Третий марксизм.Глава II. Предшественники современной левой теории.Реальный социализм глазами неортодоксального марксизма XX- начала XXI века.

«Ныне очевидно, что без свободы мнений, слова, критики, инициативы социализированное производство в СССР может двигаться лишь от кризиса к кризису. Свобода столь же необходима социализму, как кислород живым организмам» (В. Серж, 1946).

Созданный большевистской революцией 1917 г. реальный социализм  уже с первых лет своего существования стал  объектом острой  идеологической полемики и критики. Эта критика велась  с двух сторон. С одной стороны — с позиций традиционной западной идеологии – консервативного либерализма (в лице обоих его течений – как правого либерализма, так  и правого консерватизма). Но также со стороны левых течений – включая неортодоксальный марксизм. Именно последнее направление интересует нас в первую очередь.

Критика реального социализма представителями неортодоксального марксизма существенно отличалась от консервативно-либеральной  критики этого строя.  Если приверженцы последней  призывали к восстановлению в мире реального социализма дореволюционных систем (и к  отказу от левой и марксистской идеологии в пользу  консервативно-либеральной  ортодоксии), то сторонники неофициального  марксизма критиковали реальный социализм с позиций «истинного»  социализма,  то есть делали шаги в направлении новой левой теории —  третьего марксизма.

При этом целый ряд  понятий  критики реального социализма неофициальными левыми  использовался Западом в полемике со вторым марксизмом —  идеологией реального социализма. Немалое число (если не большинство) понятий консервативно-либеральной критики реального социализма – от понятия свободы как свободы для инакомыслящих до понятия тоталитаризма  — первоначально были выдвинуты левыми авторами.

   В данной главе мы рассмотрим — в наиболее общем виде, исходя из объема данной  работы —  левые теории XX века,  предшествовавшие третьему марксизму — современной левой теории.  Они анализировались рядом авторов, как западных —  например,  в «Размышлениях о западном марксизме»  и др. работах  английского исследователя левой мысли Перри Андерсона, так и российских  — советских и постсоветских  — исследователей.  Например, М. Грецкий  (Марксистская философия в современной Франции. М. : Изд-во МГУ, 1984 ),  авторы сборника «Левые в Европе XX века»,-М., РАН , 2001 и многие др. В советской, так и постсоветской России данным теориям посвящено значительное число как общих, так и частных  работ. Некоторые из них мы будем цитировать по ходу изложения.

Оппозиционные левые  XX века пытались создать такой левый дискурс, который  существенно модифицировал бы традиционный дискурс марксизма-ленинизма, не переходя при  этом на позиции современной  консервативно-либеральной идеологии.

Среди авторов этих попыток еще в XX веке был неортодоксальные марксисты 1920-30 х гг, поздний Троцкий (1930-х гг, например, работа «Преданная революция»), российские и советские неортодоксальные левые от В. Сержа до М.Рютина и Ф.Раскольникова. За ними следовали восточноевропейские  неортодоксальные марксисты («ревизионисты») 1950-80-х гг.  от венгерских  (Д. Лукач) до чехословацких и югославских (группа «Праксис»). А также  советские и российские  неофициальные левые  как советского периода — например,  Р. Медведев), так и постсоветcкой России  — Б. Кагарлицкий, Б. Славин, В. Паульман, сторонники «критического» марксизма» –А. Бузгалин, А. Колганов и др.  Ниже мы попытаемся представить  анализ этих теорий; новый марксизм должен пытаться описать и синтезировать эти попытки.

1.Критика неортодоксальным марксизмом советской системы  1920-30 гг. О диктатуре пролетариата и демократии. Роза Люксембург,  Виктор Серж (Кибальчич). Проблема «государственного социализма» и опыт СССР.

 Одним из главных объектов критики западной консервативно-либеральной идеологии в XX веке   были, как известно,  авторитаризм и «диктаторство» реального социализма (прежде всего в советском варианте) – то есть несоблюдение реальным социализмом известных политических свобод – свободы слова, собраний, деятельности оппозиционных партий и т.д.  

Мало известно однако, о том, что первыми критиками этого авторитаризма — однопартийной системы и проч.  стали неортодоксальные левые, в частности  Роза Люксембург  в важной «Рукописи о русской революции». Эта работа,  изданная в 1922 критичным к большевизму левым социал-демократом П. Леви и прочитанная В. И. Лениным, была опубликована в России лишь в 1991 г., после поражения советской перестройки. 

 В своей  заметках, названных  позднее «Рукопись о русской революции»  лидер немецких радикальных  левых, близких к большевикам, обратилась к вопросу о политических свободах при социализме, затронув   также  вопрос об Учредительном собрании. В своей «Рукописи» Р. Люксембург    указала на опасность авторитаризма, который содержала диктатура большевиков в России, их отказ от политических свобод и введение однопартийной системы. 

С одной стороны, Роза Люксембург в своей работе оправдывает стремление большевиков совершить социалистический переворот.

«Каутский и его русские единомышленники, которые хотели, чтобы русская революция сохранила «буржуазный характер» своей первой фазы, — точное подобие тех германских и английских либералов прошлого века, которые различали в Великой Французской революции два известных периода: «хорошая» революция первой, жирондистской фазы и «плохая» со времени якобинского переворота. При либеральном поверхностном понимании истории, разумеется, мудрено было понять, что без переворота «крайних» якобинцев под обломками революции были бы похоронены даже первые робкие и половинчатые завоевания жирондистской фазы, что истинной альтернативой якобинской диктатуре, созданной железным ходом исторического развития в 1793 г., была не «умеренная» демократия, а реставрация Бурбонов! «Золотой средний путь» не удается сохранить ни в одной революции, ее естественный закон требует быстрого решения: либо локомотив на всех парах движется вперед до крайней точки исторического подъема, либо он откатывается в силу собственной тяжести назад, снова в исходную низину, беспощадно увлекая за собой в пропасть тех, кто своими слабыми силами пытается удержать его на полпути». (Р.Люксембург. Рукопись о русской революции, в кн. Р.Люксембург, О социализме и русской революции. М., Политиздат, 1991, с. 312-313).

В то же время, выступая как сторонник диктатуры, Р. Люксембург  противопоставляет «диктатуру класса» диктатуре «партии или клики»,  считая возможным осуществление при «диктатуре класса»  «самой широкой гласности» и «неограниченной демократии».

 « Пролетариат, берущий в свои руки власть, — пишет она,— никак не может, действуя по доброму совету Каутского, под предлогом незрелости страны отказаться от социалистического переворота и посвятить себя только демократии, не совершив предательства по отношению к себе самому, Интернационалу, революции. Он обязан и должен как раз немедленно, самым энергичным, самым решительным, самым беспощадным образом начать социалистические преобразования, следовательно, осуществлять диктатуру, но диктатуру класса, а не партии или клики, осуществлять диктатуру класса, т. е. действовать при самой широкой гласности, при самом деятельном беспрепятственном участии народных масс, при неограниченной демократии». (Цит. соч., с. 330-331).

Данное соображение о соединении диктатуры с «неограниченной демократией» может показаться парадоксом, однако для его разрешения лидер немецких левых использует различение диктатуры в «буржуазном смысле» и «социалистической демократии».

 «Завоевать политическую власть, — пиcала Роза Люксембург,- чтобы наполнить ее новым социальным содержанием. Историческая задача пролетариата, когда он приходит к власти — создать вместо буржуазной социалистическую демократию, а не упразднить всякую демократию». То есть «не выдавать нужду за добродетель» и не оказывать плохую услугу международному социализму, «стремясь внести в его арсенал в качестве новых открытий все перекосы, обусловленные в России чрезвычайными обстоятельствами» ( Р.Люксембург. Рукопись о русской революции, цит. Соч., с. 331-332).

 «Учредительным собранием и избирательным правом вопрос, однако, не исчерпывается. Должно быть принято во внимание также упразднение важнейших демократических гарантий здоровой общественной жизни и политической активности трудящихся масс: свободы печати, союзов и собраний, которые стали незаконными для всех противников советского правительства. Для такого вмешательства ни в коей мере не достаточно вышеприведенной аргументации Троцкого в неповоротливости демократических выборных учреждений. Напротив, совершенно очевиден, неоспорим тот факт, что без свободной, неограниченной прессы, без беспрепятственной жизни союзов и собраний совершенно немыслимо именно господство широких народных масс. Свобода лишь для сторонников правительства, лишь для членов одной партии, сколь бы многочисленными они не были — это не свобода. Свобода всегда есть свобода для инакомыслящих. Не из-за фанатизма «справедливости», а потому, что от этой сути зависит все оживляющее, исцеляющее и очищающее действие политической свободы; оно прекращается, если свобода становится привилегией». ( Р.Люксембург. Рукопись о русской революции, в кн. Р.Люксембург, О социализме и русской революции. М., Политиздат, 1991, с. 326-327.)

