Динабургское заключение В. Кюхельбекера 1827-31. Польская тема

 (Доклад прочитан 18.05.2012  на ХVII Cлавянских чтениях, Даугавпилский университет, Даугавпилс)

 

 Обращение к теме Кюхельбекера для автора доклада связано, в частности, с эстонским   долицейским временем жизни поэта. Детские годы Вильгельм Карлович, как известно, провел в  имении отца в Авинурме (Авинорм) в Эстонии, в 80 км  от Тарту (Дерпта), куда он был привезен сразу же после рождения в 1797 г. Из Авинорма будущий декабрист и поэт отправился учиться в пансион в Верро (Выру), отсюда же в 1811 г. поехал в Царскосельский Лицей, став однокурсником Пушкина.

О своем авинормском детстве  Кюхельбекер вспоминал всю жизнь, в том числе и будучи заключенным  Динабургской тюрьме, куда он попал в октябре 1827 г. после ареста и заключения в Петропавловской и Шлиссельбургской крепости.

 Вот строки из написанной в Динабурге поэмы «Давид» (глава «Призвание»)

 

«Меня же не увидишь, Авинора,

 Журчащий в сладком сумраке ручей!

   Мне не бродить в тени родного бора;

   Не зреть, отец, могилы мне твоей:

   Вы умерли для узничьего взора,

   Свидетели моих счастливых дней!

   Как часто на брегу реки родимой,

   Видений, снов, надежд, восторга полн,

   Безбрежными желаньями томимый,

   Прислушивался я ко стону волн!

   Туда рвалося сердце, в край незримый,

   Куда из глаз моих скрывался челн.

   И что же, что обрел в стране чудесной,

   В которую стремился я тогда?

   Ее, во блеск одетую небесный,

  Являла мне обманщица мечта…»

 

Значительная часть фактов заключения Вильгельма Кюхельбекера в Динабурге 17.10.1827- 15.04.1831 г. известна, тем более в самом  Даугавпилсе, поскольку Кюхельбекер был, безусловно, одним из наиболее известных узников крепости.  Тем не менее, из указанных фактов изучены далеко не все. В данном докладе мы обратимся в основном к польской теме пребывания В.К. в Динабурге.

Доклад продолжает ряд работ , в частности важное исследование В.Э. Вацуро  «Мицкевич и русская литературная среда 1820-х гг». (М., Языки слав. Культ., 2004 г.).

Польская тема в пушкинском кругу лицеистов. Встреча с Пушкиным на станции Залазы

 Пребывание К. в Динабурге  1827-1831 оказалось связанным с польской темой  уже с самого начала этапирования поэта в Динабург из Шлиссельбурге. Как известно, по пути в Динабургскую крепость  14 октября 1827 г. Кюхельбекер на станции Залазы случайно встретился с Пушкиным, ехавшим из Михайловского в  Петербург. Первоначально увидев  тройки арестантов, Пушкин, как свидетельствует запись в его дневнике, принял их за арестованных поляков.

 «На следующей станции,- пишет Пушкин 15 окт., по свежим следам встречи,- нашел я Шиллерова «Духовидца», но едва успел прочитать я первые страницы, как вдруг подъехали четыре тройки с фельдъегерем. «Вероятно, поляки?», сказал я хозяйке. «Да, — отвечала она, — их нынче отвозят назад». Я вышел взглянуть на них…»

Под поляками, вероятно, имелись в виду связанные с декабристами члены польского  национально-патриотического товарищества.

 С Польшей был связан также  сам арест  Кюхельбекера после восстания 14 декабря. Успевший тайно скрыться после подавления восстания, К.был арестован 19 января1826 г. в Варшаве. Его приметы, разосланные полиции, были составлены Фаддеем Булгариным,  поляком по происхождению и  «земляком»  Кюхельбекера по Дерпту  (Тарту).

