющие московские улицы. Современная Москва — это антипод древнего Киева, пуповина оккультной анти-Руси, бродилище апокалиптической антирасы». (Широпаев А. Русь: аристократическое начало. — Русская перспектива, 1996, с. 6).

Консерватизм активно строит свою  концепцию истории России как древней, так, например и XVI века, в частности правления Ивана Грозного. Для данного течения, как и для сталинистской традиции,  характерна концепция Ивана Грозного как хорошего, но  «оболганного  демократами» царя.

 Согласно известному  историку Андрею Фурсову, сотруднику московского института «динамического консерватизма»,   Иван Грозный «перевернул Россию» в хорошем смысле» — в отличие от двух негативных фигур  русской истории – Петра I и Ленина. Грозный создал «новую властную, а затем социальную систему (самодержавие). Но сделал это без иностранной помощи, чем отличается от двух «антихристов» русской истории – Петра I и Ленина». Грозненский самодержавный каркас не позволил распасться обществу, получившему бифуркационный толчок в самодержавном направлении».  Отсюда  «гиперболоид инженера Грозного» и  положительная оценка консервативным историком  как самого царя, так и продолжателей его дела  (Фурсов А., Опричнина в русской истории. (http://www.dynacon.ru/content/articles/381/ ).

 Понятно, что критический анализ правления Грозного и опричнины — например, у Н. Карамзина, В. Ключевского и ряда других известных историков  А. Фурсовым даже не упоминаются,  по-видимому, как «либеральный». Не восстанавливается ли тем самым известным историком  сталинская концепция «прогрессивного войска опричников», которых некоторые «неправильные» режиссеры типа Эйзенштейна пытались изображать едва ли не в виде «шайки дегенератов» (см. известное сталинское постановление 1946 г. о фильме   «Иван Грозный»).

 Важным событием  среди памятных дат современной России  является русско-польская война начала XVII века. С 2004 г. отмечается  праздник  День Народного единства, отсылающий к событиям 1612 г. — освобождения Москвы от польских войск народным ополчением К.Минина и Д.Пожарского. Праздник был введен  вместо праздника 7 ноября и «Дня примирения и согласия» ельцинского периода.  В радикальном консерватизме  (Байгушев, Русская партия, с.87) Минин и  Пожарский  и вовсе оказываются «хорошими черносотенцами».

 3.  История России  XVIII — первой половины  XIX века . Критика революционной традиции. Декабристы : «заговор против России» ?

 Центральным моментом консервативной концепции истории является, как уже отмечалось, критика революционной традиции в России.

 Революционеры,   начиная с декабристов,  объявляются консерватизмом заговорщиками  не просто против царя и самодержавия, а против России как таковой ( Напр., А. Ю. Щербаков. Декабристы. Заговор против России. Спб.-М.,2005). Это же доказывает и известный консервативный «конспиролог» Николай Стариков, написавший целый ряд книг с разоблачением  русских революционеров, в том числе  книгу с характерным названием – «Кто финансирует развал России. От декабристов до моджахедов» (Питер, 2010). Понятно, что линия от плохих декабристов тянется к плохим большевикам.

  Объявляя революционеров заговорщиками, консерватизм ставит их на одну доску с «масонством», которое, согласно консервативным авторам, уже начиная с декабристов оказывается едва ли не синонимом революционной традиции в России.  Как заявляет радикально-консервативный идеолог Александр Байгушев, «после первой неудачной попытки взять власть восстанием декабристов масонство вынуждено было уйти в подполье» (Байгушев, Русская партия внутри КПСС, с. 90).

Консерватизм уделяет главное внимание теме «коррумпированности» революционеров, их внешней зависимости, «засланности» и проч. Доказательству этого тезиса посвящены основные писания консервативных историков – Н. Старикова, А.Буровского и многих других.

Однако, критикуя плохих революционеров и противников  самодержавия, указанные авторы (тот же Н. Стариков) во-первых,  весьма мало говорят о негативных сторонах деятельности официальных властей и официальных «консерваторов».  Ничего не говорится о коррумпированности (возможно и иными государствами) царской полиции, а также бюрократии — как царской, так советской и постсоветской.

Во-вторых, действительно ли основные цели русских революционеров не соответствовали интересам тогдашнего развития страны ? Следует ли, как это делает консерватизм, в том числе и современный, идеализировать самодержавный строй в России, который с XVIII века (с Н. Радищева и др.)   критиковали  российские оппозиционеры?

Как известно, значительная часть  русских  критиков самодержавия,   например, декабристы —   были не социалистами, но сторонниками  конституционной монархии и отмены крепостного права.  Так ли уж неправы были поборники данных перемен в России начиная с  XVIII-XIX века?

Заметим, что главным объектом критики российского консерватизма является  «октябрьский переворот» 1917 г.  Однако, какой строй в России мог быть  альтернативой русскому социализму и коммунизму?   Конечно, не феодализм и монархия, но лишь российский капитализм и «буржуазные» — то есть конституционные и экономические (аграрные, в духе столыпинских) реформы. В случае успеха таковых Россия могла пойти по «западному» пути, в результате чего плохой с точки зрения консервативно-либеральной идеологии Октябрь был бы явно менее  вероятен.

Кто же  был сторонником этого «нормального» с точки зрения правой политической мысли – как либеральной,  так и консервативной – то есть западного пути, кто добивался    конституционных и проч. («буржуазных») реформ в России? Их добивались русские конституционалисты и демократы, начиная с  декабристов, а  также  большинство революционеров XIX и начала XX века. Кто мешал этому варианту?  Ему более всего мешал именно  русский (абсолютистский и феодальный) консерватизм с начала XIX века и все активно рекламируемые данным течением фигуры,  включая М. Каткова и К.Победоносцева. Деятели консерватизма делали все, чтобы провалить конституционные реформы, к каковым мог вести  «успех» революционеров  — декабристов, петрашевцев, народников и так далее.

 Русские революционеры XIX- начала XX века по сути дела пытались спасти «эволюционное» развитие России в традиционном западном русле.  Чем раньше победили бы сторонники конституционных реформ, тем раньше Россия могла бы начать развиваться «эволюционным» путем капитализма. Если бы сторонники конституционной монархии (например, те же декабристы)  победили  в 1825 г.,  то «великая» аграрная реформа и отмена крепостного права в России произошли бы  не в начале 1860-х гг., а почти на полвека раньше.

Таким образом, блокируя  эволюционное  и «западное» развитие в России, консерваторы, в первую очередь  радикальные (например, черносотенцы начала XX века),  вели дело к взрыву империи в наиболее радикальном – то есть большевистском варианте.

  4.  История России второй половины  XIX века .Народничество. «Орлиные крыла» Победоносцева над Россией. Достоевский.

 Рассматривая развитие России в XIX веке, консерватизм с особенным пиитетом относится к противникам перемен и  таким поборникам  монархического строя в России,  как Константин Победоносцев или Михаил Катков, известный своими антиинтеллигентскими настроениями  с классическим   «наше варварство в нашей интеллигенции». К ним примыкает и Федор Достоевский.

В Достоевском консерватизму нравится именно критика знаменитым писателем революционной традиции  в России. То есть «антинигилистическая»  политическая концепция «Преступления и наказания» и «Бесов» с их критикой революционеров  «нечаевского» образца, которая  расширяется до  критики революционной традиции в России как таковой.

  Консерватизму импонируют также иные  многочисленные консерваторы XIX и начала XX века, включая  К. Леонтьева, А. Суворина,   Л.Тихомирова,  С.Шарапова, М.Меньшикова и др.  (Подробнее, напр., А. Репников, Консервативные представления о переустройстве России. Конец XIX – начало XX веков. М.: Готика, 2006 ).

Что касается правильного охранителя Константина Победоносцева, то согласно исследователю русского консерватизма Р. Пайпсу, продолжателем   его дела был и А.И. Солженицын. По словам  Пайпса «Солженицын принадлежит к …поколению славянофилов 70-х годов XIX века – реакцию на возникновение в России революционного радикализма, его пафос – «в антибесовщине»… Представителями этой разновидности консервативного национализма были  Ф.Достоевский и его друг К.Победоносцев, серый кардинал  позднеимперской России. Чтобы убедится в их близости, достаточно взять в руки работу Победоносцева «Размышления о русском государственном муже» (1869 г.). И по стилю, и по ходу рассуждений Гарвардская речь Солженицына настолько напоминает эту работу, что ее целые законченные отрывки спокойно могут быть включены в текст Победоносцева…». Сходство между Солженицыным и его предшественниками времен правления сверхконсервативного Александра III,- продолжает Пайпс,- становится ясным, если сравнить его высказывания о западном законе и прессе с соответствующими высказываниями из книги Победоносцева. Вновь и вновь Солженицын возвращается к критике западной законности, как пустого бесчеловечного формализма, системы, позволяющей преступнику оставаться на свободе… и постоянному обогащению адвокатов» ( http://berkovich-zametki.com/Nomer33/Snitkovsky1.htm  ).

Идеологи консерватизма умалчивают о том, что далеко не все представители образованного слоя России XIX-начала XX в. рассматривали консерваторов  своего времени (например, тех же К.Победоносцева или М. Каткова) как сугубо положительные фигуры. Александр Блок  называл К. Победоносцева  «упырем». (статья «Солнце над Россией.О Л. Толстом»). Однако данные «упыри» оказываются  светочем нынешнего русского консерватизма.

 Своеобразной реинкарнацией Победоносцева в советском варианте стал серый кардинал брежневизма Суслов, которого приближенный к нему «контрпропагандист» и  идеолог Русской партии Байгушев  (такой же консерватор, как и его патрон) называл «Кащеем» и «калошей».

 Реальная роль консерваторов во второй половине XIX в. была вовсе не столь благостной, как ее изображает консерватизм. Наносившийся консерваторами удар по реформаторским группировкам начиная с периода великих реформ (убийство Александра 1 – как будто руками революционеров) затормозило процесс этих реформ и способствовала взрывным революциям начала XX века. Поэтому результатом многолетней деятельности русских консерваторов (в первую очередь правых националистов конца XIX –начала XX века) стало вовсе не эволюционное развитие дореволюционной России, но именно революция – причем революция  явно более  радикальная, чем пресекавшиеся ими революции «буржуазные» – то есть революция большевистская.  Именно имперский феодальный консерватизм, включая радикальный – черносотенство, а вовсе не революционеры, несет главную ответственность за подрыв российской империи и за наиболее радикальный вариант революции, которая произошла в 1917 г.

5. Об основах подхода русского консерватизма и «консервативного дискурса» в целом к истории. Инородческие и антипатриотические основы революций. Русский консерватизм и еврейский вопрос.  «Отмстить неразумных хазарам». «500-летняя война  с Сионом». 

Попытки строить исторические представления не на социальных, а в первую очередь на национальных основах ведут  консервативную историографию в направлении, особенности которого  ярко показывает радикальный консерватизм. 

Как мы видели  в концепции Т.Грачевой и других, весьма активную роль в исторических представлениях русского консерватизма играет теория «инородческого заговора». Для русского консерватизма в особенности радикального характерно представление инородцев ( в частности «еврейства»)  в качестве главного виновника как «русофобии», так и различных российских бедствий в течение длительного периода истории.  Известный и активный до сего дня консерватор («русский экстремист» по его собственному определению) математик Игорь Шафаревич в заявлял о связи «русофобии», а также социализма и его идеологии с «малым народом» (Русофобия,1982). Под последним автор понятно, имел в виду как «интеллигентов» (и либералов), так и «евреев», сливающихся в сознании консерватора в некое единое целое.

На этой основе строятся многочисленные радикально-консервативные теории, например, «мирового правительства», о котором еще  в 1912 г. сообщала книга  консервативного радикала Юрия Шмакова, а также «масонского и еврейского» заговоров» (Олег Платонов и многие др.). Отсюда «500 летняя» и даже «тысячелетняя» война с «Cионом» (Платонов, Байгушев), она же растянувшаяся до настоящего времени борьба с «хазарами» (Т. Грачева). «Мы,- заявляет консервативный пиит Александр Байгушев,- закалялись и крепли русским духом в нашей тысячелетней всемирной эсхатологической и духовной войне с жестоковыйным Сионом» (Русская партия внутри КПСС, М., Алгоритм, 2005, с. 39).

На основе базисной для радикального консерватизма русско-еврейской оппозиции  формируются исторические взгляды русского консерватизма – в частности, оценка революции 1917 г, как Февральской, так и Октябрьской (она же «Октябрьский переворот»). Приход к власти партии большевиков в октябре 1917 г. консерватизм трактует как ненациональную,  и в первую очередь как «еврейскую» революцию. «О том, -заявляет Байгушев, якобы «защитник СССР» и доносчик на демократов как его якобы «разрушителей», — что Октябрьский переворот жестоко делался преимущественно руками евреев, написано так много, что тайн вроде уже нет. Это уже давно аксиома» (А.Байгушев, Русская партия, с.156). В качестве второй активной «инородческой» группы в революции называеются латыши и т.д.

Таким образом, в центр своей концепции истории России и ее проблем   правый русский консерватизм (национализм) ставит не социальные причины событий, но действия «инородцев» (чаще всего  евреев, как «универсальных инородцев»), каковых  обвиняет во всех бедах как дореволюционной, так и советской России.  Внедрение подобного понимания сути событий российской и мировой истории последних столетий и составляет основную задачу «радикального» консерватизма, а также в конечном счете и консерватизма в целом, представленного такими авторами,  как Григорий Климов, Вадим Кожинов, Олег Платонов, Николай Стариков, Борис Миронов, Сергей Семанов и проч. Литература соответствующего направления в течение двух постсоветских десятилетий в необъятных количествах издавалась правильными «антилиберальными» (они же «патриотические») издательствами  России  во главе с «Алгоритмом». Последний до настоящего времени выступает консервативным Политиздатом, занявшим  в качестве идеологического лидера место бывших советских издательств.

Основные положения и структура русского консерватизма копируют таковые же всех этнократических идеологий, в том числе и антироссийских. Утверждая (как это вполне очевидно в радикальном консерватизме О. Платонова, А. Байгушева, Т. Грачевой) в качестве главного «русско-еврейское» противостояние, консерваторы (как правило — правые националисты) пытаются навязать России строящийся на этом противопоставлении (оппозиции) консервативный национальный идентитет по схеме «свой-чужой». Таковой по сути копирует – в перевернутом виде — идентитет правых националистов в ряде постсоветских республик – например, прибалтийских, где в качестве «чужих» выступают, однако, сами русские.

Насколько «лучше» указанных внешних (и антирусских) консерватизмов консерватизм (правый национализм) русский, реально являющийся зеркальным аналогом указанных консерватизмов? Для некоторых — лучше, поскольку «свой». Вместе с тем есть основания считать, что русский правый национализм (как и иные постсоветские национализмы) не может быть адекватной идеологией для постсоветской России,  способной дать позитивный ответ на  внешние посткоммунистические национализмы и иные стоящие перед Россией вызовы.

Каково  соотношение исторических теорий консерватизма ( в особенности радикального) с реальностью? Очевидно, что списывая все негативные события в истории России на счет евреев и «сионизма», русские правые националисты вкладывают в  понятие сионизма свое содержание, фактически подменяя  смысл указанного понятия. Реальный (а не мифический) сионизм есть традиционный еврейский национализм —  аналог всех прочих правых национализмов  от русского до прибалтийских, теория «крови и почвы», возвращения на «историческую родину». Ему нельзя приписать идеи мирового, но лишь «локального» господства на исторической территории ближневосточного еврейского государства. Нечто совсем иное —  «сионизм» в рамках русского консерватизма. Байгушев и иже с ними строят свою концепцию сионизма, рассматривая таковой как теорию и практику «мирового еврейского заговора».

Для радикального консерватизма Русской партии характерна также и концепция «троцкизма», которому в радикальном консерватизме  приписывается такое же значение,  как понятию «сионизма», то есть значение  «инородческого  заговора» против хорошей империи. Поэтому под «троцкизмом»   в русском консерватизме фактически понимается весь большевизм, точнее досталинская и послесталинская советская идеология, например, хрущевского периода, включая шестидесятничество. «Троцкистскими» представители Русской партии называли, например, попытки Хрущева расширить советское влияние,  «шестидесятнические» пьесы М. Шатрова ( Байгушев, 220) и т.д.

Немалое влияние консерватизма можно отметить в понимании еврейского вопроса у А. Солженицына («Двести лет вместе»). Для более радикальных сортов правого национализма при этом подход Солженицына считается недостаточно обличительным и даже оказывается объектом иронии. Назовем, напр., книгу некоего В. Дрожжина «Распад СССР и сионизм», с ироническим подзаголовком «200 лет вместе». (М., Алгоритм, 2010). Как видно уже по заголовку данной книги, автор пытается убедить читателей, что виновником распада СССР является некий «сионизм», а вовсе не сам консерватизм и стоящие за ним Западное (Расчлененное) общество. Вообще под иронической рубрикой «200 лет вместе» издательство «Алгоритм» опубликовало не менее десятка соответствующих произведений, включая «Евреи и социализм» «как бы левого» С. Кара-Мурзы (М.,1999).

6. Концепция «еврейского вопроса» в радикальном консерватизме и современная левая теория. О подмене понятия «сионизма»   в современном русском консерватизме. О внешних корнях посткоммунистических консерватизмов, включая русский. Диверсионная роль правого национализма в СССР, постсоветской России и других странах посткоммунизма.

 Прежде чем разбирать теории радикального консерватизма по существу, важно выяснить, зачем консерватизм пришел в Россию и другие постсоветские страны, кем он навязывается и что он несет России и тем государствам, в которых его активно распространяют.

Есть основания считать отцом всех постсоветских консерватизмов ( от прибалтийских и украинского до русского)  Западное (Расчлененное) общество с его идеологией консервативного либерализма. В рамках  распространения этой идеологии в посткоммунистическом мире, в том числе и постсоветских странах от Прибалтики до Украины и Грузии, внедряется не только витринный либерализм, но и радикальный консерватизм с его очевидными мифологическими проявлениями.  Внедрение  консерватизма (включая радикальный)  в мире реального социализма и посткоммунизма имеет целью разрушение идеологии стран бывшего реального социализма и втягивание этих стран в Западное общество.

Подобно иным  посткоммунистическим консерватизмам, современный русский консерватизм имеет очевидное типологическое сходство с восточноевропейскими «антикоммунистическими» консерватизмами с начала ХХ века,  а также соответствующими правонационалистическими течениями в Европе (от Италии и Испании до Германии) между двумя войнами. В этот период на старом континенте фактически шла гражданская война между защитниками традиционного капитализма и левыми течениями. В этой войне  указанные защитники  в лице консервативных сил западных демократий опирались на правых националистов для борьбы с социалистами и коммунистами, стремясь «выбить» «социализм» национализмом.

В рамках консервативной идеологии (консервативного дискурса) рубежа и начала 20 века (в первую очередь радикального) на Западе и в России  возникла концепция мирового еврейского заговора.  «Эталонным» в этом отношении были как русское черносотенство,  так и в дальнейшем немецкий национал-социализм 1920-40х гг. На сходных основаниях строился и радикальный правый национализм русской эмиграции. (См. уже цитировавшаяся книга К.Радзаевского Завещание русского фашиста. —  Харбин, 1943,- 2 изд. М., 2001).

Разумеется,  у идеологов консерватизма, тем более радикального, напрасно искать реального понимания еврейского вопроса  и проблемы «сионизма». Те, кто принимают писания консерваторов, в особенности радикальных – Г. Климова, О. Платонова, Б. Миронова, и проч. за чистую монету в изложении «еврейского вопроса» и попытку реально разобраться в сути дела, рискуют принять грубо сфабрикованную мифологию за научный анализ. Как уже отмечалось, понятие «сионизма» в работах радикального русского консерватизма, как и других  сходных идеологических течений,  является специфической конструкцией, не имеющей отношения к обычной (и тем более сколько-нибудь научной) логике. Консерватизм заменяет реальное содержание этого понятия своим, связанным с  мифологией всеохватывающего «русско-еврейского» противостояния и мирового еврейского заговора.

Изложение еврейского вопроса в современной левой идеологии требует отдельной работы.(См. Современная левая теория и еврейский вопрос, в рукописи). Говоря коротко: евреи – разделенная нация. В последние столетия европейской и мировой истории данная нация (как и целый ряд иных) являлись не субъектом, но скорее объектом «борьбы цивилизаций», предметом игры и манипуляций для крупных государств и общественных систем. Активная манипуляция еврейским вопросом в Европе началась во второй половине XIX века и резко обострилась в XX-м веке, с образованием реального социализма и борьбой между ним и традиционным западным обществом. С начала 20 века еврейский вопрос в Европе разыгрывал правый национализм не только русский, но и европейский  во главе с немецким национал-социализмом 1920-40-х гг. Реальный социализм с его интернациональной идеологией марксизма-ленинизма  выступал как жесткая, и, заметим, скорее справедливая   альтернатива последнему. Однако в результате усиления правого национализма (в форме сталинизма) в самом СССР второй половины 1930-х гг, реальный социализм постепенно все более явно проигрывал в решении еврейского вопроса западному обществу. Окончательно проиграла этот вопрос уже постсоветская Россия.

Серьезно на территории России еврейский вопрос оказался поставлен к концу XVIII века — после раздела Польши в 1795 г. Тогда в результате военного захвата (силового присоединения) этой территории к Российской империи на ее территории и оказалась основная масса российских евреев. В ряде европейских стран до этого – в т. ч. и польско-литовском государстве — евреи селились сами, как правило, ввиду религиозной терпимости тогдашних властей этого государства (напр., законы Витовта).

Являлись ли российские евреи «антирусской» группировкой? Наряду с многими другими нациями тогдашнего российского государства, российские евреи участвовали в экономической и политической жизни этого государства и его укреплении. Вместе с тем они, понятно, были сторонниками не шовинистического и тоталитарного, но демократического российского государства.

Наряду с иными нациями России, русские евреи испытывали давление имперского консерватизма (шовинизма), зачастую прямо стимулировавшего внутринациональные конфликты. Это объясняет оппозиционность немалой части евреев (как и русской интеллигенции и иным слоям общества) дореволюционной монархической власти в России и их поддержка оппозиции, в том числе и революционной (ср. обвинения Солженицына евреев в «революционности» — «200 лет вместе»). Разумеется, российские евреи не могли принять идеологии черносотенства, начавшей развиваться в России в конце XIX-начале XX века и прямо обвинявшей евреев во всех бедах российского государства. Аналогичным было и отношение евреев к советскому и постсоветскому «консерватизму» — правому национализму,  радикальный вариант которого был возрождением в новых условиях русского черносотенного консерватизма. Как в традиционном (дореволюционном), так и в последующих вариантах русского радикального консерватизма евреи являются главным объектом идеологической атаки как «универсальные инородцы».

Постсоветский русский консерватизм  (в особенности радикальный) обвиняет евреев  одновременно  в нескольких противоположных вещах: например, как в том, что они способствовали созданию СССР и развалу хорошей дореволюционной империи, так и в том, что они же, по аналогии с дореволюционной империей, якобы «развалили» также и СССР. Далее эта схема переносится и на постсоветскую Россию.

Вместе с тем реальные факты говорят прежде всего о катастрофическом сокращении еврейского населения советской и постсоветской России,  которое в Российской империи 1917 г. составляло 5 миллионов, а в  конце 1980-х – 2,5 миллиона. К началу 21 века в результате  общественной нестабильности, а также  консервативной пропаганды и соответствующей деятельности Россия  потеряла основную часть еврейского населения XX века. Реальное количество евреев в России (в том числе и в результате  деятельности русского консерватизма) сократилось с отмеченных 2, 5 миллионов в конце 1980-х гг до 250-300 тысяч  к началу 21 века  (Рывкина, 2005),  то есть уменьшилось приблизительно на 2 и более миллиона.Потеря Россией еврейского населения стала одним из результатов общей постсоветской катастрофы «реального социализма» в России, результате которой территорию бывшего СССР к 2011 г. покинуло более 22 миллионов человек, в том числе и коренных русских.

Нельзя не подчеркнуть, что существенной причиной отъезда евреев из России являются не только противоречия советского и постсоветского развития, но во многом также неутихающая ксенофобская пропаганда и политическая активность того же «консерватизма», в особенности радикального (а ля Байгушев, Платонов и др.), то есть правого русского национализма.   В рамках такового евреи оказываются главным виновником российских бедствий XX века, и едва ли не всех прочих.  Евреев в России вроде фактически нет, но пропаганда радикального консерватизма (после ослабления и отмены цензуры в России и других странах бывшего СССР)  и различные акции их представителей активно продолжаются уже более двух десятилетий.

Таковую  пропаганду активно ведет, например, уже упоминавшееся консервативное издательство «Алгоритм», а также целая плеяда консервативных и околоконсервативных авторов от Г. Климова, И. Шафаревича,  А. Буровского ( «Вся правда о евреях») до «как бы левого» консерватора С. Кара-Мурзы (напр., «Диссиденты, евреи и еврокоммунизм»). Они продолжают накачку патриотической ксенофобии – по еврейскому, кавказскому и проч. вопросам. Ответственность за данную ксенофобию несут вовсе не виновные во всем либералы (они же демократы), которые стремились отмежеваться от радикального национализма, но тот же консерватизм и его пропаганда, стимулирующая национальные конфликты внутри России. А также, вероятно, и внешние силы, стоящие за этой пропагандой.

Важен вопрос, имеет ли «консерватизм» (консервативная ксенофобия, правый национализм и шовинизм в России, в том числе и антисемитизм) только «внутренние» источники? Очевидно, что национальные противоречия как в  СССР, так  и внутри правящей большевистской элиты были тем объектом, который противники реального социализма (в первую очередь внешние) стремились использовать для его ослабления. Радикальный национализм был весьма важным средством для достижения этой цели. Западные демократии с начала XX века и затем  в  1920-30 гг очевидно манипулировали радикальным национализмом в Европе – в первую очередь в находящихся под их влиянием правых диктатурах от Муссолини и Франко до Гитлера, стремясь использовать последние   для борьбы с левыми политическими течениями. Лидеры западного мира во главе с Англией и США, например, вели явно двойственную политику по отношению к германскому национал-социализму,  скрыто поддерживая его и далеко не всегда помогая жертвам указанного режима. (см. Г.-Д. Препарата, Как Англия и США создавали гитлеровскую Германию М., Поколение, 2007. Ранее, например, А. Некрич, Политика английского империализма в Европе. Октябрь 1938 – сентябрь 1939 . М., 1955).

Еврейскую тему в межгосударственной борьбе в Европе определенные западные силы при этом использовали уже   XIX века. В частности, главной задачей начатого  во Франции  в 1894 г. «дела Дрейфуса» было прикрытие крупного скандала вокруг  немецкого шпионажа во французском Генштабе.

После второй мировой войны англо-американцы смогли «решить» еврейский вопрос, создав  государство Израиль. Сталинский СССР участвовал в этом создании и стремился к своему влиянию в данном государстве, но на своей территории сделать этого не смог — по причине провальной (а то и прямо террористической – 1930-е и 1940-е гг) политики по отношению к евреям. Эта провальность соответствовала  другим провалам сталинской национальной политики – по отношению ко многим т.н. «наказанным народам».

 Можно утверждать, что  в ряде случаев прямо провокационная политика сталинизма в национальном вопросе была следствием активного влияния на данную политику консерватизма — правого русского национализма, то есть идеологии т.н. «Русской партии» в СССР,  описываемой, в частности А. Байгушевым ( более детально об этом – в следующей главе). Это вполне ясно говорит о «патриотизме» радикально-консервативной Русской партии и ее идеологов как в советской, так и постсоветской России.

Закономерен  вопрос – не оказывалась ли поддержка радикального национализма в СССР  (по немецкому сценарию 1930-х гг)  некими внешними игроками?   Нельзя не обратить внимание на то, что «антикосмополитическая» компания в СССР конца 1940-х гг (которая также вполне соответствует идеологии байгушевской «Русской партии») совпадала по времени с образованием государства Израиль и прямо наносила удар по советскому влиянию в этом государстве, позволяя «отрезать» от него СССР. Такая кампания играла на руку «западному проекту» Израиля и могла поддерживаться его главными организаторами. Удар по «космополитам» внутри тогдашнего СССР наносила именно «Русская партия», которой вполне могли манипулировать извне – поскольку это соответствовало целям подрыва советского влияния на еврейские организации в мире.

Другими словами,  как ни может показаться парадоксальным с внешней стороны, в период холодной войны Западное (Расчлененное) общество оказывалось прямо заинтересованным в антисемитизме «консервативных» группировок в СССР  как одном из факторов развала советского государства и реального социализма.  Для того, чтобы евреи появились на Западе (в Израиле, США или др.), у них должны были быть причины уехать из СССР и России (как и других стран бывшего реального социализма). Поэтому у тех, кто был заинтересован как в получении новых эмигрантов, так и в ослаблении стратегических конкурентов, имело прямой смысл поддерживать в СССР группировки радикального консерватизма, к числу каковых и относилась и поэтизируемая консервативными идеологами «сугубо патриотичная» Русская партия. Ниже мы коснемся  темы внешней поддержки радикального русского консерватизма подробнее.