 Таким образом, Р. Люксембург  связывает  социалистическую демократию с соблюдением классических демократических свобод и процедур. Ею используется также определение демократии как свободы для инакомыслящих, ставшей общим местом западной полемики  с реальным социализмом  по поводу «прав человека» в 1950-80-х гг. Р. Люксембург дает также критический прогноз относительно системы, лишенной политических свобод и представительных учреждений.

Большевики, — считает она,-  «поставили на место представительных учреждений, вышедших из всеобщих народных выборов, Советы как единственное истинное представительство трудящихся масс. Но с подавлением политической жизни во всей стране неизбежно будет все более затухать жизнь в Советах. Без всеобщих выборов; неограниченной свободы печати и собраний, свободной борьбы мнений замирает жизнь в любом общественном учреждении, она превращается в видимость жизни, деятельным элементом которой остается одна только бюрократия. Общественная жизнь постепенно угасает, дирижируют и правят с неуемной энергией и безграничным идеализмом несколько дюжин партийных вождей, среди них реально руководит дюжина выдающихся умов, а элита рабочего класса время от времени созывается на собрания, чтобы рукоплескать речам вождей, единогласно одобрять предложенные резолюции. Итак, по сути — это хозяйничанье клики; правда, это диктатура, но не диктатура пролетариата, а диктатура горстки политиков, т. е. диктатура в чисто буржуазном смысле, в смысле господства якобинцев….Более того: такие условия должны привести к одичанию общественной жизни — покушениям, расстрелам заложников и т. д. Это могущественный объективный закон, действия которого не может избежать никакая партия». (Р. Люксембург, цит. Соч., с. 330).

  То есть, отстаивая «социалистическую демократию», Р. Люксембург указывала на опасности  «диктатуры  в чисто буржуазном смысле»,  диктатуры «якобинцев».

Здесь однако начинались вопросы. Из критики лидером немецких левых указанной диктатуры можно было сделать вывод о том, что возможна «небуржуазная» диктатура пролетариата или такая форма этой диктатуры,  которая включала бы (что может показаться противоречием), политическую демократию.

Во всяком случае,  Р. Люксембург полагала, что власть большевиков  в своем развитии должна включать политическую демократию – то есть соблюдение известных демократических  свобод, в том числе и свободы оппозиции. Такая точка зрения перспектив развития «социалистической демократии» совпадала с более поздним идеалом других представителей неортодоксального марксизма, включая Д. Лукача, реформаторов Пражской весны и сторонников еврокоммунизма.

В целом приведенные высказывания Р. Люксембург можно считать началом обсуждения важнейшей  темы социалистической демократии и политических свобод при социализме, прерванного в СССР сталинизмом, но продолженного на Западе и достигшей особой остроты в 1960-ые гг. Именно в этот период появились многие посвященные данному вопросу работы неортодоксального марксизма, том числе представителей т.н.  еврокоммунизма и  советского «левого» диссидента  Р.Медведева (Медведев, Р.А. Книга о социалистической демократии. — Амстердам — Париж , 1972. Также Р. А. Медведев, Советы в истории нашего государства , Общ.науки, 89:3, с.124 ).

В связи с наследием Р. Люксембург  сторонниками левой традиции часто вспоминалась фраза «социализм или варварство». Сама она в работе «Кризис социал-демократии»  высказывает эту мысль следующим образом: «Фридрих Энгельс сказал как-то: буржуазное общество стоит перед дилеммой: или переход к социализму, или возвращение к варварству». Таким варварством и стала «консервативная» диктатура Гитлера, прологом которой стало поражение революции в Германии  и гибель самой Розы Люксембург.

Важное место в российской неортодоксально-коммунистической литературе  1930-40х гг занимают книги Виктора Сержа (Кибальчича).

    Родившийся в семье русского офицера, выехавшей за границу (в Бельгию),  Виктор Кибальчич, писавший под псевдонимом Виктор Серж, с юности прошел путь левого оппозиционера. Революционный путь начал в среде  парижских анархистов. Участвовал в Октябрьской революции и  лично знал почти всех крупных деятелей партии  1920-30-х гг. Примыкал к «левой оппозиции».

В период репрессий 1930-36 г. В. Сержу  удалось  уцелеть. Сосланный в Оренбург, он смог в 1936 г. выехать за границу, благодаря  чему  прожил еще 11 лет. Переехав в Мексику, В. Серж погиб в 1947 г. при странных обстоятельствах, которые некоторые авторы связывают со сталинской агентурой (См. Предисловие в кн.: В.Серж: Социалистический гуманизм против тоталитаризма.М.,НПЦ Праксис, 2003, с.5). Это впрочем остается недоказанным, поскольку левых интеллектуалов на Западе уничтожал  вовсе не только Сталин.

Наследие В. Сержа позволяет говорить о нем как самостоятельном и оригинальном авторе, имевшем свой взгляд на советскую (сталинскую) систему и перспективы развития реального социализма. Публикация в России ряда его работ и проведение специальной посвященной ему конференции – важный шаг к освоению наследия этого оригинального социалиста. ( В.Серж. От революции к тоталитаризму. Записки революционера. М., Праксис-Оренбургская книга, 2001. В.Серж. Завоеванный город. М.,НПЦ Праксис, 2002, В. Серж. Социалистический гуманизм против тоталитаризма.М.,НПЦ Праксис, 2003).

С самого начала становления реального социализма в СССР Серж осуждал его авторитарные черты, считая себя «антиавторитаристом» ( Цит. По В. Серж: Cоциалистический гуманизм против тоталитаризма.М., НПЦ  Праксис, 2003,с.20).

В 1921 г. он как и ряд других неортодоксальных левых в  специальной главе работы «Анархисты и опыт русской революции» говорит об опасности «государственного социализма» в СССР и бюрократии, которая «никогда не упустит своих привилегий» В этой связи он предостерегает против «гангрены власти».«Государственный коммунизм», по его мнению, «рискует оформиться в особую систему» (цит. Соч.,с.36,37).

Во второй половине 1920-х гг В. Серж примыкает к оппозиции и начинает критику сталинского  режима. В 1928г. его исключают из партии и ссылают в Оренбург.

Складывающуюся в СССР политическую систему Серж  уже в начале 1930-х гг  определяет как «тоталитаризм». В письме французским друзьям 1933 г. он пишет о «тоталитарном, кастократическом, опьяненном своей властью государстве, для которого человеческая личность ничего не значит» ( В. Серж. От революции к тоталитаризму.Записки революционера.- М.-Оренбург, 2001, с.341). 

По мнению Сержа, «тоталитаризм» в СССР сформировался в 1927-30м гг. Он многократно одним из первых высказывал такое определение сталинской системы,  хотя и считал, что «первым серьезным социалистическим эссе о тоталитарном государстве мы обязаны Гильфердингу». (В. Серж: Социалистический гуманизм против тоталитаризма. М.,НПЦ Праксис, 2003, с.21, с. 151).

Вслед за Троцким и его последователем Э.Бернхэмом (ставшем впоследствии известным своей теорией «революции управляющих» ), Серж обращает внимание на роль бюрократии в условиях реального социализма. Он замечает «слой управленцев, которые стремятся оформиться в класс и монополизировать власть» (Цит. Соч.,с.25).

 Сталинскому режиму Серж стремился противопоставить левую альтернативу. Он  очевидно, одним из первых (за 40 лет до советской перестройки) выступил за  «обновление» сложившейся в СССР модели социализма, к чему призвал еще в 1946 г. в статье «За обновление социализма». Считая необходимым атрибутом «обновленного» социализма  политическую демократию, он призвал к соединению социализма с политическими свободами.

«Подлинная проблема нашего времени,- писал он в  статье «За обновление социализма», – проблема сочетаемости плановой (коллективистской) экономики с демократией и индивидуальной свободой. Она занимает умы многих американских социалистов и либералов; но даже и не ставится в европейских социалистических изданиях».    ( В. Серж. За обновление социализма.- в кн.: Социалистический гуманизм против тоталитаризма. М., НПЦ Праксис, 2003, с. 151).

В Сержа волнует вопрос, «как организовать свободу печати после социализации (национализации)…?»  Говоря о необходимости соединения социализма с политической демократией, он ссылается на Розу Люксембург, в частности ее тезис о «свободе для инакомыслящих».

В. Серж замечает, что  такое соединение социализма и политических свобод часто понимается лишь в смысле традиционного правого либерализма. «Теория свободы», по его мнению,- все еще «основывается на идеях либерализма-гуманизма революционной буржуазии и традиции парламентских демократий. Это источники достойные, но недостаточные и практически устаревшие». (Цит. Соч., с. 151).