 У лицеистов пушкинского круга  польская тема появляется достаточно рано. Как обратил внимание В. Э. Вацуро, одним из наиболее ранних произведений на эту тему в лицейском круге была баллада  А. Дельвига «Поляк»  (ок. 1815 г.), повлиявшая по мнению Вацуро, и на Пушкина, в частности, на его стихотворение  «Воевода» («Мицкевич и русск. лит. среда»).

Заключение Кюхельбекера  в Динабурге также оказалось тесно связанным с польской темой.

 Егор Кристофович

 Военным начальником (дивизионным командиром)  в Динабурге был Егор Константинович Кристофович (1769-1829), родственник смоленских друзей семьи Кюхельбекеров в Закупе. Одному из них, Евмению Осиповичу Кристафовичу,   родственнику Егора Кристафовича, Кюхельбекер посвятил два стихотворения, написанные в Закупе в начале 1920-х гг: «Домоседу» и  «К Евмению»  («Не  осуждай меня, Евмений»). Закупские Кристофовичи, как и генерал-майор  Егор Кристофович,   имели польские корни ( род Кристофовичей вступил в подданство России в 1655 г. — см. Игорь Кристофович, генеалогическое древо Кристофовичей).

Егор Константинович Кристофович начал свою карьеру в смоленской губернии, затем воевал  —  в том числе в основных сражениях войны 1812 г.и последующего заграничного похода русской армии, дослужился до генерал-майора(1813) и затем генерал-лейтенанта.  (Его портрета для знаменитой галереи героев 1812 г. Д. Доу однако не написал). В мае1824 г. Е.К. Кристофович был назначен начальником 2-й пехотной дивизии (1-й сводной пионерной, с1829 г. — 1-й саперной — бригады), стоявшей в Динабурге.

 Благодаря Егору Кристофовичу, с которым, вероятно, связалась семья Кюхельбекера,  режим  содержания декабриста в Динабурге существенно отличался от такового в прежних и последующих местах его  заключения.

 Во-первых, здесь он стал получать разнообразные книги. В  Петропавловской крепости ( с января по июль 1826 года) узник имел только священное писание;  в Шлиссельбурге – лишь некоторые издания, которые, однако, позволили ему самостоятельно выучиться читать по-английски.  

Свою роль в смягчении режима динабургского содержания Кюхельбекера (в частности, в снабжении его книгами) сыграла и жена Егора Кристофовича – «добрая генеральша Криштофовичева» —  Филиппина Францевна Шенк де Кастель – дочь бывшего вюртембергского посланника в России.( О ней -Игорь Кристофович, генеалогическое древо Кристофовичей).

Во-вторых, благодаря ходатайству Егора Криштофовича у Кюхельбекер (как считают, в конце 1827 г.)  появилась возможность писать  и даже переписываться с родными.

  Наконец, в Динабурге были разрешены (точнее — не пресекались) свидания  Кюхельбекера с различными посетителями. Известно, что генерал Егор Кристофович посещал узника сам и даже решился устроить ему в своей квартире свидание с матерью. Кроме того, арестованного  могли посещать молодые юнкера динабургской школы прапорщиков (подхорунжих) и служащие гарнизона.

 Динабургский кружок В. Кюхельбекера

 Смягченный режим содержания позволил Вильгельму Кюхельбекеру вести в Динабурге  активное общение, в том числе и литературное, с  молодыми офицерами динабургской школы прапорщиков (подхорунжих) и служащими 2 пионерного батальона 1-й сводной пионерной (с 1829 г. — 1-й саперной) бригады, стоявшей в Динабурге.  (В. Вацуро, ссыл.: Габаев Г. Опыт краткой хроники родословной русских инженерных войск. СПб., 1907.).