 7. Консерватизм о революциях в Российской империи начала XX века. Революции (в начиная с 1905 г.) как «бунт инородцев».  О «трех еврейских революциях» и «трех еврейских оккупациях».  Хорошие черносотенцы —  главные защитники империи? Черносотенство как противник «капиталистических» реформ. За что черносотенцы не любили  «нашего   Пиночета»  П.Столыпина. 

 Рассмотрим взгляды консерватизма на историю России начала XX века, прежде всего историю революции 1905 г.

Важный момент в консервативной (как и в целом правой) концепции дореволюционной России – представление о ее небывалом росте. Она развивалась еще правыми оппозиционерами в СССР, включая  Русскую партию и А. Солженицына в рамках  концепции «России, которую мы потеряли» (С. Говорухин).

«Россия ,- пишет А. Байгушев,- семимильными шагами рванула вперед в экономическом развитии…По темпам роста и экономической мощи Россия стала резко опережать западную Европу, золотой русский рубль общепризнанно стал самой стабильной валютой, Россия грозилась в самые ближайшие годы выйти на первое место в мире, опередив даже Соединенные штаты». (Байгушев, с.135).

Также по словам «главного консерватора» Генштаба РФ Т. Грачевой : «При Николае II Россия переживала небывалый период материального расцвета. Накануне Первой мировой войны ее экономика процветала и с 1894 по 1914 год росла самыми быстрыми темпами в мире» (Невидимая Хазария, 239).

  Важную роль в расцвете предреволюционной России  согласно консерватизму,  играли консервативные и  радикально-консервативные группировки типа Союза русского народа.     Концепция хорошего черносотенства является своего рода центром исторической концепции «Русской партии» в варианте А. Байгушева. Эту же концепцию активно развивали и другие консерваторы – например, Вадим Кожинов (Черносотенцы и революция.Загадочные страницы истории XX века, М.,1998).

 «До сих пор народ,- пишет Байгушев,- у нас практически не знает о Союзе русского Народа – об этом замечательном политическом движении, со всеми его недостатками и ошибками явившем бесценный опыт русской национальной самоорганизации» (Руская партия внутри КПСС, М., 2005, с. 98 ).«Но и мы, русские, сами виноваты, что до сих пор не можем гордо реабилитировать исконно народное имя: мы – черная сотня»… «Что мы, русские, противопоставляем циничной клевете на Союз русского народа», на выдвинутую Союзом русского народа исполинскую фигуру П. Столыпина? (Там же,102)».

    Консерватизм доказывает, что именно его представители с начала XX века  были главными защитниками положительного развития России, тогда как либералы и   тем более революционеры  выступали как разрушители государства. Революции  в России трактуются консерватизмом как «антирусские» и в основном инородческие.  Отсюда, в частности, и риторика о революциях в России как «масонских» или «еврейских».

Первой «еврейской» (она же масонская) революцией в России оказывается революция 1905 г., с ее либеральными требованиями конституционной реформы и аграрных преобразований. По мнению Байгушева  в 1905 г. «Союз русского народа остановил первую «попытку еврейской революции» (Байгушев, с. 97). Второй еврейской революцией оказываются  революции 1917 г.- как Февральская, так и Октябрьская. Забегая вперед заметим, что согласно радикальному консерватизму была и «третья еврейская революция» — она  якобы произошла в 1991 г. с приходом к власти ельцинских «демократов». Помимо Байгушева и иных представителей Русской партии эту точку зрения на 1990-е годы в России отстаивал  известный «консерватор»  А. Ципко (например, в  статье о необходимой России национальной революции и книге «Пора доверить Россию русским» , 2003 г., 2 изд.«Почему я не демократ», 2005 г.).

Из такого подхода к указанным революциям следует, кроме прочего, и то, что трем «еврейским революциям» в России XX века соответствовали (что подтверждают, например,  Байгушев и Ципко) также и «три еврейских оккупации».Как мы видим, «еврейскими» согласно радикальному консерватизму  являются все революции в России. «Русским» же в «консервативном» смысле оказывается любой контрреволюционный переворот.

  Очевидно, что рисуя радужную картину развития дореволюционной России начала XX века консерватизм часто манипулирует фактами, искажая  реальные основы этого развития. Мифологизирует он и роль  консерваторов (в том числе и радикальных вроде черносотенцев) в  российской политике этого времени.

    Относительно «небывалого роста»  России начала XX века следует  заметить, что этот достаточно высокий рост давал вовсе не российский феодализм, который явно сковывал развитие России того периода, а российский капитализм.  При этом капитализм  в России развивался с большим трудом, поскольку, как это понимали многие мыслители тогдашней России (а также, кстати, и советская историография), его развитию мешала феодальная монархия и феодальное помещичье землевладение.   Противоречие между более динамичным капитализмом («индустриальным обществом») и феодально-монархическими структурами и было, как известно, причиной революций 1905 и 1917 г.

Для того, чтобы преодолеть сковывающий  капитализм абсолютизм и соответствующие ему политические  (феодальная монархия) и экономические  (в первую очередь земельные) структуры, в России требовались «либеральные» политические и экономические реформы.  В частности, реформа политическая (конституционная)  и аграрная, которую в начале века решил ускорить Петр Столыпин.

 Какую же позицию занимал по отношению к русскому капитализму и его основным реформам предреволюционный русский консерватизм (правый национализм и то же черносотенство) начала XX века?  Представители такового во главе с черносотенством были ожесточенными противниками этих важнейших для «капиталистического» развития России реформ — конституционной  и реформы аграрной, которые отстаивали русские либералы и социалисты.

Русские консерваторы, в особенности радикальные — Союз русского народа — активно боролся с  парламентаризмом – он же «гидра иудо-масонской революции»   (Байгушев, с.117).   Консервативные и черносотенные (правомонархические) группировки постоянно атаковали либералов и либеральные правительства от Витте до Милюкова, пытавшихся провести в жизнь антифеодальные  аграрные и политические преобразования — элементы конституции, парламентаризма и политические свобод. Спасение страны консерваторы видели в сохранении  феодальной и черносотенной  монархии. Они всячески порицали отстаивавшиеся «плохими либералами»  «буржуазные» реформы феодально-самодержавной системы Консерваторами был отстранен от власти либерал С.Ю.Витте, ими постоянно наносились удары и по другим реформаторам, не исключая  П.А.Столыпина.

Консервативная риторика черносотенства и критика либерализма при этом строилась на жесткой ксенофобии и антисемитизме. Либералов — сторонников конституционной реформы и парламентаризма в России  от  Витте до Милюкова, а также   «почти своего» Столыпина — черносотенные монархисты  обличали как «жидовствующих» ( Б.,112).Конституция приравнивалась ими к  «сдаче  страны евреям». Накануне  принятия манифеста 17 октября черносотенцы  собрались в церквях, вопия: «граф полусахалинский» (С.Витте)  «завтра сдаст страну евреям» (Байгушев,118).

Противоречивым было отношение консерватизма к аграрной реформе  и ассоциировавшейся с ней фигурой П.А.Столыпина.   Столыпин с одной стороны оказывается важнейшей предреволюционной фигурой.  «Мы, русские националисты,- пишет Байгушев,-  в советское время сделали из Столыпина для себя идеал». (Б., 135). С  другой стороны, с позиций «последовательного» консерватизма у Столыпина было правильно далеко не все. «Я бы,- сообщает Байгушев,- не стал однако сейчас совсем уж идеализировать Столыпина. Фигура эта, повторяюсь, конечно, в русской истории уровня Петра Первого и Сталина, но, как и они, далеко не однозначная»…

  Что же не нравится консерваторам в Столыпине, который, по словам Байгушева, «был ставленником Союза русского народа»?   С одной стороны, Столыпин был правильным консерватором и  опирался якобы на «черносотенные миллионы». Он, воодушевленно повествует Байгушев, создал «карманную партию русских националистов во главе с богатейшим помещиком Подольской Губернии Балашовым», чьим «главным программным лозунгом был лозунг «Россия для русских» и «Отпор инородческому засилью». В общем-то,- по Байгушеву,- эта программа «не сильно отличалась от программы Союза русского народа. Но во всем умереннее, мягче» (Б.,137).

Однако вопреки правильному черносотенству  Столыпин после революции 1905 года проявил   склонность к либерализму и конституции. Ради «успешной думской деятельности»  он «пытался заигрывать и с кадетами».А в какой-то момент «даже  испугался Союза русского народа». Со своей стороны последний  «очень болезненно» воспринял конституционные симпатии Столыпина, в частности пункт о «фальшивом единении царя с законодательным народным представительством – понимай с ненавистной думой» (Б.,137).

 Итак, отношение радикального консерватизма к «либеральным» конституционным  реформам русского самодержавия было отрицательным. Каково было его отношение к экономическим начинаниям Столыпина?

Важнейшая часть столыпинской программы-  аграрная реформа —  радикальному консерватизму (в черносотенном варианте) явно не нравилась.  Союз русского народа выступил с критикой «хищного союза власти с разрушителями общины»  и «правил 9 ноября» как «подрывающих сами устои традиционной русской крестьянской «соборной» общины и насаждающей, вместо национального русского общинного земледелия, кулаческие хутора» (Байгушев,139-140).  По мнению крайне правых «в сознании народа царь не может быть царем кулаков».

      Итак, радикальных консерваторов — черносотенцев — не устраивало развитие капитализма в русской деревне, что и составляло суть столыпинской реформы, а также  – основу столь желательного правым капиталистического развития России с ее «особым» ростом. Столыпин хотел сделать безземельных крестьян собственниками –  перетащить их в «буржуазию». Правильное же черносотенство, которое усиленно пропагандирует как Байгушев, так и В. Кожинов и прочие деятели консервативной Русской партии, этого вовсе  не хотело.  Чего же хотели «хорошие черносотенцы»? Они  стремились к сохранению в России начала XX века  помещичьего землевладения и традиционной общины. Их не беспокоило, что община    использовалась противниками реформ для удержания крестьян в рамках старой дореформенной системы, то есть в качестве средства патриархального (феодально-помещичьего) контроля над крестьянством.

То есть реально  правый национализм, он же консерватизм,  вел (как это понимала левая и советская историография) профеодальную и  пропомещичью политику. Крестьяне по этой программе должны были оставаться без земли и по-прежнему под помещичьим контролем.  Критикуя столыпинскую программу, Байгушев по сути дела отстаивает для крестьянства его феодально-безземельное  статус-кво.«Допустим, что этот план  удастся.Но к какой партии примкнут 90 милл. обезезмеленных крестьян? Тоже к октябристам и националистам? Нет, это будущие социал-демократы или социалисты-революционеры» ( публикация в ж.Вече, 1911 г.,- Байгушев,с. 140).

 Так выясняется, что  Союз Русского народа  был вовсе не партией «черносотенных миллионов», о  которых заявлял Байгушев (с.138, 140), но партией помещичьей верхушки, стремившейся удержать данные 90 миллионов  русских крестьян  в безземельном и общинном состоянии.

Могли ли   эти 90 безземельных  миллионов поддерживать черносотенцев?  Никоим образом. Интересы этих крестьян отражали лишь  партии земельной реформы, по меньшей мере типа столыпинской, а по большому счету и  вовсе партии радикального земельного передела — социалистов– эсеров и большевиков.  То есть вопреки Байгушеву,   крестьянское большинство России  являлось  не будущими, а «нынешними» (на 1911 г.) социалистами-революционерами  и ли же социал-демократами-большевиками.  90 миллионов безземельных крестьян стали и будущей поддержкой революции — Красной армии против белой.

       8. Отрицательное отношение черносотенства к «капиталистическим» реформам. Отход Столыпина от черносотенцев и его убийство. Реальная роль консервативных группировок в провале империи. Хорошие русские черносотенцы и  европейский правый национализм. Внешняя манипуляция  черносотенством.

Чем же занимался в этой ситуации реальный, а не мифический Союз русского народа (СРН)? Он  всячески препятствовал капиталистической реформе Столыпина, поскольку согласно реальным, а не мифическим радикальным консерваторам начала XX века,  плох не только социализм, но и капитализм, с его сторонниками -либералами – «омасоненными личностями». Единственным выходом, который оставлял   России радикальный консерватизм, оставалась  феодально– черносотенная автаркия.  Правые националисты  стремились сохранить Россию как феодально- черносотенный остров, ни о каком реальном «развитии» которого говорить не приходилось.

В этом, по-видимому, и заключалась главная причина отхода Столыпина от крайне правых и попытка его частично опереться на сторонников  «либеральных» реформ.  Столыпин начал критиковать  «прямолинейность»  СРН, в том числе в нападки последнего (например, Илиодора) на «жидовствующую» интеллигенцию (Байгушев, 140), стремившуюся к конституционным реформам. По Столыпину с интеллигенцией надо было обращаться «не так». В целом Столыпин «начал уже всячески третировать свою опору…, стремясь умерить ее влиятельность.Этим он сам себе рыл могилу».  (Б.,140). С согласия Столыпина, жалуется «советский контрпропагандист» Байгушев,  черносотенцам  «учинили гонение», «стали запрещать их боевые организации» (138, 141). То есть Столыпин  «перестал опираться на Союз Русского народа и с этого дня был обречен».  Говоря об обреченности  Столыпина,  радикальный патриот Байгушев сравнивает  эту обреченность с «обреченностью» Сталина конца 1940-х.гг (с.142), что следует принять во внимание.

 Убийство Столыпина  в сентябре 1911 г  тот же автор валит на главу полиции «омасоненного» Курлова. «Курлов практически не скрывает, на кого работал и почему Столыпина полиция дала возможность убить еврейскому террористу». (Б.,142). Выражение «дала возможность убить» в данном случае верно. Действительно, очевидно,  что без поддержки на самых верхах Охранного отделения теракт против Столыпина был невозможен. Террориста Багрова, агента данного отделения и еврея по национальности  пропустили через всю полицейскую суперохрану в зал киевской оперы, где находился и сам царь Николай 1.

Нельзя не заметить, что выпячивание «еврейской руки» в покушении на Столыпина  очевидно было сознательной провокацией. Если бы покушение реально делали «евреи»,  зачем  им было строить «еврейскую картинку» — оформлять убийство именно как «еврейское», натравливая общество на евреев же?    Это почему-то осталось непонятным для такого автора,  как Александр Солженицын, который (напр., в книге «200 лет вместе»)  возлагал ответственность за убийство Столыпина на «евреев».   (См. критику его концепции убийства Столыпина  С.Резником.- Вместе или врозь? Судьба евреев в России. Заметки на полях дилогии А. И. Солженицына. М., Захаров, 2005).

 Байгушев признает, что царская полиция «дала убить» Столыпина.  Но кто манипулировал полицейской верхушкой?   Консерваторы признают эту манипуляцию, хотя «для народа» утверждают, что манипулируемой стороной  были только революционеры.  Очевидно, однако, что полицейской верхушкой манипулировали вовсе не  «либералы» и «омасоненные личности», но скорее всего   радикальные консерваторы при монархической власти, которых и следует считать реальными организаторами убийства Столыпина.

Таким образом, деятельность  радикального (черносотенного) консерватизма в  России накануне  первой русской революции (а, как мы увидим, далее и накануне революции 1917 г.) следует рассматривать вовсе не как «положительную», но скорее как подрывную. Правый национализм  — в особенности радикальный — выступал как очевидный тормоз развития страны и инструмент  подрыва империи. Отстаивая нереформированный вариант царской монархии, консерватизм вел Россию не к «экономическому чуду»,  которое можно связать лишь  с русским капитализмом, но к взрыву 1917 г. в его наиболее резких и разрушительных формах.

Между тем определенными силами (только ли внутренними ?) радикально-консервативное черносотенство перед первой русской революцией продавливалось в российскую политику весьма активно. В том числе и в среде православного духовенства, глава которого санкт-петербургский митрополит Антоний осуществил «публичное лобзание» с черносотенцами. Вначале высшее православное духовенство от союза с Черной сотней открещивалось. Митрополит санкт-петербургский и ладожский Антоний  попытался запретить священникам вступать в черные сотни. Но союз русского народа потребовал от главы синода «либо встать на сторону союза русского народа, либо уйти со своего поста». Митрополит Антоний поддался давлению: «на съезде союза после этого письма произошло публичное лобзание митрополита Антония с главой СРН (Союза русского народа) Дубровиным и всему русскому православному духовенству было дано отрытое и официальное разрешение на безбоязненное служение в составе Союза русского народа» (Б.,110).

Кстати, заметим, кое-кто из консервативного  православного духовенства производит подобное же «лобзание» с черносотенцами и до сих пор. Например, заявление  дьякона Андрея Кураева об истоках праздника 8 марта  «в еврейском празднике Пурим»  по почину якобы «еврейской» революционерки Клары Цеткин. («Как делают антисемитом», см. также  Белостокское поклонение патриарха Кирилла и радикальный консерватизм в РПЦ.  Slavia.ee, 4.09.12,  http://slavia.ee/index.php?option=com_content&view=article&id=9840:2-&catid=142:2010-05-13-12-53-37&Itemid=222).

Русскому  радикальному консерватизму вполне импонирует подход его предшественников начала 20 века к различным вопросам – в том числе и национальному , включая еврейский. «Советский контрпропагандист» Байгушев  выступает против замены характерных для черносотенцев «открытых противо-иудо-масонских лозунгов на абстрактно смазанный «отпор инородческому засилью». (Б., 137). С этой «последовательной» точки зрения   даже книга В.Кожинова о черносотенцах  рассматривается как «половинчатая»   (Б.,102).

 Очевидно сходство в национальном вопросе  черносотенства с европейским радикальным консерватизмом  1930-х гг, в том числе и немецким национал-социализмом, на что указывала советская историография. В рамках консерватизма данное сходство в  основном отрицается. А. Байгушев,  в частности, полемизирует с историком С.А. Степановым, сравнившим в своей книге 1992 г. русских черносотенцев с итальянскими  фашистами. «Параллели между черносотенством, то есть благородным Союзом русского народа и итальянским фашизмом» отводятся  Байгушевым как «грязные» и  трактуется «как наследие иудо-советской историософии» (Б., 101). Отрицается также и  «абсурдный гитлеровский унисон».Однако так ли уж данный «гитлеровский унисон» (то есть сходство черносотенства и немецкого национал-социализма – там же) абсурден? Грязны ли «параллели» или же сами объекты, очевидно сходные?

«В марксистской литературе,- обижается Байгушев,-  утвердилось понимание фашизма как диктатуры наиболее реакционных кругов монополистической буржуазии. Это нельзя отнести к российским крайне правым». Одновременно по Байгушеву  «можно констатировать, что арсенал средств, использованных черносотенцами, во многом совпадал с приемами фашистской пропаганды… Черносотенная идеология предвосхищала фашизм в том, что делала ставку на широкие социальные слои, возбуждаемые шовинистическими и демагогическими лозунгами» ( Б.,101).

 После такой цитаты Байгушева хоть в марксисты бери!  Национал-патриот еще раз подтвердил то, что давно было ясно сторонникам демократической и левой традиции в России. Именно, что русское черносотенство есть бесспорный аналог  итальянского  и немецкого фашизма, а также ряда иных правых национализмов (они же «консерватизмы») в Европе. Как традиционный европейский нацизм, так и русский правый национализм вели борьбу с мировым еврейским заговором и  революциями – естественно в основном «еврейскими».Аналогии между данными течениями вполне заметны  и у современных консервативных авторов – от активно О.Платонова до С. Семанова  и проч.

Консерватизм строится на постоянной критике внешней зависимости революционеров, доказывая свое собственное государственничество. Действительно ли, однако, революционеры  больше зависели от «внешних сил»,  чем  консерваторы?

Уже говорилось о внешней поддержке русского радикального консерватизма в советский период. Сергей Кургинян  –  более умный среди консерваторов (пытавшийся, в частности, хотя и безуспешно, бороться протии «вируса фашизма в патриотическом движении»), признавал важную роль   дореволюционного черносотенства в разрушении дореволюционной империи, провокации в ней конфликтов и  революции. За этими провокациями могли угадываться как внутренние консервативные силы, так и, возможно, внешняя   рука. Чья?

   Ряд   консервативных авторов — в частности конспиролог Н. Стариков и  М. Леонтьев  указывают на  роль в происходивших в России событиях Англии (Великобритании), имевшей до второй мировой войны особое европейское и мировое влияние – в частности, обладавшей вплоть до 1940х гг  и наиболее эффективной в мире разведкой. Результатом английского влияния  (которое описывает,  например, Н. Стариков в книге «1917. Разгадка «русской» революции». Питер, 2012 ), можно считать, например, и вступление России в совершенно не нужную ей первую мировую войну. Таковое  реально и привело к катастрофе Российской империи в 1917 г.

   Отношение  Англии (Великобритании) к тогдашней Российской империи было специфическим. С одной стороны Англия являлась как будто сторонником перехода России  на рельсы «демократии» и «нормального капитализма». С другой стороны, такой переход был для Англии менее желателен, чем крах российского государства, поскольку потенциально усиливал или воссоздавал государство- конкурента. Можно увидеть здесь аналогию отношения Британии  с Францией XIX века, в которой как ни странно, «капиталистическая и конституционная» Англия поддерживала  вовсе не революцию, а реставрацию (в ходе наполеоновских войн и после поражения Наполеона 1).

 Какую роль во вступлении России в первую мировую войну и в целом провале империи играл русский  консерватизм, в особенности радикальный? Русское черносотенство (правый национализм) играло в поддержке такого вступления  самую непосредственную роль. В частности в 2003-4 гг стали известны факты об участии в убийстве выступавшего против войны Григория  Распутина не только известного черносотенца Пуришкевича (автора известного афоризма — «правее нас – только стенка»), но и агента английской разведки  Освальда Рейнера (см. Эндрю Кук, Убить Распутина. Жизнь и смерть Григория Распутина. М., Омега, 2007, также  http://archive.svoboda.org/ll/world/0904/ll.092204-1.asp).

Есть основания утверждать, что манипуляция  радикальным консерватизмом (в частности, черносотенством) была, вероятно, одним из весьма важных аспектов английской манипуляции российской политикой уже в начале XX века, а вероятно и ранее.

Особенностью «работы»  английской разведки – наиболее сильной и непревзойденной в первой половине XX века, было умение внедряться весьма глубоко – даже в глубинные политические структуры (как государственные, так и полицейские) «обрабатываемых» государств.  Английские спецслужбы еще в начале 20 века были способны на высший пилотаж политической манипуляции — умение манипулировать двумя противоположными лагерями противника одновременно, причем иногда —  искусственно создавая эти лагеря. Есть основания усматривать внешнюю (вероятно, английскую) руку в деятельности черносотенных группировок в Охранном отделении российской империи. Черносотенные группировки в Охранке, похоже, работали в том же направлении, что и черносотенные партии, о чем говорит, например, их роль в убийстве Столыпина.

Очевидно, что важную роль в подрыве Российской империи играло раздувание в ней национальных конфликтов – в частности русско-еврейского.  Помимо серьезного удара по империи-конкуренту  целью  этого конфликта для Великобритании  могло быть направление эмиграции (в том числе и еврейской) в Англию и Америку. Активным организатором и «толкачом» «русско- еврейского» конфликта в первую очередь внутри России  и был  радикальный консерватизм – черносотенство.

Для раздувания   национальных конфликтов в Российской империи —  в частности активизации  антисемитских настроений —  английская разведка располагала  активной агентурой в различных кругах – как еврейских, так и одновременно  антисемитских.  (О действии этой агентуры рассказывает, например,  фильм о Троцком, показанный по ОРТ).  Английская разведка, по видимому,  вплоть  до 1917 г. активно манипулировала как теми, так и другими.

Во время гражданской войны 1918-22 г. англичанам и американцам также удавалось манипулировать одновременно как белыми, так и красными. (см. Г.Саттон, «Уолл стрит и большевистская революция»). Английская поддержка белого движения   (например, Северно-западной армии Юденича)  в период гражданской войны в России была достаточно странной. Она  проводилась как будто против  красных, но не настолько, чтобы «дать победить» белым, и наоборот.

Раздувание в России начала XX века антисемитских настроений  было, по-видимому,  одним из важных направлений британской политики этого времени. Таким раздуванием занимался в 1920-х гг в частности и такой известный  английский  эмиссар (кстати, сам еврейского происхождения), как Сидней  Рейли.   В этой связи интересен и вопрос о появлении в России в 1905 г. cфальсифицированных во Франции начала 1890-х гг «Протоколов сионских мудрецов», в  распространении которых помимо Сергея Нилуса был замешан и видный полицейский деятель Петр Рачковский.

Поэтому закономерен вопрос:  кто же подложил сугубо патриотическую «черносотенную грибницу» под царскую империю перед 1905 и 1917 г.? Не те ли силы, которые подложили такую же грибницу  (в виде «русских клубов» Байгушева и Семанова) под реальный социализм 1960-х гг?

 9. Русский консерватизм и русская революция 1917 г.  Крах империи и дореволюционные консерваторы. Кто провалил империю – реформаторы или ретрограды? О «трех еврейских революциях» и «трех еврейских оккупациях». Политическая борьба перед революцией черносотенцев и либералов. Февральская и Октябрьская революции. Оплевывание правым национализмом как либералов («февралистов»), так и большевиков.

Рассмотрим отношение современного русского консерватизма к Русской революции 1917 – в первую очередь Февральской .

Февральская революция 1917 г., по-видимому, сделала то, что русские консерваторы мешали сделать антисамодержавной оппозиции в XIX веке и во время революции 1905 г. Она устранила самодержавие, узаконила политическую демократию, создав условия для развития в России правового государства и, казалось бы, традиционного западного («капиталистического») развития.

При этом если «так называемые демократы» (либералы)  считали, что  февральская революция создала важные основы для развития демократической России, русский консерватизм  (в особенности радикальный) оценивает эту революцию вовсе не положительно и подвергает ее всяческой критике. Критика русским консерватизмом  февральской (не говоря уже об Октябрьской)  революции направлена, как обычно,  против плохих «либералов». Сторонники конституционных реформ  обличаются  как «масоны» и «омасоненные личности»  (включая начальника царской полиции Курлова ).Февральская революция в целом трактуется как «масонский переворот».

   «В августе 1915 г., пишет Байгушев, — масоны объединили все антиправительственные силы в Прогрессивный блок из отечественных «младотурок» . В ответ состоялось представительное совещание черносотенцев в Саратове, потребовавшее роспуска Госдумы, а также широкое совещание в Петрограде, на которое прибыли высшее духовенство, члены госсовета и государственной думы, сенаторы. Совещание выступило с критикой «министров и придворных чинов, которые вступили в соглашение с прогрессивным парламентским блоком», а также «жидовствующей распутинщины» либерального блока как «наивысшей опасности для существования России». (Б.,146).

  Обличая февральскую революцию,  радикальные «масоноборцы» указывают на роль в ее развертывании либеральной (и потому «инородческой» ) печати. По словам «советского контрпропагандиста» Байгушева «после того, как «союз русского народа был загнан в подполье «печать – еврейская четвертая власть – и подвела Россию к пропасти 1917 года»  (Б., 144).

По  Байгушеву события февраля  1917 г. определялись якобы печальной слабостью «Союза русского Народа».   «Где были в это время русские националисты?   В бездействии»  (Б., 145). Черносотенцы среднего звена «в массовом порядке добровольцами ушли на фронт» (?) Большинство же крупных активистов Союза, начиная с того же Пуришкевича, «переключились с политической  деятельности на хозяйственную рутину – по обеспечению снабжения и всемерной поддержке воюющей армии»  (147). Выходит, крупные черносотенные активисты во время войны 1914 г. переключились… на интендантское воровство,  вполне совместимое у них с критикой «масонских и жидовствующих»  капиталистов? ( Так же как и бизнес вокруг черносотенной символики, которой приторговывали «борцы с капитализмом».)

Правда «загнанный в подполье» Союз русского народа  «смог поставить своего министра внутренних дел Хвостова», который в Думе «настойчиво и последовательно продолжал бороться с чужеродными элементами. Все видели в нем нового Столыпина. Но став министром внутренних дел, Хвостов, как и Столыпин, не решился на чистку полиции от масонских ставленников».  А может «дело уже слишком далеко зашло».«Такие, как Лопухин и Курлов, обступили его и нейтрализовали». «Хвостов, не встречая поддержки в своем требовании разрешить ему почистить промасоненную и прикрывающую революционеров полицию, вынужден был подать в отставку. Путь к масонскому перевороту был открыт» (Б., 145). Во время отречения царя  и великого князя Михаила «формально Союзу русского народа не за что было зацепиться, чтобы вывести народ на улицы». Да и силы у Союза  «были уже не те». Вот по Байгушеву и «вышло, что сброд, финансируемый предателями Родины, высыпал на улицы Петрограда». Гучков и Родзянко способствовали отречению царя. Потом «рвали на себе волосы». (Б., 147).