«Ныне,- по мнению Сержа,- очевидно, что без свободы мнений, слова, критики, инициативы социализированное производство в СССР может двигаться лишь от кризиса к кризису. Свобода столь же необходима социализму, как кислород живым организмам». (Сила и пределы марксизма. в кн.: Социалистический гуманизм против тоталитаризма. М.,НПЦ Праксис, 2003, с. 133).

В Серж  таким образом ставит вопрос о новом (отличном от традиционного либерализма) соединении социализма с политической демократией. Идеал  нового строя он видел в «либертадном обществе», которое предполагает полную политическую демократию и широкое самоуправление.

«Марксизм русской революции,- считал он,- поначалу был пламенно интернационалистским и либертарным (доктрина государства-коммуны, советский федерализм); затем, и благодаря осадному положению, очень скоро он становится мало-помалу авторитарным и нетерпимым.

Марксизм периода упадка большевизма — иначе говоря, марксизм бюрократии, оттеснившей от власти рабочий класс…дошел до странного и чудовищного отрицания самого себя» (Сила и пределы марксизма,  в кн.: Социалистический гуманизм против тоталитаризма. М.,НПЦ Праксис, 2003, с. 130).

Использовавшееся В. Сержем понятие «либертадности»,  заимствованное из лексикона  анархистов, с которыми Серж был связан в период своей жизни во Франции,  до сих пор применяют некоторые современные левые, в частности известный в США левый интеллектуал Ноам Хомский.

Как и целый ряд ряд левых теоретиков начала 1920-30.гг, В. Серж  поддерживал теорию «нереформированного» реального социализма в СССР  как «государственного капитализма»  (госкапитализма). Параллельно с ним такое объяснение  данной системы давал целый ряд левых авторов в советской России  и Европе.

В России одним из первых еще  в 1918 г. вопрос об опасности превращении советского социализма в «госкапитализм» поставил неортодоксальный коммунист Н. Осинский в статьях «Строительство социализма». (Н. Осинский.Строительство социализма. Статья вторая. Коммунист. Орган моск. областного бюро ВКП(б),1918.Т2, с.6., об этом : Ф. Буррине.Тоталитаризм, госкапитализм и коллективистский гуманизм В. Сержа.- в кн. В. Серж: социалистический гуманизм против тоталитаризма.М.,НПЦ Праксис, 2003,с. 18.).

В начале 1930-х гг  в СССР такую точку зрения разделял  ряд представителей «левой оппозиции»,  например, В. Смирнов.  (Об этом- Ф. Буррине. Там же, с.17-18).  

Идею советской системы как государственного капитализма   в начале 1930-х развивали и европейские неортодоксальные левые – в частности немецкие и итальянские.

По мнению немецких критиков Р. Рокера, Ф.Боркенау и О. Рюле.   сталинская система была проявлением  общемировой тенденции перехода к «государственному капитализму». К сходному же выводу пришел в попытках объяснить «русскую загадку» итальянский коммунист А. Целига.    (см. Ф. Буррине.Тоталитаризм, госкапитализм и коллективистский гуманизм В. Сержа.— в кн. В. Серж: социалистический гуманизм против тоталитаризма.М.,НПЦ Праксис, 2003,с.17-19.   

Понятие государственного капитализма (госкапитализма) существовало и в классическом марксизме, а также советском (втором) марксизме, хотя и имело в них свою интерпретацию.

Марксистам было известно о попытках создания «государственного социализма» в рамках традиционных (феодальных) обществ – в том числе XIX века. Такая попытка была сделана например, в Пруссии при О.Бисмарке, где власти проявляли симпатии к «катедер-социализму» и издавался журнал «Государственный социалист» (1877-82). В своих «социалистических» попытках Бисмарк пытался использовать идеи Ф.Лассаля.  К.-Й. Родбертус-Ягецов считал возможным даже «социальную монархию».

В России идеи Бисмарка пропагандировал и пытался практически применять И. Янжул. Идеи госсоциализма развивал также «легальный марксист» М. И. Туган-Барановский (См. Государственный социализм, wiki ).

Классический марксизм подвергал эти попытки критике, указывая на одиозные примеры казарменного, феодального и «колониального» госсоциализма, созданного, например, голландцами на о. Ява (Ф. Энгельс Т. 36, с. 78—79, 96—97). Прусский государственный социализм Ф. Энгельс  также считал «…всего лишь феодальной реакцией, с одной стороны, и предлогом для выколачивания денег — с другой».  Целью подобного социализма он считал   «превратить возможно большее число пролетариев в зависимых от государства чиновников и пенсионеров и организовать наряду с дисциплинированной армией солдат и чиновников такую же армию рабочих» (Энгельс Ф., там же. т. 35. с. 140).

Ленин, как известно, считал государственный капитализм своеобразной предварительной ступенькой на пути к социализму. По его словам, в первые годы после большевистской революции в советской России был установлен своеобразный “государственный капитализм» .«Наш государственный капитализм отличается от буквально понимаемого государственного капитализма тем, что мы имеем в руках пролетарского государства не только землю, но и важнейшие части промышленности” (В.И. Ленин, ПСС, т.45,  с.289).

Социализм, согласно Ленину, «есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией» (34, 192). В качестве примера «буквально понимаемого» государственного капитализма Ленин приводит Германию: “…поставьте на место государства… буржуазного, империалистского, тоже государство, но иного социального типа, иного классового содержания, государство советское, т.е. пролетарское, и вы получите всю ту сумму условий, которая даёт социализм” (В.И. Ленин, ПСС, т.36 с.300).

Однако ранний большевизм не предвидел серьезной опасности «перерождения» бюрократии; в случае какового, как замечали неортодоксальные  левые, социалистическое по форме  государство теряло свойство социализма и снова превращалось (возвращалось) к «государственному капитализму». В указании на этот факт часто состоял пафос критиков сталинизма в СССР  как 1930-х, так и  в 1940-х гг и далее годах.

Такая критика описывались в также в работах  В.Дамье. ( Например, Забытый Интернационал. Мировое анархо-синдикалистское движение между двумя мировыми войнами. Т. 1-2.  М. : Новое литературное обозрение, 2006 -7).

2.Развитие теории марксизма  Л. Троцким.  Сталинизм: бюрократия и термидор. Критика левыми интеллектуалами террористической практики сталинизма 1930-х гг. М. Рютин, Ф. Раскольников.  Последователи Л. Троцкого – Бармин, Райсс и др. И. Дойчер. Неортодоксальные левые   в Европе 1920-30-гг. между правой и левой диктатурой.

Ряд важных для современной левой теории положений представили работы Льва Троцкого, которого следует считать наиболее крупным предшественником линии неортодоксального марксизма в 1930-е годы.

В официальной советской историографии до самой перестройки господствовала шовинистически-сталинистская интерпретация творчества Троцкого.

Сталин позаботился не только о физическом устранении Льва Троцкого, его сына, ряда родственников и многих сторонников, но и  о создании неприглядного образа своего непримиримого идейного оппонента. Этот идеологический стереотип «иудушки Троцкого», созданный сталинским режимом и активно поддержанный русским консерватизмом,  нашел отражение в оруэлловском образе Эммануэля Гольдштейна — объекте «пятиминутке ненависти» тоталитарного режима  (Д. Оруэлл, «1984 г.»).

Линия сталинистской критики Л. Троцкого (работы Н. Васецкого и пр.) была подхвачена в поздний советский период консервативной (национал-патриотической) идеологией в СССР, представленной трудами представителей т.н. «русской партии» (А. Байгушев, С. Семанов, И. Глазунов и пр.) Появился целый спектр национал-патриотической (точнее, национал-сталинистской) литературы,  активно «демонизировавшей» изгнанного оппонента вождя народов. В ней Троцкий рисовался концентрированным выражением «отрицательного большевика» и «главного виновника» всех революционных и большевистских бед, но одновременно также,  как ни странно,  едва ли не главного теоретика сталинизма и чуть ли не сталинского террора.

  Очевидное влияние оказал консерватизм на интерпретацию роли и теории Л. Троцкого  Д. Волкогоновым. Его известной книге о Троцком   «Демон революции» предшествовала   статья  автора в «Правде» под таким же названием. (Роль «ангела» у Волкогонова, впрочем, оставалась вакантной – с точки зрения автора Ленин и Сталин  на нее также не подходили). Сталинистски-шовинистическую теорию «троцкизма» российские национал-патриоты  (консерваторы) продолжают активно распространять и в начале XXI века. Разумеется,  речь в работах их представителей идет не об анализе реальных взглядов Троцкого, но об идеологической демагогии по данному вопросу.