   Активное общение и даже совместная деятельность заключенного Кюхельбекера и его знакомых позволили В.Э. Вацуро даже ввести понятие «динабургского кружка». (В.Э. Вацуро. Мицкевич и русская лит. Среда 1820-х гг. Разыскания.- В кн.В. Э. Вацуро. Избр. Труды. Языки славянской культуры. М., 2004). В  число участников кружка, наставником которого оказался арестант, входит ряд  ярких людей, которые были или стали литераторами. В их числе — прапорщик 2-го пионерного батальона Петр Петрович Манассеин ( о котором В. Вацуро пишет подробно) и капитан  Александр Ардалионович  Шишков (племянник адмирала и известного «архаиста» С. Шишкова). Оба серьезно занимались поэзией.

Ряд членов динабургского кружка были польского или белорусского происхождения. Это, в частности, — Александр Рыпинский (видимо, наиболее яркая фигура кружка), а также Тадеуш Скршидлевский и Александр Понговский.

     Как вспоминает Александр Рыпинский, сыгравший достаточно яркую роль в культуре Белоруссии второй половины 19 века, «не раз я с товарищем Александром Понговским или Тадеушем Скржидлевским,  убегали из школы прапорщиков навещать его то в лазарет, то опять в тюрьму <…> Как ясный месяц блестит среди бесчисленного множества тусклых звезд, так и его благородное, бледное, исхудалое лицо с выразительными чертами выделялось сиянием духовной красоты среди огромной толпы преступников, одетых, как и он, в серый «мундир» отверженных. Сильное и закаленное сердце, должно быть, билось в его груди, если уста, этот верный передатчик наших чувств, никогда ни перед кем не произнесли ни слова жалобы на столь суровую долю».  (Воспоминания А. Рыпинского о встречах с Кюхельбекером в Динабургской крепости. Публ. Д. Б. Кацнельсон, Лит. наследство. 1954. Т. 59. С. 515-516. Источник —   А.Рыпинский, Белоруссия. Париж 1840. A. Rypiński, Białoruś, Paryż 1840, s. 22.)

       Важнейшей для динабургского кружка была польская тема и интерес к Польше. Об этом свидетельствует, в частности, письмо Кюхельбекера  к сестре ( 1829 или 1830 года), которое открывается стихотворением «Закупская часовня», а также  письмо к Пушкину1830 г.

«Теперь,- писал он сестре,- слово о моих занятиях: я учусь по-польски. Никогда не прощу себе, что, бывши в Италии, Персии и Финляндии, я не научился ни по-итальянски, ни по-персидски, ни по-шведски. По крайней мере теперь не упущу польского языка: поэты их Немцевич, Одынец, Мицкевич достойны всякого уважения. Последнего знаю по переводам: его» Крымские сонеты» дивно хороши, даже в наших нестихотворных переложениях: что же в подлиннике» (см. Декабристы и их время, Москва − Ленинград 1951, с. 37.)

“Усовершенствоваться бы только в польском,- писал он 20 октября 1830 г. А. Пушкину,- Мицкевича читаю довольно  свободно, Одынца тоже; но Немцевич для меня трудненек”. (Декабристы и их время, там же. Также  http://feb-web.ru/feben/pushkin/texts/push17/vol14/y142116-.htm)

Интерес к польской теме и польской литературе  был характерен для всех фигур кружка, включая  русских офицеров и поэтов Петра Манассеина и  Александра Шишкова. Творчество первого из них (и отчасти второго) этого периода   описана В.Э. Вацуро («Мицкевич и русск. Лит. среда»). П.Манассеин переводит в это время стихотворение «Фарис» Мицкевича, посвященное польскому исследователю Востока В.Ржевускому. Здесь   польская тема перекрещивается с темой Востока, также важной для динабургского периода Кюхельбекера и его окружения. В.Э.Вацуро не без основания говорит об «ориентальных интересах» всего динабургского кружка.Кюхельбекер, например, пишет в это время поэму «Зоровавель», вошедшую в «Русский Декамерон 1831 г.  