Итак, отрицательно относясь не только к Октябрьской, но и  Февральской революции 1917 г., консерватизм приравнивает их между собой  и всячески поэтизирует дофевральскую самодержавную систему в России. Консервативные построения  соображения  затемняют реальную объективную сторону революции  1917 г.и ее серьезные социально-экономические причины. Не понимая причин кризиса феодально-монархической России, данное течение  подобно своему историческому  предшественнику — русскому черносотенству —  пытается до сих пор  критиковать  любые, даже «капиталистические» перемены в России.

Результатом этих действий консерваторов (мифологизирумых их современными последователями) мог быть лишь мощный взрыв всей системы и катастрофа империи. Если  консервативные группировки (и в первую очередь черносотенные радикалы) в течение полувека тормозили реформы в России – неужели результатом этого не должен был быть социальный взрыв особой силы?  Вопреки мифологии современного российского консерватизма следует утверждать: дореволюционный правый национализм (консерватизм) являлся вовсе главным защитником дореволюционной российской империи, а главным виновником ее провала. Революцию Октября 1917 г. поэтому нельзя не рассматривать как результат антиреформаторской деятельности русского консерватизма, в особенности радикального. Консервативная элита России не справилась с «капиталистическими»  (антикрепостническими) реформами еще во второй половине XIX века, втянуло страну в первую мировую войну, в результате  чего, в конечном счете, само «провалило империю».

Вполне понятно, что мощная революция в России 1917 г,  вскоре получившая аналоги и в других европейских империях – Германской  и Австро-венгерской,  не могла не сбросить самодержавие. При этом эта накопившая мощный потенциал революция не могла остановиться на февральском этапе и должна была получить свое радикальное продолжение.

Как относится русский консерватизм к Октябрьской революции 1917 г. ?

Таковая приравнивается им к февральской и так же активно обличается. Но, разумеется не без известных консервативных  странностей. С одной стороны  приход к власти большевиков трактуется как «катастрофа». О хорошем «докатастрофном» состоянии России рассуждает основная часть консервативных авторов  от М. Соколова и  Н.Старикова до Т. Грачевой.  Критика Октября и большевизма – общее место  современного русского консерватизма, как и апология «белогвардейщины» (термин известного консерватора В. Шамбарова). Однако, как важно заметить, указанная критика вполне сочетается с шумным возмущением консерватизма (не лицемерным ли?) распадом реального социализма (в 1988-91 г.) и утверждением в качестве главных виновников этого распада «либералов».  «Советский» контрпропагандист  и «контрразведчик» Байгушев заявляет о «сатанинском шабаше» и «пропасти» 1917 года»  (Б., с. 548), представляя в качестве хорошей России  дореволюционную монархию. Ему вторит целая плеяда консерваторов —  С. Говорухин («Россия, которую мы потеряли»),  Н. Стариков («Ликвидация России» и проч.). Полковник Татьяна Грачева рассматривает Октябрьскую революцию»  и падение   Российской империи  «как реванш невидимой Хазарии».  «Революция 1917 года была, несомненно, самой трагической и разрушительной для России попыткой реванша Хазарии и порожденной ею хазарской антисистемы» (Невидимая Хазария, с.234).

Типичная тема, постоянно муссируемая правой идеологией (как либерализмом, так и консерватизмом) в отношении «октябрьского переворота» – тема внешней поддержки революционеров.  Революционеры  — в первую очередь  большевики —  представляются консервативными историками как иностранная агентура.  Тут и Англия, и Германия (немецкие деньги Ленину) .О данной поддержке  громогласно твердит современный консерватизм — в т.ч. и в конспирологических вариантах , например  Николая Старикова, который  заявляет о «заказе» России внешними силами, а также либералами и революционерами.( Напр., название «Кто заказал Россию?» как один из вариантов книг Н. Старикова о 1917 г.). Просится добавка: «и в землю закопал и адрес написал»…

Общим местом является доказательство «нерусскости»  Октября и реального социализма. Эту теорию активно развивают радикальные консерваторы уже третьего поколения — после курировавшихся внешними для реального социализма силами нацмальчиков 1920-30-х гг.    Одновременно те же самые национал-патриоты   (от Байгушева до Грачевой) не устают лить крокодильи слезы о распаде СССР, в каковом обвиняют «либералов» (в широком смысле этого слова). Последних консерваторы обвиняют таким образом в двух прямо противоположных вещах —  с одной стороны, в распаде СССР,  с другой стороны  —   в распаде царской империи и  приходе к власти большевиков, создавших СССР.

 Представляя себя защитниками   реального социализма и «советской власти»,  правые русские националисты  отрицают национальный характер как февральской, так и Октябрьской революции 1917 г. Они, как уже отмечалось,  считают ее инородческой,  например, организованной латышами или евреями, то есть «оккупационной еврейской властью»  (Байгушев, 194). Революция 1917 г. (как Февральская, так и Октябрьская) оказывается  с точки зрения радикального консерватизма «второй еврейской» революцией после революции 1905 г.

Можно заметить сразу, используя консервативную же риторику, что концепция «еврейской революции non stop» в России является, собственно говоря «русофобской», поскольку лишает Россию и ее русское население собственной истории и какой-либо самостоятельной роли.  Кроме того, оплевывание консерватизмом большевизма и Октябрьской революции весьма странно на фоне  плача того же консерватизма  о загубленном  либералами («демократами») советском социализме. Если консерватизм рассматривает приход к власти большевиков как зло, то соответственно он должен рассматривать как зло и начатое большевиками строительство «социализма» и радоваться его разрушению. (Что на самом деле часто и происходит  у таких фигур, как Байгушев или Ципко).  В свете антиинородческой риторики по поводу Октября попытки консерватизма (в особенности радикального) представить себя «защитниками СССР» должны быть отвергнуты как обычное консервативное лицемерие.

Современная левая теория должна (в продолжение позиции советской историографии) говорить об объективности революции 1917 г.- как Февральской, так и Октябрьской, зревшей почти целое столетие.  Важной  причиной этой революции  нельзя не признать  провал давно назревших реформ феодально-самодержавной системы  хорошим (по мнению национал-патриотической историографии) консервативным имперским руководством и столь же хорошим консервативным (по преимуществу черносотенным) «охранительством».  При этом следует отметить, что реальную ответственность за революцию 1917 г. (как позже и провал СССР) несут не только «либералы» и большевики,  но в первую очередь именно «консервативное» (в особенности черносотенное) дореволюционное руководство — дореволюционная монархическая элита и бюрократия, а также управляющие ими внешние силы.

Концепция «инородческих» основ Русской революции 1917 г. в целом и Октябрьской в частности является консервативным абсурдом. Очевидно, что удержать власть после «октябрьского переворота» и победить в Гражданской войне 1918-22 гг. большевики не смогли бы без поддержки основной части коренного русского населения. Откуда взялась пятимиллионная Красная армия? Неужто все это были «инородцы» (евреи и др.)?   Костяк Красной армии составляли те самые 90 миллионов безземельных русских крестьян, о которых Байгушев писал сам ( но затем подзабыл). В Красную армию пошла служить и немалая часть царского офицерства (едва ли не половина).

Только «инородцами» — без коренного населения не могла  обойтись ни одна из великих революций,  включая английскую революцию XVI века или французскую XVIII-го. Более того, все эти революции – и русская в том числе – были глубоко национальными, причем великими национальными революциями. Это относится и к русской революции 1917 г., что понимали даже наиболее известные противники этой революции.

Попытки консерватизма, в том числе новейших «историков эпохи реставрации» — Н. Старикова, А. Буровского и проч.,  представить большевизм как антинациональное (антирусское) течение следует отвергнуть. Революционное течение большевизма (как и построенный на его основании советский марксизм) значительно полнее и глубже представляло «русскую идею» своего времени, чем их оппоненты (не только либералы, но и консерваторы — правые националисты). Целый ряд крупных русских мыслителей XX века ясно говорил о русских корнях большевистской революции. Среди них Н.Бердяев. («Истоки и смысл русского коммунизма» ), А. Блок, Н.Устрялов ( «Смена вех») и многие другие.

Наряду с консервативной критикой революционной традиции ( «Вехи»), за которыми шли поздние советские консерваторы (А.Солженицын, И.Шафаревич и др.) была и иная, демократическая линия  — например, А.Блок, «Интеллигенция и революция», за которой следовала  советская традиция  (и должна, по-видимому, идти также современная левая идеология).

Современная левая теория в отличие от правых теорий – как праволиберальных, так и правоконсервативных  должна исходить  из позитивности реального социализма (несмотря на многие его несообразности). Несмотря на его противоречия и трагизм, реальный социализм следует рассматривать не как антинациональный период «ликвидированной» России (Н. Стариков), а как великий исторический прорыв России и всех стран, вовлеченных в орбиту русской революции.

К настоящему времени идеологи консерватизма отказываются от наиболее прямолинейных концепций революции 1917 г. (Платонов, Байгушев, Стариков), пытаясь дать более объективную картину «октябрьского переворота».

С оригинальной версией Октябрьских событий выступил например осенью 2013 г. автор книги «Вперед к победе» консервативный историк Андрей Фурсов. По  его мнению (со ссылкой на сходные выкладки Олега Стрижака, 2007 г.),  восстанием Октября 1917 г. руководили не большевики, и не масоны (что уже является шагом вперед по сравнению с радикалами типа О. Платонова), а… царские генералы. Красногвардейцы, мол, были ни к чему не способными  бандитами, тогда как для захвата власти требовались специалисты, каковыми могли быть только генералы Генштаба.  Восстанием якобы руководил… Сталин, за которым и стояли данные генералы. Затем, когда Троцкий  «санкционировал интервенцию», эти же таинственные генералы  (а вовсе не большевики) организовали и Красную армию. Наконец,  к 1930-м гг, манипулируя Сталиным, они наконец избавились от большевиков и получили всю полноту власти…Такая вот смелая консервативная легенда  известного  российского историка. (См. https://kripta.ee/rosenfeld/2014/01/23/a-fursov-i-o-strizhak-o-zagovore-generalov-v-oktyabre-1917-g/  ).

10. Консерватизм о большевиках Ленине и Троцком. О якобы «троцкизме» раннего большевизма.

Остро спорным вопросом историографии начала XX века является проблема трактовки фигуры лидера большевиков В.И.Ленина.    Понятно, что 90 лет спустя после его смерти  ( и более 20 лет после гибели реального социализма) должны и могут быть показаны не только сильные стороны, но также недостатки и противоречия этой безусловно выдающейся фигуры. Однако отказываясь от старых советских (наивно-апологетических) трактовок Ленина и ленинизма, не следует переходить при этом на консервативно-либеральную позицию — чисто негативную в его отношении.

Правая (консервативно-либеральная) теория трактует Ленина  если не прямого злоумышленника и агента внешних сил, то как  третьестепенного политика, уступающего правым деятелям. Реально Ленин – фигура первого ряда, явно выделяющаяся как среди российских политических фигур, так и среди революционных деятелей европейских государств начала XX века. По сравнению с правыми – как либералами, так и «консерваторами» (правыми националистами) того времени  (не говоря о черносотенцах) Ленин и большевики выглядят не в пример значительнее. Ленин был выдающийся (по меньшей мере, а можно сказать и великий) русский революционный мыслитель, один из наиболее крупных интеллектуалов своей эпохи, создатель новой ветви марксизма и не менее выдающийся (великий ) практик – революционер и организатор нового общества – будущего реального социализма.

 Консервативная критика Ленина  в обычном для данного направления этническом стиле состоит, во-первых,  в обличении Ленина  как «нерусского» деятеля. Попытка вычеркнуть Ленина из русских — обычный прием консервативной пропаганды. По словам питерского национал-патриота Правдюка ( чего стоит одна фамилия автора), заявленным, в частности,  по РТВ, — «Ленин в детстве любил бить русских детей»(!). Концепция «нерусского Ленина» есть  характерный пропагандистский ход правого национализма. Наибольшим криминалом (под влиянием все того же правого национализма) оказывается, естественно, еврейская кровь.  Приложив с 1960-х гг много усилий для выявления этой стороны  биографии  вождя большевиков («Ленин-Бланк») , национал-патриоты  (от Палиевского до Байгушева), однако  не смогли обнаружить у важдя «по максимуму» более четверти еврейской крови. Это маловато даже по Нюрнбергским законам 3 рейха, понятиями которых в постсоветской  России мыслят многие консерваторы от Байгушева до «как бы левого» Кара-Мурзы. Выйти из положения идеологи типа Байгушева пытались, придумывая Ленину неких «хазарских» предков. (Б., Русская партия, с.22).

Откровенно свое реальное отношение  к Ленину  консервативные «защитники СССР от либералов» начали  излагать в период «плохой» советской перестройки 1980-х гг.   Тогда своим оплевыванием  Ленина они  удивили даже вроде «своего» — антиельцинского патриота Полозкова ( Русская  партия, с. 462).  Однако как сообщает сам «советский контрпропагандист» Байгушев, в 1988 г. начавший воссоздавать «Союз русского народа»,  в 1967 г.  он написал для известного главы ленинградского обкома  Г. Романова книгу «Ленин в революции» (Б., с. 269) . Чем не реальное двурушничество консерватизма и псевдосоветской «как бы большевистской» консервативной элиты!

 Кстати,  если копнуть главных русских националистов и обличителей «неарийских либералов» по столь любезной им этнической линии, получится картина весьма далекая от идеальной. Основные борцы за русскую национальную чистоту оказываются сплошь из «обрусевших инородцев». Известный национал-революционер А.Ципко – наполовину украинец. «Как бы левый» борец с большевизмом и марксизмом (а заодно и  борец с «евреями») Сергей Кара-Мурза, — очевидный потомок ордынцев. Да и сам певец русского черносотенства Байгушев явно происходит от «байгуш», что по словарю Даля означает — «бедный киргиз». Являются ли указанные факты проблемой для каких-либо идеологий, помимо консервативной? Они являются проблемой только для самого консерватизма — в рамках его собственной «истинно-русской» идеологии.

«Русскость» Ленина,  как и русскость большевизма, течения, которое основал и оформил В.И.Ленин, не ставилась под сомнение  даже его противниками ( Бердяев, Устрялов и проч.). Ленин был, безусловно, первой фигурой этого течения, что признавали все крупные деятели большевизма (Напр., Троцкий «Моя жизнь»).

 В связи со сказанным коснемся  и консервативной концепции «троцкизма» как якобы главного содержания большевизма.

Правый русский национализм строит теорию большевизма как «троцкизма», изображая известного большевика Льва Троцкого  в качестве главного  «демона революции» (Д.Волкогонов) и представителя «антинационального» большевизма (Байгушев), к которому относит и «плохих»  старых большевиков 1920-х гг.

 «Полезно знать, — доносит  «поборник СССР» и одновременно идейный борец с большевизмом Байгушев,-что в кампаниях «шестидесятников» периода хрущевской Оттепели, среди которых большим влиянием пользовались возвращенные Хрущевым и его главным идеологическим советником Куусиненом из концлагерей и реабилитированные троцкисты  упорно еще ходила версия, что будто Троцкий, а не Ленин был в революцию первой фигурой» (Б.,116).

Обвинение большевиков (то есть соратников того же Ленина, уцелевших после консервативного сталинского террора) в принижении Ленина за счет Троцкого – характерный демагогический прием радикально-консервативной (реально нацистской)  закулисы в СССР. Он восходит к деятельноcти «Русской партии в КПСС» еще в 1920-30-х гг.

Цель  попыток  консерватизма (правого национализма) выдвинуть на первый план большевистского течения именно Троцкого — представить большевизм «троцкизмом». опорочить большевизм утверждением его якобы «ненациональных» корней и навязать теорию «инородческих» корней большевизма.  В этом же русле идет попытка подсунуть большевикам (они же якобы «троцкисты») возвеличивание Троцкого в противовес Ленину.  Поэтому данная теория активно проводится в целом ряде консервативных материалов,  включая (теле) фильмы, показывающиеся по главным российским телеканалам ( вплоть до ноября 2013 г.). Критика «троцкизма» у националистов типа Байгушева – это всегда критика красной, интернациональной стороны большевизма и попытка выпятить «национальную» (у авторов байгушевского образца «коричневую») привеску, весьма явную у Сталина.

Нельзя не заметить, что фразеология критики «троцкизма» активно применялась сталинистами уже в борьбе против «оппозиций» 1930-х гг,  а также во время сталинского террора 1930-40-х гг,  реально проводимого против большевиков руками Сталина. Как мы видели, доносами на «троцкистов» представители  Русский партии в ВКПб (КПСС) байгушевского образца активно занимались еще во время хрущевской оттепели. Очевидно, что этим же русский консерватизм занимался и ранее – например, в 1930-х гг , особенно активно в период сталинского террора. Выступая от имени  «советской власти», его представители фактически ненавидели Ленина ничуть не меньше, чем Троцкого. Однако доносили на оппозиционеров – как якобы «антиленинцев» для подрыва большевизма, чтобы разделаться с его течениями порознь.

Не принимая консервативной демонизации  фигуры Льва Троцкого, следует тем не менее признать  главной фигурой большевизма именно В.И. Ленина. Ленин  создал новое революционное течение (марксизм-ленинизм, второй марксизм) как теоретически, так и практически, а затем «призвал в большевики» ряд интеллектуалов и функционеров – в том числе Троцкого и Сталина.  При этом роль Троцкого в русской революции 1917 г. и после нее – вплоть до 1940 г.следует анализировать вне консервативных  ( фактически нацистских)  штампов, то есть  вне доносительской фразеологии провокаторов из «Русской партии»– противников большевизма как такового.

Реальный (а не мифологический) Троцкий (в особенности поздний) с позиции современной левой теории –  фигура достаточно интересная  и вовсе не лишь негативная, как стремится нас уверить правый национализм.  Традиционная советская концепция «троцкизма» оказывается специфической конструкцией консерватизма («Русской партии» и ее спонсоров), с точки зрения которой троцкизм оказывается неким аналогом так называемого «сионизма».

Как уже отмечалось, русский радикальный консерватизм  еще со сталинских 1940-х гг организовавший мощную шумиху вокруг «сионизма», подменял  это понятие, вкладывая в него другое – свое — содержание.  Реальные сионисты — правые еврейские националисты первой четверти XX века (деятели Бунда или В. Жаботинский ) – были сторонники еврейской идеи в правом варианте: они добивались неучастия евреев в делах России и переселения их в Палестину.   Иное дело евреи- большевики, которые «имели неосторожность» выступить в поддержку русской революции. Они-то и получили от «советских контрпропагандистов» байгушевского образца обвинение в космополитизме, который приписывается «троцкизму» одновременно с «сионизмом». «Талмудист, космополит и сионист» на консервативном языке  Русской партии означает «плохого» человека, (например Троцкого или Л. Фейхтвангера) который не является хорошим правым националистом ни в русском, ни в еврейском варианте ( Б.,с.12, 25).

Как ни парадоксально, основным объектом критики у русских  радикальных консерваторов оказывается  не еврейский правый национализм, но как раз  ненационализм большевиков еврейской национальности и советских евреев.  Русские национал патриоты (как Байгушев, так, например, и Ципко в книге «пора доверить Россию русским»)  обвиняет советских евреев в «космополитизме» (и сионизме) именно за то, что эти евреи… не являются правыми националистами в еврейском варианте!

С точки зрения нормальной логики — абсурд. Но реальный факт консерватизма и его идеологии. Националистов и национал-патриотов  байгушевского  образца (включая также и Ципко) больше всего раздражает ненационализм и интернационализм  большевиков (в том числе и большевиков-евреев), который трактуется  правыми русскими националистами как космополитизм и «замаскированный» еврейский (почему  не иной?) национализм.

Аналогично (что может показаться забавным) строится критика правым националистом Байгушевым КПРФ и Г. Зюганова: вроде националист (наш, хороший), но с красным элементом. Значит – не вполне хороший национал-патриот (в идеале черносотенец), а  «космополит», то есть в понимании  Байгушева— «талмудист» .

11. Апология консерватизмом сталинского социализма.  Консерватизм и национал-большевизм . «Если социализм, то сталинский».

Поэтому критикуя большевизм 1920-х гг и Ленина, идеологи консерватизма   почти во всех основных вопросах симпатизируют  якобы «не большевику», но правильному национал-патриоту  Сталину – причем именно потому, что последний, по мнению консерваторов, большевиком на самом деле не являлся.

Согласно консервативным авторам — например, А. Байгушеву или А. Буровскому — есть будто бы два большевизма — плохой ( ленинский) и хороший сталинский, он же национал-большевизм. Консерватизм естественным образом выступает на стороне сталинизма.  «Если социализм, то сталинский, а уж никак не истребительный к русской нации еврейский ленинский» ( Байгушев, 161).

Сходным образом рассуждают и иные консерваторы (правые националисты) – например известный историк-«консерватор» Андрей Буровский. Описывая 1920-е гг в своей книге «1937 г. Контрреволюция Сталина» (М., Эксмо, 2009). консерватор не обнаруживает в них ничего, кроме террора. Сталинские же 1930-е гг. с их реально всеобъемлющим террором, как и брежневский период, Буровскому, напротив, весьма  нравятся.

Таков характерный «консервативный» ход мысли. «Ленинский» социализм — с сохранением рыночных отношений, относительной демократией, свободой передвижения — согласно консерватизму  (а также черносотенцу Байгушеву) – «истребительный для русской нации» и  инородческий (в основном «еврейский»). Сталинский же социализм   с его широкомасштабным террором и Гулагом, истребительным «для русской нации» (как и для прочих наций СССР)  не считается!  Защита сталинского социализма 1930-х гг  легко сочетается у консерваторов (напр., Байгушева) с  защитой  дореволюционной империи. Разницы между ними они как будто не видят.

Тут встает характерная для русского консерватизма проблема «хорошего сталинизма». Сталинизм трактуется консервативной «русской партией в КПСС» как венец национальной русской идеологии в советских рамках (В. Шамбаров, А.Байгушев и др.). Однако все ли в советском реальном социализме следует считать результатом  деятельности лично Сталина и так ли был хорош сталинизм 1930-х да и 1940-х гг с его явными террористическими чертами?

Вопреки национал-патриотам, успехи СССР 1930-х гг связаны вовсе не только с личностью Сталина, но в  с идеологией и политикой «восходящего» большевизма в интернационалистском варианте. ( Понятие «интернационализма»  просуществовало  в  СССР вплоть до афганских событий 1979 г., но все больше теряло свое реальное содержание).Интернациональный вариант большевизма лежал в основе не только позитивного советского развития, но  в основе объединения наций бывшего СССР. Именно он обусловил поддержку идеологии и политики СССР у представителей различных наций за его пределами.

Сталинская же система 1930-х гг имела очевидную шовинистическую и террористическую изнанку (большого террора и Гулага), которая заставляет рассматривать национал-сталинизм не как высшую точку и главное достижение советского развития, а как идеологию упадка советской бюрократии и административно-командной системы.  Репрессивно-шовинистические черты сталинизма (очевидно связанные и с правым национализм- консерватизмом) стали воспроизводиться в СССР и позднее – в брежневский период, сыграв немаловажную роль в падении СССР.

Советский большевизм в сталинском варианте – это национал-большевизм. К красной линии классического (интернационального) большевизма у Сталина добавляется не просто национальное, но явно шовинистическое (коричневое) начало в варианте радикального русского национализма.  Пример – деятельность Сталина конца 1930-х-, в период пакта с Гитлером и выдачи ему антифашистов (с консервативной точки зрения видимо вполне правильные), а также  кампании  конца 1940-х гг  эпохи борьбы с «космополитами». 

12. Борьба консерватизма с советскими сферами влияния.Обвинение  сторонников расширения этих сфер в «троцкизме». О «пиночетовщине» русского консерватизма.

Интересной особенностью русского консерватизма (правого национализма)  является соединение громогласной имперской риторики с критикой политики расширения сфер влияния реального социализма и сторонников такой политики – в частности, как «троцкистов».

 Такого сорта обвинения постоянно выдвигаются консерватизмом против большевиков 1920-х гг,  а также Н.Хрущева, который стремился  (впрочем, явно продолжая  политику в этом вопросе «хорошего» с точки зрения национал-патриотов Сталина) к расширению и укреплению советских сфер влияния.

Несмотря на имперскую риторику, правый консерватизм реально выступал за подрыв советских сфер влияния – в том числе и в период горбачевской перестройки   и странных советских акций 1989 г. (подробнее – в следующих главах).  Сходным образом консерватизм – правые национал-патриоты — проявили себя в украинском кризисе конца 2013 г., фактически выступая против поддержки Россией Украины. (https://kripta.ee/rosenfeld/2013/12/29/chem-chem-pravye-russkie-patrioty-v-ukrainskom-voprose-otlichayutsya-ot-gorbacheva/  ).

     Активная деятельность по подрыву советских сфер влияния, каковой  советские консерваторы внутри СССР (в частности, представители т.н. Русской партии)  занимались еще с хрущевского периода,    не мешала  им  навязывать СССР сомнительные имперские мероприятия, которые реально ослабляли его.   Таковым было, например, введение советских войск в Афганистан в 1979 г., роль в поддержке которого  советников  указанной группировки была весьма велика. Брежнев вначале «сомневался» в необходимости ввода войск в Афганистан, но представители Русской партии, по Байгушеву, его убедили  (Русская партия внутри КПСС, с.574). Итак, логика русской партии:  советское влияние – от лукавого, а вот псевдоимперские провокации – сколько угодно! Разве это не логика провокаторских группировок? Более благоприятным для СССР  вариантом очевидно было не военное вторжение в Афганистан, но политическое решение вопроса.

Вполне вероятно, что указанные консервативные группировки (возможно, в тех же целях) способствовали и советскому вторжению в Чехословакию, подавив левый плюралистический эксперимент в Чехословакии.

Эту линию подрыва советской (и постсоветской) внешней политики России активно продолжают  постсоветские консерваторы с 1990-х гг до настоящего времени.   Например, известный телеведущий первого (и передачи «Однако»)  Михаил Леонтьев.  С одной стороны  указанный «антилиберал»  выступает с «правильной» как будто критикой роли Англии в геополитическом противостоянии с Россией в XIXвеке. («Большая игра»). С другой стороны — является апологетом таких политических фигур, как Пиночет, считая   последнего (но никак не Альенде) «мудрым человеком», который «остановил гражданскую войну» в Чили (http://www.24news.ru/news/world/1430833182s.html ). Правильный консерватор М. Леонтьев  ставит Пиночета  в пример российскому правительству,  видя его заслугу в «свержение коммунизма» и отрицая американское влияние на него (то есть  тот общеизвестный факт, что к власти  в 1973 г. генерала привели именно  США. ( http://www.vlasti.net/index.php?Screen=news&region=main&id=185496 ).

Характерно, что в своей симпатии к фигурам типа  Пиночета правые русские консерваторы вроде Михаила Леонтьева ничем не отличаются  постоянно критикуемых ими  сторонников  правого либерализма, в частности,  Ю. Латыниной.  (См. Пиночетовщина» Юлии Латыниной и кризис правой идеологии в России,  Slavia, 25.07.2012,  http://slavia.ee/index.php?option=com_content&view=article&id=9702:2-&catid=151:2010-09-22-11-19-53&Itemid=222 ).

Из взглядов консерваторов и антилибералов — как представителей Русской партии, так и например, идеологов типа  М. Леонтьева,-  видно, что вовсе не только правые либералы, но   в первую очередь именно  правые «консерваторы» уже с советского периода боролись с идеологией и политикой реального социализма в СССР,  выступая по сути дела в качестве идеологической «пятой колонны»  внутри реального социализма. То есть, выходит —  в качестве сторонников «Большой игры» на стороне Запада.

 13. Выводы. Консерватизм и история России.

 Взгляды современного  Русского консерватизма на историю России вполне соответствуют правым (консервативно-либеральным)  схемам. Для них характерно полное переворачивание  российской  и в первую очередь советской истории XX века.  Изложение таковой в консервативном варианте полно мифологии и подтасовок. По степени искажения реальных фактов консервативные концепции  вполне могут  быть направлены в известную комиссию по фальсификации истории. (Но увы — консерватор у консерватора, что называется, «глаз не выклюет»).

  Речь идет прежде всего  о резкой критике представителей демократических и левых сил в истории России и обелении сил ретроградных, стремившихся сохранить в России отсталые – прежде всего феодально-монархические -общественные формы.

Что касается истории XX века, то русский  консерватизм (правый национализм) прежде всего в радикальном варианте   во-первых, ложно трактует причины падения Русской монархии и царской империи, отрицая какую-либо положительность Февральской и в особенности Октябрьской революций 1917 г.( Последнее особенно забавно в устах консервативных «защитников СССР»,  подобных  А.Байгушеву, Н. Старикову и проч.)

