Третий марксизм. Глава I. Новый марксистский дискурс и современная эпоха.

Третий марксизм. очерк современной левой идеологии.

Книга сдана в печать в конце сентября 2018 г.

Напечатанный вар. (10.2018) в PDF  ( 1 — 2 часть, обложка).

https://kripta.ee/rosenfeld/wp-content/uploads/2018/09/Стр.-1–412.pdf

https://kripta.ee/rosenfeld/wp-content/uploads/2018/09/Стр.-413–752.pdf

https://kripta.ee/rosenfeld/wp-content/uploads/2018/09/Обложка.pdf

Вариант 2017 г. (начальный):

Третий марксизм. Заметки по послеконсервативной идеологии.

3.2017 

I ГЛАВА. НОВЫЙ МАРКСИСТСКИЙ ДИСКУРС И СОВРЕМЕННАЯ ЭПОХА

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

Данная работа представляет собой попытку систематического изложения основных положений современной левой  (леводемократической)  теории, важной, как представляется,  для понимания ситуации  как в мире в целом, так и ситуации  в странах бывшего «реального социализма» (т.н. «посткоммунизма»), сложившейся после начала 1990-х г. — поражения советской перестройки и краха реального социализма.

В течение долгого времени постсоветского периода (как и поздней советской истории) для многих российских и восточноевропейских интеллектуалов построение современного левого дискурса представлялось невозможным или малоинтересным. (Напр., Интервью с М. Рыклиным, в кн. А. Альчук, Противостоять на своем, Спб., Алетейа, 2009, с. 10). Эти интеллектуалы строили свой подход к происходящему в мире бывшего реального социализма (в том числе России) в основном в старых как правило праволиберальных или правоконсервативных ( реально —  консервативно-либеральных)  рамках, зачастую отрицая саму возможность левого дискурса.

Такая точка зрения имела свои основания в реалиях Нового мирового (и Нового российского) порядка, сформировавшегося после  падения реального социализма в России и Восточной Европе. В рамках этого порядка западное миропонимание, основанное на правой идеологии консервативного либерализма,  стало преобладающим и как будто единственно возможным.

Существенные коррективы в данный подход внесло изменение мировой и восточноевропейской ситуации к концу первого десятилетия XXI века — именно мировой и восточноевропейский кризис 2007-2011 гг, показавший границы как традиционной западной политико-экономической практики, так и традиционной западной идеологии – консервативного либерализма. Не меньший удар данному подходу нанесли и последующие события – арабской весны и украинского кризиса, в обнажившего острые противоречия Нового мирового порядка.

 Вполне очевидны данные противоречия и в мире т.н. посткоммунизма Восточной Европы. Этот мир, переживший победоносную реставрацию общества западного образца, является очевидным «слабым звеном» современного Нового мирового порядка. Именно здесь, на новой периферии Запада в наибольшей степени выражаются не только положительные стороны этого нового порядка (например, по сравнению с периодом реального социализма 1917-1991 г.), но и его немалые странности и нестыковки.

Посткоммунистические страны оказались в наиболее сложном положении как после краха реального социализма, так и в результате правого варианта реформ в этих странах.

В ходе этих драматических перемен рубежа 1990-х для остального мира, прежде всего т.н. западных демократий- изменилось мало что: не изменились ни существовавшие там системы, не изменилась существовавшая там идеология. Зона влияния западных демократий и их идеологии лишь расширилась, распространившись теперь помимо периферийной зоны т.н. «третьего мира» на значительную часть бывших «коммунистических» территорий.

 В  посткоммунистических странах, напротив, как социально-экономическая, так и идеологическая ситуация  переменилась кардинально. Место бывшей системы реального социализма в данных странах заняла система «Нового мирового порядка», втягивающая страны бывшего реального социализма в «западную цивилизацию» – хотя и в специфических формах. Новый мировой порядок распространился  на Восточную Европу, однако страны этого региона не достигли еще состояния равновесия. Об этом говорит глубокая дезориентация – т.е. потеря различных (в первую очередь идеологических, но также политических, экономических и пр.) ориентиров в этом регионе.

 Поражение реального социализма означало и поражение его идеологии — классической левой идеологии XX века – марксизма-ленинизма, в период своего заката все больше принимавшего форму сталинизма — советского традиционализма, соединенного с правым консерватизмом. Советский марксизм — «флагман» левой идеологии XX века – потерпел в странах бывшего реального социализма явное поражение и как будто полностью исчез с идеологического горизонта. Его идеологи разбежались, часто  примкнув к различным группировкам победоносных правых течений если не  правого либерализма, то столь же правого консерватизма. Некоторые «ренегаты с партбилетом в кармане» (выражение известного российского правого национал-патриота А. Ципко), как и сам автор данного выражения, присоединились к наиболее неприглядным формам указанного консерватизма, например, исповедуя русский вариант доктрины «национальной революции» (бывшей, как известно, также и официальной теорией Третьего Рейха).

На смену этой недавно столь мощной и казавшейся незыблемой в мире реального социализма идеологии в посткоммунистических странах пришли новые идеологические формы, связанные, по-видимому, с теми же западными демократиями – правый либерализм и правый консерватизм. Оба эти течения единой западной идеологии поделили политический спектр посткоммунистических обществ, оттеснив левые (социалистические) теории на отдаленную периферию и громогласно угрожая выбросить последние «на свалку истории».

     Идеологи консерватизма в России, как  и таковые на Западе (например,   Э. Валлерстайна), отрывают друг от друга идеологические течения правого либерализма и правого консерватизма, доказывая их коренное отличие и едва ли не противоположность . Они утверждают, что идеологией западного общества является «либерализм» в широком смысле, тогда как консерватизм противостоит ему, представляя чуть ли не новую прогрессивную идеологию. Мы в отличие от них считаем, что в идеологии современного Запада (если угодно современного «капитализма»), уже со второй половины XX века можно говорить о соединении, конгломерате двух данных течений  в целостной идеологии современного западного общества – консервативном либерализме. Это единство двух течений правой идеологии отчетливо показывает и развитие  стран «посткоммунизма».

 Первым о своей победе в мире  (в знаменитом тезисе Ф.Фукуямы о «конце истории») громогласно заявил правый  либерализм.  Однако  этот правый либерализм оказался вовсе не единственным идеологическим победителем. Вместе с ним в мире в целом и странах реального социализма в частности победила также идеология правого консерватизма, реально тесно связанная с идеологией либерализма. Именно консерватизм (часто в виде правого национализма),  а вовсе не витринный для западных демократий либерализм с его идеалами свободы и демократии, стал основной идеологической формой освоения современной западной цивилизацией посткоммунистического мира и приобщения его стран к новому мировому порядку.

Правый консерватизм  не  в меньшей степени, чем витринный либерализм, определял особенности — от экономики до идеологии —  посткоммунистического (в частности прибалтийского и эстонского) истеблишмента первых двух постсоветских десятилетий. В политике этот правый истеблишмент характеризовало  подавление оппозиционных (центристских и левых) партий, шовинизм  в отношении национальных меньшинств. В экономике — не только чрезмерная приватизация и манипуляция государственными монополиями, но и специфическая тактика изоляционизма, связанная с  созданием «санитарного кордона» вокруг России.   В идеологии – опора на национал-революционные стереотипы,  вплоть до попыток  реабилитировать идеологию третьего Рейха и прибалтийских участников  формирований последнего.(см.«Эстония до и после Бронзовой ночи», 2009).

В результате новую постсоветскую систему в Прибалтике (похожую на многие иные модели в посткоммунистическом регионе) в течение более чем четверти века представлял далеко не либеральный, но вполне авторитарный «особый балтийский» порядок в Евросоюзе, на недостатки которого правая идеология  закрывала глаза. Более того, сторонников данного порядка – не только правых либералов, но и консервативных радикалов (в частности, в виде эстонского Союза отечества-Республика — IRL) поддерживал мировой правый истеблишмент – прежде всего неоконсерватизм США.Это же можно сказать и о поддержке других посткоммунистических консерватизмов – от Хорватии до Украины.

Реальность посткоммунистического мира – прежде всего идеологическая — таким образом противоречит известной западной (основанной на идеалах классического либерализма) риторике, говорившей о необходимости перехода «коммунистического мира» к демократии и «демократическом» освоении Западом этого мира.  Говоря о приобщении стран бывшего «тоталитаризма» к демократии,  Запад реально способствовал формированию в этих странах не сильно демократических форм «этнической демократии» с явными (как например, на Украине после переворота февраля  2014 г.) чертами право-национальной диктатуры.

 Преобладание идеологии консерватизма характерно не только для большинства стран восточноевропейского посткоммунизма, но и для России. Именно консерватизм (правый национализм) оказывается официальной идеологией послеельцинской – т.е. путинской России с 2000 г. (Об этом см. «Крах русского консерватизма», 2015). Как и консерватизм других стран посткоммунизма, русский консерватизм считает себя «наконец-то найденной» новой идеологией взамен советской.Эта  идеология  рассматривается ее приверженцами как  реальная оппозиция новому мировому порядку и современной западной (консервативно-либеральной) идеологии, как идейная конструкция, которая  позволит России решить стоящие перед ней насущные вопросы. (Отсюда громогласные, но не слишком адекватные построения типа «Русской доктрины», теории Пятой империи и проч.)

 Насколько обоснованы эти заявления консервативных идеологов?  

С точки зрения современной левой теории русский консерватизм, как и построенная на данной идеологии политическая практика, не могут позволить России решить стоящие перед ней задачи – в первую очередь задачи противостояния сложившемуся к началу 21 века Новому мировому порядку.

Оппозиционность российского консерватизма этому порядку является противоречивой и не вполне последовательной. Эта противоречивость, как мы доказываем, связана с тем, что как и правый либерализм, русский консерватизм (в особенности в его радикальных вариантах), является не столько идеологией сопротивления постсоветской России Новому мировому порядку, сколько идеологией достаточно противоречивого приспособления России к нему. 

Это в полной мере подтверждает и политическая практика русского консерватизма вплоть до настоящего времени. Так, в лице известного консервативного долгожителя А. Ципко русский консерватизм явно поддержал переворот на Украине и послемайданный правый украинский режим.

Реально оппозиционные стороны русского консерватизма новому мировому порядку больше других выражает лишь часть русских консерваторов, которых можно назвать «консерваторами-сопротивленцами». Однако, как мы стремились показать,  идеологию последних  уже нельзя считать в полной мере консервативной, но скорее — переходной к другой – неконсервативной (или даже  «послеконсервативной» — именно, современной левой идеологии. (См. «Крах русского консерватизма»).

 Что касается  анализа  обществ современного посткоммунизма, то  на Западе этот анализ производится  как правило в рамках консервативно-либеральной идеологии.  Однако, как можно заметить, подобный подход  не дает возможности объективной оценки восточноевропейских реалий. Не лакировочный, а объективный анализ Нового мирового порядка в Восточной Европе, его идеологических, политических и экономических особенностей требует иной, отличной от консервативного либерализма методологии.

 Плохая политика имеет в своей основе плохую идеологию или отсутствие видимой идеологии вообще. Хорошая политика возможна лишь на основе хорошей (адекватной) идеологии.

Провал традиционных правых — праволиберальных и правоконсервативных — идеологических моделей в Восточной Европе требует альтернативный идеологических решений. Интуитивные поиски этой альтернативы ведутся на «левом» идеологическом фланге. Однако вопрос о современной левой идеологии, ее последовательном изложении остается открытым. Необходима формулировка новой демократической («новой левой) идеологии- если угодно, «нового либерализма» – применительно прежде всего к т.н. «посткоммунизму».

Можно ли взять эту идеологию «с полки» — в готовом виде, как это пытались делать до сих пор в мире бывшего реального социализма с правыми теориями? Есть основания считать, что такая современная левая теория до сих пор в достаточной мере не сформулирована.

Старая советская («старая левая») идеология «реального социализма» – марксизм-ленинизм  («второй» марксизм) — оказалась неспособна выполнить такую роль. Уже со второй половины XX века  эта идеология требовала самого серьезного пересмотра, какового однако не произошло.  Поэтому в период кризисов реального социализма, начиная с 1956 и 1968 гг, а  в особенности в эпоху  «перестройки» конца 1980-х    советский (второй)  марксизм потерпел явное поражение  в полемике с правой западной идеологией  — в том числе по вопросу политической демократии — прав человека.

 Идеологический разгром советского марксизма в конце 1980-х- начале 1990-х можно сравнить с трагическими для бывшего СССР событиями 1941 г. Долгие годы готовившаяся к «идеологической войне»  внушительная армия советских обществоведов практически оказалась к этой войне не готовой и оказалось наголову разгромленной «на мирно спящих аэродромах».

 Два десятилетия спустя ситуация по-видимому изменилась не сильно. При явном поражении «старых левых» идеологических конструкций очевидно и отсутствие альтернативных им «новых левых» конструкций XXI  века, к настоящему времени окончательно так и не оформленных. Раймон Арон не без основания говорил об отсутствии марксизма XXI  века  (Цит. По: Критический марксизм, продолжение дискуссий. М., 2001, с.12).

Одной из попыток такового стала идеология еврокоммунизма 1970-х гг., которая,  по-видимому, давала иное понимание выхода из кризиса советского марксизма, чем это предлагала традиционная европейская социал-демократия.

 Для многих плюралистических левых альтернативой  советскому марксизму была именно последняя. Однако является ли социал-демократическая теория (по нашей терминологии «первый» марксизм, вариант первой «добольшевистской» формы марксизма)  реальной новой идеологией для современного левого фланга европейской политики?

Как представляется, социал-демократическая теория не может быть адекватной формой левой идеологии и основой эффективной политической практики в современной Восточной Европе. Несмотря на ряд преимуществ по сравнению с традиционным правыми идеологиями консерватизма и либерализма, данная   теория уже с начала XX века является не формой оппозиции мировому правому истеблишменту, но скорее формой приспособления к нему западного «левого сектора».

 Это еще раз подтверждает тот факт, что для формулирования новой (современной левой) идеологии недостаточно просто взять уже имеющиеся старые левые идеологические схемы. Для этого требуются новые идеологические и теоретические шаги — некоторое идеологическое и теоретическое усилие (идеологический прорыв).

 Предлагаемая работа – попытка изложения нового идеологического подхода к проблемам посткоммунистического мира. Эту попытку можно считать одним из начальных шагов (начальных проб) перехода левой теории к «собиранию камней» в противовес долгому периоду «растекания мыслию по древу» — именно соединению фрагментов левой теории, рассыпанной по отдельным работам, отдельным теоретикам и отдельным направлениям.

Леводемократическая идеология представляет собой, как мы хотим показать, по сути марксизм «третьей ступени», «третью» форму марксистского дискурса, третий марксизм.

Первую форму данной идеологии давал классический марксизм, развитый классиками марксизма (Марксом и Энгельсом ) в 1848-1895 г. и продолженный социал-демократией конца XIX века до 1903 г и второй мировой войны. Вторую – марксизм-ленинизм (большевизм), возникший в начале XX века, нашедший свою реализацию в реальном социализме, но и выродившийся в сталинизм – специфическую форму симбиоза второго марксизма с консерватизмом (правым национализмом).

Говоря о третьем марксизме (левой, лево-демократической идеологии) – мы имеем в виду идеологию, которая строится на марксистских основаниях, но производит существенную переоценку этих оснований по сравнению со старыми формами марксистского дискурса  —  первым (классическим марксизмом первого Интернационала) и марксизмом вторым — марксизмом-ленинизмом. Новый марксистский дискурс (марксизм 3) — не есть простое цитирование советской идеологии или какой-либо из иных сформулированных к настоящему времени идеологий левого направления. Отношение предлагаемой формы левой идеологии к советской форме левого дискурса – более сложное. Оно определяется в том числе и известными марксистскими «диалектическими» категориями, в частности принципом (законом) отрицания отрицания (критицизма и сохранения).  Третий марксизм  не только полемизирует с идеологией реального социализма, будучи своего рода  отрицанием ее, но и пытается включить в свою теорию конструктивные элементы этой идеологии.

 Данная работа обобщает работы автора трех последних десятилетий. Первые попытки формулировки новых категорий современной левой теории относились к началу 1980-х гг. (О нашей революции, 1981, см. Приложение).За этим следовала серия не опубликованных к настоящему времени (и размещенных после 2004 г.в Интернете) работ 1980-90-х гг, наиболее существенной из которых может считаться «Что такое коммунизм, что такое сталинизм» (1994, 2005). Эти работы не были опубликованы (то есть не получили привычного  для  XX века бумажного оформления) по ряду причин как материального так и ситуативного пдана: они не казались автору способными верно «вписаться во время». За ними последовал долгий период попыток «собирания» различных отрывков левого дискурса (как конкретных, так и теоретических) воедино. Лишь после 2006 г. ситуация в посткоммунистической Европе и прежде всего в Прибалтике (и Эстонии) изменилась. Эта ситуация выявила явный кризис постсоветской политики в Прибалтике, в частности в Эстонии, ярко проявившийся  как в  «бронзовых событиях» 2007 г., так и последующем развитии страны. Кризис постсоветской политики в Прибалтике середины «нулевых» гг стал таким образом толчком, заставившим автора попытаться вновь сформулировать – в связи с новейшим восточноевропейским кризисом правой политики — основные положения современного левого подхода.

 Первой  в этом направлении стала работа «Эстония до и после Бронзовой ночи» (2009 г.). За ней последовал  «Кризис Нового российского порядка и крах русского консерватизма» (2015). Эти исследования делались на конкретном политическом материале – Эстонии и России.

В данной (третьей) книге рассматривается в первую очередь теоретическая – именно социально-политическая (истматовская в советском смысле) проблематика – теория политического анализа и общих категорий этого анализа. Естественно-научная и общеметодологическая («диаматовская») проблематика затрагивается в меньшей мере.