Польскую тему развивает и А.А. Шишков,  племянник известного государственного деятеля  Александра Семеновича Шишкова. В отличие от известного своей официальной и «консервативной» позицией дяди, племянник-поэт  отличался вольнодумством, за что и был подвергнут ссылке в Динабург.  Его жена была польского происхождения — дочерью бедного шляхтича. В Динабурге А.А. Шишков  делает обзор польской литературы для C.Т. Аксакова (журнал «Галатея»). Переводит отрывок из «Конрада Валленрода» А. Мицкевича – наряду с немецкими переводами.( См. Вацуро, цит. соч.) Однако, как показывает стихотворение на А.А. Шишкова «Взятие Варшавы», его позиция по польскому вопросу отличалась от других участников кружка.

       Остановимся на одной из наиболее интересных  фигур «динабургского кружка» Александре Феликсовиче Рыпинском. Ряд публикаций о нем появились в последние годы (Н. Хаустович, «Рыпинский известный и неизвестный», на белор. Яз., 2009,   Л.Рублевская, «Изобретатель буквы «ў»,2011 г.)  А.Рыпинский был не только изобретателем «наиболее патриотичной»  белорусской буквы «ў»  и автором важных воспоминаний,  но и активным участником восстания1831 г. в дисненском уезде.

         Другой участник кружка — Тадеуш (Фаддей Э.) Скршидлевский.   В 1830 г. он присылает Рыпинскому для Кюхельбекера («пусть он с Вами их прочтет».) новые стихи Мицкевича. «Вас всякой почти день – пишет Скшидлевский,- вспоминаю с милым А. А. Бернгофом, стар<шим> учителем русской словесности Ригской гимназии. Дельвиг ему читал 17 июля сего года «Ижорского», и он не опомнится поныне с восхищения и уверяет, что Вы только можете разделять славу с Мицкевичем! — А если бы он прочел «Давида»?»»  (Декабристы и их время. Материалы и сообщения. М.-Л., 1951, с. 40-41 ).

Некоторые письма Скршидлевского стали известны благодаря упоминанию в них  фактов жизни Пушкина. В письме к В. К. Кюхельбекеру лета 1831 Ф. Э. Скршидлевский писал: «А. Пушкин женится на Гончаровой и, увидев Бернгофа, сказал: „Я очарован, огончарован“» (Л.А.Черейский, Пушкин и его окружение, Л.,1989, с.37 ).

 Первое приведенное письмо Скршидлевского Рыпинскому ставит ряд вопросов. Интересно, например, указание точной  даты  чтения Дельвигом О.Бернгофу  поэмы Кюхельбекера  «Ижорский» — 17 июля  1830 г. Возможно, данная фраза должна была дать знать Кюхельбекеру, что его поэма дошла (вероятно, при посредничестве самого Скршидлевского)  до Дельвига. 

По мнению Н. Хаустовича, именно Скшидлевский познакомил Рыпинского с Кюхельбекером и был важным посредником между ним и Петербургом (Н.Хаустович, «Рыпинский известный и неизвестный»).

 Таким образом, участники кружка обеспечивали связь Кюхельбекера с волей, передавая его письма  друзьям, в том числе  Дельвигу и Пушкину.

 Польская тема в журналистике этого периода оказывается острой и в Петербурге. Она связана с полемикой «либералов» пушкинского круга, в том числе  —  «Литературной газетой» Дельвига  (также – Пушкин, Вяземский) и  изданиями «консервативного» направления, в частности, булгаринскими (см. статья Василия Гиппиуса «Пушкин в борьбе с Булгариным в 1830-1831 гг.»).Польская тема и тема отношений Польши и России лежала в основе целого ряда текстов того времени — от трагедии Булгарина «Дмитрий Самозванец» до «Бориса Годунова» Пушкина.