Концепция консерватизма  в отношении революций начала 20 века представляет собой или прямую мифологию инородческого заговора (радикальный консерватизм) или вариант полуправды у сторонников  умеренного консерватизма ( Н.Стариков, А. Фурсов и проч.). Представители последнего как будто  верно указывают на роль внешних геополитических игроков в поддержке отдельных сторонников революций. Однако причины этих революций ими не понимаются. Не понимается ни необходимость конституционных перемен в монархическо-феодальной системе России, ни положительные стороны и энергия большевизма, которые позволили ему создать советскую систему. Большевизм берется только в отрицательном аспекте. Положительный период большевизма (например, административно-командный подъем 1930-х гг) отрывается от большевизма как такового и приписывается   некоему «правильному  национализму»  — в основном лично Сталина. Поэтому консерватизм насильственно разрывает большевизм на две части – плохую  (раннюю — ленинскую) и хорошую позднюю (сталинскую), которые оказываются никак не связаны между собой.

Консервативные историки типа А.Буровского и  А. Фурсова рассказывают российскому обывателю о создании СССР вовсе не большевиками, которые якобы лишь разрушали хорошую дореволюционную империю, а некими хорошими сталинскими  «консерваторами» — читай, правыми националистами, в лучшем случае национал-большевиками. Большевики же указанным консерваторам все время мешали, что и потребовало террора, чтобы избавиться от них.

Выступая под видом защитника (реально псевдозащитника) советского проекта,   русский консерватизм  устами историков эпохи реставрации Старикова, Буровского и  многих других обличает большевизм во всех его проявлениях. Большевизм плох, так же как плох и Ленин. Плохи и «несталинские», но большевистские (и по этой причине «троцкистские») 1920-е гг. Однако после плохого Ленина и большевиков в советской России согласно русским правым националистам  вдруг, откуда ни возьмись, является хороший Сталин — вовсе не большевик и не могильщик «хорошей царской империи», а правильный «консерватор», хороший русский царь и «русский националист». Он  ставит все «на свои места». Только с него  в  1930-х гг. согласно консерваторам и начинается «хорошее» советское время, которое возглавляют новые сталинские выдвиженцы,  имеющие (чему радуются консерваторы) весьма малое отношения к раннему большевизму (да и к большевизму вообще).Ни о сталинском терроре, ни о Гулаге не говорится ни слова.

Таким представлениям соответствуют также и консервативные взгляды на  внешнюю политику  России и СССР. Декларируя имперство и шовинизм во внешней политике,  консерваторы одновременно выступают (под видом критики «троцкизма») за провал бывших советских сфер влияния.  Будучи противниками большевизма и реального социализма в целом, они оказываются, подобно М. Леонтьеву, сторонниками таких фигур, как чилийский диктатор Пиночет.  Другими словами,  громко рассуждая (как тот же М. Леонтьев) о «Большой игре» и постоянно обвиняя в «предательстве» либералов, русские правые консерваторы фактически оказываются участниками этой игры на  стороне противников как бывшего СССР, так и современной России.

 

 

Глава IV. КАК РУССКИЙ КОНСЕРВАТИЗМ И «РУССКАЯ ПАРТИЯ»  ПРОВАЛИВАЛА РЕАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ И СССР .РЕАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ И РУССКИЙ ПРАВЫЙ НАЦИОНАЛИЗМ 1917-1987.

 

1.Риторика русского консерватизма (правого национализма) о реальном социализме и его падении в России и других странах. Действительная роль консерватизма в данных событиях.

Данная глава посвящена теме «русский консерватизм  и реальный социализм в СССР». Эта тема важна по многим причинам. Во-первых, важно сопоставить с реальными фактами риторику современного русского консерватизма, объявляющего себя «защитниками СССР» и реального социализма.

«Назад в СССР!»,- зовет поборник «Пятой империи» Максим Калашников (В.Кучеренко) и многие иные национал-патриоты (консерваторы). Одновременно представители данного течения активно стремятся доказать, что реальный социализм в СССР и других странах проваливали главным образом «либералы» от Горбачева до Ельцина. Сами же консерваторы, по их мнению, СССР «пытались спасти». См. Е.Лигачев «Кто предал СССР» (М., Алгоритм-Эксмо, 2010), А.Уткин, Измена генсека.(М.,Алгоритм-Эксмо, 2009) и проч.

Риторика современного консерватизма о падении реального социализма и СССР строится по нескольким основным направлениям.  Во-первых, доказывается виновность в этом падении «либералов» и «либерализма». Во-вторых, утверждается, что сам консерватизм и его представители этот реальный социализм защищали. Даже разочаровавшегося в собственном антисоветизме А.Зиновьева околопрохановские идеологи убедили в том, что консервативная  идеология могла де «спасти СССР» (см. Интервью А. Зиновьева для альманаха «Восток» (часть 1), 8.2003, http://situation.ru/app/j_jn_12.htm).

В-третьих, падение СССР часто сопоставляется консервативными историками (Н. Стариков, А.Байгушев  и др.) с падением царской империи в 1917 г., каковое также сваливается на «либералов» и левых. В 2012-13 «антилибералы» едва ли не инициировали «суд» над Горбачевым и «либералами» (И. Панарин и др.). Консерваторы же рисуются  защитниками царской империи по аналогии с защитой СССР.

Государственным и патриотическим течением в России консерваторами считается лишь сам русский консерватизм, чья идеология представляется единственно верной на протяжении последних как минимум двух веков российской истории – как в досоветский, так и в советский период. Доказательству  указанных тезисов посвящена обширная консервативная пропагандистская литература.

В этой связи важно рассмотреть реальную роль русского консерватизма (правого национализма) в развитии и падении реального социализма как в СССР, так и вне его.

Встает вопрос: не лукавят ли в указанной риторике поборники консерватизма – в том числе правонационалистической «Русской партии», говоря о своей любви к СССР ? А также доказывая, что его представители защищали как реальный социализм, так и дореволюционную империю, тогда как основная вина за провал обоих данных образований ложится на российских «либералов»?

Прежде всего, следует указать еще раз на многозначность значения понятия либерализма в современном русском консерватизме. «Либералами» современные консерваторы называют, во-первых, классических западных либералов, в том числе дореволюционных российских – от Чичерина до Милюкова, а также оппозиционных советских и постсоветских демократов (включая «ельцинистов»). Во-вторых, либералами  русские консерваторы считают демократов левых – то есть советских шестидесятников, «перестройщиков» — Горбачева и др. Все эти «либеральные» течения критикуются современным русским консерватизмом как «антигосударственные».

Насколько верны эти соображения консерватизма прежде всего в отношении советского периода? Есть целый ряд фактов, опровергающих тезис о якобы «защите» российским консерватизмом советской системы и ее идеологии.   Есть также основания усомниться в справедливости обвинений «либералов» в работе на некие внешние силы – хотя бы в силу многочисленных подтверждений того, что с этими силами оказываются связаны скорее… консервативные группировки.

Как уже указывалось, консервативное идеологическое течение в современной России является блоком двух идеологических течений (двух консерватизмов) – советского традиционализма (сталинизма) и русского правого национализма.

Что касается первого «советского» консерватизма – сталинизма, то можно утверждать его достаточно противоречивую роль (как и роль культовой фигуры данной идеологии И. Сталина) в развитии реального социализма. Второй же консерватизм по своей сути и вовсе никогда не был идеологией «защиты СССР», но являлся «антисоветской» идеологией — так же, как консерватизм ( правый национализм) ряда бывших советских республик, например, в Прибалтике, на Украине или на Кавказе. Как мы попытаемся показать в данной главе, русский консерватизм – он же «антисоветский» правый русский национализм — был теорией и практикой развала СССР и реального социализма вовсе не в меньшей, а по-видимому и в большей степени, чем пресловутый «либерализм» или упомянутые республиканские «консерватизмы» — правые национализмы.

Это же можно сказать и относительно обвинения  исключительно либералов в их зависимости от внешних сил. Есть много фактов (которые предоставляет сам консерватизм), подтверждающих связь данного течения как СССР, так и России с внешними силами.

Для рассмотрения вопроса о роли русского консерватизма в падении реального социализма немаловажен вопрос о деятельности в СССР так называемой «Русской партии», которую описывает ряд исследователей. Среди них можно выделить книгу Николая Митрохина. Русская партия. Движение русских националистов в СССР 1953-1985 годы.(М., НЛО, 2003), а также (рассматривавшейся нами уже в прошлой главе) книгу Александра Байгушева Русская партия внутри КПСС (М., Алгоритм, 2005) .

 2. Как правые националисты разрушали СССР. «Русская партия внутри КПСС» Байгушева: признания пропагандиста нацистской закулисы в Советском Союзе. Правый национализм против советского  марксизма и советского проекта в целом.    

  Книга Александра Байгушева Русская партия внутри КПСС (М., 2005)  кажется особенно интересной в связи с нашей темой — во-первых, как свидетельство очевидца и непосредственного участника движения  русского консерватизма советской эпохи (эпохи т.н. «русских катакомб»). Во-вторых, — ввиду откровенности автора и доведения им консервативной  доктрины до логического конца.   Книга «свидетеля века» Байгушева – своего рода национал-патриотическая классика, достойная внимательного изучения. Приводя многие факты, советский номенклатурный «контрпропагандист»  подробно описывает становление и полувековую деятельность в СССР влиятельной правонациональной  группировки — Русской партии в КПСС  в  которой с 1950-х он сам активно участвовал.

Какой была идеология радикального консерватора Байгушева и описываемой им консервативной Русской партии?

Общая концепция Советского Союза, которую «защитник СССР» Байгушев пронес через полвека «контрпропаганды» на советских идеологических верхах такова: СССР был «иудейская империя». «Евреями» и «жидовствующими» по Байгушеву следует считать сторонников как февральской 1917 г. (не имевшей реальных оснований и инспирированной якобы «масонами»), так и Октябрьской революций. Октябрь 1917 г. с точки зрения «советского контрпропагандиста» не что иное, как «еврейская революция», «иудо-большевистский переворот». (Русская партия внутри КПСС, М., Алгоритм, 2004, с.148). Партия ВКП(б) (КПСС) с самого 1917 г. и до 1991 г согласно советскому «контрпропагандисту» являлась якобы «еврейской» партией, а также партией «жидовствующих» (сторонников демократизации советской системы).

Общая концепция мировых противоречий в доктрине Байгушева — русско-еврейское противостояние, продолжающееся и по сей день. «Многовековое русско-еврейское противостояние,- читаем в аннотации к книге А. Байгушева,- в начале третьего тысячелетия достигло совершенно нового уровня, можно сказать даже, что достигло своего апогея» (А. Байгушев, Русская партия внутри КПСС,-М., Алгоритм-книга, 2005, с.4). Как уверяет Байгушев, евреи в СССР были везде у власти, главное – борьба с ними. «Социализм с человеческим лицом» – ложь. «Если социализм, то сталинский». Демократы – сторонники демократизации – «жидовствующие». Правильная идеология – русский национализм. Байгушев именно так и определяет свою позицию : «мы — русские националисты». Православие, самодержавие, народность – непреходящие лозунги  (Б., 162).

Наилучшее правление – дореволюционное монархия или правая национальная диктатура. Наиболее последовательной антилиберальной и антилевой русской партией следует считать партию дореволюционного монархического черносотенства.  Ее же  нужно противопоставить и власти КПСС. Наиболее близкой к своему идеалу Байгушев считает «Память» C. Карпова  и Русское Национальное единство А.Баркашова (РНЕ), которое входило  на правах «головной» организации в первую созданную в 1988 г. (с началом перестройки) при участии Русской партии  правильную «национальную русскую партияю» Славянский Собор. Вначале название партии было Союз русского народа. По словам А. Байгушева, она  была призвана объединить «православных, последовательно антижидовствующих черно-злато-белых правых» (Б.,503). Символом этой партии по Байгушеву был черно-злато-белый флаг, как подчеркивает автор, «черносотенный Имперский флаг России». «Империя! Возрождение могущественной России. И главное – прекрасное воспоминание о Союзе русского народа. О его бесстрашных русских «черных сотнях»! (Б., с.480).

Поскольку горбачевцы «не разрешили» (не зря ли?) единомышленникам Байгушева и «защитникам СССР» назвать свою партию Союзом русского народа, в 1988 г.  она получила название Русский славянский собор.  В указанный период к собору примыкал ряд в дальнейшем известных консервативных деятелей, в частности Наталья Нарочницкая (Б., с. 501). Создаваемые правыми консерваторами (а значит и стоящими за ними силами) политические группировки как внутри советской системы, так и в период ее «перестройки» таким образом открыто строились как аналоги радикально-консервативных (правонациональных) партий начала XX века. В перестроечном процессе Славянский собор Байгушева и ее «головная организация» — РНЕ Баркашова оказываются правее ГКЧП, по мнению Байгушева, – слишком «красного» и «нерусского».

Важной задачей истинно русской (т.е. черносотенной) по сути партии являлась борьба с «жидовствующими»,  то есть, по Байгушеву,   «либералами» в широком смысле этого слова,  сторонниками как демократизации советской системы,  так и конституционных реформ в дореволюционной России. Нечего, считает Байгушев, играть в «показной большевистский интернационализм» (Б., с.480). Ленинизм (он же большевизм) согласно «контрпропагандисту» – троцкизм и по сути «сионизм». Не хорош и сталинизм – именно в силу частичной «советскости». «Ни в коем случае не допустим реставрации единовластия прогнившего Меченосного ордена, провонявшего большевизмом» (с.480). В этой связи плох также и национал-большевизм в зюгановском варианте — поскольку таковой есть не полный правый национализм и коллаборационизм с «красными».

Отношение к советской идеологии у советского контрпропагандиста и работника главных советских идеологических органов (АПН и др.). Байгушева также  вполне четкое: советскую идеологию он трактует как «иудо-марксизм». «Уже в конце правления т. Сталина всем было не до иудо-марксизма. Все уже тогда прозрели, что это нам, русским, была хитро навязана закамуфлированная под классовую борьбу сугубо иудейская идеология, ловко придуманная сыном раввина Марксом. Замени в трудах Маркса и Энгельса термин пролетариат на его любимое judentum, и сразу вся подоплека обнажается» (Байг., с.187).

Не комментируя пока эти соображения, отметим, что данную же цитату Маркса насчет judentumа сам «контрпропагандист» Байгушев может использовать в той же самой книге совершенно в другом контексте и прямо противоположном смысле.«Маркс, пишет тот же автор, только что сообщавший нам о «еврейских корнях»  марксизма,- громил judentum — еврейство за дух торгашества» (с. 164). Данное  значение цитаты раннего Маркса по «еврейскому вопросу» очевидно ближе к существу дела (именно критике Марксом «торгашества») и существенно отличается от первой версии национал-патриота. Впрочем, Байгушев прекрасно знает это значение, но в первом случае сознательно «подзабывает» его и ловко перекручивает цитату в другую сторону.

Сам у себя Байгушев признает особые способности «наперсточника с цитатами».«Каюсь, меня в МГУ профессора особо приметили за такой талант «наперсточника с цитатами», что предопределило мою специализацию по профессиональной контрпропаганде».(с. 188) Заметим, что трактовка марксизма как «еврейской» и «космополитической» идеологии (как и темы тема «Маркс и евреи») весьма характерна как для правого национализма 1920-30-х гг, так и для современного российского консерватизма.

Как оценить взгляды Байгушева и соответствующей «Русской партии» в КПСС? Эти взгляды следует определить как идеологию правого русского национализма — радикального консерватизма. Таковые не следует путать с советским консерватизмом (традиционализмом) – идеологией советской командно-административной системы (например, в варианте Егора Лигачева, Нины Андреевой или ГКЧП). Это другой вариант современного российского консерватизма: у  советских традиционалистов «консерватизм» советский, у правых националистов – досоветский (имперский) и антисоветский в смысле правых идеологов – И .Солоневича, И. Ильина и проч. Поборники первого(«советского») консерватизма с точки зрения Байгушева — это социалистические «тюфяки», причем, конечно, «не вполне русские» — поскольку «русскими» у правых националистов считаются только они сами — сторонники «дореволюционной» право-шовинистической идеологии.

Как  ясно видно из книги Байгушева, черносотенство Русской партии в КПСС – вовсе не «обманный ярлык» гнусных демократов. Это многократно подтвержденная самими участниками данного движения  русских радикальных консерваторов реальность его идеологии и политики.  Байгушев сочувственно цитирует харбинца 1930-х гг Ф.Горячкина, автора книги о Столыпине : «Фашисты русские – это истинные охранители своих исторических национальных святынь…Да, только один религиозно-нравственный фашизм сотрет с лица земли этот кровавый, звериный материалистический интернационализм с возглавляющим его жидо-масонством» (Байгушев, с. 99-100).

Подчеркнем еще раз: приведенную оценку советской идеологии дает не некий диссидент, но представитель высшей советской номенклатуры, «контрпропагандист», сотрудник неких высоких идеологических отделов спецслужб и проч. Причем представляет он не только свои взгляды, но взгляды т.н. «Русской партии» — влиятельной и многочисленной группировки в тогдашнем СССР, имевшей, как показывает сам Байгушев, широкую поддержку среди политической советской элиты, слоев интеллигенции.Не только литераторов, журналистов и писателей, но различных советников высших лиц, включая даже деятелей Лубянки.

Иррациональность ситуации  состоит также в том, что   высказывающий подобные соображения  советский идеологический начальник, совмещает указанные соображения с постоянными доносами на «демократов» (либералов)  стремившихся-де «развалить»  советскую систему, тогда как хорошие русские патриоты (вроде самого Байгушева или Шафаревича) эту систему, мол, пытались спасти. При этом, заметим, термины «кровавый и звериный»,  советского (!) контрразведчика Байгушева, относятся вовсе не в фашизму, но к советской стороне… Что пытались «спасти» номенклатурщики байгушевского образца под видом СССР – вполне понятно.

Байгушев приводит многочисленные факты  значительного влияния правонациональной Русской партии в СССР 1950-80-х гг. Обстоятельно рассказывает, как в течение нескольких десятилетий данная группировка укрепляла ряды своих сторонников, пользуясь высоким покровительством ряда крупных советских фигур. Среди близких по идеологии «русской партии» фигур (она же «русские клубы» и «русские катакомбы») автор называет И.Шафаревича, А.Семанова, И. Глазунова и многих других.

Байгушев вполне откровенно (если не сказать намеренно) жонглирует прямыми идеологемами в стиле классического немецкого  образца вроде «Моя борьба», и соответствующей символикой – черным обмундированием и черно-желто-белым российским флагом. В черном прикиде а ля Баркашов Байгушев появился и сам  — на  еще советской политической сцене конца 1980-х гг, возглавив в 1988 г. черносотенный Славянский собор (вначале называвшийся, как мы помним, Союз русского народа).

Сам Байгушев примкнул к «русским катакомбам» во второй половине 1950-х гг. Уже в МГУ (с 1956 г.) обнаружил свои взгляды («вылез из окопа»), написав работу о Гейне, который в 1950-х «стал знаменем современного воинствующего иудаизма» (с. 183). Одновременно Байгушев начал «сотрудничать с органами» (или –начал сотрудничать, а там и взгляды насчет «воинствующего иудаизма» появились?). Среди привлекших Байгушева к сотрудничеству в тогдашнем КГБ оказались его полные единомышленники — представители т.н. «Русской партии» («Русского ордена»), очевидно уже существовавшего в этот период.

На роль данного Русского Ордена как в КГБ (учитывая важную роль спецслужб в формировании общественных институтов), так и в бывшем СССР в целом  следует обратить особое внимание. Под указанным Орденом Байгушев очевидно понимает «консервативную» (правонационалистическую) группировку критиков советской власти  — с позиций черносотенного монархизма. Как следует из приводимых Байгушевым фактов, указанный консервативный Русский Орден с соответствующими «патриотическими» (реально, как вполне ясно — вовсе не советскими, но «консервативными», то есть правонационалистическими) взглядами существовал внутри советских спецслужб ( на Лубянке) не только в середине 1950-х гг., когда к ней присоединился сам будущий контрпропагандист Байгушев, но с конца 1940-х, а реально и раньше (вероятно – еще с 1920-30-х гг).

Несмотря на постоянные разговоры о «катакомбах» (то есть якобы подполье и гонимости), представители «Русской партии» вовсе не были в советской системе  маргиналами. Как видно из писаний Байгушева, указанные представители везде выступали «от лица СССР», занимая важное место в советской пропаганде, спецслужбах, даже заграничных разведовательных формированиях СССР. Сам Байгушев называет себя «контрпропагандистом». Этот термин обозначает достаточно высокопоставленных сотрудников бывшего советского КГБ, занимавшихся идеологической работой, важной стороной которой была также и борьба с т.н. «сионизмом». С 1950-х борец с «иудейской империей» был активным представителем важных идеологических структур тогдашнего СССР – работником АПН, референтом у Е. Фурцевой и даже едва ли не сотрудником аппарата самого многолетнего члена Политбюро и «серого кардинала» М.Суслова. То есть вращался на самых идеологических верхах тогдашнего СССР, а также – и верхах спецслужб. Недаром тот же А.Байгушев с «полным знанием дела» пишет работу «Партийная разведка» (Алгоритм, 2007), поскольку еще с 1960-х годов реально являлся важным функционером таковой. Открыто свои реальные (то есть черносотенные) взгляды «контрразведчики» байгушевского образца стали заявлять лишь в период «ужасной» перестройки, начатой  активно оплевываемыми ими сторонниками реформ в СССР.

«Признательные показания» Байгушева, подробно развернутые в его книге о деятельности правых националистов (консерваторов) в СССР, требуют серьезного осмысления. Они подтверждают, что уже по крайней мере с 1950-х гг (а на самом деле и ранее) в непосредственной близости от самых верхов власти «первой страны социализма» оказалась группировка, взгляды которой без всяких кавычек нельзя определить иначе, как черносотенные и нацистские. Такое определение взглядов Байгушева и его единомышленников  не является (как это утверждает сам борец с «иудейской империей СССР») злонамеренными происками неких «либералов» и  русофобов. Это — собственное определение самого советского контрпропагандиста и констатация реальных черт программы т.н. «Русской партии» в СССР.

В своих свидетельствах Байгушев по сути дела описывает правоконсервативную группировку, активную на всех этажах  советской системы,  в которую входили и радикально-шовинистические силы, которые можно обозначить как «нацистскую закулису» в СССР.  Как показывает Байгушев,  Русская партия в СССР  представляла собой разветвленную организацию, ставившую своей задачей проникновения во все сферы общества – от спецслужб до писательских организаций и круга советников высших лиц СССР. Ориентировочно время ее активного проникновения во власть в СССР приходится на сталинский период  1930х гг., хотя реально начало ее формирования, согласно ряду приводимых Байгушевым фактов, восходит к 1920м гг.

Деятельность данной радикально-консервативной группировки по «защите» реального социализма —  в том числе от «либералов» —  и следует проанализировать.

3.  Когда и при чьей поддержке возникла в СССР правоконсервативная Русская партия? Какую роль играли Русская партия и сходные радикально консервативные группировки в СССР?  Внешняя манипуляция радиальным русским национализмом.

Когда, как и при чьей поддержке  образовалась Русская партия (она же Русский орден) в Советской России? Возникновение «Русской партии» в КПСС (и СССР) ее певец Александр Байгушев связывает прежде всего с 1940-ми годами – в частности с постановлением  А.Жданова августа 1946 г., которое, по его мнению, стало сигналом образования данной группировки в Ленинграде и других городах (Байгушев, Рус. Партия внутри КПСС, с.170). Сам Байгушев (по его словам) начал участвовать в деятельности «Русской партии» с 1950-х гг. Главой указанной структуры в 1946-48 «контрпропагандист» считает А.Жданова. Однако корни «Русской партии», по изложению самого Байгушева, обнаруживаются в значительно более ранний советский период — еще в 1930-е, и даже 1920-е гг.

Например, едва ли не ставленником «Русского ордена» Байгушев считает самого Сталина. На данный орден, по словам контрпропагандиста, вождь «опирался» едва ли не до последних лет жизни. Даже причину смерти Сталина тот же автор видит в том, что он «перестал опираться» на «Русский орден». (Б.,142-143) Значит, выходит до этого опирался? С какого времени? Очевидно, что представителем «Русского ордена» Сталин должен был стать значительно ранее 1930-х — возможно еще в 1920-е годы. Такой вывод позволяют сделать высказывания самого Байгушева. Представителем «Русского ордена» он называет, например, также и жену Хрущева Нину Петровну Кухарчук (Байгушев, с.167  ), с которой они познакомились в 1922-23 гг.  Начало действий указанных фигур относится еще к началу 1920-х гг, что позволяет говорить о действиях указанного Ордена  уже в первые послереволюционные годы в СССР.

Неминуем вопрос – что представлял собой «Русский орден»? Откуда взялась данная организация  и что она собой представляла в советской России 1920-30х гг и позже? Кем контролировалась? Очевидно, что речь идет  об антибольшевистской (консервативной, то есть правонационалистической) организации. Весьма вероятно, по своему происхождению — законспирированной «белой» и «контрреволюционной». Была ли она чисто внутренней? Вряд ли. Можно утверждать обратное – именно то, что группировки правого национализма в советской России начиная с 1920-х гг имели внешние корни, то есть поддержку  главных западных демократий того времени, прежде всего, по-видимому,  Англии,  затем — США.

Вопреки мифологии русского консерватизма о его «самостоятельности» и патриотичности, есть достаточно фактов о поддержке Западом консервативных  (правонационалистических) течений во всем постсоветском и посткоммунистическом пространстве от Прибалтики до Украины. Отмечая факты такой поддержки в постсоветских странах, консервативные авторы типа Н. Старикова, громко обличающие якобы оплаченных извне либералов и революционеров, не спешат задуматься о внешних корнях идеологически близкого им консерватизма (правого национализма) в России.

Правый национализм (консерватизм) во всех  странах  посткоммунизма является идеологией, при поддержке которой осуществлялся переход целого ряда бывших государств реального социализма под западный – точнее,  англо-американский контроль. В  Прибалтике  ( например, Эстонии)  партии правого национализма (в частности, эстонское «Отечество») поддерживаемые Западом, ставили памятники эсэсовцам, были замешаны во многих пронацистских эпизодах.(См. «Эстония до и после Бронзовой ночи», 2009). Аналогично вели себя (и ведут вплоть до кризиса конца 2013-начала 2014 г.) на Украине также поддерживавшиеся западными игроками «оранжевые», в период правления которых очевидно активизировались группировки украинских националистов (консерваторов) – с их отработанной уже в годы второй мировой войны нацистской идеологией и атрибутикой. Лидеры современного Запада США и Великобритания могли с одной стороны внедрять нацизм в указанных странах,  с другой же — возмущаться его наличием.  (Впрочем, сходным образом ведет себя  и русский консерватизм, возмущающийся на национальных радикалов извне, но закрывающий глаза на своих собственных).

 Бывшие участники второй мировой войны (включая войну против СССР) на стороне  Третьего Рейха (не исключая и СС) и их потомки присылались структурами Запада  (в первую очередь США и Великобритании) в страны бывшего реального социализма – например, ту же Прибалтику и продвигались на ведущие посты в этих странах. В случае смерти – торжественно хоронились (напр.,  похороны «последнего ССовца Нугисекса в Эстонии).  До этого времени с 1940-х гг   эти деятели, в том числе участники  формирований СС — спокойно жили на Западе и – вероятно — использовались западными структурами в своих целях.

Представители русского консерватизма, остающиеся  до сих пор наиболее активными идеологами России, часто используют эти факты для критики постсоветских – например, Прибалтийских государств. Они понимали, что указанные консервативные и как правило радикально антироссийские группировки ряда постсоветских стран с 1940-х гг поддерживались внешними силами, в первую очередь  Великобританией и США. Однако эти же идеологи в России не спешили сделать из этого выводы относительно русского консерватизма. То есть признать, что такую же внешнюю поддержку может иметь  (и реально имеет) не только консерватизм постсоветских и посткоммунистических государств, но и   консерватизм русский.

Однако есть немало фактов, подтверждающих, что консерватизм  в России начиная с XX века, в особенности радикальный, также распространялся в России и СССР не без поддержки указанных стран Запада.

Что касается дореволюционной России, то можно утверждать (о чем мы также говорили в предшествующей главе), что манипуляция правым национализмом (как основой идеологии «Русской партии» ) активно велась в ней Великобританией.  В предшествующей главе приводились факты поддержки английскими структурами радикального консерватизма (черносотенства) в Российской империи – в том числе в ее важных государственных структурах (например, тайной полиции), а также  в организации политических убийств (например, Распутина).  Сходный с черносотенным взгляд на еврейский вопрос высказывал, например. участвовавший в российских событиях 1918 г. корреспондент британской «Модерн пост» Виктор Марсден, в дальнейшем – переводчик на английский «Протоколов сионских мудрецов».

Русский консерватизм (а вовсе не плохой либерализм) был  весьма важным (если не главным) фактором падения дореволюционной Российской империи в 1917 г. и разрушении многих структур на ее территории. Особенно велика роль в этом падении  радикального русского консерватизма — черносотенства, которая признавалась  рядом национал-патриотов  — например, еще с 1990-х гг С.Кургиняном (Россия: власть и оппозиция.М.,1993).