Предлагаемый взгляд на современный мир имеет, может быть свою ограниченность – это взгляд на этот мир из Восточной Европы. Точка отсчета для нашего изложения – современная посткоммунистическая (постсоветская) восточноевропейская ситуация – в первую очередь, ситуация Эстонии и России.

 

 

 

Глава I. МИРОВАЯ СИТУАЦИЯ НАЧАЛА XXI ВЕКА: ПРАВЫЙ ИСТЕБЛИШМЕНТ И СОВРЕМЕННАЯ ЛЕВАЯ ИДЕОЛОГИЯ.

 

Сталин:»Без теории нам смерть, смерть!» (По воспоминаниям, последняя фраза Сталина).

 

1. Мировая ситуация в начале XXI века. «Посткоммунистический» мир и «новый мировой порядок» после холодной войны. «Пейзаж после битвы» глазами разных идеологических направлений. Реставрация современного западного общества («капитализма») в мире бывшего реального социализма. Современный правый истеблишмент.  Консервативный либерализм   —  официальная идеология современного Запада. Правые идеологические  течения – правый либерализм и правый консерватизм.

 

 Современный мировой общественный пейзаж конца второго десятилетия XXI  века является своего рода «пейзажем после битвы» — холодной войны между «реальным» (то есть коммунистическим») социализмом  и Западом,  закончившейся распадом системы «реального социализма»  от СССР до Югославии. После указанного распада системы реального социализма на рубеже 1990-х гг. посткоммунистическая (и постсоветская) Восточная Европа, которая и является главным объектом нашего анализа, переживает два с лишним десятилетия спокойного и как будто нормального развития. Сложилось новое соотношение сил и режимов, получившее обозначение «Нового мирового порядка». (В частности, А. Уткин, Новый мировой порядок, М., Алгоритм, 2006). Собственно говоря, заявление Нового мирового порядка ( Novus ordo saeculorum ) напечатано на купюре американского доллара.

Расклад сил данного порядка после краха реального социализма в России и восточноевропейском регионе закрепил победу «западной цивилизации» — в первую очередь атлантического центра США плюс Великобритании – то есть мировую (и европейскую) гегемонию англо-американского блока. Западный (американский) центр мирового развития стал главным центром мировой цивилизации, определяющим ее развитие по всем направлениям. Левый центр, представлявшийся в XX веке Советским Союзом и охватывающий мир «реального социализма» – исчез  в политическом небытии  (например, Е.Примаков «Мир без России»,  2011). Восстановление в России этого центра не было задачей не праволиберальной (ельцинской) ни  «консервативной» (путинской) России. Консервативная Россия  «нулевых» годов,  как и Россия праволиберальная (ельцинская),  стремилась – за редким исключением (вроде сирийской операции) — скорее встроиться в существующий мировой порядок.

  Современная западная цивилизация имеет как главный англо-американский центр  США и Великобритании, так и центр западноевропейский — «континентальный» Евросоюз, основные страны которого после второй мировой войны оказались подчинены  американскому. Вместе они составляют главный западный центр мировой силы, со второй половины XX века являющийся правым мировым центром —  центром, по нашему определению,  мирового правого истеблишмента. Являясь главным центром материальных ресурсов и мировой технологии, западный (правый) мировой центр (консервативно-либеральный  истеблишмент) является также главным субъектом и блюстителем  Нового мирового порядка, с правом  ведения войн в различных регионах мира  от  Европы (Югославии) до  Африки (арабские революции) и Азии (война в Ираке, Афганистане Сирии и проч.). Бывший «третий» мир  — Латинская Америка, Африка и проч. остается таким образом периферией и сферой экспансии современного Запада.  

Особняком в современном мировом раскладе стоит активно развивающийся  Китай (КНР), чья система,  несмотря на рыночные модификации и вопреки многим запутывающим описаниям, фактически является вариантом системы  реального социализма.  Пока Китай ведет себя во внешней  политике  весьма осторожно, стараясь извлечь максимальную пользу из сотрудничества с Западом. Однако выдающие успехи  этой страны последних десятилетий говорят о том, что достаточно скоро Китай заявит о себе и в мировой политике.  

Что касается  «посткоммунистического» мира, в первую очередь Восточной Европы, то там происходит   освоение современным западным обществом бывших «коммунистических» территорий» — стран  бывшего реального социализма.  Основное содержание этого освоения  можно определить как  «реставрацию» в посткомунистическом мире традиционной системы этого общества.

Каковы основы Нового мирового порядка (в том числе в Восточной Европе), определяющей силой  которого является современный Запад?

«Изнутри» современного западного мира его собственная система выглядит как «общество вообще», «власть вообще». «демократия вообще». Новый мировой порядок не может анализировать сам себя. Требуется взгляд со стороны, извне, как мы предлагаем, «слева» —  с точки зрения,  соответствующей, по нашему мнению, системам т.н. посткоммунизма.

 С этой точки зрения  политическую  основу западной демократии, обычной для развитых стран западного мира – прежде всего США и Европы, а также  нового мирового порядка  составляет специфическая система власти, которую можно определить как «правый контроль» и правый истеблишмент —  т.е.  власть правых политических группировок – как праволиберальных, так  и правоконсервативных.   Этот характерный для западной демократии правый политический контроль – то есть власть правых партий — имеет ряд особенностей, включая и очевидную репрессивность. Он осуществляется как в политической, так и идеологической сфере, например, в виде контроля над средствами массовой информации, предполагающего в  том числе и определенную (разумеется, правую)  цензуру.

Правый политический контроль  и соответствующая ему правая – консервативно-либеральная идеология — навязывается  мировым правым истеблишментом всему современному миру в целом, и миру посткоммунизма в частности. В мире посткоммунизма это навязывание (что ярко видно, например, в Прибалтике или на Украине) часто происходит в форме прямого  подавления (в том числе и методом прямых репрессий и цензуры) иных идеологических направлений – в первую очередь левого политического спектра.

Особенно ярко репрессивные стороны правого контроля  таким образом выражаются в странах западной периферии, в особенности тех, где система  Нового мирового порядка  установилась относительно недавно – то есть в мире «посткоммунизма» от Хорватии до Казахстана. Характерный пример острых противоречий новейшего правого контроля в посткоммунистическом мире представляет  «послемайданная»  Украина — Украина после переворота  февраля 2014 г., оказавшаяся под пятой Правого сектора и поддерживаюшего его Нового мирового порядка.

Политический смысл «реставрации»  в Восточной Европе с начала 1990-х гг ( то есть восстановления в ней западного общества ) поэтому составлял приход к власти в посткоммунистическом мире правых группировок – многочисленных «новых правых» —  как правых либералов, так и правых консерваторов (в России – от ельцинских либералов до современных российских правых имперцев). 

Вероятно, на определенном этапе  указанная реставрация в посткоммунистическом мире западного общества, то есть установление или восстановление  в соответствующих странах  правого контроля – имела свои основания. Однако, как и все иные мировые процессы, процесс  усиления таким образом правого контроля  в Европе в целом имеет и свои негативные стороны, свои крайности, которые следует определить как «правый перекос».  

К таковому «перекосу», «крену» мирового развития вправо, привело в первую очередь исчезновение  советского «левого» мирового полюса, а также массированное подавление правым западным истеблишментом левой и левоцентристской оппозиции, активной (например в Западной Европе) на предыдущем историческом этапе второй половины XX века.  Особенности (и репрессивность)  правого перекоса  начала XXI века определяют оборотные стороны и противоречия Нового мирового порядка,   мирового правого контроля и мирового правого истеблишмента.  

В идеологическом плане  особенностью нового мирового порядка  (в том числе и в Восточной Европе ) с преобладающим правым истеблишментом —  является победа консервативно-либеральной (правой)  идеологии — идеологии современной западной цивилизации. 

 Подчеркнем важный момент: в отличие от правых (в том числе и консервативных)  идеологов, мы рассматриваем идеологию современного западного общества не как «либерализм», но как идеологический блок двух идеологических течений – правого консерватизма и правого либерализма. То есть как единое идеологическое образование – консервативный либерализм,  существующее как в праволиберальном, так и в правоконсервативном идеологическом варианте.

Предпринимаемую  как западными (И. Валлерстайн), так и российскими поборниками консерватизма  попытку представить в качестве «основной» западной идеологии лишь идеологию либерализма– следует отвергнуть как явную попытку запутать суть дела.

Эта попытка противоречит весьма значительному числу политических фактов  современного мира. Реальная власть на Западе – в США  или странах Западной Европы — принадлежит не либеральным, но именно консервативным группировкам – например, республиканцам США, британским консерваторам, немецкой ХДС/ХСС или многочисленным  «Народным» партиям Европы.  Главной правой партией в Евопарламенте также являются не праволиберальные группировки, но общеевропейская «Народная» (то есть консервативная) партия. (см. глава IX). Либеральные партии и соответствующие идеологические течения (например, демократы США или европейские либералы) являются не  единственными правыми группировками (и политическими лидерами Запада), но скорее союзниками  консервативных партий соответствующих стран.

Соответственно господствующей в странах традиционного западного общества («капитализма») является не либеральная, но скорее  правоконсервативная идеология, действующая в паре с праволиберальной и образующая в результате единый правый консервативно-либеральный идеологический блок. Западные, а также посткоммунистические идеологи консерватизма запутывают этот факт, пытаясь  лишить западный консерватизм статуса второй главной идеологии современного западного общества и представить его как отдельное идеологическое образование. А то и (что активно доказывает консерватизм в России) как едва ли не как оппозицию нынешнему Новому мировому порядку. 

Это запутывание сродни отмеченному Роланом Бартом в «Мифологиях» утаиванию буржуазией своего имени (Мифологии, М.,1996, с. 264).

При этом «либерализм» в данном подходе трактуется максимально широко, как своего рода «либерализм без берегов», включающий как  идеологов Великой Французской революции XVIII века, так и, скажем, диктаторов XX века типа Муссолини или  Пиночета. (Например, парадоксальное консервативное выражение «либеральная модель Пиночета»).

Пытаясь свести западную идеологию лишь к «либеральному» компоненту, русский консерватизм переворачивает факты с целью вывести «консерватизм» из-под критики и представить его некоей отдельной «незападной» (и поэтому якобы оппозиционной) идеологией. Этим самым консервативные идеологи камуфлируют факт консервативно-либерального единства западной идеологии, производя  «манипуляцию сознанием» (в терминах социал-консерватора Сергея Кара-Мурзы).

Это  подтверждает и ситуация в мире посткоммунизма.  Консервативно-либеральный (правый) идеологический блок в странах посткоммунизма лишь временно побеждает в либеральном варианте. За либерализмом «всерьез и надолго» приходит именно консерватизм, причем часто в виде правого национализма, известного еще в Европе 1920-30-х гг.  Эту особенность типична для большинства стран посткоммунистического мира – от Прибалтики до Украины, в послемайданном варианте оказавшейся под контролем правонационалистического «Правого сектора».

Сказанное в полной мере относится и к России, господствующим течением которой после периода ельцинского правого либерализма 1990-х с начала «нулевых» годов является русский правый консерватизм. Особенности этого консерватизма выражаются в целом ряде аспектов современной политики в России, реально продолжающей правую политику ельцинского либерализма. (Об этом подробнее в VIII главе данной работы, а также книге «Кризис нового российского порядка и крах русского консерватизма», 2015).

По этой причине мы отказываемся считать консерватизм – в первую очередь в России —  новой и положительной идеологией для мира бывшего реального социализма. Наряду с правым либерализмом консерватизм —  это   идеология Нового российского порядка и соглашательства с Новым мировым порядком.

Классический марксизм критиковал как правый либерализм, указывая на его ограниченность, так и правый консерватизм, который в классическом марксизме обозначался как «реакция». (Например, Ф.Энгельс о мантёйфелевской реакции – Соч., т. 20, с.527).В.Ленин ипользовал также понятие «крайне правых».

Анализируя идеологию правящих групп в России начала XX века, Ленин различал два либерализма: официальный и низовой, демократический (например, «Памяти Герцена»). Он говорил также о разделе власти между правыми либералами и «крайне правыми» — правыми консерваторами, включая радикальных. «Либеральным буржуа,- по его словам, нужен раздел власти с Пуришкевичами» (Ленин, В. ПСС, т.21, с.239).

 

 Сказанное определяет противоречивость использования правой идеологии  как в либеральном, так и в консервативном ее варианте для описания реального социализма.

 К настоящему времени очевидно, что развитие мира «посткоммунизма» Восточной Европы как по либеральным, так и по консервативным моделям обнаруживает существенные  как внешние, так и внутренние  ( политические, национальные, социальные и экономические и проч.) противоречия.  Реальная ситуация в постсоветском мире, рассмотренная нами, в частности, на примере Эстонии («Эстония до и после Бронзовой ночи», 2009) должна быть определена как кризисная. Наряду с рядом успехов (рыночных и проч.) в Эстонии как и балтийских странах в целом, имеет место весьма серьезный признаваемый, в частности, эстонскими обществоведами кризис – «как экономический, так и «общественный» (Postimees, 09.07.08; http://www.postimees.ee/?id=19594 ).

К внутренним  противоречиям в мире посткоммунизма следует отнести кризисные явления в экономике, политике и идеологии указанных государств.  К внешним — противоречия этих стран (например, России) с одной стороны, и США и ЕС с другой, различные эпизоды  борьбы указанных стран (в том числе и России)  за свое место в современном мире. Эта противоречивость (в целом ряде аспектов – от экономики до идеологии) ставит под сомнения традиционные западные (как либеральные, так и консервативные) модели освоения мира бывшего реального социализма — как экономические и политические, так и идеологические.

В целом становится ясной противоречивость освоения современным Западом бывшего коммунистического пространства. То есть тот факт, что современная западная цивилизация и ее идеология — консервативный либерализм — не сильно справляется с освоением посткоммунистического мира, точнее реально все меньше справляется с этим освоением.

Похоже, восточноевропейский посткоммунизм не хочет развиваться по традиционным западным — как праволиберальной, и правоконсервативной моделям. Однако ничего иного правая идеология — консервативный либерализм — предложить не может.

 

2. Кризис левой и марксистской идеологии  к концу XX века и в начале XXI века. Категории правого и левого.Левая оппозиция в Европе и в мире посткоммунизма. О трех марксизмах. «Идеологическая дилемма». Место третьего марксизма среди левых теорий.

 

Осознание противоречий традиционного западного  подхода влечет необходимость если не другой политики,  то по крайней мере другого взгляда (в идеале – другой идеологии) на эти проблемы. Альтернатива  имеющейся  правой политической практике и ее идеологии   (а с ними – правому перекосу  в посткоммунистическом мире) интуитивно ищется среди оппозиционных построений – то есть на «левом» идеологическом фланге.

Если правые идеологические течения  как в современном мире, так и мире бывшего реального социализма  представляют политический истеблишмент сложившегося мирового порядка, то левые течения являются  оппозицией. В первую очередь такую оппозицию представляет современная левая  идеология, противостоящая обоим видам правой идеологии  — как правому либерализму, так и правому консерватизму.

Называя предлагаемый в данной работе подход современной  «левой» теорией, мы подчеркиваем главный начальный момент  – отличие этой теории от теорий правых – новых и старых – то есть в первую очередь классических западных теорий либерализма и консерватизма. Современная левая теория противостоит правому консервативно-либеральному подходу в целом, то есть не только правому либерализму, но и правому консерватизму, существующему как на Западе, так и в странах бывшего реального социализма в различных национальных вариантах,  не исключая и  русского.

Можно заметить, во-первых, что коль скоро мы используем понятия «левой» теории, «правого иcтеблишмента» и проч., предпринимаемый нами анализ  опирается  на  категории  правого-левого.

Эти категории (координаты), применявшиеся уже в начале XIX века, мы считаем важными и основополагающими для современной политологии.  Мы отвергаем попытки отказаться от понятий «правого-левого» и отменить их, что, по нашему мнению, подобно стремлению отменить  географические координаты «Восток-Запад» или «Север-Юг» или  другие  универсалии.

   Различение правого-левого в политике является серьезной проблемой, требующей отдельного анализа. В данном изложении мы ограничимся лишь наиболее общими соображениями на эту тему.

Несмотря на многие попытки отрицать значимость  понятий (категорий) правого –левого и исключить их из современного политического анализа, эти  как будто «старые» понятия политического языка, появившиеся в XIX веке (и вошедшие в широкий обиход во второй его половине) не потеряли своего значения до настоящего времени. Они остаются существенными координатами описания политических теорий,  принадлежащими к области оснований политологии. 

  Как известно, различие между «правыми» и «левыми» в политике восходит к эпохе Великой Французской революции 1789-94 гг. Его основой стала разница в положении  мест депутатов Национального собрания, голосовавших за более «умеренные» (в то время монархические  и умеренно-республиканские)  или более «радикальные» (радикально-республиканские с определенными социалистическими элементами) политические решения.  Различие этих сил обнаружилось, в частности,  при обсуждении Декларации прав 26 августа 1789 года. (Например, В. Ревуненков. Очерки по  истории Великой Французской революции: Падение монархии.1789-1792. — Л., 1982 ).  «Правыми» с этого  времени  стали  называться сторонники  более  умеренных, «левыми» — более «радикальных» политических программ.

Связь радикализма или умеренности с  понятиями «левого» и «правого» является  условной (конвенциональной).  Сторонники более радикальных программ в тогдашней Франции  имели не только «горизонтальное», но и «вертикальное» обозначение. Так, республиканские   радикалы в том же революционном   Национальном собрании Франции первоначально назывались  «верхними» («горой», «монтаньярами»),  умеренные же – «нижними» («низ», «болото»).   Однако данное «вертикальное» различение радикального и умеренного в политике не стало  устойчивым и общепринятым, в отличие от традиционного  «горизонтального» различения «левого» и «правого», действующего до настоящего времени.