 Наследие Троцкого весьма обширно;  в данной работе возможно лишь самое короткое изложение интересующих нас положений его подхода. Многие тезисы Троцкого вошли в арсенал не только «новых левых» в Европе, но и западной политологии; поэтому кажутся давно «само собой разумеющимися».   

В России работы Троцкого стали публиковаться лишь с конца 1980-х -начала 1990-х гг.;  при этом и до сих пор они опубликованы далеко не полностью и известны весьма мало. Немалую роль в анализе реального содержания наследия Троцкого сыграли работы Вадима Роговина. (Как на Западе работы И. Дойчера). Известный аналитик западной левой теории   П. Андерсон писал о необходимости более полного научного анализа наследия Троцкого —  в том числе и на Западе. (Размышления о западном марксизме, с.127-128).

    Интерес современного марксизма к работам Троцкого может касаться целого ряда аспектов — от общего определения советского режима в сталинском и неосталинистском варианте до проблемы многопартийности.

 Взгляды Троцкого проделали существенную эволюцию по сравнению с практикой и теорией самого Троцкого 1920-х гг.

В  своих работах 1920-х гг вплоть до эмиграции он выступает традиционным большевиком –  в частности, в вопросе о политической системе нового строя давая  апологетику раннекоммунистической диктатуры. В более поздних работах 1930-х гг. Троцкий меняет свою позицию в отношении политических свобод при послереволюционном строе,  перестав отрицать многопартийность  и выступая за «свободу советских партий» .

В. Серж обратил внимание на то, что в «Преданной революции» Троцкий один из первых указал на необходимость соединения социализма с политической демократией. По его словам  «Троцкий в «Преданной революции» (1935-1936) пытался обосновать необходимость рабочей демократии для лучшего функционирования производства и впервые с советской точки зрения сформулировал требование свободы рабочих партий». (В. Серж.Сила и пределы марксизма. в кн.: В. Серж: Социалистический гуманизм против тоталитаризма. М., НПЦ Праксис, 2003, с. 136).

Этот пункт теории позднего Л.Троцкого подчеркивал в своей работе о Троцком также И. Дойчер. По его замечанию у позднего Троцкого даже появилось мнение, что оппозиция «должна стать независимой партией» (Дойчер, Троцкий. Изгнанный пророк. 1929-1940, М.,2006, с.311 ?).  В этих же поздних работах он стал критиковать и дореволюционный авторитаризм большевизма в партийной организации, за что получил от сторонников официального советского марксизма обвинение в «меньшевизме».

    Признание поздним Троцким вслед за  Р. Люксембург необходимости политической свободы при социализме, трактовавшееся официальным советским (сталинизированным) марксизмом как «меньшевизм» в дальнейшем было воспринято «еврокоммунизмом».

    Троцкий также одним из первых обратил внимание на особую роль в  системе реального социализма партийной бюрократии (до него об этой роли говорил Ленин в ряде известных последних работ).  Концепция бюрократии стоит в центре исследований Троцким сталинского режима. Троцкий построил теорию сталинского «реального социализма» в СССР как бюрократического государства, и сталинизма как  термидора, связанного со специфическим интересом бюрократии. Рассуждая о причинах сталинистского перерождения революционного советского государства, Троцкий первым указал на связь сталинизма с политикой социализма в условиях отсталой страны и  «враждебного окружения».

 «Бюрократическая деформация советского государства,- писал Троцкий,- есть не общая особенность перехода современного общества от капитализма к социализму, которая находит выражение, но особенное, специфическое и временное отражение этих законов в условиях отсталой страны в капиталистическом окружении». (Л.Троцкий, СССР в войне, http://magister.msk.ru/library/trotsky/trotm470.htm ).

 Троцкий называл государство в СССР «буржуазным государством без буржуазии», однако он отрицал роль бюрократии как «нового класса» (Л.Троцкий, «Преданная революция»; И. Дойчер, Изгнанный пророк, М.,2006 ). Позднее сходную позицию занял и Р.А. Медведев  (  К суду истории. О Сталине и сталинизме. М., 2011). При этом в работе «СССР в войне» (сент.1939 г.) Троцкий все же склоняется к теории «нового класса», которую формулирует задолго до Милована Джиласа.

Проблему бюрократии в СССР Троцкий связывал с проблемой термидора, усматривая у «бюрократии»  «термидорианский дух» (И. Дойчер, Изгнанный пророк, М., 2006, с. 301 ).   Теория «термидора» у Троцкого также проделала определенную эволюцию. В начале 1920-х гг  «левая оппозиция» в СССР, в т.ч. и сам Троцкий,  называли «термидором» уже НЭП. При этом, конечно, говорить о реальной «реставрации капитализма» в СССР 1920-30-х годов (да и последующих нескольких десятилетий) было бы странно. В 1930-е гг Троцкий ставит вопрос о термидорианстве сталинизма, что имеет  серьезные основания, хотя (как мы попытаемся показать ниже) не является решением проблемы сталинизма.

 Анализируя термидорианство сталинизма, Троцкий делает ряд верных наблюдений о  природе ряда сталинских политических и идеологических акций — от устранения большевистской «старой гвардии», до сталинского антисемитизма (работа «Термидор и антисемитизм»).

На позиции Троцкого и IV Интернационала перешел ряд бывших советских деятелей СССР, подвергнутых сталинским репрессиям и ставших «невозвращенцами». Одним из них был дипломат и разведчик Игнатий Рейсс (Натан Порецкий), убитый в сентябре 1937 г.по приказу Сталина,  как и Федор Раскольников, а позже и сам Л. Троцкий. Незадолго до смерти Рейсс написал письмо в ЦК , в котором призывал к борьбе со сталинизмом:

«Чтобы Советский Союз, и вместе с ним и все международное рабочее движение не стали окончательно жертвой открытой контрреволюции и фашизма, рабочее движение должно изжить своих Сталиных и сталинизм. Эта смесь из — худшего, ибо беспринципного, — оппортунизма, с кровью и ложью грозит отравить весь мир и уничтожить остатки рабочего движения. 
Самая решительная борьба со сталинизмом. 
Не народный фронт, а классовая борьба; не комитеты, а вмешательство рабочих для спасения испанской революции — вот что стоит сейчас в порядке дня! 
Долой ложь о социализме в одной стране и назад к интернационализму Ленина!». 

  Выход И. Рейсс таким образом  видел в идеях Троцкого и  его IV Интернационале, который однако, как следует признать, в тот исторический момент не  мог стать реальной альтернативой сталинизму.

 В дальнейшем мы попытаемся более подробно рассмотреть проблему соотношения сталинизма и «термидора», которая в течении значительного периода был в центре размышлений неофициальных левых во всем мире. Анализ концепции термидора давался советскими авторами  в период перестройки — О. Лацисом, Е. Плимаком; этой теме был посвящен сборник Т.Крауса «Советский термидор» (Будапешт, 1997 — об этом в 3 главе). Отметим  пока, что «термидорианские» элементы сталинизма соединились в эпоху 1930-х гг (как и послевоенные годы) с масштабной – и не во всем безуспешной — попыткой прорыва раннекоммунистической системы  (первоначально  в административно-командной форме)  «вперед» —  к нерыночному, но масштабному и планомерному развитию общества.

      Общий вывод Троцкого по поводу советского режима перед войной состоял в  определении его как «переходного».     

«Правильнее,- писал Л. Троцкий,- нынешний советский режим, во всей его противоречивости, назвать не социалистическим, а подготовительным или переходным от капитализма к социализму» (Л. Троцкий, Преданная революция, М., Нии культуры, 1991, с.43.)  «В СССР, — по его словам,- далеко еще не достигнута еще первая стадия социализма…Советские формы при низкой производительности труда означают лишь переходный режим, судьба которого еще окончательно не взвешена историей» (Там же, с. 44, 54).

  Если в СССР  (в рамках советского марксизма) концепция Троцкого  подвергалась тенденциозной  критике,  то иной подход к его наследию сложился на Западе. Основные положения его теории вошли в арсенал целого ряда как левых, так и иных западных объяснений реального социализма. Многие положения его теории   легли в основу  западных  советологических исследований, в том числе левое крыло западной советологии (И.Дойчер, Э.Карр) и в целом исследований правящего слоя реального социализма (А. Авторханов, М. Джилас, М. Восленский и др.). 

В 1940-60-х гг число последователей Льва Троцкого на Западе  от Испании и Франции до Германии (не только в рамках организованного Троцким IV  Интернационала) было весьма значительным. Среди них был ряд известных западных левых – в том числе Эрнст Мандель и др.