Правоконсервативные группировки в России, в первую очередь радикальные,  поддерживались западными демократиями (например, той же Великобританией) и в  период Гражданской войны в России – в том числе и в рамках общей поддержки Белого движения.  Сходным образом главные западные демократии поддерживали правых националистов и во многих других странах тогдашней Европы, например, франкистов в период гражданской войны в Испании.  Весьма активные  в белом движении консерваторы (правые националисты) активно проповедовали правонационалистическую идеологию, включая и «Протоколы сионских мудрецов». Из России участниками белого движения «Протоколы» были вывезены на Запад, в первую очередь в Германию и Францию, где стали основой идеологии правонационалистических группировок – например, гитлеровской Германии – а также правой русской эмиграции.

На идеологии консерватизма (правого национализма), в том числе радикального, во многом строилась идеология  русской межвоенной эмиграции,  а также идеология  Третьего Рейха и многих других правых режимов межвоенной  Европы.

Вполне понятно поэтому, что белая русская эмиграция в 1920-30 гг., как признает А. Байгушев, «засимпатизировала фашизму»: «Родзянко был в восторге от Муссолини, а Гучков даже стал советником Гитлера» (Байгушев, 99) .   При этом радикально консервативная гитлеровская идеология, по Байгушеву, не так уж плоха. «Белая эмиграция,- сообщает он с явным сочувствием,- «приветствовала оборонительный от талмудического яда европейский крутой национализм в лике фашизма в мягкой муссолиниевской форме – разумеется, без Освенцима для евреев и без того гитлеровского безумного расизма, который вслед за евреями отнес и славян к неполноценной расе» (99).

Итак – многое, если не все в немецком национал-социализме правильно – за исключением «славянского вопроса». Какой удар русским консерваторам со стороны единомышленника-арийца Адольфа Алоизовича!

Русский радикальный консерватизм 1920-30-х гг, как известно,  активно развивался в главных центрах русской эмиграции – например  Берлине, Париже или Харбине, где публиковались и действовали как цитируемый Байгушевым Ф.Т. Горячкин, так и не цитируемый (но подразумеваемый) им же К.Радзаевский (Завещание русского фашиста. —  Харбин, 1943,- 2 изд. М., 2001).

В русском консерватизме этого периода можно обнаружить все идеологемы и термины постсоветского русского консерватизма – и «мировой еврейский заговор» (Платонов), и национальную революцию  (Жириновский, Ципко) и проч.

Сказанное объясняет, почему попытки «просвещенных» консерваторов вроде С. Кургиняна бороться с «вирусом фашизма в патриотическом движении» (С. Кургинян. Россия: власть и оппозиция.М.,1993 ) результата не дали и дать не могли. Именно потому, что  радикальные разновидности консерватизма (этнократического по своим принципам)  и фашизм по сути дела являются… одним и тем же течением.

Очевидно также, что радикальных консерваторов русской эмиграции и их идеологию стали использовать в своих целях западные демократии, начавшие борьбу с большевизмом с самого начала его прихода к власти в 1917 г.  У советской историографии не вызывала сомнения внешняя (вероятно, английская) рука в   целом комплексе акций по дестабилизации Советской России,  таких как  мятеж эсеров в июле 1918 г., «заговор послов» и убийство 6 июля 1918 г.  немецкого посла Мирбаха.

Наиболее активной версией таковой в советской России с этого времени было подозрение в заинтересованности в таковом Великобритании, для которой наиболее опасным был  начатый большевиками выход России из войны с Германией в рамках Брестского мира. Британия, как видимо не без оснований считали в СССР, стояла и за самим заговором эсеров, который включал целый ряд акций и покушений, в том числе  и покушение на Ленина в августе 1918 г. (Gordon Brook-Shepherd . Iron Maze: The Western Secret Services and the Bolsheviks,  Pan, 1999. Cм.также ,Э. Хардинг, Заговор с целью убийства Ленина был спланирован Британией , http://rus.ruvr.ru/2011/03/22/47809399/ , Репников А. Рейли, http://suzhdenia.ruspole.info/node/3064).

Интересно  идеологическое оформление  (интерпретация) убийства Мирбаха в сталинской историграфии — именно акцент  на  участии  в нем эсера (позже большевика) Якова Блюмкина, в то время как реальным убийцей посла, как известно сейчас, был действовавший вместе с Блюмкиным эсер Николай Андреев.    Такое идеологическое оформление убийства Мирбаха, показывает явное сходство  с  внешним оформлением убийства Столыпина в 1911(при участии агента охранки Багрова). Оба покушения строятся на «еврейской картинке», которая  похоже, умышленно создавалась некоторыми серьезными силами.

Сходным образом, вероятно, следует подходить и к покушению на Ленина  на заводе Михельсона 30 августа 1918 г. «Почерк» данного наиболее серьезного покушения на Ленина , совершенного руками эсеров (с выдвижением на первый план Фанни Каплан) вполне соответствует оформлению  (при помощи той же «еврейской картинки») покушений  на Столыпина и Мирбаха. Реальных доказательств  вины Ф.Каплан (в частности, из-за плохого зрения) до сих пор недостаточно. В покушении участвовало несколько человек, в  числе  которых назывался ряд людей А. Протопопов, В. Новиков, З. Коноплева, Л. Легонькая (см. Дело Фанни Каплан или кто стрелял в Ленина, изд. второе, М.,2003, с.21). Однако именно Каплан, как и Блюмкин в убийстве Мирбаха, была сделана (очевидно не без усилий определенных сил) главной  фигурой покушения. Не готовилась ли такая версия организаторами намеренно?

Таким образом,  в действиях по  дестабилизации большевистского руководства и реального социализма  в России с первых лет его создания стали активно использовались консервативные (черносотенные) модели – и очевидно самих представителей радикально-консервативных группировок.

 Гражданская война в России была одним из этапов широко развернувшейся  после первой мировой войны в Европе острой борьбы сторонников традиционного общества («капитализма») и левых течений. Примерами такой борьбы были революция в Германии и Австро-Венгрии, гражданская война в Испании и многие другие события.  В этой борьбе лидеры западных демократий того времени во главе с Британией и США активно опирались на консервативные (и радикально-консервативные) силы во всех основных европейских странах, начиная с Германии и Польши.

 Есть все основания считать, что помимо поддержки правых национализмов в Европе между двумя войнами, эти же силы  уже с 1920-х гг  начали  сходную деятельность и в Советской России. То есть замаскированную, но весьма активную  работу по поддержке в СССР русского правого национализма, имевшую целью ослабление этого государства. Одним из ранних эпизодов таковой работы можно считать, например, активность в советской России известного британского разведчика Сиднея Рейли, попавшего в руки ГПУ в ходе операции «Трест». Одним из направлений деятельности С.Рейли была стимуляция в СССР антисемитизма вплоть до «еврейских погромов».

Не вызывает сомнения, что уже в первые годы «советской власти» западные разведки, в первую очередь особенно эффективная английская  начала активное проникновение в советские структуры – включая и ВЧК. Начавшая свою деятельность в СССР 1920-х гг правонационалистическая группировка «Русский орден», из которой в дальнейшем выросла «Русская партия» в СССР, имела по сути ту же идеологию, что и правая (белая) русская эмиграция. Радикальные консерваторы Русской партии («байгушевского» образца) прямо ориентировались как на черносотенные, так и национал-социалистические образцы первой половины XX века.     А. Байгушев прямо говорит о сходствах представляемой им Русской партии с правоконсервативной белой эмиграцией 1920-30-х гг,  включавшей такие фигуры, как Ф. Горячкин, И. Ильин, И.Шаховской, И. Солоневич.

Идеологические модели русского консерватизма  этого периода стали основой формирования этой идеологии в России как в советский, так и постсоветский период.

В период второй мировой войны русские  национал-радикалы в основном воевали против СССР – в том числе в составе армий Гитлера (в частности в формированиях Власова), разделяя и идеологию национал социализма, включая еврейский вопрос. Несмотря на попытки доказать, что генерал Власов  был «чужд антисемитизма»,  реально он,  в особенности до 1944 г.,  вполне следовал в русле традиционной  гитлеровской пропаганды  (http://www.diletant.ru/blogs/38975/5938/ , С. Наумов, http://elan-kazak.ru/oldforum/t458-topic.html ). Еще более резкую позицию  занимал, например,  генерал Краснов  (  С.Наумов, там же).Риторика указанных  «антисоветских» фигур по еврейскому вопросу в точности соответствует риторике Русской партии , активно заявившей о себе в СССР 1940-х гг.

Представители правого русского национализма   поддерживались  Западом и его структурами и после 1945 г. Характерна (уже упоминавшаяся) история  русского радикального консерватора Георгия Климова, автора книги «Красная каббала» и ряда др., с начала 1990-х активно издававшиеся в России. После 1945 г. Г.Климов стал невозвращенцем и  все главные книги на «еврейскую тему» писал в США. Климов был  активным участником т.н. «гарвардского проекта» в рамках идеологической борьбы с СССР, который очевидно поддерживался также и  американскими спецслужбами. Это не мешало деятелям прохановского круга весьма высоко оценивать  Г. Климова и лично контактировать с ним (В. Бондаренко).

Известна связь с определенными кругами США также и радикального патриота Олега Платонова, автора многотомной радикально-консервативной версии истории России и  активного участника проекта т.н. «динамического консерватизма».  Печатная продукция с 1945 г. жившего на западе Г.Климова, О.Платонова и др. сходных авторов с начала 1990х составляет важную частью продукции «консервативных» издательств («Алгоритм» и др.).

Как уже отмечалось и как было хорошо известно в Советском Союзе, правонациональные белогвардейские организации — «нацмальчики» в Европе (а также, видимо, и в советской России) курировались прежде всего английскими (а после войны американскими) спецслужбами.(Н.Яковлев, ЦРУ против СССР. с. 117-121 ).  Понятно — вовсе не с целью укрепления большевизма и советского «социализма», но с целью манипулирования им и развала его. С этой точки зрения, как представляется, и следует рассматривать и проект «Русская партия» в  КПСС и СССР.

4. «Контрпропагандист» А. Байгушев о своей карьере в советской номенклатуре. Роль радикально-консервативных группировок в СССР 1950-80 гг. «Сатанинские признания закулисного человека». Как черносотенная группировка  оказалась у верхов власти в СССР.

Как строилась официальная карьера  «советского контрпропагандиста»  А. Байгушева в 1950-70-х гг? Несмотря на «антисоветизм» его взглядов,  эта карьера  с 1950-х гг  складывалась удивительно гладко. Сразу же после окончания МГУ несмотря на вполне «антисоветские» (но правильные, то есть черносотенные взгляды — а может, и благодаря им) Байгушев получил хорошее место в органах «контрпропаганды». Имел, как он сам подробно пишет, высокопоставленные знакомства – в лице не более ни менее как зятя Хрущева Алексея Аджубея, министра культуры СССР Екатерины Фурцевой, дочери самого Брежнева Галины Брежневой и целого круга иных высокопоставленных советских чиновников и их родственников.

Как сообщает о себе Байгушев, он, хотя и примкнул к «русским катакомбам» уже в 1950-х, по работе вращался в кругу «демократов» — «аджубеевцев»и через них сделал карьеру. «Варился в их среде и через них попал в АПН».(Русская партия внутри КПСС, с.195). При этом аджубеевцев считал «младотурками» (заговорщиками – поскольку антисталинистами и сторонниками реформ советской системы). Чтобы войти в доверие к этой «неблагонадежной» с его точки зрения публике, Байгушев написал «положительную статью о еврее Брехте», хотя еще в университете, как мы видели, критиковал «воинствующего иудаиста» Гейне.

Зачем черносотенный контрпропагандист полез к «младотуркам» (почти масонам) аджубеевцам? На этом этапе он, очевидно, маскировался под «демократа» — то ли в карьерных целях, но скорее «по заданию»,  чтобы на «костях демократов» (они же, конечно «дерьмократы») сделать карьеру  с целью впоследствии «заложить» демократов как можно более основательно. Позже ( по-видимому, по такому же «катакомбному» заданию) указанный боец оказался главным редактором на перестроечном телевидении (Оно же, естественно, «Tель Авидение»).

Войдя (или «втершись») в круг советских демократов, Байгушев занимался в нем «патриотической» деятельностью: борьбой с указанными демократами («либералами», они же «жидовствующие») вплоть до высших лиц государства – например, Н.Хрущевым а позже со сторонником демократизации СССР А. Яковлевым. Дорос едва ли не до советника М.Суслова, все время занимая немалые посты в «контрпропаганде» (идеологических отделах спецслужб). Специализировался на борьбе с «сионизмом», под которым реально понимал идеологию мирового еврейского заговора. Имел единомышленников в самых разных кругах.

В конце 1960-х  А. Байгушев даже оказался на ведущих должностях в «партийной разведке», едва ли не заняв там место И. Эренбурга ( См. А. Байгушев. «Партийная разведка». М., Алгоритм, 2007). Какую партию представляли в этой разведке фигуры типа Байгушева? Уж конечно не большевиков и не КПСС…

Все это эти действия Байгушев предпринимал как активный представитель право-националистической Русской партии («Русского Ордена»), объединявшего, как он описывает, немалое число крупных советских фигур. Вместе со своими – заметим, весьма влиятельными — единомышленниками «советский контрпропагандист» несколько десятилетий работал над расширением влияния этой группировки и многого добился.

Зачем, можно задать вопрос, «стойкий черносотенец» (он же «консерватор») вступал в «иудейскую» КПСС? Ответ понятен – чтобы разлагать эту партию изнутри, превращая ее в правильную «русскую» (т.е. правонациональную и черносотенную) партию. Для этого он участвовал в создании сети «русских клубов», напоминавших, по его собственному сравнению, крайне правые дореволюционные клубы, ожесточенно боролся с «жидовствующими» (демократами и либералами ) внутри КПСС.

Заявляли ли идеологи байгушевского образца в советское время о своей реальной программе и какие позиции защищали? Открыто не заявляли – то есть заявляли «с учетом ситуации». Говорили о себе как о «Русской партии в КПСС». Однако, как четко формулирует Байгушев, добавку «в КПСС» всерьез не воспринимали. Это была явная «деза» и липа – для отвода глаз, игра в условиях «чужой» («иудейской» по их мнению – то есть ненационалистической, не консервативной) советской власти 1960-80-х гг. Сам конспиролог рассказывает о «вынужденности» «советского конформизма» русских клубов 1960-х гг, то есть заявлений типа: «Мы за советскую власть, а только хотим, чтобы она была нашей, русской» (Б., 527). Это, по Байгушеву был «конформизм» «необходимый», отличный, по мнению того же автора, от конформизма типа зюгановского, прикрывающего «сатанинский шабаш 1917 года» (Б., 548).

Свои реальные взгляды Байгушев афишировал далеко не всегда. Хотя по словам самого  контрпропагандиста, его «консервативная» и по сути «антисоветская» Русская партия и создаваемые ею «русские клубы» — была вовсе не маргинальной, но весьма влиятельной и всегда имевшей поддержку «наверху» — среди высшей партийной номенклатуры. «Но слава богу, Брежнев, и Черненко, и даже серый кардинал Суслов, которому персонально поручили «бдить и опекать» нас, хоть и негласно, всегда тихо против «них» таки поддерживали» (Б.,242).

При этом сами советники байгушевского пошиба цену своему руководству хорошо знали. Кличка патрона Байгушева, всесильного в те времена Михаила Суслова, по его словам, была «кащей» и «калоша». «Саратовского мужичонку» Суслова по Байгушеву вытащил именно Берия, и «подложил» (как выражается специалист по подобным делам Байгушев) его под Жданова в 1947 г.(Б., с.171). В течение долгого времени 1950-80-х гг как сам Байгушев, так и его единомышленниками из право-националистической «Русской партии» «вели работу» с известными деятелями культуры, например, М.Шолоховым, которому «подсадили»  впоследствии уехавшего в брюссельский центр белой эмиграции национал-патриота  Федора Шахмагонова.

Не только горбачевские перестройщики, но и советские традиционалисты (поборники советской административно-командной системы) трактуются правыми националистами как «тюфяки»- причем, естественно  «нерусские». К советским «тюфякам» Байгушев относит сторонников реального социализма и его «социалистических (левых) реформ, включая таких  советских консерваторов, как Е. Лигачев, Н.Рыжков, министр обороны СССР Д.Язов, глава управления КГБ генерал Ф. Бобков, а также глава КПРФ Г.Зюганов, которого русские правые националисты (в лице Байгушева, например) считают «соглашателем» и «политическим Чичиковым». (Б., 525).

Можно ли найти сходство подхода «Русской партии» по Байгушеву с другими право-национальными идеологиями?

Как в идеологии, так и  реальной политике (с конца 1980-х)  Русская партия сознательно ориентировалась на модели правого национализма (консерватизма) – как дореволюционного черносотенного в России, так и заграничного  (в частности, национал-социализма). Прямая связь идеологии Русской партии с идеологией группировок типа Союза русского народа, выражаются в целом ряде особенностей, начиная с  терминологии — понятиях типа «космополитизм и «отщепенство» ( термины «Вех»), до реальной политики. Очевидны также сходства идеологии «Русской партии» в байгушевском варианте с идеологиями всех постсоветских партий правого национализма от Прибалтики до Украины и Кавказа. Этот пункт следует подчеркнуть еще раз, так как иные российские критики «этнократий» например в Прибалтике (как уже упоминалось), свои собственные (русские) правонациональные (консервативные) группировки «этнократией» не считают (см. сб. Современная европейская этнократия.  М., 2009, http://rutracker.org/forum/viewtopic.php?t=2484354).

Своей политической целью байгушевская группировка ставила вовсе не реформировании советской системы (и системы реального социализма), но некий «русский переворот» — то есть подрыв «советской власти» как «нерусской» и переход власти к группировками типа Союза русского народа. Советская фразеология, как признает сам «защитник СССР» Байгушев, использовалась «Русской партией» для обмана официальных советских деятелей, по определению Б. – «русских тюфяков», которые были у власти, но не являлись в понимании «русской партии» носителями настоящей «русской идеи».

 Очевидные связи Русской партии и ее фигур  внешними силами показывает деятельность такой организацими, как правоконсервативный Народно-Трудовой Союз (НТС)  1960-80-х гг. Как было хорошо известно в СССР, данная организация курировались стратегическими конкурентами СССР и их спецслужбами.  Однако с НТС активно контактировали многие русские консерваторы, входившие в Русскую партию, влияние на которую НТС  было весьма значительным. По словам  Н. Митрохина целому ряду известных правых националистов Русской партии инкриминировался советским КГБ «не только самиздат, но и получение денег от эмигрантской организации НТС». Вместе с тем, по словам историка, «На наш взгляд, существует достаточно свидетельств того, что высшее руководство КГБ благожелательно относилось к Русской партии» (Н. Митрохин, Русская партия в СССР, с. 548).

Таким образом, есть все основания указать на связь русского консерватизма (в первую очередь радикального)  не только с внутренними противоречиями российского общества, но и с политическими машинами Запада – прежде всего англо-американского неоконсерватизма.

Начатая еще в сталинскую эпоху (если не с начала 1920-х гг) деятельность радикальных  русских консерваторов в России завершилась после 2000 г. едва ли не полной победой этой группировки.  В период правления путинской силовой элиты радикальный консерватизм стал частью официальной идеологии этой элиты. Идеологи  типа поборника «национальной революции» Александра Ципко с начала «нулевых» гг  стали новыми (консервативными) номенклатурщиками и с 2003 г. активно заговорили о «национальной революции» в России со страниц газет типа «Комсомольская правда» и «Литературная газета». Пик подъема радикального национализма приходится на 2005-6 гг. (тогда же появилась и книга А.Байгушева). В постсоветской России возникли целые силовые и бюрократические кланы, использующий консерватизм, в том числе и радикальный, как свою идеологию.

Кем поддерживались  данные кланы?  Не теми ли внешними силами, которые внедряли  радикальный консерватизм (включая правый русский национализм) в СССР с 1920-30х гг? Таким образом начатая в 1920-е гг  внешними силами операция  «Русская партия в СССР»(она же «русский консерватизм») — по подрыву советского большевизма правым национализмом успешно завершилась после распада СССР . В 1990-х, а фактически к середине 2000-х  годов  консервативные кланы в спецслужбах, игравшие в советский период немаловажную роль в подрыве СССР, оказались значительной частью «силовой элиты», начавшей с 2000 гг. «антилиберальные» действия.

 О своей деятельности Байгушев, по его словам, «писал в своем злободневном романе Сатанинские признания закулисного человека» (Мол. Гв., 1995-96). Однако, разве книга Байгушева «Русская партия в КПСС» — не реальные и «злободневные» сатанинские признания псевдозащитника и консервативного подрывателя реального социализма?

5. Консерватизм (правый национализм) о большевистской революции и первых годах СССР. Двадцатые советские годы глазами консерватизма. Национал-большевизм. Плохой Ленин и хороший Сталин. История консервативной «Русской партии» в СССР 1920-30 х гг.

Став в 1990-х гг главным идеологическим течением постсоветской России, консерватизм начал активно формировать взгляды на историю России – как досоветской, так и советской. В прошлой главе мы рассмотрели отношение русского консерватизма к русской революции 1917 года – как «либеральной» февральской, так и Октябрьской.  

Как мы видели, представляющий себя защитником  реального социализма консерватизм фактически выступает как ожесточенный критик обоих данных революций.   Обвиняя «либералов» в нелюбви к СССР и пытаясь представить себя его защитниками, поборники консерватизма  (как умеренного – Н. Стариков, А. Фурсов,- так и радикального – О.Платонова, А. Байгушева и проч. ) рассматривают революцию 1917 г. как иностранную или  «инородческую»,  направляемую некими силами извне и «антипатриотами» изнутри. В радикальном варианте –  например, О.Платонова или  А. Байгушева —  речь идет о «масонско-еврейском» заговоре.   В умеренном – Н. Стариков – об влиянии иностранных государств и их спецслужб ( в первую очередь Великобритании). Поскольку инородческая версия революции  становится все более сомнительной, консерватизм  пытается искать иные версии и иные главные движущие силы  – например  «генеральского закулисья»  в Октябрьской революции  (А. Фурцев, О. Стрижак — см. https://kripta.ee/rosenfeld/2014/01/23/a-fursov-i-o-strizhak-o-zagovore-generalov-v-oktyabre-1917-g/ ,а также  предш. главу).

Мифологическая критика  революции 1917 г. еще более увеличивает сомнения в искренности консервативных «защитников» социализма и СССР.

Эта же модель  (поиск внешних и инородческих корней )  применяется и в трактовке  Гражданской войны в СССР – в основном по отношению к большевизму ( например, Н. Стариков, Ликвидация России). В качестве положительной силы рассматривается в основном белое движение, внешняя поддержка которого  тем же Западом замалчивается.

Началом развития СССР стали  1920-е годы. 

Рассматривая отношение к ним русского консерватизма, можно заметить (как уже отмечалось в прошлой главе), что это отношение – весьма отрицательное. «Плохие» 1920-е годы противопоставляются консерваторами  (Буровским и проч.) «хорошим» сталинским 1930-м как и дореволюционному времени хорошей монархии. Еще более резок радикальный консерватизм, считая 1920-е гг «космополитическими» и «истребительными для русской нации» (Байгушев). С этой точки зрения рассматривается строительство советского «государственного социализма», начавшееся после окончания гражданской войны (а отчасти уже и в ее ходе – с 1918 г.).

Между тем советские 1920-е гг достойны иного подхода по многим причинам. В частности потому, что в этот период – в рамках НЭПа была сделана важная попытка соединения «социализма» с рынком, что имело серьезное значение и для поздних советских и «перестроечных» перемен, а также различных моделей социализма, не исключая и современный «социализм с китайской спецификой».

Первым опытом  реального социализма был «военный коммунизм», на смену которому  в 1921 г., как известно,  пришла новая экономическая политика. Она  включала себя существенные элементы «рыночной экономики». Механизмы советской рыночной экономики НЭПа стали активно анализироваться в «перестроечный» период – в том числе проблемы конвертируемого советского червонца и многое другое.

В 1920-е гг., вопреки традиционной консервативно-либеральной критике , обвиняющей большевиков в обмане крестьян, но  при этом ссылающейся на сталинский период) земля была у крестьян. (Хотя в основном речь шла не о частной собственности, но об аренде земли.).

 «Вся земля,- пишет такой известный эмигрант и критик советской системы, как Роман Гуль,- была тогда в руках крестьянства, это было единственное время в российской истории, когда крестьяне обладали всей землей и были довольны своим положением» (Роман Гуль, Я унес Россию. Апология эмиграции, т. 1, М., 2001, с.221).

Уже в начале 1920-х гг в руководстве советской элиты происходят драматические перемены. Уже в конце 1922 г. (в основном в результате покушения августа 1918 г.) теряет работоспособность и  в январе 1924 г. уходит из жизни В.Ленин.

Смерть  Ленина  в далеко не преклонном — 54 летнем возрасте  после исключительных успехов его партии – приходе большевизма к власти в 1917 г. и ее победе в тяжелейшей гражданской войне выглядит достаточно странно. Эта смерть  должна рассматриваться вовсе не как результат некоей «внутренней болезни» (что было отвергнуто реальными исследователями), но в первую очередь как результат покушений, которые проводились руками  внутренних противников большевиков, но вероятно – не без участия  и внешних сил. Как уже отмечалось, «главное» покушение  на Ленина в августе 1918 г. (на заводе Михельсона)  совершенное руками эсеров (в рамках эсеровского  мятежа),  очевидно было инсценировано более серьезными игроками. Это покушение (как и ряд других, связанных с Британией) имело специфическое «консервативное» идеологическое прикрытие –  попытку перенести основную ответственность за него на  фигуру Фанни Каплан. Вследствие болезни и ранней смерти Ленина его место во главе советского государства занял Сталин,  получивший, как считается, в начале 1930-х гг. всю полноту власти в СССР.

Указанная перемена  конечно, сыграла весьма существенную роль в курсе нового государства. Немаловажный вопрос, как и почему эта перемена (а вполне возможно и «подмена») произошла.

Очевидно, что на Сталина сделали ставку некоторые влиятельные силы, в том числе  внешние противники большевизма и манипуляторы правым русским национализмом. Они считали Сталина более предпочтительной для них фигурой, чем Ленин. Во-первых, Сталин, хотя и имел явно незаурядные организаторские способности, не обладал  интеллектуальным уровнем, соответствующим ленинскому. Во-вторых, он был «инородцем», что, как могли надеяться противники нового государства, должно было ослабить поддержку данной фигуры у русского населения. В-третьих, Сталин имел темное прошлое (вероятное сотрудничество с Охранным отделением царской полиции), что, как казалось организаторам подмены, давало шанс на манипуляцию данной фигурой.

Некоторый свет на роль групп влияния на Сталина указывает сам консерватизм, говоря о «генеральском закулисье» (Фурсов, Стрижак), а также идеологи Русской партии, говорящие о том, что в своей деятельности Сталин «опирался на русский орден» (Байгушев).

Часть  надежд и целей сторонников выдвижения Сталина со стороны правоконсервативных группировок (а также внешних сил) оправдалось, часть – нет. Сталин оказался более крепким орешком, чем предполагали  выдвигавшие его силы.  Во многих случаях смог «переиграть» тех, кто стремился манипулировать им. Но также часто генсек был вынужден  идти по предписанному ему извне пути (например, по-видимому — в плане устранения революционной элиты), что весьма дорого обошлось советскому реальному социализму и в целом народам советской России.

Характерная особенность современного русского консерватизма (в том числе и правого национализма) в оценке Сталина – явная и грубая апологетика его, пиитет перед сталинизмом, стремление выделить И. Сталина из большевиков как вовсе не большевика, а «правильного националиста» и едва ли не «белого» восстановителя империи. Доказательству (возможно, в какой то мере и не лишенному оснований) «небольшевизма» и правого национализма Сталина посвящена многочисленная  литература консервативных  авторов от С.Дмитриевского ( Сталин – предтеча  национальной революции. М., Алгоритм, 2003. Первое изд. Берлин,1931 г.) до историков «эпохи реставрации» в России – напр., А. Буровского.    Консервативная пропаганда очевидно стремится  представить  Сталина  не большевиком, но неким «хорошим консерватором»,  а то и аналогом правых диктаторов своего времени — Франко, Муссолини и Гитлера.

Сталинизм трактуется как хорошая правая (и антибольшевистская) диктатура,  означавшая победу против большевиков-«космополитов» — вначале «троцкистов», а затем и  большевиков как таковых (Буровский и проч. о терроре 1930-х гг).   Отсюда положительная оценка сталинского террора и  утверждение положительного сходства «вождя народов» с правыми диктаторами (не исключая и  Гитлера), весьма радующее русских правых националистов как прошлых, так и нынешних.

В 1920-30-х гг становились все более очевидными отличия сталинской интерпретации большевизма от официально декларируемой интернационалистской ленинской, трактуемой консерватизмом как «космополитическая». Здесь и концепция победы социализма «в одной стране», и начало использования элементов шовинизма в борьбе с оппозициями – прежде всего Троцкого и Зиновьева-Каменева.