Это «горизонтальное» различение левых и правых стало основой появления в начале XIX века первых европейских левых – в начале леволиберальных – партий, в частности в Италии и Скандинавии.

С внешней стороны на левом фланге современной идеологии и политики —  том числе Восточной Европы — видятся в основном идеологические руины, обломки идеологических конструкций XIX и XX века.  Реально в начале XXI века  существует ряд считающихся левыми течений — от левого народничества до анархизма, которые серьезно различаются.

Очевидно, что левая теория в начале XXI века переживает острый кризис, заметный         уже с 1960-х годов XX века. Прежде всего, в новом веке стал очевиден крах старой (главной) левой идеологии XX века — идеологии реального социализма – марксизма-ленинизма (большевизма, коммунизма). Сыграв с начала этого века весьма важную роль как в развитии обществ реального социализма, так и в мировом развитии в целом, данная идеология потерпела поражение вместе с  крахом реального социализма на рубеже 1990-х гг. Идеология советского марксизма (марксизма-ленинизма) оказалась неспособной описать кризис реального социализма и переломные процессы в данных системах типа советской перестройки. Многочисленные официальные представители советского марксизма исчезли с идеологического горизонта, легко и, как правило, без боя уступив идеологическое поле своим правым – либеральным и   консервативным оппонентам.

   Казалось, вместе со старым советским и восточноевропейским реальным социализмом, потерпевшим  провал на рубеже 1990-х гг.,  потерпел поражение и возникший в середине XIX века марксизм как таковой. Однако в том-то и дело, что «как будто».    Советский марксизм – не единственное направление левой теории в начале XXI века, как и не единственное направление марксизма. Марксизм сохранился – в  своих неортодоксальных формах, которые и создали основу современной левой теории. 

 

 В данной работе мы будем говорить о «трех» марксизмах современной эпохи. 

Первым марксизмом мы называем классический марксизм его классиков – К. Маркса и Ф. Энгельса, отраженный  в политике Первого Интернационала (1864-1876). А также  идеологию и политическую практику образованного при жизни Энгельса Второго – социал-демократического Интернационала до первой мировой войны(1889- 1914). (Этот Интернационал действовал и позже – как в  XX  веке, так и к настоящему времени).

Вторым марксизмом мы называем марксизм-ленинизм (большевизм, коммунизм) – идеологию реального социализма – прежде всего в СССР и Восточной Европе, но также и иных регионах мира. Вариантом второго марксизма видимо следует считать и  принятую  современным Китаем (например, на XVIII съезде КПК) идеологии «социализма с китайской спецификой».

Третьим марксизмом мы называем левую теорию, которая стала формироваться в мире реального социализма в период его кризиса c 1950-60-х гг, именно «плюралистический» вариант этой идеологии  — впрочем не равный социал-демократизму (форме первого марксизма).

Понятие третьего марксизма можно определенным образом соотнести с появившимся в 1970-80-х гг понятием «неомарксизма», но не c понятием «постмарксизма». Понятие постмарксизма мы считаем  понятием консервативно-либеральной идеологии, реально отождествляющим марксизм с какой-то из его исторических форм (как правило, со «вторым» марксизмом).

Для левого спектра современного посткоммунизма второй (советский) марксизм остается главной точкой отсчета.  Острая критика марксизма в современном мире (в первую очередь Западном) является в основном критикой   недостатков  и противоречий этой формы марксизма. Однако в XXI веке левая теория требует существенного пересмотра  и обновления.  

 Уже в середине 1950-х гг (и очевидно к концу 1960-х гг) реальный социализм вступил в полосу кризиса, постепенно становившегося все более острым. Яркими примерами такого кризиса  стали  события в Венгрии 1956 и Чехословакии 1968 гг., а затем и советская перестройка 1987-91 гг, решить задачи которой положительным для мира реального социализма образом тогдашней элите реального социализма не удалось.

Кризису реального социализма соответствовал и кризис его идеологии — советского марксизма (марксизма-ленинизма). Начавшийся по-видимому уже после второй мировой войны, этот кризис стал очевиден в 1960-80-х годах.

В начала 1960-х годов становилась все более ясной  неадекватность   советского (второго) марксизма ситуации, сложившейся в последней трети XX века как в мире реального социализма, так и на Западе.   Одним из ответов  на этот кризис  советского марксизма стали поиски  левого варианта реформ реального социализма (от  Г. Лукача и чехословацких реформистов до группы «Праксис»),  обычно трактовавшиеся официальным вторым марксизмом как «ревизионизм».

Движение в направлении нового марксизма, отличного от преобладавшего в то время в СССР официального (второго) марксизма, были начато еще ранее — уже в 1920-30-х гг  работами Л. Троцкого, левых антитоталитаристов (В. Серж, М. Рютин и др.). Они были продолжены работами советских и восточноевропейских «ревизионистов» 1950-80-х гг. —  Д. Лукача, югославской группы «Праксис». Параллельно шли работы западного марксизма от Ж. П. Сартра до Л. Альтюссера (см. напр., П. Андерсон, Западный марксизм, на русск. 1991). Целый ряд этих критических как по отношению к классическим западным, так и советским стереотипам теорий строился на основе левого дискурса. ( Подробнее см. следующую главу).

Однако поиски новой теории к середине 1980-х гг (времени советской перестройки) не дали определенного результата.

 Причиной этого было, во-первых, преобладание сверхмощных идеологических  и политических машин мирового правого  истеблишмента, сумевших навязать свою, консервативно-либеральную  версию политических процессов XX- начала XXI века.  Немалую разрушительную роль, во-вторых, сыграл и советский консерватизм (сталинизм), в течение долгого времени подавлявший не только правую, но  и левую идеологическую оппозицию в странах реального социализма.  

Подавление официальным  консерватизмом реального социализма альтернативных и плюралистических моделей (модификаций) этой системы в 1960-70х гг стало одной из немаловажных причин, которые вели данную общественную форму к катастрофе.

Разумеется,  попыток объяснения системы реального социализма было более чем достаточно. Но большинство из них страдало  от двух основных причин (или задач)  –  задачи апологетики данного строя (в странах самого реального социализма) или же его  дискредитации — со стороны идеологов Запада.Это определялось           противостоянием и борьбой главных мировых идеологий  и стоящих за ними общественных систем, обусловившим в том числе и специфическую для второй половины XX века ситуацию идеологической дилеммы.(О нашей революции, 1981- см. приложение).

Смысл данной идеологической дилеммы состоял в том, что к началу советской перестройки (до конца 1980-х гг) основную мировую идеологическую картину определяли две мировые идеологии — консервативный либерализм и советский марксизм (марксизм-ленинизм).  Причиной этого было наличие двух мировых полюсов с их мощным идеологическими и политическими источниками влияния. Разрыв с одной из идеологий по принципу исключенного третьего  означал переход на позиции другой альтернативной (противоположной).  Существовал и ряд «промежуточных» идеологических форм, но они представляли собой, как правило,  модификации той или другой из основных мировых идеологий.

    Советская общественная теория, являвшая частью соответствующей идеологии- советского марксизма ( марксизма-ленинизма)  давала апологетику реального социализма,  и  в силу этого оказывалась неспособной к  критическому анализу данного общества (в частности, в СССР). В силу авторитарности последней в советский период критика реального социализма «изнутри»   была практически невозможна или явно затруднена бюрократической цензурой. (Эту цензуру защищали  предшественники нынешних российских «консерваторов» — советские традиционалисты вместе с хорошими советскими бюрократами).

Поэтому любая серьезная критика общества реального социализма автоматически становилась «диссидентской». В результате основной критический анализ системы  реального социализма  давала западная (правая) консервативно-либеральная идеология и диссиденты стран Восточного блока, как правило стоявшие на позициях данной идеологии. Речь идет об известных работах А. Солженицына, И.Шафаревича, А. Сахарова, А.Некрича и М. Геллера, Л. Колаковского и многих других.  

Казалось бы, новый идеологический прорыв в построении современной левой теории прорыв должна была дать советская перестройка рубежа 1990-х гг. Однако и она не принесла в данном построении очевидного результата.

Предпринятые в конце 1980-х гг перестроечные реформы реального социализма закончились его крахом и  победой традиционного западного общества с его идеологией — консервативным либерализмом.Результатом оказалась незавершенность к началу XXI  века поисков в восточноевропейских странах левой теории, альтернативной старому советскому марксизму, начатых в еще рамках старого советского марксизма (марксизма реального социализма).

Куда идти от старого советского марксизма? Направления этого движения могут быть различны.  Одни (например, современная КПРФ под руководством Г.Зюганова) считают, что идти не надо вовсе — следует оставаться на позициях старого советского марксизма, дополняя его элементами правого консерватизма  в духе И. Ильина, А. Дугина и проч. 

Другие считают правильным движение «вправо» —  к идеологии консервативного либерализма как в праволиберальном, так и в правоконсервативном варианте. 

     Весьма популярной  в посткоммунистическом мире с периода перестройки была  – социал-демократическая версия современного левого дискурса. Целый ряд  левых идеологов в мире реального социализма, в том числе в России (от Г. Попова до А.Яковлева и даже М. Горбачева ) видел в ней альтернативу  старому советскому марксизму.

Социал-демократы первыми (еще в конце XIX века, вслед за Э. Берштейном) использовали в своих построениях понятие критического марксизма, которое вновь стало применяться  неортодоксальными левыми в постсоветском мире.  ( Например,  R.Gorman, Сritical marxizm, 1983, А. Бузгалин. Постсоветская школа критического марксизма.Differencia specifica, в кн: Социализм XXI  века: 14 текстов постсоветской школы критического марксизма. М., 2009.). 

В настоящей работе понятие критического марксизма используется  с осторожностью, связанной с  необходимостью отличать положительный критицизм нового марксизма в отношении  марксизма традиционного (в т.ч. советского)  от негативного критицизма   бернштейнианского и в целом правого социал-демократического толка. Последний, как ясно показал большевизм (второй  марксизм), был  направлен на «ревизию» классического марксизма в направлении его интеграции с  правой  идеологией.

Кризис и провал реального социализма в Восточной Европе, казалось бы, придал восточно-европейской европейской социал-демократии  новое дыхание. Социал-демократизм стал все чаще рассматриваться как положительная альтернатива второму марксизму (советскому марксизму-ленинизму).

Существует точка зрения, представляемая идеологами западной социал-демократии с начала XX века, что с самого начала разделения старой социал-демократии на два направления – традиционную социал-демократию и большевизм – большевизм был «ошибочной» идеологией и отходом от верного левого – то есть традиционного социал-демократического направления. В  постсоветской России такую точку зрения развивал, в частности,  Гавриил Попов  (Теория и практика социализма в XX  веке, М., Роспэн, 2006).

Мы отвергаем эту точку зрения, как и тезис о безоговорочном  превосходстве социализма социал-демократического типа над реальным социализмом.Мы не считаем  переход левой теории от второго марксизма к социал-демократизму  верным решением. Такое решение означает возвращение назад — к уже отработанным идеологическим и политическим формам первого марксизма. Мы  считаем необходимым движение от старых форм марксизма – включая второй (советский) вперед – к третьему марксизму.

3. Социал-демократическая альтернатива в постсоветском мире?  Критика идеологической редукции — то есть движения «назад» от идеологии реального социализма к идеологическим формам традиционного западного общества.

 

 

Социал-демократия конца XIX века выросла из классического марксизма второй половины этого века и была непосредственно связана как  с теорией, так  и политической практикой классического марксизма (и Первым Интернационалом 1864-76 гг). С конца XIX века до первой мировой войны 1914 г социал-демократия, как и образованный ею в 1989 г. Второй Интернационал, была наиболее передовым отрядом левой идеологии. В то же время в начале XX века все более очевидными становились слабости данного течения,  главной из которых было соглашательство социал-демократии  с мировым правым истеблишментом («капитализмом»), выразившееся в «оппортунизме» Э.Бернштейна и иных социал-демократических деятелей  (в дальнейшем К. Каутского и др.). Особенно явным данное соглашательство стало во время первой мировой войны, что ярко показал лидер российских большевиков В. И.Ленин.  («Крах 2 интернационала и проч.»).

  В начале XX века (в России —  в 1903 г.)  произошло  разделение  тогдашней единой социал-демократии на правое и левое крыло. Левое (революционное) крыло социал-демократии —   большевизм  — выступило против правого крыла и образовало большевистское ( коммунистическое) течение с его отдельной идеологией и политической практикой. В дальнейшем на  основе большевизма появился советский марксизм-ленинизм –  вторая и  (несмотря на свои противоречия) исключительно важная для XX века ветвь марксизма, а затем  и общество, построенное на основании этой идеологии – реальный социализм, называвшийся на Западе «коммунизмом». Важной и положительной роли последнего  в мировых процессах XX века не отменяет кризис данной системы с 1960-х гг XX века и ее разрушение на рубеже XXI  века. 

Сказанное не значит, что большевизм (в особенности в его сталинском варианте) не допускал ошибок в отношениях с современной ему социал-демократией. Одной из таких ошибок следует считать, например, конфронтацию сталинских компартий (до VIII конгресса Коминтерна) с социал-демократией в начале 1930-х гг, которая стала одной из причин победы немецких правых националистов («консерваторов») в Германии 1930-х гг. 

Концепция «истинного социал-демократизма» (как и социал-демократизма вообще) представляет собой «идеологическую редукцию», то есть является   не движением вперед, но возвращением назад к старым, уже  отработанным («отыгранным») и  малоэффективным в мире посткоммунизма идеологическим конструкциям. Социал-демократическая теория  XX века была построена в расчете на западное общество, каковым  остается и современный «реформированный» западный капитализм, но не для реального социализма – в том числе в «посткоммунистическом» его варианте.

 Переход на позиции социал-демократии есть  своеобразная (как бы «левая») форма «основной» идеологической редукции — перехода бывших сторонников советского (второго) марксизма на позиции западной правой идеологии —  консерватизма и либерализма. Консервативно-либеральная идеология западного общества,  то есть идеологический блок правого либерализма и правого консерватизма, преобладает в современном мире, что определяется подавляющей    экономической и политической мощью западного общества ( мирового правого истеблишмента ) и его идеолого-политических машин.Это  преобладание  правой идеологии определяет и  преобладание  правой (негативной) критики реального социализма   и его идеологических форм,  а также левой идеологии в целом.

Превосходство правой идеологии в современном мире приводит к тому, что  эта идеология мыслится ее сторонниками  как едва ли не Идеология вообще, чьи основные постулаты подразумеваются сами собой. Однако, как мы пытаемся показать,  на самом деле данная идеология  не является Идеологией с большой буквы, но идеологией  некоей конкретной и преходящей исторической формы — современного западного общества («капитализма» ).     

В западный правый истеблишмент интегрированы как европейская социал-демократия, так и российский консерватизм,  остающийся определяющим в современной России и оказывающий серьезное  влияние на идеологию российских левых группировок.  Например, на идеологию современной КПРФ или многочисленных «социал-консерваторов» антимарксистского толка.

 Под влиянием правой (негативной) критики идеологии реального социализма шли и первоначальные критические поиски интеллигенции стран бывшего реального социализма, в том числе России и прибалтийских государств. «Классические» (правые – праволиберальные и правоконсервативные) диссиденты реального социализма, включая таких известных советских правозащитников, как А. Солженицын и А.Сахаров, двигались от советского марксизма не вперед – к новым формам левого дискурса, но по пути возвращения от «второго» марксизма к старым (домарксистским) идеологическим  формам  — прежде всего традиционного консервативного либерализма (в обоих – консервативном и либеральном варианте этой идеологии).За ними  в массовом порядке  последовали перестроечные интеллектуалы традиционного консервативно-либерального направления и руководимые ими движения на всем пространстве реального социализма.

Речь шла таким образом об уже упоминавшейся  идеологической редукции  — «реставрации» в идеологии,  движении от старого советского дискурса не «вперед», а «назад» — к старым формам консервативно-либеральной идеологии, идеологии традиционного западного  общества.  (В лучшем случае старой социал-демократии).    Эта социал-демократическая редукция от  советского марксизма («вторая» после основной консервативно-либеральной), ведущаяся уже отчасти в рамках «левого» дискурса, фактически означает возвращение к форме «первого» марксизма в ее модификации   конца XIX века (Э.Бернштейн, отчасти К.Каутский и проч.).  Это возвращение подтвердили последующие формы социал-демократической  идеологии, принятые в рамках Второго Интернационала и  продолжающих его движений XX и XXI  века.

Данная социал-демократическая форма редукции от традиционного советского марксизма, как мы пытаемся утверждать, «ближе к истине», но не является «конечной истиной» нашей эпохи — эпохи  краха реального социализма и реставрации на его территории традиционного Западного общества. Указанную идеологическую истину, как кажется, следует искать не «правее», а если угодно «левее» социал-демократизма.   Она  состоит не в движении от второго марксизма  назад — к идеологии консервативного либерализма,  но вперед — в переходе от старого (второго) марксизма (марксизма-ленинизма)  к марксизму новому — современной левой идеологии — третьему марксизму.

Есть основание считать, что социал-демократизм для Восточной Европы оказывается во многом своего рода метафорой нового левого направления, реально отличного от социал-демократического. Это показало появление такого казалось бы весьма близкого к социал-демократии  течения европейского  марксизма  1960-70-х гг, как еврокоммунизм.  Русский консерватизм (например, Сергей Кара-Мурза в работе «Евреи, диссиденты, еврокоммунизм») относил это течение к  «либерализму», что лишний раз подтверждает чрезмерную широту трактовки русским консерватизмом последнего. Реально имели место и существенные отличия еврокоммунизма от социал-демократии, показывающие близость данного течения к современной левой теории – третьему марксизму. (О них подробнее во II и VII главе). 