Широкий круг идей Л. Троцкого оказал серьезное влияние на целый спектр левой (и не только) мысли на Западе. Многие идеи, высказанные Троцким, вошли в широкое употребление и предвосхитили положения последующей критики сталинизма и в целом неортодоксальной левой теории. Верное в период перестройки сталинизма как «диктатуры бюрократии» (например, Г. Водолазовым ), как и дальнейшие соображения о диктатуре партаппарата и проч., также восходят к  Троцкому. Сказанное говорит о том, что теория Л. Троцкого требует анализа несравненно более глубокого, чем тот, который дают авторы сталинистского и национал-патриотического толка.

 Важную роль в деле объективного анализа подхода Троцкого  сыграли опубликованные после войны работы Исаака Дойчера (1907-1967), прежде всего изданная в Лондоне трилогия «Вооруженный пророк» (1954), «Разоружённый пророк» (1959) и «Изгнанный пророк» (1963). 

В постсоветской России, как указывалось, важную попытку развернутого анализа теории Троцкого сделал московский исследователь Вадим Роговин, автор целого ряда содержательных работ об антисталинистской оппозиции в СССР. (см. «Власть и оппозиции», М.,1993  и проч.).

Признавая достижения Троцкого, его тем не менее не следует считать автором, полностью вышедшим за пределы «второго марксизма». У Троцкого есть ряд положений, связывающих его с данным марксистским течением, как и ряд положений, выходящих за его рамки.

 Критика Л.Троцким сталинского реального социализма  оказала большое влияние на левую традицию Запада, хотя некоторые даже как будто близкие к нему теоретики,  например, упомянутый Виктор Серж, в ряде положений существенно отличались от него. Это же можно сказать и об исследователе творчества и биографии Троцкого Исаака Дойчера (1907-1967).

С 1940-х гг И. Дойчер, выходец их Польши, живший в Лондоне, выступил как самостоятельный автор. В 1953 г. он опубликовал работу «Россия после Сталина» и хотел приступить также к работе о Ленине, но не успел. Его перу принадлежат также многочисленные эссе. В своих произведениях (Например, статье Marxism in Our Time,1965, https://www.marxists.org/archive/deutscher/1965/marxism.htm ) И. Дойчер в ряде случаев высказывает оригинальные взгляды по вопросам левой теории.

И.Дойчер, в частности, упрекает официальный советский марксизм в  вульгаризации марксизма и отождествлении сталинизма и марксизма. Он отказывался признать восточноевропейский социализм социализмом в марксистском смысле, указывая на то, что в значительном ряде случаев – в особенности в сталинском варианте — он был скорее пародией на социализм. Одну из важных причин этого И. Дойчер  видел в том, что реальный социализм победил первоначально не в развитых странах Европы, но в более отсталых странах.  Дойчер  выражал надежду, что будущая марксистская теория  преодолеет создавшийся к 1960-м годам «разрыв между теорией и практикой».

Помимо Троцкого и его последователей, в  сталинском СССР начиная с 1930-х гг был и ряд других авторов, выступивших  с  критикой сложившейся в СССР системы власти с левых, марксистских и даже «ленинских» позиций.  

В их числе следует упомянуть Мартемьяна Рютина, в 1932 г. написавшего работу  «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», опубликованную в России 60 лет спустя. В данной работе — одной из первых такого рода внутри СССР — давалась критика сталинских методов коллективизации и индустриализации, ставилась проблема перерождения пролетарской диктатуры, роли партаппарата,  бонапартизма Сталина и др.  (См. «Сталин и кризис пролетарской диктатуры» , в кн. М. Рютин. На колени не встану. М., Изд-во полит.  Лит-ры, 1992).

В  числе  неортодоксальных левых (и даже коммунистических)  авторов в СССР 1930-х гг были  также Ф. Раскольников, В. Смирнов, чьи  работы до конца 1980-х гг могли быть  опубликованы лишь за пределами Советского союза.

 Федор Раскольников, видный деятель Октябрьской революции и затем советский дипломат, ставший, как и ряд других советских функционеров, невозвращенцем под угрозой репрессий,  в  августе 1939 г. опубликовал известное «открытое письмо»  Сталину. В нем Ф. Раскольников подверг критике сталинский социализм, название которого он употребляет в кавычках, отличая от него «истинный социализм». Сталинский социализм он называет «произволом личной диктатуры, не имеющим ничего общего с диктатурой пролетариата». ( Первая публ. В России. — Неделя, 1988, N 26, Цит. По: В. Савченко, Отступник. Драма Ф. Раскольникова. М., 2001, с.371 ). В 1940 г. Раскольников погиб от рук сталинской агентуры.

 В 1920 х гг. левые критики сталинизма в СССР — от социал-демократов и эсеров до троцкистов — несмотря на цензуру, еще проявляли себя, в 1930-50-ые гг. они стали объектом жесточайшего террора и были физически уничтожены сталинизмом.

   Трагической особенностью 1930-50-х годов  стало то, что неортодоксальные левые в оказались между двумя ожесточенно боровшимися в это время лагерями — правыми европейскими диктатурами и сталинским режимом. Санкционируя физическое уничтожение не только оппозиционеров, как правых, так и левых, но и старой большевистской гвардии, этот режим  нанес не меньший удар по левой традиции, чем правые консерваторы от Муссолини и Франко до Гитлера. Сталинскими агентами был убит Троцкий и значительное число «троцкистов» — как выходцев из России, так и других стран Европы от Испании до Греции. В СССР были репрессированы почти все сколько-нибудь значительные левые теоретики  от эсеров, меньшевиков и «бухаринцев» ( Д.Марецкий, А.Слепков) до просто левых интеллектуалов (включая директора Московского Института Маркса и Энгельса Д. Рязанова). Партийной интеллигенции, левой и марксистской традиции в СССР был нанесен тяжелейший удар, от которого фактически она так и не смогла оправиться.

 На Западе левые также оказались под ударом – но уже со стороны правых диктатур – прежде всего в Германии. С приходом нацизма к власти  в Европу покинул  целый ряд  левых идеологов – в частности  -Франкфуртского института социальных исследований. Некоторые сотрудники Интитута — В. Беньямин, Р. Гильфердинг  — погибли от рук нацистов. Другие -перебрались в США и работали там  до конца войны, другие  даже позже. В числе перебравшихся в США левых теоретиков был и Г. Маркузе –  один из «властителей дум» 1960-х гг. В США Маркузе написал работу «Советский марксизм» (1958).

3.Анализ грубоуравнительного  коммунизма в «Экономическо-философских рукописях К. Маркса 1844-46 гг. Значение этого анализа для послевоенной левой традиции. 

 Важную роль в левой критике реального социализма в его сталинском варианте (отличной от критики консервативно-либеральной) сыграло и изучение периферийных с точки зрения второго (советского) марксизма работ классического марксизма. С середины 1950-х гг. предметом активного обсуждения неортодоксальных левых стали изданные в 1956 г. большим тиражом (в отдельном томе 2 издания сочинений Маркса и Энгельса, и переизданные затем в 42 томе этого же издания в1974. С. 41-174) т.н. «Экономическо-философские рукописи 1944-46 гг.»  К. Маркса, названные на Западе «парижскими».

Первая публикация Рукописей в 1932 г.     З.Ландсхутом и Я.Майером  с одной стороны,  и  МЕGA  с другой (как и ненапечатанный перевод рукописей на русский язык) не произвели большого эффекта в основном в силу исторических причин. В СССР их публикация совпала с  началом сталинских репрессий  против марксистской интеллигенции. В конце 1930-х гг основная часть тех, кто мог бы обсуждать эту тему, оказались репрессированы или изолированы  — например, в результате разгрома сталинской бюрократией института МЭ в Москве. В Европе аналогичную роль сыграл приход к власти фашизма и вторая мировая война. (Об истории находки и публикации Экономическо-философских рукописей 1944-46 гг Маркса см. напр.,   В. Середа, А. Стыкалин. Беседы на Лубянке. Следственное дело Г. Лукача. М.,1999, с.156-157).

В центре обсуждения и полемики эта важнейшая работа Маркса  оказалась в 1950-60-ые гг., сыграв чрезвычайно важную роль в становлении неортодоксального марксизма  («неомарксизма) после второй мировой войны.

Уже с первой публикацией рукописей в 1932 г.был связан ряд будущих крупных теоретиков неортодоксального марксизма. В подготовке и комментировании  этой публикации участвовали  Герберт Маркузе и  Дьердь (Георг) Лукач, который в начале 1930-х гг работал в Институте Маркса  и Энгельса в Москве.  С рукописями Лукача познакомил Д. Рязанов, вскоре ставший жертвой сталинских репрессий. Погиб и ряд других ученых- публикаторов рукописей.