 Трагедия Кюхельбекера «Шуйские»

 По словам Вацуро, «Дружеский кружок работает словно по единому плану: Кюхельбекер тоже пишет трагедию и вставляет в нее перевод из исторических песен Немцевича, — в этом-то и помогают ему молодые поляки из Динабургской школы прапорщиков».

Речь идет о драме «Шуйский» (или « Падение дома Шуйских»), которая, как отмечал Юрий Тынянов,  «не сохранилась». (В.К.Кюхельбекер. Лирика и поэмы. Л.. 1939).

«…это произведение — писал А. Рыпинский — его почтенная мать должна была анонимно опубликовать в его пользу. Меня привлекло к нему то, что в этом произведении он наделил нашего великого полководца благородным характером, а еще больше то, что он привел дословный перевод с польского речи Жулкевского, взятой из исторических песен уважаемого ветерана польской литературы, которого мы в нашем обществе по заслугам почитаем (т. е. из «Думы о Станиславе Жулкевском» Ю. Немцевича, — Н. К.). В этой работе мы сами все ему помогали». (  Рыпинский,  Восп., Лит. наследство, т. 59, с. 515-516 ).

Рыпинский и его друзья помогали Кюхельбекеру как создавать драму, так и переписывать ее.

 Как свидетельствует письмо  Пушкину 20.10.30, Кюхельбекер был знаком с разработкой темы Шуйского в «Годунове» , которого  он  читал в Динабурге.

«Что, мой друг, твой Годунов? Первая сцена: Шуйский и Воротынский, бесподобна; для меня лучше, чем сцена: Монах и Отрепьев; более в ней живости, силы, драматического. Шуйского бы расцеловать: ты отгадал его совершенно. Его: „А что мне было делать?“ рисует его лучше, чем весь XII том покойного и спокойного историографа!»

 Польские штрихи присутствуют и в других произведениях  В.Кюхельбекера этого времени, например, в «Русском Декамероне».

В данном докладе мы не касаемся ряда других тем, которыми занимался Кюхельбекер в Динабурге — в частности его переводов Шекспира (Макбет, Ричард 2. Генрих 4, Ричард 3 ), которые не были изданы. А также поэм  «Ижорский» (посылалась в 1829-30г г. Дельвигу, издана полностью при участии Пушкина в1835 г.), и «Давид»,  связанной с грибоедовской темой и включавшей много биографических лирических отступлений.

 Приезды  царя в Динабург. Репрессии.

 Моментом, отягчающим пребывание Кюхельбекера в динабургском заключении, было частое (до двух-трех раз в год)посещение крепости царем Николаем, проезжавшим за границу  по проходящему через Динабург «Венскому» тракту.  По словам Рыпинского, Кюхельбекер, «спокойно просидел бы в Динабургской крепости, если бы постоянные посещения тюрьмы проезжающим мимо тираном не нарушали столь дорого для него покоя.Зловещее предзнаменование этих посещений: Кюхельбекеру брили по-арестантски лоб и запрягали больного, с киркой в руке в тачку» (А.Рыпинский, Восп., «Белоруссия»).

Во время поездок за границу  Николай I   останавливался на ночлег в «Путевом дворце» Динабургской крепости, находившегося на третьем этаже комендантского здания. Острог в котором содержался декабрист, как замечают исследователи ( в частности, В. Казак, Даугавп. крепость, Даугавп.,1987), находился в подвале того же здания.  

    Весной 1928 г. года происходит  инцидент, который нарушает сложившуюся систему контактов  Кюхельбекера с внешним миром. В апреле 1828 г.  при обыске покинувшего Динабург арестанта С.С.Оболенского (одного из посредников  для передачи  писем декабриста на волю) было обнаружено письмо Кюхельбекера к Грибоедову (погибшему в начале1829 г.) Выяснилось, что заключенный вел не разрешенную переписку с внешним миром, а также имел связи с служащими гарнизона крепости.