Второй (советский, сталинизированный) марксизм, потерпевший крах вместе с реальным социализмом, рассматривал еврокоммунизм как «ревизионизм». Современная левая теория должна признать справедливость основных посылок еврокоммунизма, подчеркивая отличия данного течения от социал-демократии и других интегрированных в современное западное общество течений.  Справедливой следует считать, в частности, критику еврокоммунизмом 1970-х гг понятия «диктатуры пролетариата» – то есть авторитаризма реального социализма. Что не означает верности попыток сдвига еврокоммунизма вправо — в сторону социал-демократии, а не третьего марксизма.

Для современной левой идеологии необходимо как союзничество с социал-демократией, сохраняющей роль  левого противовеса  консервативно-либеральному истеблишменту на Западе, так и полемика с ней как идеологией левого варианта интеграции в правый истеблишмент.

 

4. «Исчезновение» к началу XXI века старых левых теорий, а также некоторых базисных понятий политической теории — в частности, понятий капитализм и социализм.  Социальная материя исчезла?

 

Важная составляющая кризиса имеющихся форм левой идеологии – в том числе старого советского (второго) марксизма  – кризис понятий, в первую очередь базисных.

К числу таковых можно отнести «формационные» понятия капитализма и социализма, на которых строился ряд левых теорий, в первую очередь старый марксизм – марксизм реального социализма, марксизм-ленинизм (второй марксизм ). Очевидно, что   дихотомия капитализма и социализма   была  одной из наиболее фундаментальных (базисных)  для политического анализа XX века, являясь основой  целого пласта теорий,  в особенности левых, в том числе и социал-демократической.  При этом   казавшиеся вполне понятными в первой половине XX века, к концу этого века данные понятия оказались не определенными с достаточной ясностью, и в силу этого  многозначными.

    Это в полной мере относится и к понятию социализма. «Социализмов» оказалось много, и эти «социализмы» являются весьма  разными — социализм советский, социал-демократический и многие  иные «социализмы». Эта многогозначность сильно запутала проблему понимания и определения данного понятия.

     При этом очевидно, что понятие социализма остается одним из важнейших для левого дискурса – в том числе и советского марксизма. Фактически на этом понятии основывались все главные идеологические конструкции восточноевропейских форм реального социализма. Весьма важным это понятие остается  для такой страны, как Китай, сохраняющей, по нашему мнению (как уже отмечалось) одну из модификаций системы реального социализма  и ее идеологии (понятия «социализма с китайской спецификой»).

     Серьезная (если не полная)  путаница понятий капитализма и социализма в советской идеологии становилась очевидной уже в советское время. Теряя ясность и  даже внешнюю однозначность, это понятие разделило судьбу основных понятий и аксиом старого советского марксизма-ленинизма, марксизма реального социализма. В силу этой неясности  применять его как для идеологической полемики, так и реальных политических действий становилось все более сложно.  По этой причине  повис в воздухе и классический перестроечный лозунг последнего советского генсека Михаила Горбачева: «больше социализма». Собственно, больше «чего»?

 В путанице вокруг этого по сути  главного вопроса советских реформ проявился острый кризис официальной идеологии реального социализма – второго марксизма — и лежащих в его основе теорий. Эта путаница стала одной из причин провала этой идеологии  в период перестройки, который не мог не повлечь и практического провала левых реформ реального социализма.

Неортодоксальный марксизм как в Восточной Европе, так и России (например, работы Роя Медведева) к эпохе перестройки и в ее ходе не мог сформировать свою альтернативную и отличную от западной теорию  реального социализма и его положительных перемен.

Поскольку левые теории не справились с этой задачей, на первый план стали выдвигаться (разумеется, остро критические по отношению к реальному социализму) консервативно-либеральные объяснения данного общества как на Западе, так и в СССР – например, работы  А. Солженицына, А.Некрича и М. Геллера и многие другие. 

Правые авторы  XX века неоднократно констатировали  смерть и исчезновение «коммунистического» социализма. «Социализм умер»,-  заявлял  французский социолог А. Турен, имея в виду именно советскую модель.  Это заявление не касалось западного социал-демократического социализма — хорошего, поскольку рыночного и интегрированного в мировой правый истеблишмент.

После поражения советской перестройки (в последней трети XX века) общеупотребительные и казалось бы незыблемые понятия капитализма и социализма и вовсе как будто исчезли. В этом следует увидеть результат идеологической победы правых   — консервативно-либеральных —  теорий, для которых данные понятия не имели существенного значения и даже, напротив, были предметом критики. Относительно системы советского образца в западном дискурсе чаще использовалось не понятие социализма, а понятие «коммунизма».

      В западной (консервативно-либеральной) теории понятие социализма с одной стороны прямо не опровергается, с другой стороны особенно не используется (а по сути не принимается).  Исключение составляют правые политики стран с серьезной левой традицией —  например Ф.Саркози во Франции.

Базисное для левой теории  понятие «социализма» не было  прояснено  и за истекшее двадцатилетие после падения реального социализма в Европе.  Даже и в постсоветское время адекватный анализ «советской цивилизации» (термин А.Синявского, за которым последовал «социал-консерватор» С.Кара-Мурза) дан не был. Анализ советской цивилизации  у  консервативных авторов, в том числе С. Кара-Мурзы противоречив в силу эклектического антимарксизма этого, как и других консервативных идеологов (также А. Зиновьева и др.).

      Уже из сказанного ясна сохраняющаяся многозначность и запутанность понятия социализма в основных к началу XXI  века видах дискурса – как западных, так и восточных. Поэтому если в СССР и постсоветскую эпоху заходил разговор о «построении социализма», немедленно вставал вопрос – какого именно? Что именно хотят построить? Эти неясности вели к выводу о том, что социализма по существу «нет», как нет и «коммунизма». По консервативно-либеральной логике он «исчез» после 1991 г. — откуда произошло и понятие «посткоммунизма».

     При этом обнаружилось (поскольку речь идет о дихотомии)  что «нет» не только социализма, но и капитализма.     На Западе  (то есть в классическом консервативно-либеральном дискурсе)  понятие капитализма  употребляется достаточно редко. Вместо него используются  другие понятия – социально-рыночная экономика, общество всеобщего благоденствия и проч. Для современной западной идеологии это вполне логично. Согласно западным самоопределениям, западное общество – это не «капитализм», но  скорее «рыночное демократическое общество, либеральные демократии, или даже  ( в социал-демократическом варианте) «демократический социализм». В период холодной войны  западная идеология (консервативный либерализм) говорила  о конфликте «демократического общества» («западных демократий» и «коммунизма», как и о других вариантах конфликтов цивилизаций (С.Хантингтон).

Другими словами, в классической западной идеологии  и классическом консервативно-либеральном дискурсе   фактически нет понятий капитализма и социализма. Есть все, что угодно – Запад, западные демократии, просто демократическое общество, современные индустриальные страны…. Это и объясняет тот факт, что после казалось бы окончательной победы консервативного либерализма в начале 1990-х капитализм (по крайней мере в Европе,  прежде всего  Восточной) «пропал». Очевидно, что данное понятие пропало  вместе с левым дискурсом, в рамках которого и существовала дихотомия «социализма и капитализма».

 «Капитализм»  «обнаружился» снова относительно недавно – в период современного западного кризиса- как, впрочем, и кризиса «посткоммунистического» развития реального социализма. Выяснилось, что именно исчезнувший как будто «капитализм» и обусловливает западный кризис.  (См. работу правого либерала и «кадета» по собственному определению Г.Явлинского «Периферийный капитализм», М., 2003). А также кризис – еще более острый – современного посткоммунизма.

    Итак, приходится признать, что в классическом консервативно-либеральном дискурсе нет понятия «капитализма»,   как нет и понятия социализма.А где же они есть?

 Эти понятия есть в «левом» дискурсе – то есть в левых теориях – в первую очередь в марксистском дискурсе – как классическом, так и советском.  Современный западный (консервативно-либеральный) дискурс  употребляет данные понятия неохотно. Значит, они для него как бы не существуют. Выясняется зависимость понятий и концепций   от точки зрения, от идеологии. Следует констатировать: понятие «капитализма» есть компонент не консервативно-либерального, но скорее левого ( социалистического и марксистского) дискурса, идущего от социалистических теорий с начала XIX века, это понятие социалистов и марксистов.

 Перед нами — в начале XXI  века – сложилась ситуация исчезновения понятий и  определений, за которыми по-видимому стоит исчезновение старых теорий. Речь идет едва ли не об «исчезновении социальной материи», по крайней мере  определенных ее видов,  подобно тому, как в начале XX века  (по хрестоматийной для советской идеологии работе Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» ) исчезла физическая материя. Реально при этом дело было, как не без основания указывал (далеко не во всем «ошибавшийся») В. Ленин, в исчезновении старых определений этой материи.

    Очевидно, что сходное исчезновение обществоведческих понятий  — результат исчезновения старых теорий – в частности, идеологии бывшего реального социализма (вместе с самим этим обществом), а также  кризиса (в том числе теоретического и идеологического) Нового мирового порядка.Парадоксы  и тупики обоих подходов показывают кризис «классической политологии»  как в западном, так и в советском виде и необходимость новых решений.

     Марксистам последних десятилетий ХХ века становилось все более ясно, что без качественного скачка современная марксистская теория не сможет ответить на вызов времени.

На необходимости подобного теоретического скачка указывал ряд перестроечных левых авторов в России. Например,  Г.Водолазов, говоря не только об анализе сталинизма, но и реального социализма вообще, высказал в те годы мнение, что «мы имеем дело с феноменом, для которого в нашей теории нет подходящих терминов» и что старые социальные термины в этих условиях перестают работать. «Из ньютоновского социального мира мы вступили в эйнштейновский». По словам Г. Водолазова «нужен анализ, а не этикетки, нужен «мораторий на введение ряда обобщенных социально-экономических понятий». (Водолазов Г., Ленин и Сталин. Философский и методологический комментарий к повести В. Гроссмана «Все течет». Октябрь, 1989, N 6, с.28-29).

В сходном духе о кризисе старого марксизма говорили также зарубежные марксисты. Луи Альтюссер в специальной статье «Кризис марксизма» высказывал надежду, что кризисная ситуация в любой теории — предвестник качественного скачка в ее развитии. Цит по: М. Н. Грецкий. Мы и марксисты Запада.- Вопросы философии. 1989.N 7, с.107.

Необходимы новые теоретические подходы,  некий теоретический рывок — теоретический прорыв, переформулировка  оснований современной левой идеологии. Такую переформулировку,  видимо, и должен представить современный  «третий» марксизм, отличающийся от марксизма как первого, так и второго.

 

5. Основные категории и положения третьего марксизма (современной левой теории). О понятиях  капитализма и социализма в начале XXI века.  Проблема и «тайна» реального социализма  как центр идеологической полемики конца XX- начала XXI века.   

 

Задача современной левой идеологии состоит не в том,  чтобы,  как предлагают западные (консервативно-либеральные) теории,  отбросить весь марксистский и левый  дискурс как ненужный хлам. Но и не в том,чтобы восстановить старую доперестроечную  идеологию «второго» (советского) марксизма, как и систему реального социализма (что по сути дела предлагает советский традиционализм). Современная левая теория должна пересмотреть основания современного марксистского дискурса (и марксистского инструментария) и дать, используя этот инструментарий, анализ  современных общественных форм как на Западе, так и на Востоке — в том числе  реального социализма. 

Современная левая теория должна подвергнуть анализу само противопоставление «капитализма» и «социализма», о котором говорил старая социалистическая теория  и марксизм — как классический, так и советский.

      Понимание «социализма» в советском марксизме имело ряд особенностей и – как можно заметить (в том числе и с точки зрения марксизма современного) — противоречий, вызвавших  острую полемику и критику  с разных сторон.  Критика этого понимания социализма давалась  как   со стороны западного консервативного либерализма, так и со стороны неортодоксальных социалистов и коммунистов внутри СССР и  на Западе. 

    Как известно, понятие социализма в советском марксизме  идет от марксизма классического — например, понятие «критически-утопического» и иных видов социализма в «Манифесте Коммунистической партии» К.Маркса и Ф.Энгельса  (1848 ),  а также других работах классического марксизма ( «Развитие социализма от утопии к науке» Ф.Энгельса, 1880 и др.). Классический марксизм унаследовал   понятие социализма у  т.н. «социалистов-утопистов» — напр., Жака Леру (1834).

Из этих – вначале «утопически-социалистических» (по определению классического марксизма) теорий эта дихотомия попала в марксистский дискурс XIX века и XX века.   Сначала социал-демократический ( включая более позднее понятие «демократического социализма»),  а затем и в советский марксизм, в котором она заняла едва ли не центральное место.

Принятое   социал-демократами 1890-х гг   понятие «социализма» опиралось на трактовку этого понятия в  классическом марксизме, в частности, в работе К.Маркса «Критика Готской программы» (1875 г.), опубликованной Ф.Энгельсом  в 1891 г. В этой работе было дано классическое описание стадий развития нового общества, которое использовал также и  В.И. Ленин,  в первую очередь в своей известной работе «Государство и революция» (1918 г.). В интерпретации В. Ленина понятие социализма вошло в советский марксизм (марксизм-ленинизм).

 «Социализмом»  называлось «первое коммунистическое общество» по Марксу (согласно «Критике Готской программы»). Второе коммунистическое общество по этой же работе в советском марксизме получило название «собственно коммунизма».

Отсюда значение применявшегося в СССР понятия «социализма»  и «реального социализма». На Западе же это самое общество  понималось  как «коммунизм».  «Социализмом» на Западе обозначались  западные рыночные построения с социальными элементами – в первую очередь т.н. «социал-демократическая модель социализма».

 

Согласно букве второго (советского) марксизма, «социализм» в СССР был построен в конце 1930-х гг (1939 г), по другой версии – в 1940-е гг. Хотя с этого же времени неортодоксальные социалисты и коммунисты внутри СССР  и  на Западе высказывали сомнения в «социалистичности»  советского реального социализма.

 

Уже в конце 1930-х гг был таким образом поставлен вопрос о природе реального социализма, по сути являющийся ключевым для  левой теории в течение едва ли не столетия.  Можно утверждать, что вопрос  о том, что такое реальный социализм   («коммунизм») в имеющихся идеологических рамках (как второго марксизма, так и  консервативного-либерализма)   не решен и до сих пор. Он остался без ответа даже после падения реального социализма,  остался «тайной».  ( Название статьи  на эту тему венгерского социолога и психолога Ласло Гараи).

 

  Что собой представлял советский  «коммунистический»  «социализм», он же «государственный социализм» или «государственный капитализм» ?  Каковы  отличия коммунистического социализма от социализма западного социал-демократического  типа? 

Политологи и Востока и Запада сходятся во мнении, что общество восточноевропейского реального социализма  являлось некоторым специфическим образованием,  которому давались самые разные объяснения,   вплоть до концепции «азиатского способа производства» К. Виттфогеля. Неортодоксальные марксисты  (левые антисталинисты) уже с 1930—х гг использовали по отношению к советской системе понятие «государственного социализма». (Например, Виктор Серж (Кибальчич). Социалистический гуманизм против тоталитаризма, М., Праксис, 2003. О нем подробнее в следующей главе).

Необходим внимательный анализ понятия социализма как одного из базисных для современной левой теории. Основанием такого анализа должен быть не консервативно-либеральный, но марксистский инструментарий и формационный подход.

 Как мы видели, понятие социализма во втором марксизме восходит к работам классического марксизма и связано с определенной трактовкой стадий новой (т.н.коммунистической) формации, изложенной, в частности, в упоминавшейся «Критике Готской программы» Маркса (1975).  Рассмотрим  эту схему подробнее.

 Говоря о социализме и его недостатках,  К. Маркс в  указанной работе отмечал, что «эти недостатки неизбежны в первой фазе коммунистического общества, в том его виде, как оно выходит после долгих мук родов из капиталистического общества. Право никогда не может быть выше, чем экономический строй и обусловленное им культурное развитие общества. На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно  будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!» (К. Маркс, Ф. Энгельс, Полн собр. Соч., 2 изд.,т.19, с. 19-20).

 Таким образом, в «Критике Готской программы»  Маркс говорит о трех стадиях  развития нового («послекапиталистического») общества: 1) «Долгие муки родов», 2) «первое коммунистическое общество» и 3) «второе коммунистическое общество».  В других работах классического марксизма первая из этих стадий обозначалась как «диктатура пролетариата». (Например, в Манифесте Компартии или работе «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 гг.» К. Маркса, 1850, — Соч.,т. 7, с. 91).

 

Это различие фаз «послекапиталистического общества» подтвердил и В. И. Ленин в работе «Государство и революция» (1918).  «Научная разница между социализмом и коммунизмом -писал Ленин в этой  работе, — ясна. То, что обычно называют социализмом, Маркс назвал «первой или низшей фазой коммунистического общества. Поскольку общей собственностью становятся средства производства, постольку слово «коммунизм» и тут применимо, если не забывать, что это не полный коммунизм. Вместо схоластически-выдуманных, «сочиненных» определений и бесплодных споров о словах (что социализм, что коммунизм), Маркс дает анализ того, что можно бы назвать ступенями экономической зрелости коммунизма… Политически, — различие между первой или низшей и высшей фазой коммунизма со временем будет, вероятно, громадно, но теперь, при капитализме, признавать его было бы смешно». (Ленин В.И., Государство и революция, Соч., т.33, с.97-98).