Особое внимание  как исследователей, так и неспециалистов привлек раздел «Экономическо-философских рукописей 1844-46 г.», названный издателями «Коммунизм», в котором будущий автор «Капитала» дал весьма яркий анализ идеологии и системы так называемого «грубого» (грубоуравнительного) коммунизма, называемого в  официальном (втором») марксизме  «утопическим социализмом».

Начиная с комментариев  Г. Маркузе в 1930-ые гг., к «Экономическо-философским рукописям» обращалась целая плеяда критических марксистов (и теоретиков, тяготевших к нему) послевоенного периода — как на Западе так и на Востоке.

Особый интерес к данному важному произведению марксизма обнаружился уже в период первой оттепели в СССР и в целом «первой десталинизации» в Восточной Европе,  в первую очередь со стороны представителей неортодоксального левого движения.

Главное внимание неофициальных левых привлекла  содержавшаяся в рукописях  критика Марксом т.н. «грубоуравнительного коммунизма». Как это часто бывает с выдающимися произведениями, данный анализ Маркса явно выходил за рамки разбора «утопического социализма». Он фактически оказался анализом и критикой ряда особенностей системы «реального социализма», причем, думается, на порядок более глубокими, чем традиционная критика этой системы консервативным либерализмом. Важность методологических положений «рукописей 1844-46 гг.» Маркса (в особенности раздела  «Коммунизм») для неортодоксального (постсоветского)   марксизм определила частое (вплоть до советской перестройки) обращение к ним  левой мысли в России и других странах реального социализма.

В центре анализа Марксом «грубоуравнительного коммунизма» в указанном разделе «Рукописей» оказывается проблема «всеобщей частной собственности».   

«Коммунизм, писал Маркс, есть положительное выражение упразднения частной собственности; на первых порах он выступает как  всеобщая частная собственность (Маркс К., Энгельс Ф., Соч., Т.42. c. 114, курсив наш). «Этот коммунизм, отрицающий повсюду личность человека, есть лишь последовательное выражение частной собственности, являющейся этим отрицанием. Всеобщая и конституирующаяся как власть зависть представляет собой ту скрытую форму, которую принимает стяжательство и в которой оно себя лишь иным способом удовлетворяет. Всякая частная собственность как таковая ощущает по крайней мере по отношению к более богатой частной собственности зависть и жажду нивелирования, так что эти последние составляют даже сущность конкуренции.» (Маркс К., Энгельс Ф., Соч., т. 42, с. 114-115 ).

 Как мы видим, Маркс анализирует ранний коммунизм — «первое упразднение частной собственности», «коммунизм в его первой форме» , используя известные принципы  гегелевской диалектики, в частности  принцип отрицания отрицания. Этот принцип он применяет для анализа формы собственности «первого коммунизма». Во всех своих основных проявлениях, по Марксу, первый коммунизм выступает не как «позитивное» отрицание (снятие, отрицание отрицания) общества частной собственности, но лишь как его первое — «негативное»- отрицание.

 Поэтому  «грубый» коммунизм (первое отрицание частной собственности) Маркс называет «незавершенным». Этому «первому» коммунизму, («коммунизму в его первой форме»)  он противопоставляет «второй» коммунизм, являющийся «положительным упразднением частной собственности».

«3) Коммунизм как положительное упразднение частной собственности этого самоотчуждения человека и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т.е. человечному. Такой коммунизм есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение » (Там же, с. 116).

Ряд марксистских авторов достаточно рано заметил, что разбор Марксом грубоуравнительного коммунизма фактически  представляет собой критику «реального социализма» — в том числе в его деформированных (например, сталинском) вариантах.

Прежде всего  это касается отношений собственности. Первый коммунизм (читай «реальный социализм») не вышел за рамки частной собственности;  это общество  всеобщей  частной собственности.

«Первое положительное упразднение частной собственности, грубый коммунизм,— пишет Маркс, — есть только форма проявления гнусности частной собственности, желающей утвердить себя в качестве положительной общности». (Цит. Соч., с. 116).

  «Что такое упразднение частной собственности, -продолжает он, —  отнюдь не является подлинным освоением ее, видно как раз из абстрактного отрицания всего мира культуры и цивилизации, из возврата к неестественной простоте бедного, грубого и не имеющего потребностей человека, который не только не возвысился над уровнем частной собственности, но даже и не дорос еще до нее». Он еще «не уяснил себе положительной сущности частной собственности и не постиг еще человеческой природы потребности, то он тоже еще находится в плену у частной собственности и заражен ею. Правда, он постиг понятие частной собственности, но не уяснил еще себе ее сущность» (Цит. Соч., с.114, 116).

 Марксова критика всеобщей частной фактически представляет собой критику отношений собственности  реального социализма, который фактически и есть строй, «не уяснивший еще себе сущность частной собственности».  «Грубоуравнительный коммунизм», по словам Маркса, не только не достиг уровня общества частной собственности, но дал лишь «негативное отрицание» этой собственности и общества, построенного на ней.

Марксом даются и другие определения  общества  «первого коммунизма». В нем в частности «категория рабочего не отменяется, а распространяется на всех людей; отношение частной собственности «остается отношением всего общества к миру вещей». Ему свойственна также «идея общности жен», примитивный атеизм и проч.  ( Цит. Соч., с. 114,117).

 Критикуя первый коммунизм как продолжение общества «частной собственности», Маркс дает критику этого «первого коммунизма» также и через понятие отчуждения. Будучи  «незавершенным коммунизмом», еще находящимся «под влиянием частной собственности т. е. отчуждения человека », первый коммунизм по Марксу не является преодолением отчуждения частнособственнического общества. Поскольку он  «не уяснил себе положительного значения частной собственности» и «не является посему и реинтеграцией человека и возвращением его самому себе» (Там же, с.116).

 Интересно в этой связи указать на ошибочные консервативно-либеральные трактовки темы частной собственности в марксизме. В частности, обвинения марксизма в утопической попытке  «уничтожения частной собственности» со ссылками на Манифест КП. ( Например, у А. Ципко, «Истоки сталинизма», Наука и жизнь, 1988. № 11, 12. 1989. № 1, 2 и др.).

Маркс уже в обсуждаемых «парижских» рукописях декларирует не отказ от частной собственности, но «снятие-сохранение» ее, каковое должен предоставить «второй коммунизм», отличный от «первого» — грубоуравнительного. Такое отношение к частной собственности марксизм проводит и далее  в ряде своих классических текстов.Этот факт подтверждает и замечание переводчиков  (В. Шелике)  об ошибочном переводе тезиса об «уничтожении частной собственности» Манифеста КП Маркса и Энгельса в России.

 «Наши философы,- отметила В.Ф. Шелике,-  давно понимают Aufheben частной собственности как ее снятие. А вот неискушенный читатель не сразу сообразит, что когда в «Манифесте коммунистической партии» речь идет об Aufheben частной собственности, переведенном как ее уничтожение, то на самом деле Маркс и Энгельс имеют в виду одновременно и «поднятие» (Aufheben) частной собственности на иной уровень, и ее сохранение (Aufheben) в ином варианте, и ее упразднение (Aufheben) в конечном счете, а не просто ликвидацию частной собственности». (В.Ф. Шелике.   Непознанный Маркс и некоторые проблемы современности, ч. 1.- Философские науки, 2013, Т 3, с. 37-48, http://www.wtschaelike.ru/?page_id=172  ).

Маркс анализирует затем другие важнейшие черты раннего коммунизма, связанные с его системой «всеобщей частной» собственности.  «Для такого рода коммунизма,-пишет он,- его общность есть лишь «общность труда и равенство заработной планы, выплачиваемой общинным капиталом, общиной как  всеобщим капиталистом ( Цит. Соч., с. 115. Курсив наш — И.Р.).

  Обе стороны взаимоотношения подняты на ступень представляемой всеобщности: труд как предназначение каждого, а капитал как признанная всеобщность и сила всего общества.

 В этом  представляющем первостепенное значение пассаже Марксом практически дан исчерпывающе точный анализ раннесоциалистической бюрократии (партократии).  Эта бюрократия, «бюрократическая корпорация» рассматривается Марксом как распорядитель «общинного капитала», как «всеобщий капиталист».

 Интересны и замечания Маркса по поводу политической надстройки раннего (грубоуравнительного) коммунизма. Маркс различает «коммунизм а) еще политического характера, демократический или деспотический; б) с упразднением государства, но в то же время еще незавершенный». ( Цит. Соч., с. 116).

 В отличие от «неполитического» коммунизма высших фаз, коммунизм «политического характера» таким образом может быть как деспотическим, так и демократическим.

 Как мы видим, анализ «грубого» коммунизма в «Экономическо-философских рукописях» Маркса имеет исключительное значение для марксистского анализа реального социализма. Поэтому понятно ее влияние на формирование нового марксизма в 1950-70-ые гг. эпохи критики «второго сталинизма» в Восточной и Западной Европе.