     История с Оболенским вызвала полицейское расследование, которое закончилось приказом запрета Кюхельбекеру переписки, в том числе и с родственниками. Запрет действовал   год: лишь  5 августа 1829 года Вильгельм  получил разрешение два раза в год извещать мать письмами о себе. 20 августа он получил письмо от родных, из которого узнал о гибели Грибоедова 30 января 1829 г. 

В 1828 г. командиром размещенной в Динабурге 1-й пионерной (впоследствии  сапёрной) бригады военного поселения назначается Павел Фёдорович Данилов (1776—1833). В 1831 г. он состоял военным губернатором Динабургской крепости. Не было ли назначение Данилова следствием отставки генерала Кристафовича  в результате дела о переписке Кюхельбекера? В начале декабря 1829 г.  Егор Константинович Кристофович умер.  

 Завершение деятельности кружка. Участники кружка и ноябрьское (польское) восстание 1830-31гг. Перевод Кюхельбекера из Динабурга в Ревель

 1830 г. оказывается переломным для деятельности кружка Кюхельбекера. В ноябре1830 г. в Варшаве вспыхивает восстание, резко изменившее ситуацию также и в Динабурге.

Некоторые участники кружка покинули Динабург еще раньше. Александр Шишков 23 февраля 1829 «за нетрезвое поведение и произведенную ссору с отставным офицером» предан суду  и  7 января 1830 «за неприличные званию офицерскому» поступки «уволен от службы». В марте 1830 г. он был отправлен в Тверь.

Петра Манассеина вместе со 2-й пионерным батальоном  переводят в Царство Польское. В октябре1831 г. он оказывается в Варшаве в качестве  адъютанта генерала Дена и входит в контакт с русской литературной  средой в Варшаве. В варшавский кружок входили Л.Н. Павлищев , Лев Пушкин, А. Корсак. В Варшаве Манассеин пишет стихи, содержащие  реминисценции из Кюхельбекера, а также другие произведения, связанные с динабургским периодом его службы, в частности, «Поездка в Кокенгаузен»  (В.Вацуро).

 О ситуации после их отъезда дает представление письмо В.Кюхельбекера А. С. Пушкину 20 октября 1830 г.

«Сделай, друг, милость, — пишет Кюхельбекер Пушкину,- напиши мне: удался ли мой Ижорский или нет? У меня нет здесь судей: Манасеин уехал, да и судить-то ему не под стать, Шишков мог бы, да также уехал: а в бытность свою здесь слишком был измучен всем тем, что деялось с ним. — Напиши, говорю, разумеется, не по почте: а отдашь моим, авось они через год, через два или десять найдут случай мне переслать».

Письмо было написано  накануне  ноябрьского (польского) восстания 1830-31 г.  Само  восстание было непосредственно связано с Динабургом и дисненским уездом, который стал одним из важных центров восстания.

 После начала восстания в ноябре1830 г. в Варшаве последовало неудачное наступление Дибича на польскую столицу в начале февраля1831 г.  После  битвы под Гроховом в конце февраля 1831 г.  польские повстанческие войска предприняли контрнаступление.  31 марта  они нанесли поражение армии генерала Гейсмара у Вавра, 10 апреля – армии генерала Розена у Дембе-Вельке и Игане.  Эти победы марта апреля 1831 г. стали временем наибольших  успехов польских  войск и по сути дела  пиком восстания.

     В начале апреля 1831 года (возможно, под влиянием известий об этих успехах польских сил) восстание вспыхивает в диснинском уезде. Важную роль в нем играют динабургские юнкера.