 

 Следует обратить внимание на то, что «социализму» (первому коммунистическому обществу) в предложенной Марксом и развитой другими теоретиками классического марксизма, а также марксизма-ленинизма схеме предшествовала некоторая отдельная историческая стадия – именно стадия «диктатуры пролетариата»  — «переходного периода», «долгих мук родов». Официальная советская теория (марксизм-ленинизм, второй марксизм) утверждала, что  данная стадия («диктатуры пролетариата») была преодолена  в СССР едва ли не перед второй мировой войной, и уже во всяком случае после войны. То есть что социализм (в  смысле советского дискурса и «марксизма-ленинизма») был якобы построен в СССР в  конце 1930-х гг. (после второй пятилетки в 1939 г.) – или по крайней мере после войны в 1940-60-х гг. Поскольку в СССР хрущевского и тем более в брежневского периода «социализм» считался «построенным»,  в Третьей программе КПСС (принятой на XXII съезде в 1961 г.)  был поставлен вопрос о переходе к «коммунизму»  — второму коммунистическому обществу.

При Брежневе (приблизительно в 1967 г.) в СССР появилось более прагматичное понятие «развитого социализма».

 

Однако тезис советского марксизма о «построенности» социализма в СССР в конце  1930-х гг. подвергался критике уже неортодоксальными марксистами этого времени – от Л.Троцкого до Ф.Раскольникова ( Открытое письмо Сталину, 1939).  Спорным оставался вопрос о построенности «социализма» также и в   послесталинском  СССР, на что указывал послевоенный западный марксизм (Например, Г. Маркузе, Советский марксизм, 1958). 

Таким образом, во второй половине XX века понятие социализма стало предметом острых идеологических споров.  Консервативно-либеральные (правые) критики реального социализма,  а также диссиденты (в правом и левом варианте) указывали на противоречия официального понимания социализма во втором марксизме.   Оно касалось многих аспектов – например, определения реального социализма как  «бесклассового общества» или «строя общественной собственности на средства производства». (См. теории «нового класса» от Милована Джиласа (1956) до Михаила Восленского -1970).

Важным (и едва ли не главным) объектом критики в системе реального социализма как Западом так и рядом неортодоксальных левых был авторитаризм его политической системы, с чем был связан вопрос политических свобод и  «прав человека». Для критики реального социализма на Западе использовалось и более жесткое понятие                              «тоталитаризма» (введенное, заметим левыми – см. Виктор Серж, От революции к тоталитаризму, 1943).   

 Объектом острой критики современным Западом  была также  «безрыночность» реального социализма, то есть ограниченные возможности рыночных отношений  в системе советского  образца, а также многие другие аспекты общества данного типа.

 

Главный вопрос в этой связи можно сформулировать так: можно ли считать «реальный социализм» (как в советском, так и в иных восточноевропейских вариантах) социализмом в марксистском смысле? То есть понимать его как первое коммунистическое общество  в смысле критики «Готской программы Маркса» (с пояснениями этой схемы в работе «Государство и революция» Ленина 1918 г.)?

     Выскажем следующее соображение, повторяющие наши выкладки 1980-90х гг  («О нашей революции», 1981,  «Что такое коммунизм, что такое сталинизм?»,1994 ).  

Как мы стремились показать,  «реальный социализм»   по букве классического марксизма-ленинизма ( советского дискурса ) нельзя проэцировать  на понятие социализма (второго коммунистического общества) в смысле Маркса и Ленина — то есть в смысле первого и второго марксизма.  ( Используемое здесь понятие «проецирования» нужно потому, что речь идет не о прямом цитировании классического марксизма, но о  модификациях классической концепции).Общество реального социализма согласно марксистским хрестоматиям  следует проэцировать скорее на понятие  предшествующей стадии – «диктатуры пролетариата» — «переходного периода» к социализму.  

 

Такой вывод подтверждает ряд особенностей  системы реального социализма. Первая из них  – авторитарная («однопартийная») политическая надстройка, которую можно считать важным признаком почти всех  модификаций реального социализма от СССР до восточноевропейских вариантов, а также Кубы и  Китая. Эта авторитарная политическая надстройка была характерна  для большинства вариантов «реального социализма»  до конца его существования  —  вплоть до горбачевской «перестройки» конца 1980-х гг. Авторитаризм системы реального социализма позволял критикам (прежде всего на Западе, в рамках идеологии консервативного либерализма)  говорить о  политической системе реального социализма как «диктатуре» — несмотря на то, что по официальной советской теории «диктатура пролетариата» была «преодолена» в СССР в 1930- гг.

На другие  черты реального социализма (он же «предсоциализм»),  подтверждающие его неполную «социалистичность» (например, роль партократии в этой системе, административно-командных рычагах его  подъема и проч.)  указали работы неортодоксальных марксистов XX века. В своей критике реального социализма они опирались в том числе и на положения   классического марксизма – например, «Экономическо-философские рукописи» 1944-46 гг  К. Маркса).

Вопрос о причинах авторитаризма политической надстройки реального социализма требует отдельного анализа. Очевидно, что «диктатура» (однопартийная система) в  СССР начала «преодолеваться» лишь в период горбачевской перестройки, когда «реальный социализм»  попытался перейти от доперестроечного авторитаризма к обществу с плюралистической политической надстройкой. Этот переход однако «не получился» в позитивном смысле, хотя получился в негативном (консервативно-либеральном) смысле  – как «крах коммунизма». Объяснение такого результата, отличное от западного консервативно-либерального,  должна дать современная левая теория.

            Вторая важная особенность системы реального социализма касается социально экономической системы этого общества. В перестроечный период реальный социализм советского образца  получил обозначение Административно-командной системы (Гавриил Попов, 1988).Данное определение   следует  выделить среди прочих: оно весьма важно  и    требует  отдельного анализа и обсуждения. Из  этого определения могут быть сделаны выводы, существенные для понимания общества реального социализма.

    Можно ли считать социализмом» (он же «первое коммунистическое общество» в смысле классического марксизма и марксизма-ленинизма) существовавшее в СССР общество с однопартийной политической надстройкой,   а также социально-экономической структурой «административно-командной системы»?    Такое отождествление вызывает большие сомнения.

     С начала 1980-х гг (а в печати с конца 1980-х)  по отношению к системам реального социализма нам  приходилось использовать понятие «предсоциализма»,  характеризующее эти системы как «диктатуру пролетариата» (см. приложение). Это понятие подчеркивает  ту начальную посылку, что  общества (системы) реального социализма следует проецировать  не на   понятие «первого коммунистического общества» в классической марксисткой схеме развития «послекапиталистического» общества, но скорее на понятие предшествующей ему «диктатуры пролетариата», она же — «переходный период», «долгие муки родов» и проч. (См.  «Критику Готской программы» Маркса, 1875 и др.).

 

Мы предлагали таким образом связывать реальный социализм, особенностью которого всегда была авторитарная политическая надстройка,  не со стадией «социализма» – первого коммунистического общества по классическому марксизму, но со стадией «долгих мук родов», диктатуры пролетариата и проч., которое можно обозначить понятием «предсоциализма». То есть рассматривать реальный социализм с его  однопартийной (авторитарной) политической надстройкой не как «социализм» -второе коммунистическое общество в понимании классического марксизма («Критика Готской программы Маркса», «Государство и революция» Ленина), а как историческую форму, предшествующую таковой – именно стадию «диктатуры пролетариата» своеобразную первую стадию («подформацию»)  «послекапиталистической» формации.

 

Признание реального социализма не социализмом в марксистском смысле, а «предсоциализмом»  влечет целый ряд следствий в понимании данного общества. Данный  тезис не заменяет анализа системы реального социализма, но скорее предваряет его,  помогая поставить реальный социализм на его настоящее  место в «формационном» ряду  классического марксистского дискурса.

Здесь важно отметить, что (как уже указывалось) западная идеология — консервативный либерализм — также называл «коммунизмом» вовсе не «второе коммунистическое общество по классическому марксизму, но именно реальный социализм. Другими словами, современный западный (консервативно-либеральный) дискурс  отождествлял «коммунизм» с первой исторической стадией новой общественной формы (новой формации в понятиях марксизма-ленинизма). Отсюда и западное понятие «посткоммунизма», которое фиксирует факт «исчезновения коммунизма» вместе с реальным социализмом.

 

6. Анализ базисных ( и морфологических) особенностей системы реального социализма. Понятие государственного Синдиката, рыночной периферии и др.  Отношение третьего марксизма ко второму марксизму. Применение к анализу реального социализма категорий «диалектики», в частности принципа отрицания отрицания.

 

 Попробуем, используя марксистский инструментарий, рассмотреть основные особенности реального социализма, начиная с отношений собственности. Попытки описания этого общества в немарксистских категориях, что делают сторонники западного консервативно-либерального подхода (в том числе российские консерваторы и социал-консерваторы типа неонародника С. Кара-Мурзы, с его концепцией «советской цивилизации»), не дают объяснения данной исторической формы.

Основной  базисной (но также и морфологической) особенностью реального социализма  мы считаем  наличие крупного, определенным образом организованного и управляемого государственного сектора. Этот очищенный от крупной частной собственности и особым образом управляемый госсектор мы называем Государственным Синдикатом (в дальнейшем Синдикат).

Данный термин восходит к работам В. И. Ленина, в частности, к работе «Государство и революция» (1918). «Учет и контроль,- писал В.И.Ленин в этой работе, -вот главное, что требуется для «налажения», для правильного функционирования первой фазы коммунистического общества. Все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного, государственного «синдиката»…«Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы». (Ленин В.И. Государство и революция.- Полн. собр. соч., 5 изд., т.33. , с.101.- курсив наш — И.Р.).

 «Насущным и злободневным вопросом сегодняшней политики» Ленин считает «экспроприацию капиталистов, превращение всех граждан в работников и служащих одного крупного «синдиката», именно: всего государства, и полное подчинение всей работы всего этого синдиката государству действительно демократическому, государству Советов рабочих и солдатских депутатов». (Полн. собр. соч., т.33,  с. 97).

     «Но эта «фабричная» дисциплина,- пишет Ленин,-  которую победивший капиталистов, свергнувший эксплуататоров пролетариат распространит на все общество, никоим образом не является ни идеалом нашим, ни нашей конечной целью, а только ступенькой, необходимой для радикальной чистки общества от гнусности и мерзостей капиталистической эксплуатации и для дальнейшего движения вперед » (Там же, С.101-102).

Таким образом,  в классической  работе «второго» марксизма (марксизма-ленинизма) «Государство и революция» (1918 г.) один из главных теоретиков этой формы марксизма В.И. Ленин  описывает  важнейшую структурную особенность реального социализма – государственный Синдикат.  ( Данное понятие, несмотря на сходство терминологии, не следует путать с имеющего анархистские корни термином европейского «синдикализма» 1930-х гг, а также иных построений). 

Понятие Государственного Синдиката является центральным понятием, через которое мы определяем  реальный социализм, называвшийся на Западе «коммунизмом».

Как мы полагаем, наличие в странах реального предсоциализма особого, специфическим образом управляемого государственного сектора — Государственного Синдиката — и составляет главный, специфический признак (differentia specifica)  реального социализма как особого типа общества, отличного от иных типов обществ, как существовавших, так и существующих ныне.

Понятие Государственного Синдиката, с нашей точки зрения, дает возможность переформулировать традиционное для советского марксизма представление о коммунистической («послекапиталистической») формации. Эту формацию по ее основному специфическому признаку можно назвать синдикатной.

Используя термин «государственного Синдиката»  можно дать также и определение «капиталистического» общества. В отличие от коммунистических обществ «синдикатного типа», общество без Синдиката  называется нами Расчлененным обществом.  Обозначение антагонистического общества в целом как общества Расчлененного, в том числе в смысле «разделенного на классы», содержится уже в «Коммунистическом Манифесте».   «В предшествующие исторические эпохи, — отмечалось в нем — мы находим почти повсюду полное расчленение (Gliederung) общества на различные сословия» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т.4, с. 424 ).

 Современный (третий) марксизм должен произвести таким образом переформулировку основных теоретических понятий марксистского дискурса, начиная с понятия социализма. Для этого могут быть использованы понятия структурного (морфологического) анализа системы реального социализма. Речь идет, если угодно, о  «неоструктуралистской»  переформулировке     базисных понятий классического марксизма.  Первые попытки такой  переформулировки  были предложены  в наших работах  1981-1994 гг. «О нашей революции» (1981 г., См. приложение),  и далее в 1990-х гг, включая работу «Что такое коммунизм, что такое сталинизм» (1994, 2005).  

Противопоставление «капитализма» и «социализма»  (например, в работе «О нашей революции» или «Что такое коммунизм») предлагалось понимать как различие Расчлененного общества и обществ Синдикатного типа.  Соответственно строились и формационные характеристики (характеристики общественно-экономической формации — в терминах традиционного истмата) к которым можно отнести данные типы обществ, — например, капитализм XX века, а также «реальный социализм» XX века. Коммунистическая формация обозначалась как «синдикатная»; страны реального социализма («коммунистические» страны) обозначались как общества синдикатного типа –  в их начальной авторитарной и административно-командной форме.     Капитализм  по признаку отсутствия Синдиката  обозначался как Расчлененное общество.

Помимо Синдиката – государственного сектора —  общество «коммунистического образца»  (например, в эпоху Нэпа в СССР, а также других странах реального социализма) имело также  частнохозяйственную  сферу, соответствующую традиционному западному обществу. Однако  в отличие от «капиталистического» ( Расчлененного) общества в обществе коммунистического («синдикатного») типа данная сфера  не является единственной, но скорее периферийной. Эту сферу можно определить как рыночную периферию Синдикатного общества. В обществе реального социализма размер данной периферии, как правило,  не был значительным, в том числе и таких восточноеропейских странах, как Венгрия или Югославия. Польша в течение всего  «коммунистического» периода имела, например, неколлективизированное  сельское хозяйство.

Таким образом вводилось третье применявшееся  в тогдашнем анализе понятие – понятие рыночной периферии. Оно отличалось  от центра системы реального социализма — государственного Синдиката. Различие синдикатного центра и периферии очевидно в советской системе «нэповского» образца. Рыночная периферия в обществе этого типа не отменяла Синдиката (центра систем «коммунистического» образца), но сосуществовала с ним.

 Что касается политической надстройки реального социализма, то очевидным фактом был авторитаризм этой надстройки. Политическая надстройка всех известных типов реального социализма,  как правило, была авторитарной.Это позволяет определить систему реального социализма как систему Авторитарного Синдиката.  

Можно заметить, что данная авторитарность  (о чем мы будем говорить далее) является характерным признаком «диктатуры пролетариата», то есть предсоциализма – первой стадии послекапиталистической (синдикатной) формации. Эта особенность обнаруживается в большинстве ранних вариантов систем «коммунистического» (синдикатного») образца. Причины авторитарности политической надстройки реального социализма требуют отдельного анализа. По всей видимости, авторитаризм играл роль специфической защиты систем реального социализма в условиях враждебного окружения обществ иного («капиталистического») типа.

Важным для нашего анализа систем советского образца было также предположение, что  ряд важных особенностей данных систем  связан с различным способом управления важнейшим для данного общества государственным сектором (Синдикатом).   Это позволяло поставить вопрос о реальном содержании появившегося уже в конце 1980-х, в перестроечный период, популярного понятия «административно-командной системы» (Г. Попов, 1987) и связать это определение с системой реального социализма. Нами высказывалось предположение, что административно-командный подъем госсектора (и соответственно административно-командной системы) был специфической формой нерыночного развития «предсоциализма» — первой формы «синдикатной» системы (он же реальный социализм).

 Было высказано также предположение о  наличии двух фаз развития синдикатной системы – не только фазы «подъема», но и фазы «посадки» государственного синдиката. То есть не только о режиме подъема последнего, но и о режиме развития рыночной периферии коммунистического госсектора на этапе «стабилизации». Например, реальный социализм в СССР очевидно смог совершить в 1930-х гг административно-командный подъем своей системы, за которой, по идее (конечно, после войны, то есть,  вероятно, в конце 1940-50-х гг) должна была последовать рыночная «посадка». Формой таковой могли стать проваленные советским консерватизмом  рыночные (косыгинские) реформы 1960-х гг. По этой логике  рыночная «посадка» должна была бы последовать после административно-командного подъема 1940-50-х и в восточноевропейских системах. Формой такой   рыночной посадки можно также считать, например, удачные реформы Я. Кадара в Венгрии 1960-х гг. или рыночные реформы Дэн Сяопина и его последователей в Китае 1980-х и далее годов.

   Советская консервативная (сталинистская) бюрократия помешала аналогичным реформам в СССР, что можно считать одним из важных факторов  его дальнейшего падения. Переход к рыночным реформам (которые вскоре во многом успешно провел Китай) даже в условиях старой формы реального социализма мог «продлить» срок существования советской системы. В случае создания в СССР более современного рыночного варианта реального социализма это общество могло еще продолжить поступательное развитие даже в «доперестроечном» виде.   Историческим фактом однако стал крах советской системы, не в последней степени обусловленный ее  «безрыночностью» .

Анализ  реального социализма в рамках современной левой теории позволяет, как кажется, выдвинуть новое решение проблемы исторического места реального социализма   на шкале общественных форм – в том числе и марксистской. Реальный социализм  следует понимать не как «социализм» в смысле классического  марксизма, но  как «предсоциализм». То есть проецировать указанную форму  не на первое коммунистическое общество («социализм» в смысле марксизма-ленинизма и классического марксизма), но на понятие «диктатуры пролетариата» (она же «переходный период» и время «долгих мук родов») нового общества. Согласно этому определению  реальный социализм – «авторитарный коммунизм» ( авторитарный Синдикат) представлял собой первую стадию «послекапиталистической» ( «коммунистической» во «втором» марксизме) формации, не достигшую стадии «первого коммунистического общества».

   Идеология советского (второго)  марксизма (и его основные категории) строилась как критика традиционного западного общества (капитализма). Но они никак не объясняли общество самого реального социализма,  его политические и социальные (классовые) особенности  и противоречия. 