  Следует отметить, что  критичность «Экономическо-философских рукописей» Маркса по отношению к реальному социализму была достаточно ясно уловлена бюрократической цензурой. В ряде стран реального социализма данный отрывок публиковался в ограниченном объеме, или, как в хоннекеровском ГДР,  часто удалялся из избранных сочинений классиков марксизма и соответствующих сборников.

 Историк левой мысли Перри Андерсон справедливо показывает влияние данной работы Маркса на ряд известных фигур западного марксизма от Г. Лукача до А.Лефевра и Ж.-П. Сартра. (П.Андерсон, Западный марксизм).  В СССР и странах реального социализма содержание этой важнейшей рукописи К. Маркса  не было полностью освоено. При том, что в доперестроечное время в СССР  ряд положений данного произведения Маркса использовались для косвенной критики сталинизма и репрессивности реального социализма. Сошлемся, например, на статьи Л. Батищева (в частности, в  сб. Философские проблемы личности) или небольшую, но содержательную работу Л. Суперфин «Критика грубоуравнительного коммунизма в Экономическо-философских рукописях К. Маркса 1944-46 гг.».( М., 1975 ).

Новые попытки обращения к «Рукописям 1844-46 гг.» были сделаны и в советской перестроечной литературе конца 1980-х — начала 1990-х гг.

4. Неортодоксальный марксизм 1940-60-х гг. на Западе. Левые интеллектуалы  во Франции: А. Камю, Ж.- П. Сартр. Л. Альтюссер. Левые теоретики в Италии.   Франкфуртская школа в Германии.  Г. Маркузе. Особенности западного марксизма.

В СССР официальная цензура вплоть до самого конца 1980-х гг.препятствовала  публикации и обсуждению исследований не только западных  (и т.н. «буржуазных»)  авторов,  но и  неортодоксальных левых Понятно, что до начала советской перестройки  в России не могли быть опубликованы ни работы Л. Троцкого, ни   таких критиков сталинской системы, как М. Рютин, Р. Раскольников, А. Орлов и близких к ним по духу авторов. В силу этого левая традиция, выходящая за рамки официального марксизма, развивалась в основном на Западе. Послевоенный западный марксизм, как показывают исследования (в частности работы Перри Андерсона)  представил ряд важных достижений в развитии левой теории.

После войны по выражению Перри Андерсена  главная ось марксистской культуры на Западе  «сместилась из германской в романскую зону Европы». ( П. Андерсон, Размышления о западном марксизме, М., Интер-Версо, с. 53 ). Значительная группа авторов неортодоксального левого направления работала после войны  во Франции, Италии, Испании. Борьба с фашизмом и движение Сопротивления  способствовали  формированию в этих странах активной левой традиции.

   Несмотря на  победу во Франции правых  (в том числе группировки кагуляров, описываемой  А.Вюрмсером см. https://kripta.ee/rosenfeld/2015/07/26/andre-vyurmser-sharl-de-goll-i-kagulyary-vzglyad-uchastnika-soprotivleniya/ ), там после войны сложилась сильная группа левых интеллектуалов.  В их число входили и такие известные фигуры, как Альбер Камю и Жан-Поль Сартр.

В центре  споров, которые уже с конца 1940-х гг велись внутри левого течения, был, конечно,  вопрос оценки советского «реального социализма» и противоречий его развития. Опыт советской России с одной стороны казался привлекательным, с другой вызывал настороженность  оборотными репрессивными сторонами.

Критиком реального социализма в СССР, и сторонником  «либератадного» социализма был один из интеллектуальных лидеров послевоенной Франции — известный писатель и публицист  Альбер Камю.  Он называл советский социализм  авторитарным и цезаристским,  противопоставляя ему «либертарную»  концепцию  анархистского крыла французских левых.

Альтернативу советскому социализму Камю  в ключе анархо-синдикализма (а также следуя за такими авторами, как Виктор Серж) видел в сохранении  принципов первоначального революционного бунта.

В статье «Защита «Бунтующего человека», полемизируя  с Ж.-П. Сартром, Альбер Камю писал: «…Я не верю, что освобождение будет достигнуто, если мы поставим полицейских на место банковских директоров. …Общество эксплуатации до сих пор существует не благодаря своим исчезающим добродетелям, а благодаря впечатляющим порокам революционного общества. …Успехи свободного синдикализма, а также непрерывность либертарного и коммунального движения во Франции и Испании – вот вехи, на которые я ссылаюсь, чтобы показать плодотворность напряжения между бунтом и революцией. Я прихожу к выводу… что революция, чтобы отвергнуть организованный террор и полицию, должна бережно хранить принцип бунта, который ее породил». (Цит. по:  А. Н. Сидоров. Жан-Поль Сартр и  либертарный социализм во Франции.50-70-е гг. ХХ в. – Иркутск: Издательство Иркутского гос. Техн. Ун-та, 2006. с.  29).

Взгляды Сартра отличались от взглядов Камю, и вначале были близки к советскому марксизму, но затем стали развиваться в направлении, выходящем за рамки последнего.

Не переходя на позиции  традиционной западной идеологии — консервативного либерализма, Сартр  дал критический анализ «реального социализма» и сталинизма. Для анализа этого феномена он предложил ряд понятий, в частности, концепцию «нехватки», которую, возможно, можно соотнести со сходными мотивами  в «Преданной революции» Л.Троцкого.  Сартр стремился дать философское обоснование неортодоксальному марксизму, опираясь в том числе и на гегелевские категории («Бытие и ничто»).

 Важную попытку переформулировать ряд понятий социологической теории марксизма в свете научной революции конца 1950-х — начала 1960-х  сделал Луи Альтюссер.  В   марксовом  исследовании капитализма, в частности, определении капитала как общественного отношения, он увидел созвучие структуральному принципу «детерминация структурой» «структурной причинности», близких системному и структуральному подходу. («Читать «Капитал», Об этом см. также П. Андерсон, Размышления о западном марксизме, с.76, 184).

 Свои соображения в отношении реального социализма и возможностей  применения его достижений в  Европе высказал также ряд других левых интеллектуалов во Франции  от  Д. Батая (в 1950-е гг поддерживавшего Камю) до  Р. Гароди  и  A. Лефевра.

  Значительная левая традиция после войны сложилась  в Италии —  Г.Делла Вольпе, Л. Колетти др. Немало левых интеллектуалов (в том числе и упомянутые) входило  в итальянскую  компартию, возглавляемую Пальмиро Тольятти,  которого в  СССР обвиняли в «балансировании на грани правого уклона».   (Л. Колетти покинул партию через 2 года после событий 1956 г.). Существенную роль в исследованиях итальянских левых  сыграло наследие проведшего долгие годы в тюрьме Муссолини  Антонио Грамши, ставшее известным в СССР в 1960-е гг. В нем затрагивались как политологические (концепция гегемонии), так и философские проблемы левой теории.

Важным центром левых исследований в Германии стала знаменитая Франкфуртская школа, созданная еще в Веймарской Германии. Ранние этапы  становления франкфуртской школы и связь с ней  таких известных фигур европейской левой мысли как  Г. Лукач и др.  описывает, например, А. Дмитриев (Дмитриев А. Н. Марксизм без пролетариата: Г. Лукач и ранняя франкфуртская школа. Спб., 2004).  

После войны Франкфуртский институт социальных исследований был в восстановлен в Западной Германии.  Туда вернулись  и активно действовали известные представители франкфуртской школы — Г.Маркузе, Т. Адорно, М. Хоркхаймер, Ю. Хабермас.

Одним из значительных левых теоретиков, властителей дум движения протеста конца 1960-х гг на Западе  был Герберт  Маркузе, автор ряда известных  работ —  «Советский марксизм», «Одномерный человек», «Разум и революция» и многих других.

В книге «Советский марксизм» Маркузе дал  анализ советского марксизма, который хотя и включал некоторые консервативно-либеральные  положения, однако  не без основания указывал  ряд слабых мест идеологии и практики реального социализма.   

В последующих работах Г. Маркузе  сформулировал ряд положений т.н.  критической теории и понимания «одномерности» человека и общества на Западе. Эти работы сыграли существенную роль в событиях конца 1960-х гг в Европе (в первую очередь во Франции).  

Последующая критика «репрессивности» западной системы велась Маркузе в основном с точки зрения ущемления современной западной цивилизацией «естественных инстинктов» человека – т.е. с позиций «фрейдомарксизма». Широкое распространение на Западе получили введенные Г. Маркузе понятия репрессивного общества и «одномерности» («Одномерный человек», Очерк об освобождении и др.) 