Указанные события в связи с фигурой А. Рыпинского подробно описаны относительно недавно, например Н. Хаустовичем (Mikola Хaystovic,  «А. Рыпинский известный и неизвестный» 2009 г.,  на белор. Языке). Данная статья, как и иные исследования обстоятельств восстания в дисненском уезде, в качестве важного источника опираются на  изданную в Париже в1835 г. книгу Феликса Вротновского —   Feliks Wrotnowski. Zbiór pamiętików o powstaniu Litwy w r. 1831, Paryż 1835. (О Рыпинском и материалах книги Вротновского также — Я. Янушкевіч, Дынабург − Парыж − Лондан − Кукавячын, або Яшчэ адзін Жыццяпіс змагарнага ХІХ стагоддзя, “Acta Polono-Ruthenica”, VI, Olsztyn 2001, s. 241.)

  Книга Ф. Вротновского, не упоминавшаяся в советское время и вышедшая по свежим следам восстания, содержит важные  свидетельства его непосредственных участников, давая точное (по дням ) описание событий того времени в дисненском уезде.

 По свидетельству Вротновского, в эти дни  участники  «кюхельбекеровского» кружка  юнкера Рыпинский  и двое Плятеров – Фердинанд и Люциан,  тайно встречаются со ставшей вскоре легендарной Эмилией Плятер (1806-1831), иногда характеризуемой как  «польская Жанна Дарк». Эмилия  Плятер возглавляла 1-ю роту 25-го линейного полка польской повстанческой армии, сражалась в отряде Залусского и получила звание капитана. В конце1831 г., после поражения восстания, она умирает. Адам Мицкевич посвятил ей известное стихотворение «Смерть полковника».

 В качестве места встречи динабургских юнкеров и Эмилией Плятер  Ф.Вротновский называет «некоторое место» в Курляндии. Но где они встречались на самом деле? Недалеко от Динабурга находилось имение Ликсна, где Эмилия провела детство. Встреча, как сообщает Вротновский, имела романтический характер: Эмилию посвящают в рыцари, а молодые подхорунжие обещают  взять Динабург. (Zbiór pamiętików o powstaniu Litwy w r. 1831, Paryż 1835, s. 312 ).

    Идея кажется скорее романтической и поэтической, чем реальной. Этот романтизм  характерен и для ряда других эпизодов дисненского восстания, придавая некоторым из них черты «заговора поэтов». Таковые напоминают также  поведение Кюхельбекера 14 декабря 1825 г. Однако романтические мотивы были немаловажным побудительным мотивом действий тогдашней революционной молодежи.

День 10 апреля 1831 г. становится для динабургского (кюхельбекеровского) кружка переломным. В этот день в Динабург , очевидно, в связи с приблизившимся к крепости  восстанием, пришел приказ «об отправке государственного преступника Вильгельма Кюхельбекера, находящегося в роте срочных арестантов, с благонадежными офицерами под строжайшим присмотром через Ригу в Ревель».

В этот же день, 10 апреля,   руководство крепости  решает перевести  из Динабурга также и юнкеров школы подпрапорщиков  — их было решено направить  в  Десну,  тогдашний уездный центр.

Происходит последняя встреча участников  кружка. Узнав о своем переводе из крепости, динабургские юнкера – Лабунский, Плятеры, Панговский, Рыпинский и др.- в этот же день посещают Кюхельбекера в тюрьме. (Zbiór pamiętików o powstaniu Litwy w r. 1831, Paryż 1835, s. 318.)

       Перевод динабургских юнкеров в Десну происходит также под присмотром преданных  властям офицеров.  По дороге, однако, примерно 40 юнкеров  бегут. Часть из них – 18 человек — примыкает к восстанию и направляются в Лужки, важный центр восстания, где они  появляются 12 апреля. Среди пришедших в Лужки 18 динабургских юнкеров  называются  Рыпинский, два Плятера, Понговский, Лабунский, Лопацинский, М. Клет. (Zbiór pamiętików o powstaniu, с.322). Все они становятся активными участниками и руководителями восстания (А.Понговский, например, назначается начальником  штаба повстанцев).

Лужки становятся центром восстания в уезде. Восставшие собираются двигаться на Десну, а также на Динабург. В качестве одной из задач  (в  упоминавшемся романтическом ключе) называется и освобождение Кюхельбекера.