Характерный эпизод в этом смысле — полемика Ленина и Сталина в период образования СССР в 1922 г., нашедшая отражение в известной статье Ленина «К вопросу о национальностях или об автономизации». Эта полемика  по вопросу о формах будущего СССР означала борьбу двух тенденций в формировании советского государства — тенденции большей самостоятельности республик, впоследствии нашедшей свое выражение в югославском федеративном государстве, и тенденцию централизма и сверхцентрализма, характерной для советско-сталинского варианта унитарного государства.

Сталинизм в национальном вопросе оказывается  близок национал-большевизму Устрялова, что, очевидно должно было активно приветствоваться консервативными группировками влияния на большевистское руководство.

С точки зрения последовательного (черносотенного) правого национализма  сталинизм был шагом в правильном шовинистическом направлении, но шагом недостаточным.  Сам русский радикальный консерватизм идет еще дальше в направлении теории «национальной революции», прямо сформулированной такими правыми эмигрантскими радикалами, как упоминавшийся К. Радзаевский или Ф.Горячкин.

Под этим углом зрения следует рассматривать и деятельность радикально консервативной «Русской партии» в ВКП(б)-КПСС, деятельность которой, согласно ряду свидетельств (например, А. Байгушева), началась уже в  1920-х гг и чья идеология являлась по сути дела аналогом радикально консервативной идеологии правой белой эмиграции. Может показаться, что создание Русской партии в КПСС и СССР (описываемая А.Байгушевым, а также Н. Митрохиным и др.)- не слишком важное событие. Однако его  нельзя недооценивать, учитывая весьма значительную роль данной политической организации в разложении советской системы и ее идеологии, а также  формировании консервативной политической элиты России после 2000 г.

Выдвижение сталинской группировки в 1920-30-х гг постепенно ведет к  отстранению от власти – очевидно насильственному, а зачастую прямо террористическому — представителей раннего большевизма – революционной элиты раннего социализма.

Это очевидно соответствовало и интересам внешних сил, начавших  активную борьбу с СССР всеми – в том числе и закулисными средствами.  Важным способом ослаблению большевистской элиты был  раскол большевистского течения на «русскую» и «национальную» (в частности, «еврейскую»)  большевистские группировки. Этот раскол нашел свое выражение в сталинской борьбе  с т.н. «троцкизмом» и рядом «оппозиций» с 1926-27 гг. Вероятно, указанную борьбу внешние силы пытались использовать  для ослабления большевизма в целом.  Такому ослаблению (как и созданию внутренних конфликтов в партии) способствовали также шовинистические (консервативные) тенденции сталинского руководства ВКПб, все более противостоящие интернационалистскому большевизму. Эти шовинистические тенденции проявилось и в указанной борьбе с оппозициями,  в особенности  с «троцкизмом». Русская партия (Русский орден), оказывавшие немалое влияние на сталинское руководство уже с 1930-х и особенно 1940-х гг,  придавала понятию «троцкизма» (как, впрочем и большевизма в целом) свое значение,  фактически совпадавшее со значением мирового еврейского заговора.

Были ли, однако, столь радующие «консерваторов» явные элементы «небольшевистского» правого национализма у Сталина и  сталинистов явлением, положительным для тогдашнего СССР?  По-видимому, ровно наоборот. Можно утверждать, что  сталинский шовинизм подрывал  идеологию тогдашнего СССР, стимулировал замыкание Советской России на самой себе и вредил ее мировому имиджу. То есть реально содействовал поражению советской идеологии как внутри страны, так и за ее  пределами.

Можно утверждать, что одной из существенных причин падения советского реального социализма стало проникновения в советские (вначале большевистские) государственные структуры, и прежде всего спецслужбы т.н. «консерваторов» — правых националистов. Таковые стали проникать в эти структуры под видом «Русского ордена» уже с 1920-х гг , а особенно активно в 1930-х гг, после террора и подмены революционеров сталинскими бюрократами – во многом и как правило – шовинистического толка.

 Этот тезис следует особо отметить. Он крайне важен для понимания реальных причин провала советского реального социализма и соответствующих систем в Восточной Европе.  Очевидно, что русский консерватизм  — правый национализм — 1920-30-х гг был активным противником тогдашней советской системы и в этом качестве мог поддерживаться (и очевидно поддерживался, как показывает, например, история НТС) стратегическими конкурентами тогдашнего СССР. Чья рука угадывается за данными операциями? Не английская ли, которая заметна уже в устранении (путем нескольких покушений) с политической арены Ленина и – вероятно — самой подмене Ленина на Сталина, с последующим постепенным устранением целого  слоя революционной элиты?

Проект «русский консерватизм», делавший  ставку на разложение советской элиты и раскол  ее по национальному признаку,  можно считать одним из наиболее успешных в подрыве СССР и установления контроля над его важными структурами. Как видно по деятельности современного консерватизма, данный проект успешно работает и до сего дня, являясь существенным компонентом внешнего контроля над постсоветской Россией.

 

6. Русский консерватизм о 1930-х гг в СССР. Апология Сталина и cсталинского правления без учета его недостатков. Прославление  шовинизма, включая сталинский. Консерватизм (и нацистская закулиса )  в СССР и правый европейский национализм между двумя войнами. Почему «русская партия» «засимпатизировала» фашизму. Сталинизм и подрыв реального социализма. Два лица сталинизма. Сталинизм и русский консерватизм. Какого Сталина превозносят консерваторы.

 После укрепления власти Сталина  сталинская линия превратилась в «генеральную линию» большевизма. С начала 1930-х гг после свертывания НЭПа Советский союз начал административно-командный подъем.  Переход к мобилизационной (административно-командной) экономике, по-видимому,  был заложен в системе  реального социализма. На основе этой системы СССР протянул до 1980-х гг . Становление административно-командной системы в 1930-е гг  было связано с масштабными общественными проектами нового строя — индустриализацией, коллективизацией и проч. Однако это развитие имело и существенные оборотные стороны, включавшие развал Нэпа и отказ от рыночных механизмов.

Командная система обеспечила реальному социализму мощный подъем как до второй мировой войны, так и после нее. Однако уже в начале 1930-х гг  в способах строительства этой системы проявилось не только «государственничество» сталинского правления, но и его оборотные стороны– то есть т.н. «перегибы» коллективизации и индустриализации, политические репрессии и Гулаг. На этих сторонах социализма 1930-х гг акцентирует внимание западная критика реального социализма.

Консервативные историки предпочитают закрывать глаза на данные проявления, подвергая все сталинское правление неумеренной идеализации и обвиняя  «либералов» в ложной критике вождя ( Н.Стариков, А.Мартиросян и проч.).

Свою роль  в усилении крайних сторон  правления большевиков  1930-х гг сыграла и  внешняя ситуация — глобальное противостояние СССР с западным «капитализмом» и агрессией правых диктатур, фактически поддерживавшихся  в межвоенной Европе западными демократиями. В этот период Запад (Расчлененное общество)  в противовес Советскому Союзу и левому развитию выдвинул в Европе правые диктатуры, опирающиеся на идеологии правого национализма (консерватизма).

Эта противостоявшая  большевизму идеология имела и русские аналоги, распространившиеся в русской эмиграции перед войной. Белая эмиграция в это время, как уже упоминалось, явно симпатизирует Муссолини и Гитлеру, советником которого становится, например, П.Гучков.

Удивительно ли это? Ни в малой степени. Для многих представителей современного консерватизма типологическое сходство его идеологии с соответствующими «консервативными» ( правонационалистическими) течениями межвоенной Европы  в варианте Франко, Муссолини или Гитлера до сих пор остаются «большим секретом» и с негодованием отвергается. Однако идеология русских  радикальных консерваторов, составлявших  значительную часть белой эмиграции,  реально была явным аналогом  радикального национализма в Испании, Италии и Германии. В Харбине, например, движение русских правых националистов представлял К. Радзаевский, написавший  уже упоминавшееся «Завещание русского фашиста» (Харбин, 1943, 2 изд. М., 2001) .

Близкие Радзаевскому взгляды разделяли и другие известные деятели  русской эмиграции — Иван Шаховской и проч.

 В 1930-е гг идеология большевизма претерпела определенные изменения – по-видимому (как мы уже отмечали) не без влияния  русского консерватизма, внедрение которого в СССР стало заметно именно в конце сталинских 1930-х гг.   Под влиянием  правого консерватизма  идеология СССР двигалась от первоначального интернационального большевизма 1920-х гг в сторону бюрократического шовинизма, точнее национал-большевизма (национал-сталинизма).  Эта же идеология позже заявила о себе в неосталинистском брежневском варианте.

Уже в 1920-х гг были сделаны попытки соединения большевизма с идеологией русского консерватизма. Одной из наиболее известных таких попыток можно считать например, национал-большевизм Н. Устрялова и сменовеховство, попытавшееся создать некую «симбиозную» — большевистско-консервативную идеологию.  Возникший в 1920-н гг национал-большевизм безусловно оказал немалое  (хотя и внешне вначале скрытое) влияние  на идеологию и практику сталинизма и тем самым реального социализма в целом.  Позднее варианты консервативно-большевистского симбиоза  будут встречаться в истории СССР и постсоветской России неоднократно.  Это и национал-большевизм Лимонова, и  идеология зюгановской КПРФ. Сталинизм и национал-большевизм КПРФ (как подробнее будет рассмотрено далее) выражается в целом ряде особенностей – включая апологию Сталина, критику т.н. «либералов» (в излишне широком значении),  осуждение   оппозиционных течений большевизма и их лидеров – не только Троцкого, но  и Бухарина, а также советских реформаторов от Хрущева до Горбачева.

Поскольку национал-большевизм попытался соединить два различные идеологические течения – консерватизм (правый национализм) и большевизм, он критиковался с обоих сторон.  Со стороны  ортодоксального большевизма (1920-х гг) за национализм, и с позиций зрения радикального консерватизма  («Русской партии») – за сохранение остатков большевизма. Русская партия, чьим идеалом является  открытое черносотенство – объединение  «православных, последовательно антижидовствующих черно-злато-белых правых» ( Байгушев, 503), критикует национал-большевизм (национал-коммунизм) зюгановской КПРФ справа — за недостаточный национализм.   Вместе с тем, возможна  (и необходима) также критика национал-большевизма КПРФ  и с другой стороны — с точки зрения «нормального» большевизма (марксизма-ленинизма, второго марксизма,  а также, по-видимому, современной левой идеологии) за уступки консерватизму ( правому национализму). С этой точки зрения национал-коммунизм  уже 1920-30-х гг, как и сталинизм,  следует рассматривать как «шовинистический уклон» в ВКП (б), регресс от большевизма к национализму. Сходным регрессом и компромиссом с правым национализмом можно в зачительной мере считать и  идеологию  КПРФ Зюганова.

Понятно, что с точки зрения русского консерватизма, в первую очередь радикального, национал-большевистский  вариант идеологии коммунизма рассматривается   как более  «правильная» советская идеология в противовес «плохому» большевистскому интернационализму 1920-х гг.  При этом, как можно заметить,  именно с  усилением влияния консерватизма связан целый ряд характерных элементов сталинского и неосталинистского режима,  в частности —  усиление бюрократических тенденций и прямой террор. Во время террора конца 1930-х и пакта с Гитлером Сталин фактически переходит на позиции правонационалистической «Русской партии».   Новый всплеск сталинского «консерватизма (правого национализма) приходится на конец 1940-х гг — одновременно с делами против космополитов, врачей и общим сталинским «репрессансом» 1948-53. Понятно, что  такой вариант идеологии и практики, реализованной сталинским режимом, больше всего импонирует идеологам консерватизма, в особенности радикального. Критики указывают однако на  реальные результаты применения  «консервативного» сталинского варианта большевизма ( национал-сталинизма) в СССР, его  деформации и острые противоречия, включая  (выражаясь языком советской оттепели) «необоснованные репрессии» и шовинистическую политическую демагогию.

Консервативный (шовинистический) уклон сталинизма в большевизме нашел проявление в ряде как идеологических, так и политических проявлений как  во внутренней, так и внешней политике СССР 1930-х гг. Победа национал-большевизма во  внешней политике СССР начала 1930-х гг  была связана не только с концепцией победы социализма «в одной стране» (понятной в сложившейся ситуации), но и так называемой «сектантской»  политикой,  которую отразил, например, VI конгресс Коминтерна (сент.1928 г.).   Эта сектантская политика, продолжавшаяся до  VII конгресса Коминтерна (лето 1935),  выразилась в частности в конфликте с некоммунистическими левыми рубежа 1930-х гг, в частности социал-демократами (концепция т.н. «социал-фашизма»),  наносившем серьезный урон общей борьбе с европейским правым национализмом, в первую очередь немецким фашизмом.  Результатом этой политики стал  подрыв единого левого фронта против немецкого национал-социализма, что то стало одной из немаловажных причин прихода к власти Гитлера, которому фактически покровительствовал мировой правый истеблишмент.

В Гражданской войне в Испании столкнулись интересы реального социализма и западного «капитализма» (Расчлененного общества) . СССР сыграл важнейшую роль в поддержке Испанской республики; европейские и мировые правые (а также главные западные демократии) реально поддерживали Франко. При этом советской  помощи испанской республике мешали  оборотные черты сталинской политики, в том числе и продолжение сталинского «сектанства», каковое  вело   к конфликту сталинизма со всеми  отличными от него левыми течениями (троцкизм, анархизм и проч.) и грубому подавлению этих течений. Сталинистское сектантство стало одной из важных причин провала республиканцев в Испании (см.в частности, Оруэлл, «Памяти Каталонии»).

В конце 1930-х гг национал-консервативная линии в сталинской политике приводит к подписанию Сталиным  (пусть и под влиянием «мюнхенской» политики Запада) в августе 1939 г. пакта Молотова-Риббентропа, сдаче Гитлеру антифашистов, развалу Коминтерна и террористическому уничтожению его верхушки. Эти акции сталинизма   в рамках контактов с гитлеровской  Германией следует рассматривать как вовсе не большевистские, но очевидно консервативные (правонационалистические), что подтверждает и положительное отношение к данным сталинским акциям идеологов консерватизма.

7. Проблема сталинского террора и роль консерватизма в СССР. Сталинский террор как террор «консервативный». Подрыв большевизма радикальным консерватизмом. Консерватизм и апология сталинского террора. Сталинский террор и образование консервативной (нацистской) закулисы на Лубянке.

Немаловажную проблему представляет сталинский террор, принявший невиданные масштабы в  СССР конца 1930-е гг. Этот террор представляет собой не только трагическую веху в истории советского реального социализма, но и важный пункт полемики различных идеологий,  исторический феномен, не получивший окончательного разрешения до настоящего времени.

Для консервативно-либерального подхода характерна концепция «коммунистической» (большевистской) природы сталинского террора. Такое понимание отразилось в ряде классических описаний и объяснений сталинского террора от Р. Конквеста до А. Сложеницына. Оно состоит в обвинении в данном терроре «коммунизма» как такового, его террористической природы и проч. Однако анализ темы «сталинизм  и  Русская партия в  СССР» позволяет сделать иные выводы относительно причин сталинского террора.

Следует принять во внимание, во-первых, оценку сталинского террора современным русским консерватизмом. Позиция большинства современных консерваторов по поводу сталинского террора — не только не осуждение, но явная апология (положительная оценка) его, как и самой фигуры Сталина. Типична  специфическая консервативная радость (едва ли не  восторг) по поводу сталинского террора, примером каковых может служить уже упоминавшаяся книга консерватора А. Буровского в книге  1937 г.Контрреволюция Сталина. (М., Яуза-Эксмо, 2009). Сталинский террор трактуется  Буровским ( как и иными консервативными авторами) как «хорошая сталинская контрреволюция»  или «национальная революция», направленная против «плохого большевизма» и  революционной элиты, но вовсе «не против широких слоев народа» (см.). Это является продолжением позиции  консервативных радикалов ( национальных революционеров)  1930-х гг от С.Дмитриевского до К. Радзаевского. Консервативные историки, как и иные идеологи консерватизма (правого национализма),  считают «антибольшевистский» террор   вполне положительным. Они едва не аплодируют этому  террору, который  уничтожил  (наконец-то!)  плохих революционеров и посадил на их место в сталинской элите – в том числе и спецслужбах — «хороших правых националистов»- будущих покровителей Байгушевых и проч.

Консервативная апология сталинского террора позволяет внести существенную поправку в понимание его причин.  Вопреки многим интерпретациям (в том числе и сложеницынской) следует усомниться в том, что сталинский террор был большевистским. В своей основе этот террор был, напротив, явно антибольшевистским,  то есть если угодно вполне консервативным. Уже тот факт, что современным русским националистам (консерваторам) вроде Буровского нравится сталинский террор ( как он без всякого сомнения нравился и русским правым 1930-х гг), позволяет выявить связь этого террора с консерватизмом  в Европе между двумя войнами.   Есть все основания, таким образом связать сталинский  террор 1930-х гг вовсе не с «коммунизмом» (большевизмом), но его антиподом – проникшим в СССР при сталинском руководстве правым национализмом (консерватизмом) . Сталинский террор следует рассматривать не как большевистский, а как террор правых националистов против большевизма, а также и остального населения тогдашнего СССР. Во время «большого террора» правые националисты (они же Русская партия), замаскированные под сталинских следователей, уничтожали большевиков — революционеров-идеалистов и интернационалистов. А заодно и немало иного народа.

При Сталине место большевиков все шире начала занимать сталинские функционеры (если не сказать сталинистская агентура), существенно отличавшиеся от большевиков прежде всего идеологически.  Благодаря  усилиям радикально-консервативной «Русской партии» ( а также ее внешних ли покровителям ? ) сталинские функционеры все более очевилно стояли  уже вовсе не на позициях большевизма, но на позициях консерватизма – правого национализма. Классические сталинские фигуры 1930-40-х гг  от Н.Ежова до  следователя-нациста М. Рюмина вполне вписывались в рамки не только консерватизма, но по сути дела и национал-социализма.

 Следует задать также вопрос – не были ли замешаны в сталинском терроре внешние силы?     Вопрос о том, как был запущен механизм сталинского террора конца 1930-х гг (в частности «Большого террора») прояснен далеко не полностью и до сих пор.  Есть основания считать, что террор имел причины как объективные и внутренние (конфликт Сталина со старой  революционной большевистской элитой ) так, по-видимому, и внешние – учитывая активность сил, заинтересованных в подрыве тогдашнего СССР.

Весьма существенную роль в «Большом терроре» сыграла история т.н. «заговора маршалов» 1936 г., связанная с  темой «Секретной папки Сталина».  По свидетельству ряда участников событий, папка, попавшая в руки маршалов и ставшая едва ли не главным поводом заговора, содержала документы  о сотрудничестве Сталина с Охранным отделением (Охраной, Охранкой) царской империи.

Информация о связи заговора маршалов с «секретной папкой Сталина» попала в мировую печать в 1956 г. после публикаций на эту тему бывшего генерала НКВД  А Орлова (Фельдбина), автора воспоминаний   «Тайная история сталинских преступлений» ( М., 1991), в первую очередь статьи Орлова в журнале Лайф в апреле 1956 г. ( см. А. Орлов. Сенсационная подоплека осуждения Сталина. – Был ли Сталин агентом Охранки, М.,1999, с. 30).

 Как показал в своих публикациях бывший генерал НКВД А. Орлов (Фельдбин), бывший одной из главных фигур советской разведки в Испании в 1936 г. и вынужденный стать невозвращенцем в результате начавшихся репрессий 1937 г.,  причиной т.н. «заговора маршалов»  стало появление  в 1936 г. в СССР так называемой секретной папки И.Сталина. Данная папка, содержавшая недвусмысленные  указания на сотрудничество Сталина с Oхранным отделением царской империи,  попала в руки (случайно ли?) группе маршалов во главе с М.Тухачевским и стала причиной заговора против Сталина. Разоблачение этого заговора  Сталиным привело к  беспрецедентной волне террора, приведшей к уничтожению верхушки армии и целых слоев советской элиты накануне тяжелой войны. (см. работа «Сталин и Охранка» — в интернете).

В этой связи далеко не праздным, но весьма серьезным становится вопрос, насколько реальна информация о «секретной папке Сталина», а значит и факты сотрудничества Сталина с тайной полицией (Охраной) царской России? Вторым весьма важным вопросом в этой связи является  вопрос, было ли случайностью само появление инспирировавшей «заговор маршалов» папки в СССР в 1936 г.,  или это появление было намеренной провокацией?

К настоящему времени литература на эту тему весьма обширна и требует отдельного анализа. По нашему мнению, свидетельство генерала НКВД А. Орлова (Фельдбина) , лично знакомого с содержанием папки, а также  анализ ряда фактов т.н. «Заговора маршалов» 1936-37 гг и иных реалий рассматриваемой эпохи, включая и биографию Сталина, позволяет считать «секретную папку Сталина» вполне  реальной. А с нею реальным и факт сотрудничества Сталина с Охранным отделением (тайной полицией) Царской империи  до революции 1917 г.

Второй вопрос, было ли появление папки в СССР 1936 г. случайным, или же делом определенных сил, заинтересованных в дестабилизации тогдашнего советского руководства и режима в целом?

Мы отстаиваем мнение, что дело маршалов (оно же дело секретной папки Сталина) было хорошо продуманной внешней провокацией (серией провокаций)  с целью эскалации широкомасшабного террора и подрыва советского государства.    Первые данные о «секретных материалах» Охранного отделения (Охраны, охранки) на Сталина («Секретная папка Сталина) попали в заграничную печать еще в 1926 г . (См. сб. Был ли Сталин агентом Охранки. М., Терра, 1999).Эта «утечка информации» о материалах «секретной папки» говорит о том, что информация о  ней уже тогда была в руках серьезных политических игроков, которые готовы были применить имеющуюся у них информацию (о чем и «предупреждали» Сталина).

Что это были за игроки? Известно, что немецкая сторона в 1936-37 гг об истории папки не знала и подготовила компромат на маршала М. Тухачевского по поручению самого Сталина (Е. Плимак, В.Антонов, Тайна «заговора Тухачевского», 1998, http://www.fedy-diary.ru/?page_id=5876).

Имеющиеся факты  позволяет считать вероятным организатором провокации с папкой английскую сторону. Вероятно, английская разведка еще в начале XX века курировала  группировки «русских националистов» в Охранном отделении  — ср. убийство Столыпина  и целый ряд иных полицейских акций в дореволюционной России. (см. «Сталин и Охранка» ). Вполне возможно, что она смогла получить от представителей царской тайной полиции и саму «секретную папку Сталина», информация о которой появилась в 1926 г., и которая была  «пущена в ход» в 1936 г.

Факт провоцирования заговора маршалов внешними силами позволяет подкрепить мнение, что сталинский террор конца 1930-х имел не только внутренние причины и источники (конфликт Сталина с революционной элитой), но также и внешние — диверсионные. В этой связи  указанный террор – в том числе и на Лубянке,  – может рассматриваться не только как результат внутреннего развития сталинского режима (и конфликта Сталина с революционной элитой), но и как удачная «антисоветская»  спецоперация, то есть  удачная внешняя диверсия против тогдашнего СССР.

Террор конца 1930-х гг (в первую очередь 1937 г.) выглядит если не как прямо организованный, то как  спровоцированный и усиленный стратегическими конкурентами советской России. Напрашивается также и точка зрения о поддержке этими же силами также и  террористической инфраструктуры, а возможно и ряда исполнителей террора.  Понятно, что ликвидация «хорошими» сталинистами и иными «консерваторами» целого революционного слоя советской России (аресты, заключение и расстрел якобы «своими» известных большевиков и проч.) вполне соответствовало интересам противников тогдашней советской системы. Уничтожением большевистской верхушки в СССР убивалось сразу несколько зайцев –ликвидировались активные защитники СССР и пропагандисты его идей, плюс компрометировался режим, уничтожающий «своих».

Крайне негативными для реального социализма были и многие другие результаты «Большого террора». Речь шла о серьезных переменах политической элиты. В частности,  замене (подмене) видных фигур Красной Армии, а также многих большевистских функционеров  (в том числе  и «красной»  большевистской  разведки) новой сталинской «как бы русской» (реально правонационалистической) агентурой. В советской разведке ликвидировались фигуры типа  А. Артузова, которые заменялись на правых националистов вроде откровенного нациста М.Рюмина,  активной фигуры «дел» конца 1940-начала 1950-х – «космополитов», «врачей», а также маршала Г.Жукова, каковым правые националисты (консерваторы) продолжили подрыв советской системы.

Результатом данных перемен в советских спецслужбах 1930-е гг стало формирование на Лубянке не только консервативных, но и радикально-консервативных (фактически нацистских) группировок, то есть реально нацистской закулисы. С точки зрения советской России  указанные консервативные группировки должны рассматриваться как диверсионные. Их важной задачей фактически являлся подрыв идеологии и всей системы  реального социализма, с установлением в России радикально-шовинистического режима. Не являлась ли указанные группировки  управляемыми извне? Весьма вероятно. В отличие от революционеров 1920-х гг консервативная агентура байгушевского пошиба во многом уже выглядит как «двойная» — т.е. подчинявшаеся также и внешним  центрам, которые контролировали правых русских эмигрантов. Примером таковой оказываются фигуры типа ставленника Русской партии Ф. Шахмагонова, выдвинувшегося в 1940-50-х гг в кампании против космополитов, как признает его активный пропагандист А. Байгушев, с брюссельским центром белой эмиграции (Б.,181).

Создание радикальной консервативной группировки (нацистской закулисы)  на Лубянке достигло явных результатов в конце 1930-х  при Берии. Вполне вероятно, что именно Берия, (который, как считали большевики, сотрудничал с мусаватистской и английской разведкой еще с 1918 г.), а также резко усилившиеся при Сталине радикально консервативные ( черносотенные) кланы на Лубянке стояли  как за террором 1930-40- гг, так и за «консервативными» «делами» и операциями 1940-х гг вроде ленинградского дела или  дела «космополитов».

Напрашивается вывод о  целом ряде  деформаций («подмен») в системе СССР, инспирированных консерватизмом (правым национализмом) и поддерживавшими его силами.  В том числе  — подмене большевистских деятелей консервативными функционерами, а также подмене   идеологии большевизма  консервативной идеологией (включая радикальный национализм). Эти подмены фактически представляли собой  поддержанную извне «консервативную»  диверсию  против тогдашней советской системы и ее идеологии, что явно показал и  сталинский террор. Террор 1937-39 гг,  второе издание которого пришлось на конец 1940-х- начало 1950-х, может считаться пиком консервативного проникновения  в советские большевистские структуры.

Полностью совершить подмену советской идеологии правым национализмом  Сталину (и заинтересованным внешним силам) не удалось. До начала 1990-х гг идеологией СССР оставался большевизм – второй марксизм. Однако правый национализм в различных формах стремился проникнуть в него, создавая различные полуконсервативные (симбиозные) национал-большевистские образования, похожие на тех, к которым   стремился «национал-большевизм» Устрялова в рамках «сменовеховства» 1920-х гг. Особо заметный консервативный (шовинистический) идеологический поворот сталинизма совпал с ударом сталинской бюрократии по Коминтерну, пакту  Сталина с Гитлером  1939 г., выдачей Гитлеру антифашистов и террором 1937-39 гг,  В дальнейшем это течение развивались — вплоть до борьбы с «космополитами» в 1940-х гг, за которой уже явно замаячила тень «Русской партии» в ВКПб (КПСС).  

8.  Русский консерватизм СССР 1940-х гг и. Сталинизм и война. Процессы 1940-х гг и появление  «Русской партия в ВКПб». Роль в процессах 1940-х гг.  консервативных группировок.Консерватизм и разложение советской идеологии. Черносотенные конвергенты и подрыв советского проекта.

 В данном изложении нет возможности подробно рассмотреть все события советской истории, в том числе, например, события войны 1941-45 гг, названной в советское время Великой Отечественной.  В связи с нашей темой следует отметить характерную позицию консерватизма по отношении к данной  войне – попытку подменить большевистскую революционную, интернационалистскую и антифашистскую идеологию этой войны на чисто национальную – антинемецкую. Консервативную концепцию  войны 1941-45 гг в основном правонационального типа в последние годы  в России развивал ряд авторов, выключая  Н. Нарочницкую («За что и с кем мы воевали» М., Минувшее, 2007). Эта консервативная и «антибольшевистская» позиция  фактически восходит к позиции Русской партии, существовавшей в СССР с 1940-х гг. Он была заметна и у самого Сталина, постоянно игравшего на идеологии шовинизма.

Вопрос стоит также о том, кто, собственно говоря, выиграл войну с Гитлером. Консерватизм выдвигает на первый план Сталина и правую «русскую идею»,  которая противопоставляется большевистской идее революции. Следует утверждать, что реально  войну с гитлеровской Германией выиграл вовсе не лично «консерватор» Сталин и  не консервативная  (правая) русская идея (при которой Россия дореволюционная, например, проиграла «великую» войну 1914 г., как и русско-японскую войну). Войну выиграла   «национальная» идея России и других народов тогдашнего СССР, соединенная с идеей  революции, реального социализма, сохранявшейся вопреки сталинизму.  Именно революционную Россию (и СССР), а не Россию правых националистов стремились поддержать  в тот период многие нации тогдашней Европы.