Лево-демократическая критика реального социализма противостоит консервативно-либеральной критике этого общества, а также  критике традиционно марксистской (сталинистской). Эта критика дает возможности иного – современного левого (лево-демократического) анализа реального социализма и т.н. «советской цивилизации», отличного от анализа консервативно-либерального. Основу этого анализа могут дать предлагаемые структурные (морфологические) термины  (в частности, понятие государственного Синдиката) и предположения, сделанные на  основания применения этих понятий. Речь идет об критическом анализе всех  подсистем (от идеологических до экономических) общества реального социализма в их комплексе. А также описании исторической роли  этой системы в XX веке,  нового понимания причин кризисов реального социализма и советской перестройки.  (Краткий вариант такого описания предлагается в III и IV главах данной работы).

Современная  левая идеология (современный «левый дискурс») таким образом берет за основу  идеологический дискурс реального социализма (второй марксизм, марксизм-ленинизм, идеологию Авторитарного Синдиката), но  предполагает  его существенную модификацию. Вместо  движения от старого советского дискурса  назад – к консервативному либерализму, идеологии Расчлененного общества ( что можно определить как консервативно-либеральную редукцию), современная левая идеология  ставит задачу движения от старого советского дискурса «вперед», к новому (третьему) марксизму — идеологии «нового социализма», поставторитарного Синдиката — «первого коммунистического общества» в смысле классического марксизма.

Современная левая теория переформулирует основные понятия советского марксизма, применяя марксистский (формационный, классовый и проч.)  инструментарий для критического анализа как западного общества (современного капитализма), так и реального социализма.   В новом   марксистском дискурсе может быть использована (хотя, как правило, и в переформулированном виде) определенная часть категориального аппарата классического марксизма – как марксизма первого, так и марксизма второго (марксизма-ленинизма). В частности, принципы классической гегелевско-марксистской диалектики (например, принцип отрицания-отрицания), а также классических «истматовских» понятий – формация, класс, революция и проч.

Следует отметить особую важность для современной левой теории понятия «диалектического» отрицания (отрицания отрицания). Это понятие является существенной основой,  важным алгоритмом, на основании которого строится как отношение новой общественной формы к предшествующим, так и отношение современной левой теории к ее идеологическим предшественникам.

Так, используя гегелевско-марксистскую терминологию можно утверждать, что в основе  отношения консервативного либерализма (а также некоторых как бы левых направлений)к реальному социализму фактически лежит негативное отрицание  его системы   и  идеологии. Отношение лево-демократической идеологии к реальному социализму и советскому дискурсу, напротив, должно строиться  по принципу  снятия-сохранения.

Другими словами, в терминах гегелевско-марксистского закона отрицания отрицания, можно утверждать, что консервативный либерализм стоит на позициях негативного отрицания реального социализма и его идеологии. Лево-демократическая идеология (третий марксизм ) стремится опираться на принцип «положительного» (второго) отрицания- то есть  «снятия» в гегелевском смысле  идеологии  и всей системы реального социализма.

Свое отношение к  «марксизму -ленинизму» современная левая идеология по-видимому должна  строить так же, как сам марксизм-ленинизм (второй марксизм) относился к «первому» марксизму — марксизму XIX века. Именно,   пытаясь произвести его положительное «снятие-сохранение».

 Современная лево-демократическая идеология   основана на идеологии традиционного первого, а также второго марксизма (марксизма-ленинизма), однако является также и отрицанием (критикой) таковых в некотором — именно диалектическом, гегельянском и марксистском смысле — отрицания-сохранения. Отрицанием  приблизительно в том же смысле, в каком ленинизм был отрицанием «первого»  марксизма XIX века, хотя  и сохранявшим революционную сторону последнего.

 

7. Иные категории анализа реального социализма современным марксизмом. Категории правого и левого в политике.  Отличие политического спектра традиционного западного общества и реального социализма (зеркальное отражение, асимметрия). Проблема классов и классовой структуры реального социализма. О понятии «нового класса» (партократии) и пролетариата в  обществе реального социализма. Критика консервативно-либеральной концепции «нового класса».

 

Помимо обсуждавшихся выше категорий анализа реального социализма современный марксистский подход может использовать ряд иных категорий такого анализа (как и в целом общественной ситуации XX и XXI века) – в частности, уже упоминавшиеся категории правого-левого.

Категории правого-левого (в том числе  понятие «левого» для характеристики современной левой теории) весьма важны. Можно утверждать, что данные категории являются не случайными, но весьма серьезными и глубинными, затрагивавшими существенные проблемы мировой политики и мироустройства в целом, в частности проблемы мировой симметрии и асимметрии. (Таковые исследовались — в отношении психологии и культуры — также и в рамках Тартуской семиотической школы – например,  Лотман Ю.М. Текст в тексте .- Об искусстве. – СПб., 1998, с. 423–436.  Первое изд. Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. 1981. Вып. 567. С. 3 – 18. — Труды по знаковым системам. Т. 14 ).

 

Понятия правого и левого  описывают различия не только политических сил  отдельных стран, но и с разницу (зеркальное отношение, противостояние) мировых политических полюсов. Эти зеркальные отношения  были очевидны в период противостояния двух систем – западного капитализма и реального социализма, представлявших  в течение  более полувека (1920-90-х гг) два различных — правый и левый — мировых политических полюса.

Одним из важнейших достижений реального социализма стало то, что на основе системы реального социализма образовался «левый» (российский и восточноевропейский) полюс мирового развития. Этот полюс сыграл в XX веке весьма  важную роль не только для России, но и для мирового развития в целом – в том числе для «гуманизации» и существенного преобразования старого капитализма,  принявшего, в частности, в Европе, весьма развитые социальные формы. Следует подчеркнуть, что политическая практика  «социального капитализма» (и соответствующая идеология европейской социал-демократии второй половины XX века) сложилась под непосредственным воздействием реального социализма.

Соотношение политических спектров данных двух – правого и левого — политических полюсов можно определить как зеркальные.Эта зеркальность, по-видимому, и определяют различие политических спектров традиционного западного общества и общества реального социализма.

 Типичный политический спектр современного западного общества выглядит следующим образом: в центре — правые либералы, справа – консерваторы, левее – социал-демократы,       на крайне левом фланге коммунисты и более радикальные левые.

Совершенно иначе – именно, в зеркальной проекции  (зеркальном отражении) — строился политический спектр «доперестроечного» реального социализма. Центром политической системы такового, например, в СССР последнего периода  была группировка умеренных сталинистов Л.Брежнева. «Правее» были более активные сталинисты и национал патриоты начиная с М. Суслова. «Левее» — партийные либералы реформаторского направления – А. Яковлев и др. «Радикальную» оппозицию тогдашней системе реального социализма составляли диссиденты правого толка, которые по отношению к данной системе выступали как «левые» — то есть сторонники более радикальных перемен в этой системе. 

Таким образом, важную особенность реального социализма (которую следует особо отметить) – составляет  «перевернутость» (зеркальность) его  политического спектра по сравнению с западным политическим спектром.  Этот вывод позволяет сделать серьезные выводы о специфике советского политического спектра по сравнению с классическим западным.

 Из  факта  зеркальных отношений политического спектра реального социализма по сравнению с западным вытекает и ряд других выводов. В частности, о природе идеологических течений реального социализма – «коммунистических» консерватизма и либерализма. Эти течения нельзя полностью отождествлять с западными аналогами (что ведет к путанице), поскольку данные течения являются  отражениями этих аналогов в зеркальной проекции.

В качестве «консерватизма» обществ реального социализма выступает сталинизм. Коммунистическим либерализмом фактически  является современная левая идеология.

Стремясь реставрировать в странах бывшего реального социализма западную систему, правый истеблишмент Запада стремится  подменить эти идеологические течения реального социализма их правыми аналогами. Советский традиционализм (сталинизм) – правым консерватизмом, левореформаторские теории – правым («оранжевым» либерализмом), что ведет к серьезным противоречиям.

К базисным особенностям  реального социализма следует отнести и его социальную (классовую) структуру, которую также следует анализировать с использованием известного марксистского инструментария.

  Важная особенность  социальной структуры реального социализма  с позиций третьего марксизма  —  наличие привилегированного слоя – партийной номенклатуры,  которую следует считать правящим классом данного общества (на зрелых его стадиях) в марксистском смысле. То есть общественной группой, имеющей особое отношение к средствам производства в системе реального социализма (см. классическое определение классов у Ленина, — Великий почин, 1918). В  СССР в пользу такого понимания номенклатуры высказался ряд авторов – в основном в период перестройки (см. в след. главах).

При этом позицию современного (третьего) марксизма в этом вопросе надо отличать  от  теорий нового класса и номенклатуры   (М.Джилас, М.Восленский и др.) делающих из своей критики реального социализма консервативно-либеральные выводы в пользу превосходства над указанным обществом традиционного  западного общества.

  Признание партократии «классом» общества реального социализма отличает современный марксизм от  второго (советского) марксизма. Таковой  считал реальный социализм «бесклассовым» обществом, говорил об интеллигенции как «прослойке» и проч.   При этом считать бюрократию (партократию) реального социализма классом  отказывался ряд известных  представителей неортодоксального марксизма – в частности Лев Троцкий.  Это имело свои причины. Одной из них было то, что  Троцкий наблюдал лишь предвоенное общество реального  социализма, но не более  поздние его варианты.

Как образовалась партократия  (она же «новый класс») в обществах реального социализма и какую роль она играла? Как мы стремимся показать, подобно всякому классу в марксистском понимании этого термина,  партократия на определенном историческом этапе играла в  обществах реального социализма весьма важную роль. Она (как и  партийная система в целом) являлась своеобразным  инструментом, административным механизмом подъема государственного сектора (Синдиката).

Однако на определенном историческом этапе данный класс (подобно другим историческим классам) начал терять свою положительную роль в обществе, превращаясь в лишенное реальной функции образование. Это определило странности в поведении  партократии в периоды кризиса реального социализма (чего не понимает современный консерватизм как правого, так и левого толка). Вместо защиты реального социализма партократия  «сдает» его интересы. Вместо положительного («социалистического» — левого направления ) развития  общества бывшего реального социализма, коррумпированные слои партократии стремятся стать плутократией («буржуазией») и  присваивать собственность реального социализма при поддержке буржуазии западного общества.

   Признание партократии   привилегированным классом  реального социализма  заставляет признать, что это общество сохраняет также и класс отчужденный  (в первую очередь от средств производства) – пролетариат.  Представителями такового следует считать всех наемных работников реального социализма, начиная с  рабочих физического труда  и включая интеллигентов – работников умственного труда.

С развитием  реального социализма становилось очевидно, что официально «правящий» в мире реального социализма  промышленный пролетариат (так и иные группы пролетариата) оказывался в оппозиции партократии  и требовал самых серьезных реформ. Примеры — польская «Солидарность» или  выступления (с конца 1950-х гг) венгерских, чешских польских и др. как рабочих, так и  интеллигентов. Подобные  выступления подрывали хрестоматийные советские представления о роли пролетариата при социализме. 

В то же время совокупный пролетарий   обществ бывшего реального социализма требовал  положительной «перестройки» этого социализма, но не негативной ломки его. То есть реставрации в обществах этого типа систем западного образца– тем более в формах национальной диктатуры в стиле Гамсахурдия-Саакашвили, Турчинова и проч.

Парадокс пролетариата в обществе реального социализма,  который  (как и партократия) оказывается классом в бесклассовом обществе,   наносил  серьезный удар официальной теории  второго марксизма – в частности, с его  трактовкой реального социализма как «социализма» в марксистском смысле.  Эту теорию подрывали и другие (уже упоминавшиеся) парадоксы. Например, парадокс собственности реального социализма, реальным собственником «общественной» собственности которого оказывалась партократия ( см. О нашей революции, 1981).  На поздних этапах реального социализма  — и в особенности в «посткоммунистический» период — номенклатурные группировки из виртуального собственника  собственности реального социализма пытаются стать реальным их собственником.

Консервативно-либеральная критика реального социализма и его идеологии активно атаковала эти парадоксы советского марксизма, строя на них свою теорию возвращения (реставрации) в коммунистическом мире традиционного западного общества. Однако как мы доказываем, консервативно-либеральные попытки использовать для анализа реального социализма  марксистские термины  — класса, революции и проч. — являются противоречивыми. Марксистский инструментарий используется в них в чуждом для него контексте — для консервативно-либеральных выводов о превосходстве над реальным социализмом общества западного («капиталистического») образца.

Противоречивой в этом смысле можно считать теорию  «нового класса» М.Джиласа, включающего марксистское понятие «класса» в контекст консервативно-либеральной теории, которая отрицает классовый подход в принципе. Точно так же парадоксально и использование консервативно-либеральными авторами понятия революции, которое в их теории лишено социально-экономического содержания.

Приходится признать, что многие аргументы критики реального социализма консервативным либерализмом заимствованы им из другой идеологии, как мы показываем — у левой теории, неортодоксального марксизма.  Это говорит об ограниченности консервативно-либеральной критики реального социализма и необходимости предпочтения ей другой критики  – именно критики данного общества с позиций современной левой теории.

 

8. Выводы  из начальных (базисных) теоретических положений. Историческое место реального социализма.

 

Подход современной левой  теории позволяет иначе (чем это предлагают правые либерализм и консерватизм) взглянуть на ряд ключевых вопросов XX  — начала XXI  века. Среди них — отношение к реальному социализму и его историческому месту, к современному западному обществу, оценка кризисов реального социализма, попыток советской перестройки, – понимание ситуации современного «посткоммунизма» и проч.

Современная левая идеология (третий марксизм) дает критику реального социализма,  которая, в отличие от консервативно-либеральной, не должна быть негативной. Реальный социализм  рассматривается как закономерная для определенного исторического этапа общественная форма, которая, несмотря на свои недостатки и историческую ограниченность, имела  немало существенных положительных отличий от современного ему западного общества (капитализма)   «индустриальной» эпохи  и сыграла значительную роль в истории XX века.

Несмотря на  противоречивость большевизма и  построенного на его основе общества, «реальный социализм»  (называемый на Западе «коммунизмом») следует считать важным и необходимым историческим прорывом человеческой цивилизации – как в идеологии, так и исторической практике.

Это требует признания соответствующей роли  и идеологии  этого социализма – марксизма-ленинизма (большевизма, второго марксизма ) — т.е. понимания ее как исторически более высокой формы левого дискурса, чем  традиционные формы такового, в частности, социал-демократизм. Советский марксизм начального – ленинского — образца пошел дальше, чем  cоциал-демократия,  в разрыве с традиционным капитализмом и начал строительство «социализма в одной стране», которое привело к созданию системы реального социализма.

Поэтому именно эта идеология, а не социал-демократический вариант консервативно-либеральной идеологии  (идеологии западного общества) должны стать точкой отсчета для «новой левой» идеологии (и нового левого плюрализма) и соответствующей политической практики. 

С этой точки зрения следует рассматривать основные особенности реального социализма, в частности проблему частной собственности.В противоположность правым обвинениям, реальный социализм выступал не за  ликвидацию этой собственности, но за сужение сферы ее действия в рамках нового общества. Обвинения некоторых критиков марксизма (А. Ципко)  в лозунге «уничтожении» частной собственности направлен против ошибочных интерпретаций классического марксизма, основанных  в том числе и на некорректном переводе «Манифеста  КП», в котором речь идет о «снятии» (aufheben)  частной собственности. ( см. В.Ф. Шелике.   Непознанный Маркс и некоторые проблемы современности, ч. 1.- Философские науки, 2013, Т 3, с. 37-48, http://www.wtschaelike.ru/?page_id=172 ). Целый ряд систем бывшего коммунистического мира от советской нэповской до современной китайской  допускал значительный частный сектор. При этом  главной основой  систем реального социализма оставался государственный сектор — государственный Синдикат.

 

Из общего подхода левой теории вытекает иная система оценок системы реального социализма, а также  ключевых  исторических фигур этого общества, в частности, фигур Ленина и Сталина (подробнее  в след. главах).

Вопреки негативной оценки большевизма в рамках консервативного либерализма (в т.ч. русского  как либерализма, так  и консерватизма), Ленина следует считать  великой фигурой коммунистических (раннесиндикатных) революций начала XX века, выдающимся левым интеллектуалом, создателем особой ветви марксизма и великим революционером-практиком. Сказанное не отменяет  критического отношения современной левой теории к марксизму-ленинизму и советскому реальному социализму как историческим явлениям со всеми особенностями таковых. Ленина также следует считать не иконой, но исторической фигурой, — безусловно выдающейся, но которой были свойственны и свои слабости.

Современная левая оценка Сталина не может согласиться с наивной и аляповатой ( взахлеб) апологетикой данной фигуры нынешним российским консерватизмом.  Тем более сопровождающейся наивно-бюрократической критикой большевизма и Ленина.     Консервативная теория о плохих большевиках и хорошем «антибольшевике» Сталине трактует Сталина едва ли не как предшественника и организатора  русской «национальной революции» (С.Дмитриевский в 1930-х, далее А.Буровский и проч.), устранителя «плохих большевиков» и восстановителя империи. Речь идет не только о традиционной сталинистской, но и национал-консервативной  (право-национальной) трактовке Сталина и сталинизма в современной России.

Оценка Сталина –  фигуры исключительно противоречивой — требует объективности. Эта оценка  должна учитывать как  заслуги Сталина в создании и укреплении «реального социализма» в СССР в варианте «административно-командной системы»  во всем «блеске и нищете» этой исторической формы. Но оценка фигуры Сталина не может обойти также и крайние противоречия его деятельности, связанной, в частности, с не имеющим никакого  оправдания   террором.