 Однако эти планы осуществлены не были. Хотя город Дисну повстанцам взять  действительно удалось, это стало одним из немногих серьезных успехов восстания в уезде. Попытки взятия Динабурга не предпринимались ввиду малой вероятности удачи такой попытки (у восставших, например, не было серьезной артиллерии).

      Далее в начале июня отряд дисненских повстанцев (включая динабургских юнкеров) соединился с регулярным польским войском (7 линейный пехотный полк корпуса ген. Гелгуда). В его состав вошли Рыпинский (назначен подпоручиком), Понговский, Пшысецкий, Абухович, братья Клеты, Лабунский, Райкович, Баройский. (Zbiór pamiętików o powstaniu…  s. 318).

Однако  19 июня 1831  полк потерпел поражение под Вильно.  Повстанцы отступили в сторону прусской границы. Вскоре потерпело поражение и восстание в целом.

 Тем временем 15 апреля 1831 Кюхельбекера  перевозят  через Ригу в Ревель, куда он прибывает 19 апреля1831 г. Перед переездом Кюхельбекер «хворал, лежал в крепостной больнице». Накануне отправки он написал короткое письмо матери:

«Я пишу вам только несколько слов, не потому, что у меня нет времени на большее, но потому что слишком много чувств обуревают меня; я покидаю Динабург; меня перевозят завтра в Ревель… Динабург я покидаю с чувством горести, хотя это и была моя тюрьма, но я здесь уже почти 4 года, и всякая перемена страшит меня более, чем возбуждает радостных надежд».

Несмотря на болезненное состояние, узника через Ригу доставили в Ревель, где посадили в Вышгородский замок.   В конце апреля  поступает приказ о последующем переводе Кюхельбекера в Свеаборг.  

              ***

 Пребывание  В.Кюхельбекера в Динабурге 1827-31 гг таким образом сыграло немаловажную роль как в жизни самого поэта, так и в истории крепости и города.

        В Динабурге Кюхельбекер «ощущал себя в расцвете творческих сил, много писал и даже печатался — все это делало заключение сносным. Перевод в Ревель, а затем в Свеаборг лишил Кюхельбекера почти всего — друзей, возможности нелегальной переписки, книг».(Н. В. Королева, В. Д. Рак. Личность и литературная позиция Кюхельбекера .В кн. В. К. Кюхельбекер. Путешествие. Дневник. Статьи. Серия «Лит. памятники». Л., «Наука», 1979).  Еще более ужесточился режим в Свеаборге, где арестант был подвергнут обыску с изъятием книг и проч.

     «Умеренные» благодаря Е. Кристафовичу условия заключения Кюхельбекера  в Динабурге позволили ему создать в крепости литературный кружок,  оказавший влияние на культурную и даже политическую жизнь Динабурга  того времени – в том числе и восстание 1830-31 гг.

         После восстания 1831 г. судьба членов динабургского (кюхельбекеровского) кружка сложилась по-разному. Наиболее известный из динабургских юнкеров – А. Рыпинский   с рядом своих друзей  через Пруссию перебрался в1832 г. во Францию (Париж), затем с1846 г. в Великобританию (Лондон), где получил английское гражданство и прожил до  1859 г. В1859 г.  бывший юнкер  получил амнистию от нового русского царя и вернулся в Белоруссию, где  прожил до1900 г. Напечатал ряд книг и оставил воспоминания.

Другой участник кюхельбекеровского кружка, Тадеуш Скшидлевский, также активно участвовал в восстании, заседал в повстанческом виленском сейме, затем находился в Варшаве. После разгрома восстания эмигрировал во Францию и Англию. (В.В. Гарбачова, Удзельнікі паўстання 1830−1831 гг. на Беларусі, Мінск 2006, с. 313−314). Умер в1840 г.

 

 

 

 

Россия: история