Идеология консерватизма и консервативные историки  не могут решить целого ряда вопросов, связанных с войной. Здесь и проблема начала войны, как и иных тяжелых поражений СССР, связанных с просчетами сталинской верхушки, и проблема репрессий против своих (в частности, оказавшихся в плену), и  проблема  власовского движения.

В послевоенном сталинском СССР консерватизм продолжает свое развитие, приводя ко многим странностям и  провалам советского реального социализма. Вторая половина 1940-х гг с одной стороны ознаменовались активным подъемом командно-административной системы, восстановлением разрушенной войной хозяйства, распространением влияния СССР в Восточной Европе. С другой стороны  — рядом репрессивных «дел», включая Ленинградское дело, дело врачей, кампании против космополитов и проч. В этих репрессивных делах очевидно проявили себя консервативные и радикально консервативные группировки, действовавшие внутри советской системы, и заявившие о себе уже в 1930-х гг. после «большого террора».

Вопрос, откуда взялась «Русская партия в КПСС»,  приводит первоначально  к 1940-м гг.  Ее возникновение  ее идеолог и историк Байгушев связывает с постановлением Жданова 1946 г., которое, по его мнению, стало сигналом образования данной партии  в Ленинграде (Русская партия внутри КПСС, с.170). Жданова Байгушев  и считает главой «Русской партии» 1946-48 гг.  При этом, как уже упоминалось, по словам того же Байгушева,  предшественник Русской партии – «Русский орден» существовал в советской России, вероятно, с 1920-х гг.

В конце 1940-х события, по мнению Байгушева, развивались следующим образом. «Враги» — прежде всего,  «грузинский еврей» (?!) Берия   не дремали. Берия (которого по Байгушеву, якобы  поддерживал и Хрущев) решил  донести на «Русскую партию» Сталину и на «лукавом доносе» «выйти из опалы».   В 1946 г. он «подсадил» к Жданову Суслова и инициировал историю с антицерковным постановлением (Б.,172). Началось «выявление» и проч. В ходе «Ленинградского дела» якобы засветили всю «Русскую партию». В качестве главы определили Жданова. Более 2-х тыс человек было расстреляно. Жданов умер, по Байгушеву, якобы «сам».Так в целом хорошим, по мнению Байгушева, Сталиным был нанесен странный  удар по «Русской партии», возникшей в 1946-48 гг.  В результате этого русские националисты ушли «в катакомбы».

Отметим, что  логика событий того времени в этой байгушевской картине явно искажается. Во-первых, трактовать Ленинградское дело как  удар  против «Русской партии»  странно, поскольку,  во-первых,  «ленинградцы» 1940-х гг начиная с Н. Вознесенского  — в основном активные организаторы обороны Ленинграда — конечно и близко не могли быть правыми националистами и вряд ли могли принадлежать к группировке Русская партия.  (Во всяком случае, свидетельств этого нет.)Удар, как это было и в 1930-х гг,  наносился  руками манипулируемыми группировками в спецслужбах по советским силам, скорее всего — с целью подмены их на право-националистические.

Кроме того, с 1948 г. Сталин наносит удар и по партии якобы «еврейской» — совершая убийство Михоэлса, начиная антикосмополитическую  эпопею и дело врачей вплоть до едва ли не высылки всех советских евреев  в Сибирь.  Попытки рассмотреть антикосмополитическую кампанию как «ответную» не подтверждаются фактами. Среди причин этой кампании  были иными —  в частности, разочарование Сталина в связи с изменением ориентации создаваемого при участии СССР гос-ва Израиль. (См., напр., Г. Костырченко.Тайная политика Сталина, М., Межд. Отн.,2001).

При этом в антикосмополитической и «врачебной» кампаниях  участвовал ряд активистов «Русской партии» партии, в частности, тот же Федор Шахмагонов  (Байгушев, с.181).Основой обоих кампаний была характерная риторика указанной партии, которая активно использовалась ее представителями и в последующие десятилетия. Поэтому есть все основания считать, что данные кампании совершались при активном участии данной структуры и ее покровителей.

Не очень известно, что первый удар «дела врачей»  пришелся на спецслужбы. В 1951 г. М. Рюмин написал донос о «сионистском заговоре» в органах госбезопасности. В результате был арестован целый ряд работников МГБ еврейской национальности, включая убийцу Троцкого Н. Эйтингона. Главой сионистского заговора по иронии обстоятельств был объявлен В. Абакумов, до этого активно занимавшийся репрессиями, в частности по Ленинградскому делу. Выбиванием показаний из него занялся Рюмин (Cм.И. Тельман, Дело о сионистском заговоре в МГБ, http://www.jewish.ru/history/press/2009/07/news994276642.php ).  Дело о «сионистском заговоре» стало шагом к существенному усилению  радикально- консервативных группировок в советских спецслужбах и верхах номенклатуры. Готовивший дело С. Д. Игнатьев  расставил на важные посты целую группу своих сторонников, включая, например, Н. Месяцева, А.Епишева, В. Алидина и др., многие из которых досидели на своих постах до 1980-х гг. (Н.Митрохин, Русская партия в СССР, 102-106.) Заигрывавший с правым национализмом Сталин  в конечном счете сам стал его жертвой,  а также, возможно, жертвой тех внешних сил, задачей которых был подрыв СССР как политический, так и идеологический.

Как реально оценивать «кампании» конца 1940-х гг? Видимо, обе операции – как  «Ленинградское дело» (ошибочно трактуемое как дело «русской» партии), так и  кампания против   «космополитов»,  « врачей» и т.д.,  суть удачные спецоперации неких сил – вполне вероятно, в конечном счете внешних, для подрыва советской системы и насаждения манипулируемой консервативной агентуры. В обеих историях просматривается ряд черт, сходных с террористическими спецоперациями 1930-х гг, в особенности 1937 г., проводившиеся в созданными на Лубянке диверсионными (прежде всего правонационалистическими)  группировками .

Результаты кампаний рубежа 1940-50-х гг таким образом  наносили серьезный ущерб СССР в целом ряде апектов. Что касается еврейского вопроса, то кампания против космополитов  и  «дела врачей»  ясно знаменовала проигрыш СССР в идеологической полемике с Западом по этому  вопросу, причем  в весьма удачное время — время образования государства Израиль в 1948 г.  В то время как Запад рекламировал новое еврейское государство, оказавшееся, понятно, под западным – англо-американском контролем,  в СССР к 1953 г. сталинским руководством  (с подачи  консервативных группировок) планировалась едва ли не высылка всех советских евреев из больших городов — в Биробиджан, а также Казахстан. История «космополитов» и  пр. наносила таким образом существенный урон СССР в национальном вопросе в целом (и еврейском в частности) ясно показывая, что в СССР евреям «плохо», а на Западе, соответственно – «хорошо».

 Это позволяет предположить, что «антикосмополитическая» операция, как и иные операции, соответствующие идеологии  правонационалистической Русской партии в КПСС, и делавшиеся руками ряда ее функционеров,  вполне могла иметь (и вероятно имела) диверсионный характер, поскольку  была явно выгодна внешним силам, стремившимся устранить советского конкурента – в том числе в полемике по национальному и «еврейскому вопросу».  То есть кампания против космополитов вполне  могла быть инспирирована внешними силами с целью подрыва советской системы и ее внутреннего и мирового престижа. Реально подрывалась и сталинская система власти: вся репрессивно-террористическая фантасмагория конца 1940-начала 50-х гг закончилась среди прочего и  смертью Сталина в 1953 г.

В таком ударе по СССР могли быть заинтересованы серьезные внешние игроки – противники СССР. Не их ли орудием выступали подпольные консервативные (и радикально-консервативные) группировки в СССР типа Русского ордена, Русской партии и проч.?  Очевидно, что внешние источники мог иметь (а видимо реально и имел)   весь проект «русский консерватизм» (правый национализм) в СССР. Внедрение этой группировкой правого национализма (в черносотенном варианте) было едва ли наиболее сильным ударом по советскому проекту, а также по тому самому СССР, по которому консерваторы – реальные союзники радикального национализма —  и до сих пор проливают крокодильи слезы.

Одним из подтверждением этого является и то, что целый ряд активных деятелей Русской партии  уже в 1940-х гг выглядел как «двойная агентура».В этой связи нельзя не сказать о т.н. черносотенных конвергентах, активизировавшихся в  рамках т.н. Русской партии в конце 1940-начале 1950-х гг.  Правый националист Байгушев резко нападал на теорию конвергенции Сахарова, определяя позиции демократов в КПСС- противников сталинистов — как «образец двурушничества и ползучей конвергенции» (Русская партия, с.303). Как и в случае с «сионизмом», термин конвергенция понимается правым национализмом по-своему — как ложные попытки объединить Святую Русь с «гнилым Западом» (по определению «сионистским»). Однако в Русской партии активно действовали свои «конвергенты», в числе которых можно назвать, например, активно рекламируемого Байгушевым Федора Шахмагонова.

Ф.Шахмагонов, которого по Байгушеву «русским надо знать», выдвинулся еще в начале 1950-х г. в период борьбы с «космополитами», выполняя в «Комсомольской правде» важное задание Берии — разоблачал еврейские (внешне как бы русские) фамилии. (Байгушев, 181). Подобные разоблачения являются обычным идеологическим фокусом всей шовинистической и национал-патриотической литературы еще с «Завещания русского фашиста» К. Радзаевского .«Евреи» в ответ Шахмагонова якобы «преследовали», но он «не сдавался». В «катакомбах» постоянно «рос» — причем, как на дрожжах. Вскоре достиг больших успехов — был «подсажен» секретарем к М.Шолохову. Сильно — в том числе и через Шолохова — помогал «русской партии»: в 1960-70-х. имел квартиру на Ленинском проспекте, бывшей важным «партийным» центром. В конечном счете оказался в Брюсселе – центре белой эмиграции, с которым был связан как «предками», так и идейно ( Байгушев,с.181).

Деятелей  типа Шахмагонова можно определить как «черносотенных конвергентов». Аналогичной  фигурой был  видимо перешедший в 1945 г  на западную сторону и живший  в США русский националист Георгий Климов. Невозвращенца Георгия Климова, книги которого до самого последнего времени  невероятными тиражами печатали и распространяли в России «консервативные» издательства, (как мы писали ниже)  сильно любили и привечали в окружении А. Проханова.    Оба русских националиста – как советский (Шахмагонов), так и американский (Климов) — похожи как две капли воды. Оба — хорошие черносотенцы, со сходными приемами разоблачения мирового еврейского заговора. Они-то и научили этим же приемам байгушевых, которые с 1950-х гг повели нацистскую закулису в бои с «иудео-марксизмом» до полного развала СССР.

Итак, — спросим прямо у  консервативных пропагандистов и контрпропагандистов — разве Русская партия в КПСС (и СССР) как и советское черносотенство вместе с НТС  — не была прямой агентурой стратегических конкурентов тогдашнего СССР? Если это так, то нечего консервативным пропагандистам  обвинять в «предательстве» и работе на   «иностранные разведки» неконсерваторов и «либералов» вроде А. Яковлева, не говоря о таких фигурах, как Ю.Андропов. Одним из наиболее серьезных ударов по СССР было создание внешними силами радикально- консервативной  (право-националистической) закулисы в СССР, причем — прежде всего в спецслужбах, а затем и в иных структурах.  Это подтверждает, что вовсе не либерализм, а  именно правый национализм (консерватизм)  был  главной ударной силой антисоветского проекта, а значит и разведок «противника» в советский период.

Вывод: постоянно кричащим «держи вора» (в плане поисков внешних агентов – они же либералы и интеллигенты ) русским правым националистам (консерваторам — черносотенцам в радикальном варианте ) следует указать, что именно их и следует считать весьма важной (а может и «главной» агентурой антисоветских разведок в бывшем СССР, успешно осуществлявшей цели его идеологического и политического подрыва.

Это дает ответ на вопрос, можно ли считать идеологию консерватизма (в особенности в радикальном варианте) идеологией защиты СССР, а действующие на ее основании политической группировки (в том числе и силовые) продолжателями советского развития и самостоятельного развития России.

Эта идеология была явным регрессом от идеологии официального большевизма и не могла соответствовать целям его развития. Вначале воздействие правого национализма на большевизм приводило к его движению в сторону национал-больщевизма, а затем и радикального консерватизма, образцы которого представила Русская партия.  Национал-большевизм — это полуконсерватизм, соединение интернационального большевизма с русским правым национализмом. То есть в терминах «второго» марксизма (марксизма-ленинизма) – «шовинистический уклон» в ВКП(б), в котором можно обвинить сталинизм как советский, так и постсоветский ( не исключая и КПРФ).   Кто стоял за идеологией радикального консерватизма Русской партии в СССР?  За ней очевидно стояли в том числе и внешние силы, которые, вероятно, и манипулировали консервативными группировками.

9.Послесталинские реформы глазами русского консерватизма. «Троцкистско- космополитическая оттепель». Хороший Берия и «подлый вражина» Хрущев. Сталинисты против Хрущева. Провал реабилитации. «Русские катакомбы» 1950-х — 60-х. «Увлекательные окопные сражения на русско-еврейском фронте». Консервативный антисоветизм. Солженицын, Шафаревич.  

После XX-го съезда началась хрущевская «оттепель». Ее, согласно  «антилибералам» (консерваторам), конечно, придумали те же самые гнусные демократы (то есть по Байгушеву, «жидовствующие»), которые хотели демократизации партии и реформ в СССР. Не случайно правые националисты определяют послесталинские перемены как «троцкистко-космополитическую оттепель» (Байгушев, с. 6).

Как и на рубеже 1950-60-х гг современный русский консерватизм   (писания С.Семанова, А. Мартиросяна и проч.) до сих пор занимает активную «антихрущевскую» позицию. Патриоты из «Русской партии»  не любили Хрущева уже в начале 1960-х гг, поскольку продолжали любить Сталина. Они также стремились препятствовать любым возможным реформам сталинской системы.

Для настоящих «щирых» черносотенцев байгушевского образца Сталин в конечном счете был «не слишком хорош», поскольку по сути был инородцем («тяжелая дубина с кавказским акцентом»), и не был, несмотря на шовинистические симпатии, прямым сторонником черносотенных партий. Вместе с тем из советских лидеров правые националисты предпочитали именно Сталина. «Если социализм, — заявлял (как уже отмечалось) Байгушев,- то сталинский». Для сторонника монархического черносотенства выбор вполне логичный. Консерватизм поет одну и ту же идеологическую песню о несчастном оболганном Сталине, замечательном Берии и плохом Хрущеве, который стал «разваливать» хорошую сталинскую систему.

 «Полвека назад ,- пишет А.Мартиросян,- ярый вражина СССР и России печальной памяти Н. С. Хрущев — при сверхактивной поддержке маршала Г. К. Жукова и других развязал по сию же пору не прекращающуюся гнусную вакханалию подлого антисталинизма». ( А. Мартиросян. Трагедия 22 июня: блицкриг или измена? http://www.litmir.net/br/?b=178581).

Важной частью борьбы с Хрущевым было желание  национал-патриотов «окоротить» демократов, т.е. стремление к подрыву оттепели, проводимой шестидесятниками, яростно ненавидимыми байгушевскими консерваторами (правыми националистами). Последними приводится множество аргументов против Хрущева и его реформаторства   — в большинстве демагогических. Черносотенец Байгушев (какой демократ, однако!) даже обвиняет Хрущева в «бытовом антисемитизме».  Консерватизм не признает никаких достижений хрущевской эпохи.Не признается ни советский подъем, связанный с оттепелью и разрывом со сталинизмом, ни достижения нового периода. Не нравились консерваторам «Русской партии» ни реабилитации послесталинской оттепели, ни укрепление влияния СССР в мире, ни  сама идеология шестидесятничества, ориентированная на реформу социализма и отрицающая шовинистический консерватизм.

Что касается реабилитации многих незаконно репрессированных при Сталине людей,  то после Хрущева этот процесс (например, комиссия Шатуновской) сворачивается.

Важной линией критики правым консерватизмом советского проекта было критика  сфер влияния бывшего СССР и обвинение сторонников их укрепления в «троцкизме». В «троцкизме» Байгушев обвиняет в частности реабилитированных при Хрущеве старых большевиков. «Полезно знать, что в кампаниях «шестидесятников» периода хрущевской Оттепели , среди которых большим влиянием пользовались возвращенные Хрущевым и его главным идеологическим советником Куусиненом из концлагерей и реабилитированные троцкисты» упорно еще ходила версия, что будто Троцкий, а не Ленин был в революцию первой фигурой» (Б., с.116).

«Реабилитированные троцкисты» на языке Байгушева, это «досталинские» (то есть реальные) большевики, замененные – в том числе и в результате прямого террора — на сталинских «консерваторов». У Байгушева троцкизм– синоним большевизма вообще (об этом мы уже говорили в связи с террором). Все советское влияние в мире согласно правому национализму – троцкизм, поскольку работает на «мировую революцию».

Важная причина критики Хрущева Русской партией – активная поддержка им советского влияния за границей. За это Хрущев, как и советские революционеры 1920-х гг. и старые большевики ( «троцкисты» согласно консерваторам), обвиняется в  растрате советских ресурсов («профукал весь золотой запас»). Из этих обвинений становится понятно отношение радикального консерватизма к России как центру «коммунистического» и левого движения. Байгушевский правый национализм реально оказывается противником советских сфер влияния в мире  и  активным сторонником провала этих сфер.

Точно также консерватизм вел себя и в период перестройки. Важной составной частью тогдашней  пропаганды радикально-консервативной группировки  ( а вовсе не  «либералов») был отказ от советских сфер влияния даже в бывших советских республиках как «свобождения от присосков». В этом Байгушев отличался от сталинистских «имперцев» типа Проханова или Дугина, не говоря уже о сторонниках «либеральной империи» типа  А.Чубайса. Байгушев и  «Русская партия» (что вероятно, приветствовалось внешними покровителями этой группировки)- всячески стремилось подорвать влияние советской России в мире, поскольку это влияние, мол, создавалось «за счет России».

Этот факт интересно сопоставить с  густой имперской риторикой  консерватизма и  его нескончаемым имперским плачем. Если вы якобы имперцы, то чего  ноете по поводу советских сфер влияния, созданных реальным социализмом в XX веке, и тем более постоянно стремитесь подорвать эти сферы?  Разве это противоречие – не свидетельство провокаторской роли  консерватизма в СССР и постсоветской России?

В послесталинский —  хрущевский и брежневский — периоды консерватизм (правый национализм) продолжил свою деятельность против советского проекта.         По словам историков, движение русских националистов представляло собой «хорошо организованное сообщество». Идеологию данной группировки представляли «этнонационалистические мифы и ксенофобия», в частности, «жесткая антисемитская направленность» ( Н.Митрохин, Русская партия в СССР, с. 8-9). «Протоколы сионских мудрецов» не публиковались, но подразумевались» Характерную особенность движения составляла «правильная ориентировка по главному вопросу» —  то есть поддержка характерной для правого национализма  теории мирового еврейского заговора. ( Митрохин, с. 366).

«Надзирающие» советские  организации  отмечали преемственность между довоенными правыми националистами и послевоенными консерваторами — в том числе в лагерях. «Среди сидевших «за войну» было достаточно большое количество русских националистов: представители зарубежной русской интеллигенции, коллаборационисты (нередко идейные) периода ВОВ, духовенство. Эти люди не только предавались воспоминаниям о былом, но и активно занимались вербовкой в свои ряды «студентов», выступая таким образом не только в роли идеологов, но и в качестве организаторов русских  националистических групп…Характерен в этом отношении  процесс по делу организации НТС, созданной еще в начале 1950-х гг в Ихтинских лагерях» (Митрохин, Русская партия в СССР, с. 432). Среди активных участников правонационалистических группировок были действовавшие еще в 1930-е гг в эмиграции правые националисты, например Е.Дивнич и И.Ковальчук-Коваль.

Как и правые группировки 1920-х гг, правонационалистические группировки поддерживались также и извне СССР.    Ряд западных исследований русского консерватизма (например, Данлоп) содержали «рекомендации по использованию русских националистов в интересах Запада» (Митрохин,17) .

Важную роль в распространении правого национализма («консерватизма») в СССР играла организация Народно-трудовой союз (НТС), с которой был связан целый ряд фигур  «Русской партии».По словам Н. Митрохина, «В глазах КГБ существенной виной членов движения русских националистов была связь с НТС. Все участники движения,  арестованные в 1970-80-х гг (кроме, возможно, Иванова – Скуратова) были связаны с этой организацией» (Митрохин, Русская партия в СССР, с. 553). Правые националисты 1960-70-х гг  «были связаны с НТС, получали от этой организации литературу, передавали ее эмиссарам самиздат» (М.,464). Журнал правого националиста (антисемита и православного монархиста) Осипова  «Вече» прямо финансировался НТС (Митрохин, 465-66).

   Отцом известного лидера Русской партии Ильи Глазунова был купец из Царского села, сохранившим монархические взгляды, который написал самиздатскую работу о советской экономике. Один из дядей Глазунова (По линии матери – остзейские немцы, фамилия Флуг ) ушел с немцами и работал в типографии НТС  (Митрохин, 207- 208). И.Глазунов в 1960-х установил свои контакты с этой организацией. Причем «сотрудничал с наиболее ксенофобски настроенными членами НТС,  как,  например, А. П. Столыпиным, который «рассказывал о сути и смысле Октябрьской революции, понимаемой им как погром России тайными организованными силами, масонами».  (Л. Колодный – Митрохин, с. 208).

Национал-патриоты из окружения  И. Глазунова  вступили в контакт с известным еще дореволюционным монархистом и сторонником радикального консерватизма В.Шульгиным. В начале 1980-х гг помощник И. Глазунова Д. Васильев стал одним из организаторов и затем руководителем общества «Память», идеологией которого был все более явный радикальный консерватизм.

С начала 1960-х гг радикально консервативные группировки Русской партии начинают активно проникать в советский государственный и партийный аппарат, включая аппарат ВЛКСМ.  Один из первых активных поборников «консерватизма» в партаппарате был первый секретарь ЦК ВЛКСМ Сергей Павлов, который уже в начале 1960-х гг     создал в ЦК ВЛКСМ активную консервативную «группу Павлова». Представители этой группы «разделяли комплекс этнонационалистических мифов, существовавший в партийно-государствнном аппарате» (Митр.,248).

С. Павлов одним из первых в хрущевский период начал обычную консервативную практику доноса на «либералов» (критиков сталинизма и сторонников реформ советской системы). Уже в 1961 г. он  нападал на авторов оттепели как «жалкую группку морально уродливых авторов». В 1963-64 г. он же резко критиковал в «Комсомольской  Правде»  авторов, близких к «Новому миру», что вызвало  протест А.Твардовского.  Павлов нападал также на Солженицына, который якобы был осужден не по политическому, а по уголовному обвинению (Митрохин, 257).

 Важной темой консервативной группировки был антисемитизм, однако закамуфлированный под критику «троцкизма» В 1970 г. С. Семанов, относившийся к Ленину не лучше, чем к  иным большевикам,  выступил с лекцией «Борьба Ленина против троцкизма в области истории и культуры» (Митрохин, с.324).   Он же в 1970-х гг, занимался снабжением шовинистическим самиздатом пятерых помощников членов Политбюро, что трактовал как «просвещение подверхов» (Митрохин, 124).

В 1960-70-е гг  Русской партии по Байгушеву «приходилось действовать подтекстами, аллюзиями, иносказаниями» (Б.,305).  Ну как же без подтекстов! Октябрьская революция с точки зрения байгушевской русской партии – это «сатанинский шабаш», она же — «еврейская» революция. Ленин – «Бланк» (П.Палиевский и проч.).  Доказывая все это в кулуарных беседах со «своими» и ненавидящий все советское Байгушев одновременно в 1967 г.,  как уже отмечалось,  писал для питерского главы Романова книгу «Ленин в революции» (Байг.,с.269).  Речь шла (выражаясь советским языком – до сих пор используемым Байгушевым) о реальном «двурушничестве» идеологии и практики т.н. Русской партии в КПСС.

Вся деятельность  правых националистов в советских рамках отличалась  постоянным лицемерием : свои реально   черносотенно-имперские взгляды они пытались камуфлировать под марксизм. Среди национал-социалистических (часто и прямо черносотенных) псевдозашитников СССР уже в 1970-е гг числились такие критики советской системы, как И. Шафаревич, В. Кожинов, П. Палиевский (кстати, и в 2010 г.член редколлегии «патриотического» издательства «Алгоритм») и многие другие.

Характерно описание одного из «Русских клубов» 1969-70 гг будущего поклонника Брежнева Сергея Семанова. Как не без явного удовольствия сообщает Семанов,  из 15 участников клуба (в числе которых был недавно освобожденный из заключения монархист Осипов) не было «ни одного товарища с марксистскими убеждениями». В обсуждениях не было ни одной марксисткой формулировки, ни одного марксистского тезиса, будто марксизма не существует» (М.,321). Основное ядро клуба «было настроено антикоммунистически». Таковой были и «участники группы Кожинова-Палиевского –  русские националисты, антикоммунисты и как правило монархисты»  (М., 323).

Несмотря на свою «антисоветскость» (резкую критику большевизма и превознесение дореволюционной монархии),  главной своей задачей Русская партия в КПСС считала борьбу с советскими демократами – то есть сторонниками «демократического» реформирования советской системы. Эти битвы с демократами в партии  вслед за Семановым Байгушев описывает как «увлекательные окопные сражения на нашем русско-еврейском фронте» (Русская партия внутри КПСС, с.522). Нацистская закулиса вела  указанные «окопные бои» со сторонниками реформ советской системы на самом верху советской партийной иерархии еще с хрущевского периода. Главной задачей была борьба с партийными демократами в окружении Хрущева – аджубеевцами, в дальнейшем сторонниками реформ советской системы, в том числе А.Яковлевым.

 Конфликт «либералов» и «консерваторов» (правых националистов) был очевиден и в  диссидентском движении. Отчетливым правым националистом, противником социализма и марксизма  был  автор известных и активно переиздаваемых ныне работ И. Шафаревич. К консерватизму склонялся и А. Солженицын   (критиковавший «либералов», например, в известной статье «Образованщина»). Многочисленные  черты влияния консерватизма (правого национализма) на позицию Солженицына  можно обнаружить  вплоть до последних его работ (в частности, в книге «200 лет вместе»).

Разумеется, Русская партия (правые националисты) были главным инициатором отставки Хрущева – главным недостатком которого считалось его стремление к реформам – а также расширению советских сфер влияния. Байгушев описывает активное участие «русской партии» в снятии Хрущева и приходе к власти Брежнева.

11. Брежневский период как «золотой век» СССР. Советский консерватизм и сторонники реформ. Борьба правых националистов с демократами в КПСС. Почему правые русские националисты не любили советских диссидентов и доносили на них. Антагонизм либералов и консерваторов. «Два крыла державного орла» и игра в две руки.

После отставки Хрущева, организованной при активной помощи  консервативной Русской партии,  в СССР начинается брежневский, говоря словами С.Семанова «золотой век».О «золотом веке советской власти – то есть брежневском времени, самом тихом и умеренном под большевиками» (один к одному с Семановым, как сговорившись) пишет и правый националист (он же по Байгушеву «контрпропагандист») Олег Платонов (Байг.,71).

Действительно, брежневский период на общем советском фоне выглядит достаточно умеренным и спокойным. При этом хвала Брежневу у правых националистов выглядит явно лицемерно. Называемая у Семанова «золотым веком» брежневская власть согласно советнику Суслова Байгушеву (и на словах – единомышленнику Семанова) как и «советская власть» в целом — не что иное, как «оккупационная еврейская власть» (Байгушев, 194). Он же называет ее «полуиудейской», настаивая на необходимости «русского переворота». Какой уж тут  «золотой век»? Кто из двух «наперсточников с цитатами» — «новый Столыпин» (по словам Байгушева) Семанов или сам черносотенный конвергент Байгушев — лжет, а кто вещает правду?

Кстати, поэтизируя семановскую книгу о Брежневе, Байгушев успел забыть, что сам называл Семанова образцовым патриотом и чуть  ли не «Столыпиным»  Русской партии» (  «наш Столыпин» — Б., 136).  Выходит, у консерваторов – что Столыпин, что Брежнев – все едино?

 Брежнев, как известно, начал свою деятельность на посту генсека КПСС с ряда действий по «нормализации» ситуации в СССР после якобы «хрущевского волюнтаризма», но перешел к сталинистским контрреформам. В 1969 г. под влиянием советских «консерваторов» (советских традиционалистов и правых националистов, маскировавшихся под марксизм), Брежнев делает попытку реабилитации Сталина.(Подробности — Р.Медведев, о Сталине и сталинизме)

Разумеется, брежневская ресталинизация конца 1960-х гг активно поддерживалась «Русской партией в КПСС». Недаром сталинизм остается коньком русского консерватизма вплоть до настоящего времени.