 С позиций современной левой теории   ближе к истине может быть знаменитая хрущевская оценка Сталина, отраженная в докладе о «культе личности» Сталина  в 1956 г. При всей своей наивности, не сильно марксистской методологии, а также связи со старым советским дискурсом, эта оценка тем не менее может быть противовесом право-консервативной апологетике Сталина и  точкой отсчета для современных левых оценок фигуры Сталина. В Сталине следует видеть не только создателя системы реального социализма в СССР – со всеми ее достижениями,  но и создателя серьезных, а иногда и страшных противоречий этой системы  (в том числе системы репрессий, уничтожения  культурной и управленческой элиты государства, Гулага и проч.).

Сталинизм можно понимать как в узком, так и широком смысле этого слова. Сталинизм в узком смысле – это совокупность реальных проявлений правления Сталина в 1926-1953 гг. Сталинизм в широком смысле –  это идеология и политика реального социализма эпохи его кризиса и заката, в том числе и набор репрессивных проявлений этой системы.(См. «Что такое коммунизм, что такое сталинизм», 1994 ).

Сталинизм в широком смысле этого слова – то есть  идеологию и политическую практику упадка административно-командной системы) верно трактовать и как причину падения реального социализма в Восточной Европе на рубеже 1990х гг. (Г. Лукач, позднее постсоветские левые в России — Б.Славин, А. Бузгалин, А.Калганов).

Поэтому разрыв со сталинизмом есть для современной левой идеологии (по диалектическому принципу отрицания-сохранения) разрыв с  идеологией реального социализма, который не означает в то же время перехода на позиции консервативного либерализма — идеологии современного Запада.

    Критикуя западный капитализм и защищая  реальный социализм  (характерной особенностью которого была авторитарная политическая надстройка), второй марксизм  часто отрицал  политические свободы (Ленин, Сталин, сторонники второго марксизма в целом ).  Однако политические свободы следует признать не пережитком «либерализма» (пусть в правом его варианте), но  важным атрибутом «социализма».

Современный социализм должен учесть трагический опыт реального социализма XX века, отрицавшего политическую демократию. Новый социализм должен не отбрасывать эту форму демократии, но  включать ее как элемент  в свою систему,  то есть соблюдать  правила  политической демократии по крайней мере не  меньше, чем современный «капитализм». Одновременно  современный социализм должен применять и усиливать те черты самоуправленческой демократии, которые начал развивать уже реальный социализм как в СССР, так и иных странах — например, в Югославии.

 

9. Анализ третьим марксизмом противоречий и парадоксов реального социализма. Перемены в системе реального социализма «вперед» и «назад» («вспять»). Реставрация и революция. Кризис реального социализма и современная левая теория. О советской перестройке и ее поражении. Возможна ли была «положительная» перестройка советской системы?

 

Говоря о  крахе реального социализма, современный левый подход должен указать, что причинами такового были только внешнее давление и субъективные  факторы – особенности отдельных лидеров, но в первую очередь внутренние (системные) противоречия этого общества, на которые указывала не только западная консервативно-либеральная, но и левая критика.  Главным из этих внутренних противоречий можно, видимо,  считать противоречие между партократией и совокупным пролетарием.

 Эти противоречия обществ советского образца трактовались по-разному в разных идеологических системах. Второй марксизм (как и советский традиционализм  до настоящего времени ) не понимал природы внутренних противоречий реального социализма и отстаивал старую систему реального социализма.   Консервативный либерализм — как правые либералы, так и правые консерваторы —  указывал на противоречия реального социализма для того, чтобы обосновать необходимость реставрации в мире реального социализма общества западного общества – в виде дореволюционных систем (в России – дореволюционной России). Левая критика реального социализма  видела в противоречиях  последнего основания для перехода систем «некапиталистического» типа к новому «новому социализму». 

Кризис системы реального социализма был очевиден  уже в 1950-60-е гг.  Его первым острым проявлением были, например,  венгерские события 1956 г. и затем Чехословацкие события 1968 г. Еще одним известным кризисом реального социализма был польский кризис 1980 г., связанный с образованием «Солидарности» и закончившийся введением в Польше военного положения (cм. V главу настоящей работы). 

Причины кризисов реального социализма  1950-80х гг. не были поняты  официальным советским (вторым) марксизмом. Это пагубно отразилось и на поведении советской элиты в период последнего кризиса реального социализма — советской перестройки 1980-х гг., которая закончилась крахом реального социализма и «реставрацией» в странах традиционного западного общества. Ей соответствовал приход к власти в странах реального социализма правых сил.

Короткое объяснение факта  поражения реального социализма в соревновании с «капитализмом» состоит в следующем: реальный социализм (ранний коммунизм – Авторитарный Синдикат) – соответствовал западному обществу (капитализму) XIX-  первой половины XX века, то есть индустриальному капитализму. Капитализму постиндустриальному должна была бы соответствовать некая иная посткапиталистическая («синдикатная»)  общественная форма. Неспособность авторитарного и административно-командного социализма перейти к этой форме определила его нарастающее отставание  от  Западного общества, которое к концу XX века все более упрочивало свои лидирующие позиции – как экономические, так и идеологические. Попытку перестройки реального социализма в 1987-91 западное общество рассматривало как повод нанести реальному социализму окончательное поражение в холодной войне.  

Вероятность провала положительного варианта советской перестройки в такой ситуации была весьма велика. Однако правящие группировки реального социализма –  прежде всего в Россия – могли ослабить тяжелые последствия этого  поражения определенной тактикой, к которым  перестроечные группировки оказались неспособны —  в том числе ввиду отсутствие адекватной  (как мы считаем современной левой) теории. (Cм. далее V главу о кризисе реального социализма, а также  работу  Кризисы реального социализма и современная левая теория, 2009, https://kripta.ee/rosenfeld/2009/10/22/krizisy-realnogo-socializma-i-sovremennaya-levaya-teoriya/ ).

Консервативные группировки (блок советских традиционалистов и правых националистов ) выдвигают субъективистскую по сути теорию «предательства» Горбачева и перестройщиков как главной причины падения реального социализма.

Ошибки перестроечного руководства имели место. Возглавившая  перестройку горбачевская группировка не понимала  направления  перемен и не имела адекватной концепции (идеологии) реформ. В то же время такой  адекватной идеологии  не имели и правые группировки –как  правые либералы ельцинской эпохи, так и их критики – правые «антилибералы» — консерваторы путинского периода (кургиняновского образца), определяющие и  концу 2 десятилетия XXI века  стратегию развития России.  Попытки русского консерватизма  представить свою идеологию  — восстановления дореволюционной России — идеологией положительных реформ реального социализма и обвиняющих Горбачева и горбачевцев в «предательстве»  нельзя признать состоятельными. (См. «Крах консерватизма»).

 Попытка «положительной» перестройки реального социализма потерпела поражение не столько вследствие субъективных ошибок отдельных деятелей, но прежде всего в результате  преобладания в мире конца XX-начала XXI века консервативно-либеральных сил западного (Расчлененного) общества  ( «правого контроля») – с его идеологическими моделями и более мощными силовыми структурами.

Другой серьезной причиной поражения перестройки в мире реального социализма, прежде всего в России, была слабость альтернативных второму марксизму левых сил и преобладание внутрироссийских правых группировок – не только праволиберальных, но и правоконсервативных.  

Если говорить о предательстве бывшего реального социализма и дела положительной перестройки  его системы, то в таковом следует обвинить партократию и представителей номенклатурных слоев бывшего реального социализма, поддержанных и «перекупленных» мировой плутократией – мировым правым истеблишментом.  Этот истеблишмент был заинтересован (и активно поддерживал) не «положительный» вариант перестройки, но  правый — реставрационный — вариант выхода из перестроечного кризиса. То есть восстановление в мире реального социализма традиционного западного общества  и превращение партократии (бывшего отчасти «виртуального» «нового класса» в мире реального социализма) в полноценную плутократию.

    Идеологи и политические представители  консерватизма в России – в особенности правого национализма, подменяющего сталинистский («социалистический») вариант данной идеологии,- еще в острый период перестроечных перемен рубежа 1990-х гг. полностью поддерживали  реставрационный (правый) вариант развития стран бывшего реального социализма. Этот же путь развития поддерживал и ряд постсоветских номенклатурных группировок, включая правоконсервативные силы путинского периода (с 2000 гг). Придя к власти в России после Ельцина, правоконсервативные «путинские» группировки фактически продолжили реставраторскую линию правых либералов.

Определенный отход от стереотипов консерватизма в левом направлении осуществляют левые консерваторы — «консерваторы-сопротивленцы» Новому мировому порядку —  в России, ряд теоретиков КПРФ или, например, неонародник С. Кара-Мурза, социал-консерватор М. Делягин и др. Их концепции ( в частности, «советской цивилизации» С. Кара-Мурзы)  — можно считать шагом в верном  направлении – «влево» от консерватизма. Эти теории означают отход от характерного для последнего чисто национального подхода и национальных категорий (в т.ч.  понятия «русской цивилизации»), в сторону более универсального наднационального подхода, но шаг недостаточный. 

Сторонники левой теории выдвигали альтернативную как традиционно-советской, так и правой реставрации теорию положительных перемен в мире реального социализма (в частности, Д. Лукач, см. след. главу), под которым понимался  переход бывшего реального социализма не к традиционному западному обществу, но «новому социализму». Такое положительное преобразование бывшего реального социализма и следовало рассматривать как концепцию действительной революции в этом мире.

 Важной основой  «левого» варианта посткоммунистического» общества следует считать левый политический контроль —власть левых партий в противовес  соответствующей «правому контролю» власти правых партий, который отстаивали  левые группировки в политических системах бывшего реального социализма. (В экономике речь шла о рыночной системе – но без того разрушения государственного сектора, которое отстаивали правые группировки).

 Современные левые с периода перестройки выступали против многих побочных эффектов консервативно-либеральной реставрации, которая вела к новой несвободе —  правому авторитаризму и экономической зависимости от главных государств Западного общества.Таковые видны в особенностях Нового мирового порядка в мире посткоммунизма от Сербии до Узбекистана.

Этап «реставрации» и правого контроля в обществах бывшего реального социализма  уделял главное внимание развитию частной периферии в этих обществах. Левый контроль должен  снова поставить в центр развития этих обществ государственный сектор соответствующих стран.

 

10. Отношение современного марксизма к  Западному обществу – «капитализму» (Расчлененному обществу).

 

Что касается современного западного общества, то его анализ  с позиции третьего марксизма должен отличаться как от традиционного советского анализа ( в рамках второго марксизма), так и традиционного консервативно-либерального  анализа. 

Современный  марксизм должен существенно скорректировать оценки общества современного Запада вторым советским марксизмом. Немалая часть этих оценок была противоречива. Они не учитывали «достоинств» западного общества, его способности к трансформациям и в особенности его достижений  новой постиндустриальной эпохи, начавшейся в 1960-х гг  прежде всего в   США. Оставшись в эпохе старого индустриализма,  реальный социализм все больше отставал от капитализма второй половины XX века, его слабости становились все более очевидными. Вскоре, в период кризиса рубежа 1990-х гг, новый постиндустриальный капитализм окончательно переиграл своего «коммунистического» противника, добившись его явного и громкого поражения.

В результате поражения реального социализма  в холодной войне  на рубеже  XXI века западное общество во главе с его главными странами, в первую очередь США оказалось не только лидером, но преобладающим типом общества  современного мира. Лидерство в современном мире современного Западного общества  с центром в США (плюс Великобритании) и Европе составляет основной смысл Нового мирового порядка, сложившегося после провала реального социализма на рубеже 1990-х гг. 

Следует, во-первых, поставить вопрос: изменили ли великие технологические изменения традиционную «капиталистическую» социально-экономическую структуру  этого общества, сложившуюся ко второй половине  XX века, или перед нами некий «посткапитализм»? 

Как мы стремились показать (в главе IX),  несмотря на мощный технологический ( информационный) прорыв начала XXI века, Западное общество  сохраняет основные параметры «капитализма»,  которые критиковал как классический, так  и второй марксизм XX века, а также  современные левые.

В анализе этого общества (трактовавшегося в советском дискурсе как «капитализм») с позиций современной левой теории  мы использовали  морфологические (неоструктуральные) понятия, в частности понятие  «общества без Синдиката» — Расчлененного общества. Речь идет об обществе, основу которого составляют разрозненные (частные, частнохозяйственные) производительные системы, а не государственный Синдикат.

    Современное Западное общество, возглавляемое США — мощное мировое образование, являющееся ядром современной цивилизации и нового мирового порядка. Оно оказывает определяющее влияние на основные мировые  процессы, проводя активную мировую экспансию. Остальной мир  выступает как  периферия этого центра, втягиваемая в Новый мировой порядок (то есть реально – западную орбиту).  В числе периферийных оказывается ряд  мировых зон – Латинская Америка, Африка, Азия. Китай, а с конца 1980-х годов также мир бывшего реального социализма ( т.н. «посткоммунизма») Восточной Европы и России,  который является объектом нашего основного внимания.

Однако признавая выдающиеся достижения современного западного общества как в технологических, так и иных областях и  его лидерство в мировой цивилизации нашего века, следует отметить,  что  великая постиндустриальная революция не отменила противоречий этого общества, традиционно называвшегося «капитализмом». Эти серьезные противоречия, которые и раньше отмечали представители левого дискурса, лишь перешли в новую форму. (Подробнее см. главу VII). Речь идет о ряде явлений от социальных диспропорций до неумения использовать резко возросшие и поразительно усилившиеся при  переходе к информационному обществу производительные силы. Среди этих противоречий – противоречие между сверхбогатой элитой и далекой от процветания массой, своекорыстие монополий, противоречия между ядром процветающих стран и бедной периферией.

 

Противоречия современного постиндустриального капитализма в полной мере проявляются в освоении современным Западом «периферийных» зон – то есть зон так называемого «периферийного капитализма». К таковым относится как зона бывшего т.н. «третьего» мира, так и мир «посткоммунизма». Именно на периферии нынешнего западного мира  заметен целый ряд серьезных диспропорций в  его развитии. Примером таковых может быть и украинский кризис, и т.н. арабские революции (перевороты и гражданские войны в ряде арабских стран как северной Африки, так и, например, Сирии). Результатом  указанных революций стала  дестабилизация   соответствующих государств и ряд острых проблем в них — в том числе резкое увеличение числа беженцев  в Европе.

Следует указать  на ограниченность западной демократии, связанной с «правым контролем», очевидная как в традиционном западном мире, так и в особенности в мире посткоммунизма – от Прибалтики до Украины. В этих странах политическая демократия правого контроля  имеет явные репрессивные стороны в отношении оппозиции.

В начале XXI века  можно говорить не только о небывалом развитии   производительных сил современного Запада, но и о противоречии этого уровня реальным социальным результатам. Противоречия внутри современного западного  (капиталистического, Расчлененного) общества показывают, что это общество, как отмечал еще ранний марксизм,  не может справиться с производительными силами, которые оно породило.    Есть основания предполагать, что настоящий ответ на вызов постиндустриализма (научно-технической революции) – могут дать лишь системы иного,  «некапиталистического» типа, способные более последовательно  применять государственное регулирование вместо традиционной для общества западного образца «анархии производства». Oснову такого регулирования дает отсутствующая у данного общества система государственного сектора (Государственного Синдиката).

 То,  что современное западное общество в своих основных чертах остается капитализмом, означает сохранение им тех основных особенностей,  которые критиковал  второй (советский ) марксизм.

В частности, в социальной (классовой) структуре этого общества сохраняется традиционное противостояние привилегированного класса данного общества — плутократии (буржуазии, крупных собственников)  и «пролетариата» — класса наемных работников (см. глава IX). Указанный отчужденный класс  — «совокупный пролетарий» —  обществ реального капитализма (Расчлененного общества) не исчез, хотя его состав (так же как и в обществах бывшего реального социализма ) существенно изменился.

 

В  марксистском дискурсе XIX-XX  века и советском (втором)  марксизме   понятие пролетариата сводилось в основном к понятию  рабочего класса, т.е. отождествлялось с понятием индустриальных рабочих – рабочих физического труда.  Принимая такое отождествление, реальный социализм подчеркивал свою связь с индустриальной эпохой и риторикой этой эпохи.   Интеллигенцию советский марксизм критиковал как «прослойку».  Однако с началом постиндустриальной эпохи на Западе, первые симптомы которой стали заметны в США  1960-х гг.,  отождествление  пролетариата с рабочими физического труда стало подвергаться все большей критике. Требовалось выведение  понятия пролетариата за старые «индустриальные» рамки.

 

 Третий марксизм  должен  опираться на понятие совокупного труда (Gesamtarbeits) и  «совокупного рабочего» (Gesamtarbeiter), которое использовал Маркс в «Капитале» (Напр., соч., т.23, с.516-517, 240), а также понятие «пролетариата умственного труда» («intellectual proletariat»), введенное Ф. Энгельсом в конце 1890-х гг ( соч.,т. 22. с. 432).Он должен указать  на очевидный факт изменения состава «совокупного пролетария» (класса наемных работников)  в постиндустриальную эпоху обществ как на Западе, так и Востоке. Именно на свойственное этой эпохе уменьшение роли промышленного пролетариата и выдвижение на первый план иных пролетарских групп, очевидно, близких пролетариату умственного труда.

Уже в конце XX века появился ряд концепций, описывающих новую роль «пролетария умственного труда» в  постиндустриальном обществе, которые были продолжены и в начале XXI века. В частности, Франко Берарди ввел понятие «когнитариата» (См., напр., Cognitariat and semiocapital.Franco Berardi «Bifo» interviewed by Matt Fuller, http://subsol.c3.hu/subsol_2/contributors0/bifotext.html ). Мы  с 1980-90-хх гг использовали понятие «интеллектуариата» (см. газета Новая речь, 1990, Что такое коммунизм, что такое сталинизм,  1993 и др.).