Одним из прорывов Русской партии Байгушев считает «истинно русский манифест» Семанова 1960-х гг., каковой означал (по словам Солженицына) переход от «нечленораздельного русофильского мычания» к «открытым битвам» со сторонниками реформирования советской системы. То есть, согласно логике консервативной «контрпропаганды», изложению доктрин правого национализма в «советской» упаковке.  К настоящему времени плодовитый «консервативный» автор Семанов выпустил ряд книг, включая книгу «Брежнев – правитель золотого века», «Русская расовая теория» и проч.

Важную роль в консервативном движении Русской партии продолжал играть аппарат ВЛКСМ, сориентированный в данном направлении еще  первым секретарем ЦК ВЛКСМ С. Павловым. «Со второй половины 1960-х гг несколько антикоммунистических и монархических по своему настрою групп нашли защиту, покровительство и работу под крышей ЦК ВЛКСМ.» (Митрохин, 354)  Наряду с монархизмом в их вреде обычным был «этнонационалистический миф о злокозненности евреев» (Митрохин, с.358).

С ВЛКСМ была связана и т.н. группа А.Шелепина, в дальнейшем игравшая активную роль в смещении Хрущева, а в 1967 г. даже пытавшаяся сместить Брежнева. (Митр., 99).

 Как сообщает в своих воспоминаниях об этом периоде будущий работник ЦК КПСС и одновременно активный борец с марксизмом и коммунизмом А. Ципко, уже в конце 1960-х гг в аппарате ЦК ВЛКСМ широко велись «белые разговоры» (Митрохин, 350-351).Многие аппаратчики «по своему отрицанию коммунизма были близки ко мне»  (Митр.,284). Сам аппаратчик Ципко был «нормальным белым патриотом», проходил за «белого специалиста» (Митр.,351). Говорил о себе как «ренегате с партбилетом в кармане». («Почему я не демократ»).

Положительной идеологией  подобных функционеров  был  православный монархизм.     А. Ципко даже удивлялся на появление в Ставропольском крайкоме ВЛКСМ  М. Горбачева. «Там днем с огнем нельзя было найти ни одного работника, который бы всерьез относился к марксистско-ленинской идеологии с ее «социалистическим выбором» .Горбачев был едва ли не «единственным представителем комсомольцев, который не переболел почвенничеством» ( Митр., 244).

Важную роль в движении Русской партии играли  «патриотические» (консервативные») журналы – «Нащ современник» и «Молодая гвардия», а также  шовинистический самиздат. В «Молодой  Гвардии» печаталась «антисионистская» литература, в том числе антисемитских публицистов Е. Бегуна и Е. Евсеева. (Митр., 267). Таков же был и самиздатский консервативный журнал  «Вече» правого националиста Осипова. По словам  Н. Митрохина, «Первые номера Веча поразительно близки журналам «Наш Современник» и особенно «Молодая гвардия». (Митрохин,  с. 468). «Больше половины объема журнала занимали псевдоисторические, публицистические и литературоведческие материалы, которые в немногим более благоприятных обстоятельствах вполне могли появиться на страницах Молодой Гвардии и Нашего современника» (Митр.,470).

Партийный аппарат  в целом «снисходительно относился к движению русских националистов» (Митр.,358). Активная борьба Ю. Андропова с русскими националистами – (в короткий период его пребывания у власти — апрель 1982- февр. 1983 )  была скорее исключением. В этой связи правые националисты обвиняли Андропова  в «антирусской позиции». Дело в том, что Андропов, по словам Митрохина  «считал деятельность русских националистов одной из наиболее важных опасностей, грозивших внутренней стабильности в СССР» (Митр., 550). Отсюда — резкая критика  Андропова представителями Русской партии  вплоть до последнего времени.

Как замечает Н. Митрохин, вопреки мифу об «особой жестокости» властей по отн. К рус. Националистам, репрессии против «русской партии» применялись «крайне скупо» (М., 548). Консерваторы с одной стороны подвергались репрессиям вместе с другими диссидентами – например осуждение ВСХСОН , 1967, В. Осипова в 1975, Л. Бородина  в 1982 гг.   Однако им инкриминировался «не только самиздат, но и получение денег от эмигрантской организации НТС».  Вместе с тем, по словам Н.Митрохина, «На наш взгляд, существует достаточно свидетельств того, что высшее руководство КГБ благожелательно относилось к русской партии» (М., 548).

Интересны соображения Байгушева о т.н. «двух крыльях двухглавного орла» — то есть о  своеобразном «распределении сфер влияния» между партийными либералами и консерваторами в СССР 1960-80-х гг. Байгушев говорит  о чуть ли не о «договорно закрепленном» равновесии между идеологическими крыльями консерваторов и либералов в тогдашнем СССР.   Откуда взялось это распределение? Кто определил эти сферы влияния? Речь шла, заметим, уже о позднем СССР и советском (втором) марксизме, который ступил в стадию разложения. Признаком чего, по-видимому, и стало появление указанных «крыльев» —  как либералов, так и консерваторов.

Образование в бывшем СССР данных двух крыльев либералов и консерваторов может быть  следом внешнего идеологического влияния на СССР .  Возможно, перед нами классическая схема управляемого конфликта, который действует в постсоветской России и до настоящего времени. Есть основания считать, что данный конфликт стимулировался также и извне, что могло соответствовать и внешним задачам  по разложению СССР.

Запад, по-видимому,  ставил своей целью «подмену» «левых» вариантов либерализма (шестидесятничества) и  советского  консерватизма (сталинизма) на их правые аналоги. Именно, замену советского либерализма (теории социализма с человеческим лицом) на оранжевый (правый) либерализм для советских демократов правый национализм для консерваторов.

Роль русского правого национализма в управляемом (возможно и извне) конфликте либерализма и консерватизма была специфической – именно, обычно прямо провокационной. Байгушев рассказывает о постоянных провокациях консерваторов Русской партии против «либералов» — то есть сторонников демократизации советской системы еще в рамках СССР.

Характерной особенностью «консерваторов» (правых националистов) в брежневский период была поддержка официальных репрессий против диссидентов – «либералов» — т.е. систематические доносы на последних.  С одной стороны Русская партия (в частности, Байгушев)  выделяет среди диссидентов «своих» — например, правого христианина В. Осипова. Его якобы посадил Андропов, с точки зрения Байгушева –«ихний».( постоянно описываемый у «бедного киргиза» Байгушева как Андропов-Вайнштейн ( по матери).Критика Андропова – вплоть до обвинений в работе на стратегических конкурентов – обычная черта риторики правого национализма. Несмотря на обвинения Андропова и проч. в посадке национал-патриотов (в основном за связи с НТС) в первую очередь сажали все таки диссидентов — «демократов».

Например, еще до Андропова, в 1966 г. с началом брежневского «золотого века» дали 7 лет Синявскому и Даниэлю — не за политику, а за чисто литературные произведения (См. «Цена метафоры», М.,1990). Об этом у «наперсточника» — ни слова, потому что «не свои», а таковых, по Байгушеву, сажали «за дело».  Кстати, доносами занимался и правый самиздатский журнал В. Осипова  «Вече»,  напечатавший, например, «разоблачительные» воспоминания  Н.Решетовской против  А.Солженицына. В обвинении осужденных на семь лет Синявского и Даниэля  не сильно приглядную роль играл  Михаил Шолохов. Кто тащил Шолохова в обвинители  писателей ? Не консервативные ли «контрпропагандисты»  через  хорошего черносотенно-белогвардейского  секретаря — того же Федора Шахмагонова,  по признанию Байгушева, «подсаженного» к нему правыми националистами ?

Характерно критическое отношение Байгушева и иже с ним к Александру Зиновьеву, в 1970-е уехавшему из СССР и выступавшему на западе с острой с критикой советской системы. Черносотенный номенклатурщик объявляет Зиновьева… «отщепенцем», что в тогдашней ситуации было явным доносом. Какая тут логика? Зиновьев — как будто «свой»,  вполне русский (не какой-нибудь инородец) и в 1980-х – антисоветчик. До начала 1990-х — острый критик  СССР и социализма,  как и консерваторы байгушевского образца —  например,  антисоциалист Шафаревич.  Ан нет, Зиновьев у русской партии Байгушева – не свой и «плохой». Дело просто: правые националисты  чувствовали, что Зиновьев был  все-таки скорее социалистом, чем правым националистом,  что особенно ярко проявляется в его работах после 1993 г.

В результате с точки зрения правого национализма Зиновьев оказывается так же плох, как «национал-большевик» Зюганов.  Последний хотя и «национал», но все же слишком большевик – то есть не последовательный националист, а потому «коллаборационист» и «отщепенец» (от своей нации). Поэтому, подменяя советские штампы консервативными, сидящие на советской «контрпропаганде» правые националисты  Байгушевы и Шахмагоновы  клеймят беглого Зиновьева за «отщепенство», как позже цэковца Александра Яковлева за якобы «двурушничество».

А разве не реальным двурушничеством поборников Русской партии байгушевского разлива – является само сидение правых националистов (то есть монархистов и черносотенцев) на советских постах, лицемерные писания ими советских текстов (вроде Байгушева к 100летию Ленина) и постоянное стремление уверить советских «тюфяков» (от «калоши» Суслова до маршала Язова), что они «защищают советскую власть»?

 Интересен и сам консервативный  термин «отщепенство». Нельзя не заметить, что указанный термин (как и иная терминология сталинского и неосталинистского репрессивного аппарата) прямо связана с дореволюцинным консерватизмом, хотя и специфически перевернутым. Термин «отщепенство» есть специфический повернутый термин «Вех», как и термин «космополитизм». Как будто сталинистские следователи 1940-70-х гг (в том числе из числа байгушевской русской партии) были дореволюционными «консерваторами» и читали Гершензона с Бердяевым. (Скорее иное: те, кто составлял их тексты, явно опирались на дореволюционную консервативную традицию).

Донос Байгушева на «отщепенца» Зиновьева — не единственный. Правые националисты частенько подыгрывали советским, как бы «красным» — реально же по сути черносотенным репрессиям против «не своих» — как большевиков («троцкистов»), так и отщепенцев-диссидентов.   Национал-патриоты написали донос на К. Симонова, якобы «организовавшего сбор денег в пользу Израиля». Рядом  доносов  прославился активный деятель Русской партии Станислав Куняев. Он  в частности, написал в 1978 г.  обвинение (письмо в ЦК КПСС) против  альманаха «Метрополь», в котором сообщал о «русофобских и сионистских» мотивах «Метрополя» (Митрохин, 538 -539).  Куняев же выступил против В.Высоцкого, рок-музыки и проч. (Митр., 563). Национал-патриоты написали донос на Новый мир  его главного редактора С. Наровчатова как «союзника сионистов».  (Митр., с.539-540).

12. Борьба  консервативных группировок против  реформаторов реального социализма. Правые националисты и вторжение в Афганистан (также, вероятно и в Чехословакию). .Консерватизм и блокирование положительных реформ реального социализма. «Русская партия» в СССР 1960-80х гг. Как русский консерватизм (правый национализм) подрывал брежневский «потерянный рай»

При Брежневе консерватизм ( «Русская партия в КПСС») продолжает яростную борьбу с партийными демократами и сторонниками реформ советской системы. А также занимается проваливанием реформ — например, экономической косыгинской реформы, а также плюралистического и рыночного эксперимента в Чехословакии.

В 1967 г. консервативная группировка А.Шелепина предприняла атаку на Брежнева, но потерпела поражение. В то же время представители  данной группировки сохраняли серьезное влияние в советской номенклатуре.

В 1968 г. правонациональные группировки выступили с критикой чехословацкого реформизма.Таковой, как и горбачевский реформизм в СССР, трактовался как попытки «развалить» реальный социализм.

Можно ли принимать обвинения консерваторов всерьез? Мы отстаиваем мнение, что при поддержке тогдашнего СССР в Чехословакии был возможен плюралистический левый эксперимент — плюралистическое общество «левого контроля» (см. статья о кризисах реального социализма). Создание плюралистического левого анклава в Европе позволило бы реальному социализму начать реальное движение в направлении необходимых реформ и нового развития. При этом очевидно, что консервативные (как сталинистские, так и правонационалистические) группировки тогдашнего СССР (в частности байгушевская Русская партия были сторонниками подавления Чехословацкого эксперимента путем военного вторжения. С какими целями? Консерватизм Русской партии в КПСС и вне ее очевидно стимулировал сохранение в СССР наиболее отсталых форм реального социализма. Провал чехословацких реформ как и других попыток положительных перемен системы советского образца реально разворачивался по сценарию провала Российской империи. Отказываясь от реформ, консерваторы подталкивали СССР к наиболее разрушительному варианту развития событий — распаду СССР, который и реализовался на рубеже 1990-х гг.

Попыткам реформ от Хрущева до Дубчека правые националисты противопоставляли консервативные сталинистские контрреформы. Ими  торпедировались как политические, так и экономические преобразования в СССР – в частности,  рыночная (косыгинская)  реформа. В противовес реформаторам правыми националистами поддерживались  фигуры Суслова, Романова, Черненко, олицетворявшие загнивание советской бюрократии. Сталинистские (консервативные) тенденции в правящих группировках позднего советского периода безусловно вели к ослаблению и падение СССР и реального социализма в целом.

Как результат подрыва консерватизмом даже тех реформ, которые были возможны в рамках советской системы, в СССР к началу перестройки сохранялся едва ли не наиболее отсталый вариант реального социализма. В этом — заслуга сталинистской бюрократии и консерватизма — как советского традиционализма – сталинизма, так и в особенности правого (монархического и черносотенного) национализма. Оба идеологических течения действовали в едином антиреформаторском «консервативном» блоке. Перед реальным социализмом стояла дилемма — крах или реформы левого направления. Бюрократия предпочла крах.

Наряду с отказом от положительных реформ системы реального социализма в СССР консервативные группировки в тогдашнем СССР стимулировали сомнительные  внешнеполитические акции, подрывавшие престиж СССР. Таковым в частности, было вторжение в Афганистан в 1979 г. Втягивание национал-консерватизмом СССР в афганскую историю имеет двусмысленный характер. С одной стороны – влияние тогдашнего СССР в Афганистане надо было укреплять. Но следовало ли добиваться этого прямым вторжением, которое явно компрометировало СССР и  втягивало его в сложную войну?

Как показывает Байгушев,  роль консервативной (правонационалистической) закулисы в афганском вторжении была весьма велика. По его  словам Брежнев «сомневался» в необходимости прямого военного вмешательства. «Но мы, контрпропагандисты, нарисовали Брежневу истинную картину положения в наших среднеазиатских республиках».В результате прошел вариант военного вмешательства. (Байгушев, 574).

Как оценить роль «контрпропагандистов» байгушевского образца в тогдашней ситуации?    Здесь, как и во многих других случаях,  консервативные группировки реально добились не столько успеха, сколько громкого провала СССР ( что может говорить  и о возможной манипуляции советскими «консерваторами» извне).  Данный провал был выгоден тем, кто стремился к подрыву влияния советской системы. Как стало известно уже в, например, США сознательно проводило целый ряд акций по провоцированию советского вторжения в Афганистан. (Bonosky Phillip. Washington’s Secret war against Afghanistan. N. Y. 1985, Киран Р., Кенни Т., Продавшие социализм, М., Алгоритм, 2009, с.116).

Есть основание считать, что консервативные группировки могли сходным же образом (а, возможно, и под внешним влиянием) добиваться и вторжения СССР в Чехословакию в 1968 г., способствуя тем самым конфликту между союзниками «восточного блока», подавлению ростков реформаторского «нового социализма» и конечному поражению реального социализма в Европе.

В 1970-х гг. правая Русская партия проявляет особенную активность, сосредотачиваясь  в первую очередь на «захвате и укреплении позиций в литературной среде» ( Митрохин, с.556).  Какие идеологические позиции отстаивали правые националисты? Ю.Селезнев готовил сборник русских писателей, «объединенных, по-видимому, в первую очередь отношением к еврейскому вопросу». Литературоведа и национал-патриота Е. Вагина у Достоевского также «особое внимание привлекает  «Дневник писателя»,  содержащий многочисленные этнонационалистические пассажи». (Митр., с.215, 214).

При участии фигур Русской партии уже с 1960 х. гг начались активные действия против «либералов», в частность атака на пленуме 1965 г. на журналы «Юность» и «Новый мир» Твардовского. В 1967 г. были сняты с постов заместители Твардовского, в 1970-м г при участии этих же сил  «Новый мир» был закрыт (Митр., с.112, 118).

Те, кто пытался противостоять давлению правого национализма, подвергались шельмованию, которое консервативной группировке удалось проводить  даже на самом верху партийной иерархии. Байгушев, в частности, описывает перипетии борьбы правых националистов с тогдашним членом ЦК Александром Яковлевым, которого данная группировка стремилась скомпрометировать и устранить из партийных верхов, обзывая его  «хромым бесом» (Б., 303). Как сообщает шовинистический акын Байгушев , от очередной «патриотической» выходки «хромого беса…аж передернуло». Однако, былинно повествует Байгушев, «Сергей Семанов, как князь Святослав иудейским хазарам, гордо и уверенно послал яковлевцам бересту –«Иду на вы» (Б., с.285).

Александр Яковлев пытался противостоять правым националистам (если не явным черносотенцам), выступая против инспировавшегося  ими  шовинизма. В частности, в статье против «антиисторизма»  в ноябре 1972 г.  он подверг критике  правонационалистические (под якобы большевистским соусом) трактовки советской истории.   Эта публикация, определенная  Байгушевым  как «образец двурушничества и ползучей конвергенции», была использована  национал-патриотами для выведения А.Яковлева из ЦК КПСС.   Этого удалось добиться путем активных  подковерных интриг   с использованием  высших фигур партийной иерархии. «Опальный» Яковлев был отправлен послом в Канаду.

Таким образом, распространение шовинизма и разрушение не только советской идеологии, но и нормальных демократических ценностей в России (которым  группировка правых националистов занималась несколько десятков лет) представляется Байгушевыми чуть ли не как святое дело – как борьба за монархическую «святую Русь» против «бесовства» и «двурушничества» либералов.  Очевидно лицемерие подобного консервативного обвинения. На самом деле реальным двурушничеством и провокацией против реального социализма была деятельность «Русской партии» и нацистской закулисы в СССР, отстаивавших реальную «конвергенцию» с зарубежным правым национализмом (черносотенством), правой русской эмиграцией и НТС. Находясь в непосредственной близости к власти, консервативная Русская партия  боролась с «нормальным» лицом советского реального социализма, создавая шовинистическую  обстановку внутри страны и  соответствующий имидж реальному социализму за границей. Кого в послевоенном мире (не говоря о странах реального социализма ) могли привлечь пропагандируемые Байгушевым и иже с ним русская черносотенная монархия и святая Русь, ряженые баркашовские белогвардейцы, казаки (а заодно и «бейтары») и проч.? Работая на сохранение наиболее отсталых черт командной системы, группировка правых националистов была партией провала реального социализма,  да и самой России в тогдашнем мире. Можно утверждать, что советские партийные демократы, включая   того  же (разумеется, не лишенного праволиберальных иллюзий) А. Яковлева, пытались отстаивать   «нормальное лицо» тогдашней советской России и «советские ценности»,  (как и реальные демократические ценности российской интеллигенции)    в борьбе с черносотенной бесовщиной Байгушевых и проч.

Помимо действий против А. Яковлева, шовинистическая  группировка предпринимала и иные акции против несогласных с их идеологией представителей партийных верхов. Так в доносе С. Куняева (письме в ЦК КПСС) 1979 г.  высокопоставленные работники  А.Беляев и В. Севрук были обвинены в «пособничестве сионизму», поскольку «вызвали недовольство националистов защитой либералов». (Митр., 540).  Массированная национал-патриотическая атака смогла даже вызвать негативную реакцию М.Суслова, что уже говорит само за себя (Там же, 541).

В 1970-80х гг консерваторы продолжали атаку на «либералов» во всех областях культуры, начиная с литературы. В. Бушин  в журнале «Москва» резко выступил против «Путешествия дилетантов» Б. Окуджавы . Г.Гусев в 1979 г. не допустил к публикации роман А. Рыбакова «Тяжелый песок» (Митр.,543, 545). В апреле 1982 года был опубликован донос национал-патриотов -«деревенщиков» (в том числе В. Астафьева)  на рок- музыку, в частности «Машину времени»  («Рагу из Синей птицы»).

В целом, по замечанию Н. Митрохина, национал-патриоты как правило «занимались сами тем, что приписывали либералам»  (Митр.,528).

Такими методами консервативными сторонниками СССР, по словам национал-патриота Любомудрова «совершалось постепенное высвобождение отчизны от плена вавилонского» ( Митр, 528)   — т.е. советской системы, которую байгушевские «контрпропагандисты» якобы защищали.

В 1982 г. возникло  общество «Память» постепенно сдвигавшееся в направлении радикального консерватизма. С 1984 г.  в его деятельности стал принимать участие помощник И.Глазунова Д. Васильев (1945 г. рожд.), который дальнейшем и возглавил организацию.

В период перестройки, по мнению Н. Митрохина, влияние правонационалистической русской партии «упало». «Публичная поддержка Астафьевым общества «Память», агрессивное морализаторство Распутина» и многое  другое  по словам историков лишало движение русских националистов поддержки интеллигенции. (Митр., 561-562).    

13. Выводы. «Вирус консерватизма» в СССР и постсоветской России. Консерватизм, кризис доперестроечного СССР и крах реального социализма. На что они променяли советский марксизм?    

Уже этот по необходимости краткий обзор идеологии и деятельности «консерваторов» (правых русских националистов) в СССР вполне ясно показывает, зачем пришел консерватизм  (прежде всего радикальный правый национализм в варианте т.н. Русской партии внутри КПСС)  в советскую Россию,  а также Россию современную.

Попытки ряда идеологов консерватизма  представить себя  защитниками советского проекта (в том числе и «советской цивилизации» — С.Кара-Мурза) должны быть отвергнуты как лицемерные. Реально важнейшая группировка консерватизма – правые (черносотенно-монархические) националисты — была явным противником советского проекта, многократно  подтвердившим свою ориентацию даже не на либеральную демократию февраля 1917 г., но на дореволюционную – причем явно черносотенную – монархию. Носитель данной правой идеологии в России  – т.н. «Русская партия» в КПСС и СССР —  с1920 по 1990-е была по сути партией развала реального социализма.  Вся деятельность Русской партии в СССР была безусловным подрывом советского марксизма, советского социализма  и всего советского проекта.

 В этом русский правый национализм ничем не отличался от других восточноевропейских национализмов. Во всех странах бывшего реального социализма от Сербии до Грузии и Таджикистана консерватизм (правый национализм) всегда являлся жестким противником как реального социализма («коммунизма»), так всей «левой» революционной и просто демократической традиции в соответствующих государствах.

Взгляды консерватизма на историю России XX века (и в первую очередь советскую) как правило, являются мифологическими, зачастую полностью переворачивающими реальность.  Как мы убедились, «советизм» (защита советского проекта) как и витринная «русофилия» консерватизма, защита правым русским национализмом русской национальной революции, «русского переворота» и «русского контроля» есть консервативное лицемерие. На деле русский консерватизм (как и правый либерализм в единой теории консервативного либерализма) есть идеология реставрации «досоветской» системы, которая почти во всех странах посткоммунизма противостояла положительным реформам системы реального социализма и вела к ее разрушению – а, следовательно, разрушению и бывших сфер влияния советской России.

Лицемерно обвиняя  «либералов» (они же «т.н. демократы» ) — не только правых, но и левых в «разрушении СССР», консерватизм (правый национализм), как мы видели, камуфлирует свою собственную прямую ответственность за разрушение как СССР, так и реального социализма в целом.

 «На что мы променяли» СССР? — задавал один из своих риторических вопросов М.Калашников (В.Кучеренко). Вопрос может быть переформулирован так – на что «мы» (точнее «они», «консерваторы» ) променяли идеологию реального социализма (советский марксизм)? Ответ:советский марксизм официальные российские консерваторы (национал-патриоты включая и М. Калашникова) променяли на консерватизм — правый национализм — то есть фактически — в радикальном варианте — на идеологию русской национальной революции — наиболее чистой формы консерватизма (правого национализма). Поэтому и СССР консерваторы променяли на Новый российский порядок, основанный на консервативной идеологии.

Возможно ли было нормальное существование, развитие и реформирование (а не разрушение) системы реального социализма на основании консерватизма — без левой идеологии и марксизма? Как мы стремимся показать, это было невозможно. Консерватизм, до сих пор стремящийся представить себя идеологией развития социализма и его реформирования, был на деле теорией развала реального социализма, теорией террора против него. Консерватизм (правый национализм – т.н. Русская партия, Русский орден) вел многолетнюю борьбу внутри СССР по подрыву данного государства.

Можно утверждать, что по своей разрушительности по отношению к обществам бывшего реального социализма консерватизм (правый национализм) играл весьма значительную роль, даже опережая по своей подрывной роли другую правую идеологию – правый либерализм,  идеологию «демократической  февральской революции».   Как и другие консерватизмы, русский консерватизм (правый национализм т.н. «Русской партии»), был  идеологией разрушения советской системы, а тем самым и подрыва советского (т.е «русского» на момент рубежа 1990-х гг.) контроля в Европе и мире.

Общее место консерватизма — критика «вируса либерализма» (напр., Л. Савин 4.03.10, http://www.evrazia.tv/content/leonid-savin-virus-liberalizma ).    Вопреки консервативному утверждению, что СССР «развалили» либералы (демократы) во главе с Горбачевым, следует указать со всей определенностью, что немаловажной (а может быть одной из серьезных) причин развала СССР являлся подрыв его идеологии и политики внутренними группировками консерватизма — правого национализма. Внедрение консервативной идеологии («вируса консерватизма»), стремление подменить ею левую и демократическую традиции было существенной причиной разрушения идеологической основы реального социализма, а, следовательно, и подрыва всего советского проекта. В этом смысле консерватизм (правый национализм) может рассматриваться как орудие стратегических конкурентов советской и постсоветской России, добивавшихся разрушения СССР.

Поэтому плач национал-патриотов по СССР и обвинение в его крушении «либералов» является консервативным лицемерием. Сделав максимум для развала реального социализма, консерваторы — Байгушевы ( а с ними — Калашниковы   и проч.) являются «все в белом», заявляя о своей советской ностальгии и призывая вернуться «назад в СССР». Эти попытки должны быть демистифицированы . Защита правым национализмом СССР не может не быть обманом. Во всех постсоветских странах левые идеологии и системы реального социализма подрывались консерватизмом (национализмом). А разве русский правый национализм не играл в России такую же роль?

Основным течением консерватизма является не советский традиционализм (в частности зюганизм), но правый национализм – аналог соответствующих консерватизмов в постсоветских республиках – Прибалтике, на Украине и проч. Этим и объясняется тот факт, что консерватизм (правый национализм —  прежде всего в варианте т.н. «русской партии» в СССР)   в советский период поддерживался противниками бывшего СССР в холодной войне. (Например, в варианте НТС — английскими и американскими специальными службами). Целью такой поддержки был  подрыв идеологии реального социализма – а тем самым и  «советского контроля» в СССР и Восточной Европе.

Можно  утверждать, что  консервативная (правонационалистическая) идеологии  в России и соответствующие группировки  поддерживается соперниками России по холодной войне вплоть до настоящего времени.

Здесь и ответ на вопрос – может ли консерватизм представлять идеологию современной «суверенной» России. Консерватизм способен на это только в представлении самих консерваторов. Русский правый национализм — основное течение консерватизма (как и консерватизмов ряда посткоммунистических стран) — отказывается от положительных реформ реального социализма и является идеологией «реставрации» в России традиционного западного общества, по сути — строительства России в соответствии с западным (англо-американским) проектом. Консерватизм (прежде всего правый национализм) – это идеология  разрушения в России советского наследия и реставрации общества западного образца, идеология нового мирового порядка. Отсюда и приверженность к данной идеологии нынешней силовой элиты – элиты вписывания России в новый российский порядок.

Существуют варианты т.н. «оппозиционного» консерватизма, который представляет себя  критик нового мирового порядка —   А. Уткин, С. Кургинян, Н. Стариков, полуконсерватор С. Кара-Мурза и проч. Можно сказать, что  критицизм данного течения консерватизма по отношению к новому мировому порядку вовсе не является консервативным. Реально речь идет о заимствовании (а иногда прямой краже) консерватизмом  фрагментов марксистского анализа и попытках представить таковые или в качестве некоей новой идеологии, или тезисов того же консерватизма (например, Н. Стариков о западном кризисе ).

Современной левой теории незачем прикрывать свою идеологию правой (в том числе консервативной) оберткой. Чтобы быть последовательным, следует разорвать с консерватизмом и возвратиться к левой идеологии и марксизму – но не в советском, а современном варианте.

 

Лево-демократическая теория