Современная левая теория  должна (вслед за неортодоксальным марксизмом XX века) указать на факт «отчужденности» интеллектуариата (как и совокупного пролетария в целом) не только при «капитализме», но и при «реальном социализме». Необходимость преодоления указанного отчуждения  ставит совокупного пролетария перед необходимостью его революции  против партократии (как и плутократии в целом). Целью этой революции является не реставрация в мире реального социализма традиционного западного общества, а переход данного общества к новым, более высоким стадиям развития. Эта революция и составляет положительный смысл кризисов реального социализма и  процессов «перестроечного» типа.

   Противоречия «реального капитализма», как и реального социализма, порождают оппозицию этим системам. Пролетариат противостоит плутократии и партократии – но в новых политических и идеологических формах. Речь идет о т.н. «субъективном факторе» указанной «положительной» революции  в мире реального социализма -то есть о современном левом движении и левых партиях (в идеале партиях   пролетариата умственного труда — интеллектуариата). Они  выступают против традиционного правого контроля как на Западе, так и в мире бывшего реального социализма.

Новые революции реального социализма и перехода к новому социализму  означают, согласно известным марксистским выкладкам, «самоэмансипацию  интеллектуариата», превращают его из «класса в себе» в «класс для себя». Они дают возможность снятия отчуждения репрессивного общества как для интеллектуариата,  так и «совокупного пролетария» в целом.

 

11.Мировой и восточноевропейский кризис и тайна «посткоммунизма». О новом социализме. «Основное содержание современной эпохи».

 

   Сказанное позволяет подойти к важному вопросу состояния современного Нового мирового порядка и  отношений в рамках этого порядка Запада и  мира  «посткоммунизма».

С 1990-х гг началось «освоение» Западом территории мира бывшего реального социализма– прежде всего в Восточной Европе, которое с точки зрения современной левой идеологии может быть определено как реставрация–  восстановление в бывших странах реального социализма   традиционного западного (капиталистического, расчлененного)  общества.  На Западе (в рамках его консервативно-либеральной идеологии)  данное освоение (Реставрация) рисуется  как правило в позитивном (если не сказать «розовом»)  свете. 

Действительно, влияние Запада на начальной стадии  «посткоммунистических» реформ в странах реального социализма  (с начала 1990-х гг.  и в начале XXI века) имело ряд  положительных сторон, в том числе  восстановление  в этих обществах рыночных и плюралистических политических структур. Однако постепенно на первый план выдвигаются противоречия западного контроля над миром реального социализма – экономические, политические и  социальные, которые не учитывает (или недостаточно учитывает) Западное общество и его (правая) идеология — консервативный либерализм. Данные весьма острые противоречия связаны  с превращением стран бывшего реального социализма в периферию западного мира, что влечет ряд специфических последствий.

   «Реставрацию» в странах бывшего реального социализма можно рассматривать как установление власти над этими странами западного общества. Политической формой  этой власти является правый контроль — господство правых партий. Обеспечивая т.н. «посткоммунистическое» развитие стран бывшего реального социализма, группировки правого контроля – правые партии и стоящие за ними политические машины западного общества  —  во многом деформируют это развитие.

Вместо  использования бывшего советского потенциала для нужд этого развития, эти группировки —  не только праволиберальные, но и правоконсервативные —   часто присваивают, разбазаривают и  уничтожают этот потенциал. То есть распродают и растаскивают собственность бывшего реального социализма, выбрасывают за пределы страны и даже истребляют  созданный бывшим реальным социализмом культурный слой (интеллигенцию), а то и  ведут прямой террор  против нее.

Западные реформы в посткоммунистических обществах содействуют в основном укреплению  рыночной периферии этих обществ,  но не  развитию его структурного центра — государственного сектора (государственного Синдиката).Более того, западное общество рядом маневров (в том числе и серией бесконечных приватизаций) стремится разрушить (расчленить) данную основу систем бывшего реального социализма. Это определяет явные противоречия  и  деформации правого контроля в странах посткоммунизма.

В результате «реставрационный» режим не может обеспечить реальный долговременный подъем в т.н. посткоммунистических стран, обеспечивая в основном ситуативные и начальные нужды приспособления этих стран к «новому мировому порядку». Современный марксизм должен говорить о серьезных противоречиях и кризисе Нового мирового порядка  не только в Прибалтике, но в посткоммунистическом (восточноевропейском) регионе в целом. Попыткой анализа причин этого кризиса в Эстонии и России были  работы  «Эстония до и после Бронзовой ночи»  (2009) и «Кризис Нового российского порядка и крах русского консерватизма» (2015).   

Суть дела (с точки современной левой теории): этап («фаза») реставрации не раскрывает позитивных возможностей обществ бывшего реального социализма (посткоммунизма) – положительного содержания «синдикатной» системы. Правый контроль над данными системами с соответствующим ему консервативно-либеральной идеологией не может решить основные проблемы этих стран на современном этапе. Реставрация в мире бывшего реального социализма означает развитие соответствующих стран «под чужим флагом», которое,  по большому счету, не соответствует  особенностям посткоммунистических обществ.

Особая ситуация сложилась в России – центре бывшего мира реального социализма.  Как и в других странах посткоммунизма, в ней уже в более четверти века происходит реставрация традиционного западного общества.  Вместе с тем положительное развитие  России  сдерживается правыми группировками  как  как извне, так и внутри страны, в том числе конфронтационными усилиями современного Запада, проявившиеся, в частности,   в конфликте на Украине.

Это заставляет посткоммунизм восточноевропейских стран, в первую очередь российский,    не только принимать  реставрацию традиционного западного общества в своих странах, но и сопротивляться внешнему политическому контролю. Это определяет конфликт и противостояние (если не борьбу)  посткоммунистических провинций с  «капиталистической» метрополией. Таковое ряд российских политологов (например, А. Уткин) определил как «новую холодную войну». Фактически налицо  достаточно серьезный конфликт западной цивилизации (современного капитализма)  и стран посткоммунизма – прежде всего России.

Понимание причин этого конфликта  представляет серьезную проблему.Речь фактически идет о борьбе  цивилизаций – но о борьбе цивилизаций не в консервативно-либеральном ( в основном национальном, этническом) их понимании, а  социально-экономическом и структурном отношении.  

Консерватизм ( правый национализм,  включая российский) понимает цивилизации лишь как национальные – русская, китайская и проч. Соответственно противоречие США и России  рассматривается абстрактно или  в чисто национальной форме  — как  русское  против англо-американского (англо-саксонского) – что очевидно упрощает дело. С этой национал-консервативной точки зрения  ( как нам уже приходилось указывать в работе «Крах консерватизма») совершенно непонятным оказывается например, противоречие континентального Китая и Тайваня,  двух Корей (как раньше двух Вьетнамов) и пр. По «этническому» признаку эти цивилизации едины, по социально-экономическому – противостоят друг другу.

«Борьба систем», о которой в XX веке говорил    советский дискурс, ко второму десятилетию XXI  века не исчезла, но лишь модифицировалась.  Противостояние мира бывшего реального социализма и Запада может быть описано современным марксизмом как противостояние «капиталистическим» системам «некапиталистических» обществ «потенциального социализма». Активные в настоящее время (в первую очередь в России) национальные (консервативные) объяснения  указанного конфликта  как конфликта «русской цивилизации» и англо-саксонского мира  (и т.п.)  не объясняют его причины, но скорее запутывают их.

Для современного левого дискурса речь идет о выявлении социально-экономической основы  противостояния мира  посткоммунизма и современного Запада.  С точки зрения современного левого подхода «борьба цивилизаций»  в современном мире — это не борьба национально-этнических образований – «русских»  и проч. (как доказывают консерваторы, включая и русских), а борьба различных общественных систем, за которым стоят их социально-экономические отличия. Так, по нашему мнению, несмотря на различные национальные формы мира «посткоммунизма» (бывшего реального социализма), этот мир  представляет собой не несколько десятков национальных цивилизаций, начиная с русской (как следует по консервативной логике), но единую цивилизацию бывшего «реального социализма», противостоящую  западному «капиталистическому»  обществу.

Противоречия эпохи реставрации в мире реального социализма — главный источник «напряжения» и видимо – главный мотор будущего развития человеческой цивилизации в XXI  веке.      Основы для него дает великая информационная революция  — связанная интернетом и новейшими компьютерными технологиями. Вопрос однако, в том, сможет ли традиционного западное общество полностью освоить результаты этой революции или с этим освоением лучше смогут справиться общества с государственным регулированием?

 

Из сказанного вытекает ряд выводов – в том числе общая оценка нынешней мировой ситуации. (Ср. Ленин об «основном содержании современной эпохи» ). Указанным «основным содержанием», является конфликт между центром современного западного общества («реального капитализма») и его периферией, в первую очередь посткоммунизмом во главе с Россией.  

 Основное противоречие современной эпохи (в переформулированном по сравнению с советским дискурсом варианте) – состоит в  борьбе между традиционной западной цивилизацией (Расчлененным обществом)  и посткоммунистическими обществами «синдикатного» типа. Эти общества, возникшие в результате т.н. коммунистических революций и построения реального социализма с начала 1990-х гг оказались жертвами «реставрации» — то есть восстановления в этих странах традиционного западного общества со всеми как позитивными, так и отрицательными особенностями этого.

 В этой связи следует коснуться т.н. «тайны посткоммунизма».   Бывший реальный социализм (командно-административная система) потерпел поражение  в холодной войне, что и обусловило эпоху реставрации – восстановления в мире реального социализма традиционного западного общества.  Однако исчезла ли главная основа бывшей  системы реального социализма ( каковой  был  государственный сектор — государственный Синдикат)? Эта  важная особенность стран бывшего реального социализма сохранилась и может стать основой будущего развития мира посткоммунизма.

Необходимость выживания обществ бывшего реального социализма в сложной мировой ситуации заставляет эти страны — и прежде всего Россию —  поставить вопрос о преодолении режима реставрации, связанного с западным контролем над этими обществами.  В настоящее время, спустя более четверти века после  советской перестройки, очевидно, что период «реставрации» в мире «посткоммунизма» хотя и является достаточно длительным, имеет свои границы, о чем говорит кризис правого реставрационного развития в этом мире, заметный, в частности,  в Прибалтике  и России.

 Современная левая теория выступает за преодоление периода Реставрации в мире реального социализма и переходе этого мира к положительному развитию,  целью которого можно считать «новый социализм», продолжающий развитие бывшего реального социализма. как выражался классический марксизм (Маркс, Критика Готской программы), «на своей собственной основе».

Именно этот «новый социализм» следует считать «революционной» альтернативой реставрации в мире реального социализма западного общества.

Такой «социализм» (в понимании его левой идеологической традицией и классическим марксизмом) для стран бывшего реального социализма является в настоящее время делом будущего. Необходимой начальной политической формой этих обществ является  «левый контроль» — политический контроль левых партий — в противовес правому контролю (контролю правых, консервативно-либеральных партий).

Речь идет, вероятно о «рыночном»  и плюралистическом социализме, но отличном от  социал-демократического социализма в его нынешнем варианте. Разные фазы синдикатной системы могут иметь различные формы соотношения центра системы — государственного синдиката —  и «рыночной периферии».

Современный российский консерватизм (и различные „русские доктрины“) зовет нас или «назад в СССР» (что понимается как возвращение к административно-командной системе и второму марксизму) или к некоему «русскому порядку», который означает победу радикального правого национализма. Современная левая теория выдвигает в качестве перспективы  движение к «новому социализму»,  имеющему помимо рыночной периферии активный государственный сектор – то есть рыночному и плюралистическому обществу левого контроля.

Такому движению в посткоммунистических странах должен предшествовать идеологический – именно «левый»  поворот, то есть переход  к современной левой идеологии, которая должна стать основой современной левой  политике в этих странах. Понятно, что подобному повороту будут активно сопротивляться силы мирового правого истеблишмента  — в том числе и в России.

 

12. Марксизм – «жизнь после смерти»? Что такое левая (лево-демократическая) идеология. Третий марксизм : разрыв как с консервативным либерализмом, так и со старым (советским, вторым) марксизмом. Принцип отрицания отрицания.   

 

 

Идеологией перехода к новой общественной форме — «новому социализму»  —  является современная левая идеология   —  третий марксизм.

   Современной левой (лево-демократической) идеологией называется идеология, построенная на основаниях классического марксизма ( а также фактически и ленинизма), но представляющая собой критическое его  развитие в условиях начала XXI  века.  Третий марксизм — это марксизм эпохи кризиса и краха реального социализма – первой формы «коммунистической» (синдикатной)  формации — и  реставрации в мире реального социализма традиционного западного общества (капитализма).  Но также —  попыток стран «посткоммунизма» (бывших обществ  реального социализма) выйти из под контроля западного (Расчлененного)  общества и начать свое самостоятельное развитие.

Современная левая идеология  противостоит господствующей в современном мире идеологии консервативного либерализма, то есть идеология стран Запада – лидирующей  и наиболее преуспевающей части  современного мира.   Она стремится не к реставрации в мире реального социализма  традиционного общества, но к позитивным переменам в этом мире, то есть к революции в нем.

Вместе с тем современная левая теория (третий марксизм) полемизирует со старым (вторым) марксизмом – марксизмом ленинизмом, в своей нисходящей форме принимающим вид сталинизма. В отличие от второго марксизма, она говорит не о возвращении нынешних обществ «посткоммунизма» к традиционному реальному социализму, но о переходе к новому социализму.

  Современная левая  — лево-демократическая идеология  — это идеология более высокой «синдикатной» общественной формы, реального социализма «второго порядка».  Идеология новых (современных)  отрядов класса наемных работников (пролетариата) – то есть в основном пролетариата умственного труда (если угодно, «интеллектуариата»).    Учитывая факт «зеркальных отношений» мира бывшего реального социализма и западного мира,  эта идеология фактически является своеобразной (зеркальной) проекцией идеологии старого (правого) либерализма, то есть  «новым» («левым») либерализмом.

 Данная идеология  есть попытка идеологического синтеза разных течений левого дискурса, выходящих за рамки второго (советского) марксизма, марксизма реального социализма  и стремящихся к   положительному развитию («снятию») этого марксизма.

Правые идеологи говорят о «старине» и устарелости марксизма, о том, что это «теория XIX века». Но сам консервативный либерализм основан на идеологических конструкциях еще более старых — XVII — XVIII в.

Третий марксизм критикует советский (второй) марксизм, но эта критика дается новым марксизмом с иных позиций, чем это делает консервативный либерализм. В идеале — с позиций более высоких — самоуправленческих — общественных  форм (синдикатных- систем второго порядка).

     Можно сказать, что ситуация построения  нового марксизма, выхода этого марксизма (со второй половины XX века и к началу XXI  века) из недр старого советского марксизма повторяет  ситуацию «развилки» (разделение «ветвей») марксизма, уже имевшей место сто лет назад.  В начале XX века общее левое (марксистское) течение разделилось на два направления – старое социал-демократическое (меньшевистское) и большевистское. К XXI  веку (реально раньше, к настоящему времени лишь более очевидно) левое движение, левая идеология и политика подошли к новой  (нынешней) развилке. Основу этой развилки представляет собой уже не марксизм первой ступени, заложивший основы марксистской теории и левого политического движения XIX и XX века — социал-демократии и большевизма. Основу этого нового разделения составляет теперь марксизм второй ступени — большевизм (коммунизм), он же советский марксизм (марксизм-ленинизма), определивший формирование  реального социализма.

        Третий марксизм  должен совершить такой же разрыв со старым марксизмом, какой в свое время сделал большевизм, разорвавший с социал-демократизмом.  Он должен разорвать со старыми формами второго марксизма (марксизма-ленинизма), принявшими форму сталинизма и потерпевшим трагическое поражение в конце XX века.

Под сталинизмом в современной левой идеологии следует понимать не только исторический сталинизм с его конкретными особенностями, включая т.н. культ личности Сталина – но в более широком смысле  всю  идеологию реального социализма-административно-командной системы- периода ее упадка. Теоретический разрыв со сталинизмом – одна из центральных задач нового марксизма.      Советский сталинизм в идеологии становился все более неспособным вывести реальный социализм из тупика. В ряде случаев (например, в конце 1930-х и 1940х у Сталина) он оказывался в  союзе с правым национализмом, выступая  как форма оппортунизма (приспособления) к  нему – в том числе и в варианте гитлеровской Германии.  Результатом этого было недостаточное противодействие сталинского СССР германскому национал-социализму со всеми  последствиями этого.Противоречивую поддержку европейского и мирового консерватизма проводит и современный российский консерватизм.

      Для анализа политических процессов современности третий марксизм использует целый ряд важных элементов традиционного марксизма, включая общемарксистские категории, в том числе и второго марксизма – хотя и с рядом модификаций.  Третий марксизм  является продолжением второго марксизма, однако  — с весьма существенными поправками.   Общий алгоритм  отношения современной левой теории ко второму марксизму можно определить как принцип «второго отрицания» (согласно классической диалектике) — снятия – сохранения.

Переход к новому социализму не может произойти сам собой, он требует политических усилий —   усилий левых и левоцентристских партий стран бывшего реального социализма. Как представляется, именно с политикой этих партий связано как будущее в странах посткоммунизма восточной Европы, так и в целом этого региона ( не говоря о других частях современного мира). Возможно, в будущем станет возможно и  объединение левых (левоцентристских) партий как в посткоммунистических, так и в других европейских странах.

 Нынешняя реальность посткоммунистического мира, в том числе и России – противоречивая реставрация западного общества. За их спиной  – «реальный социализм», она же административно- командная система. Новое развитие следует искать не на пути продолжения указанной реставрации или возврата к старому социализму, но  на пути нового социализма. Не лучше ли   идеи Пятой империи, внедряемой русским консерватизмом – А.Прохановым и проч.- идея Пятого Интернационала, о которой писал еще Маяковский ?

Лево-демократическая теория