Концепция Г. Маркузе не была лишена серьезных противоречий, которые были указаны  левой критикой   от Р. Штайгервальда до ряда советских авторов (Ю. Давыдова и др.) – в основном с позиций «второго» марксизма. В постсоветской России  творчество о Маркузе изучается  также и на новой основе (См., например, —  М.В.Бабак, развитие социально-философских взглядов Маркузе…).

Парадоксом эпохи холодной войны было то, что неортодоксальная левая теория часто активнее развивалась не «эпицентре» левой идеологии — СССР и странах реального социализма, но на Западе. Западные неортодоксальные марксисты часто позволяли себе говорить о реальном социализме то, что не могли себе позволить авторы, жившие в   «коммунистических» странах. Их критика реального социализма часто выходила за рамки консервативно-либеральной идеологии и указывала перспективы критики старого социализма в направлении социализма нового.

5. Левая критика реального социализма в странах «восточного блока» 1950-80 гг. Г.Лукач.

   Одним из важных теоретиков неортодоксального марксизма 20 века был проживший ряд лет  в СССР венгерский философ  Георг (Дьердь, Дёрдь) Лукач (1885-1871).

Г. Лукач — интеллектуал первого поколения коммунистических теоретиков-революционеров, сумевших в ходе важных исторических перемен XX века соединить теорию с конкретной политикой. Проведя свою жизнь в странах реального социализма (в 1930-40-е гг – в СССР), он участвовал в наиболее острых событиях его истории — как  эпохи начала пролетарских революций (Венгерской республики 1919 г.), так и  этапа кризиса реального социализма — в частности, венгерских событиях 1956 г. и др.  (см., А. Стыкалин, Д. Лукач -– мыслитель и политик. – М., 2001).

 Георг Лукач  разработал не только философскую, но и политическую «критическую» теорию, названную им концепцией «радикальных критических реформ» социализма.

 Имели важно значение и эстетические работы Лукача  — в т.ч. теория «большого реализма». В них венгерский философ говорил о необходимости широко понимаемой реалистической традиции в художественной литературе с целью преодоления «украшательских» тенденций. Лукач выступал против «административного вмешательства» в искусство, критикуя «схематизм» и «сектантство», связанные с бюрократическими деформациями социализма  — в первую очередь сталинизмом (с. 170).

 К анализу реального социализма Д.Лукач обращался уже с ранних работ,   частности, в работе «История и классовое сознание» (1923, 1967). Защищая ленинский вариант марксизма, как наиболее резко разорвавшего с «буржуазным обществом», Лукач подверг критике традиционную социал-демократию   за примиренчество с этим обществом.  При этом «История и классовое сознание» содержала ряд элементов, критичных по отношению ко  второму (советскому) марксизму. Не соглашаясь во всем  с критикой диктатуры большевиков в СССР (в частности, данной  Р.Люксембург), Георг Лукач высказался в пользу «марксистской самокритики пролетарской диктатуры». (Лукач Г. История и классовое сознание. М., 2003, с.73).

 Проведя целый ряд лет в СССР  и признавая достижения советской системы, Лукач тем не менее  (в особенности после венгерских событий 1956 г.) дистанцировался от репрессивности сталинского варианта социализма. Он широко использовал понятие сталинизма, стремясь дать анализ данного феномена в мире реального социализма.

Сталинизм по Лукачу – «не только методы действий, система взглядов, тип мышления конкретной исторической личности, но нечто большее – тенденция к выхолащиванию демократического потенциала российской революции, усилению бюрократической централизации…» (Цит. По: Стыкалин А., Д. Лукач, М., 2001, с.169).

«Мы были вынуждены, наконец, признать, что причины столкновения между обогащающим марксистскую культуру прогрессивным направлением и догматическим давлением деспотической бюрократии следует искать в системе Сталина и его личности» (Цит. По: Стыкалин, цит.соч., с.195).    

Критикуя официальную (в частности, принятую в СССР) концепцию «культа личности Сталина», Д. Лукач доказывал  «бессмысленность» выведения этого культа из особенностей отдельного человека, хотя и не отрицал влияния этих особенностей и на ход общественного развития. Он одним из первых указал на «формационные предпосылки» сталинизма: экономическую отсталость дореволюционной России, послевоенную разруху, постоянную опасность внешней интервенции и внутренних выступлений. Коллективизация и индустриализация были необходимы с точки зрения противостояния страны внешнему противнику и должны были проводиться в кратчайший срок. Это создавало объективные условия для централизации и нарушений демократии. Лукач указывал и на роль бюрократии в формировании сталинизма.

Лукач связывал сталинизм  с определенным «всемирно-историческим периодом» в развитии социализма —  задачами индустриализации отсталой страны в условиях наступления фашизма.Однако очевидно, что сталинская эпоха в этом отношении «далеко переступила границы необходимого».   «Чрезмерная бдительность, пышный расцвет принципа секретности стали у нас настоящей болезнью, симптомы которой заметны даже в библиотеках» (с.169).

Лукач писал о сталинизме «как системе методов», о противоборстве «между силами войны и силами мира как главном противоречии современной эпохи» .

Критику сталинизма в СССР периода «первой оттепели» Д. Лукач считал половинчатой и недостаточной, что, с его точки зрения, стало основой возрождения ряда черт сталинизма в Восточной Европе 1960-70-х гг. Он выступал с критикой пережитков сталинизма в странах реального социализма и был сторонником «радикальных критических реформ» социализма.

Тем самым Лукач высказал важные соображения о связи сталинизма с системой и особенностями становления реального социализма.  Он был предшественником ряда направлений анализа реального социализма в левой теории. В частности, теории  сталинизма как «чрезвычайного социализма»,  весьма популярной в СССР периода перестройки,  указания связи сталинизма и бюрократии, а также иных особенностей реального социализма.   Выступая с радикальной критикой сталинизма, он выступал в  поддержку левых реформ в «коммунистическом» мире.

Уже с начала 1950-х гг  Лукач  по его собственным словам, был вынужден «вести за свои научные идеи партизанскую войну» (Стыкалин, Лукач, с. 195), постоянно обвиняясь как в СССР, так и Венгрии в «ревизионизме». В начале 1950х гг официальный идеолог Й.Реваи выискивал корни лукачевского «правоуклонизма» в «тезисах Блюма» 1929 г . Официальные определения позиции  Г. Лукача были  сходны с определением позиции  П. Тольятти, который,  по мнению официоза, «постоянно балансировал на грани правого уклона» (Стык., с.199, 207). Лукач поддерживал связи с  интеллектуалами и политиками итальянской компартии, имевшими в то время значительное влияние в стране.

После 1956 г. венгерский философ прямо обвиняется в «идейной подготовке ревизионизма». Й.Сигети в органе ЦК ВСРП характеризует творчество Лукача как проявление «правого уклона» в коммунистическом рабочем движении. (Ст., 200,198). В 1958 г. Лукач был отправлен на пенсию с места профессора университета. В ряде стран реального социализма против него была развернута кампания  (в СССР-  публикации Я. Эльсберга).

Запрет на издание и упоминание работ Лукача действовал в СССР до конца 1980-х.  Первый (догматический) очерк его взглядов был издан в СССР И. Нарским и В. Бессоновым в  1989 г. 

 В 1956  г молодые московские философы во главе с  Эвальдом  Ильенковым вступили в переписку с Г. Лукачем  и в дальнейшем попытались  (безрезультатно) добиться публикации в СССР работы «Молодой Гегель»,  вышедшей на русском в 1987 г. (См. Г.Зайдель. Тридцать лет назад. http://caute.ru/ilyenkov/biog/rem/06.html ). Хотя Э. Ильенкову удалось в 1956 г. опубликовать фрагмент работы (Стык., с.106).

Настороженным было отношение к Лукачу и в других странах реального социализма. В частности в ГДР, где обсуждение и критика работ  Лукача было особенно активными в силу того, что значительная их часть публиковалась на немецком языке. Тезис о «свободном соревновании идей» напугал власти ГДР;  СЕПГ был принят комплекс мер «по преодолению вредного влияния Лукача». Произошел «разгром» слишком вольнодумного изд-ва Ауфбау, пропагандировавшего до этого идеи Лукача. В   1960 г. в  ГДР вышел сборник  «Лукач и ревизионизм» (Стыкалин, 196-197, 204).

Однако идея более жестких репрессий против Лукача была отброшена, поскольку на Западе  он использовался как «витрина»  официального марксизма в странах реального социализма. Подвергаясь «проработкам» и идеологической критике, Л. Лукач был время от времени  ритуально отмежевываться от «ревизионизма», который квалифицировал как «реакцию на сталинский догматизм» (Ст., с.199).

Лукач был первым крупным марксистским теоретиком, попытавшимся дать анализ кризисов реального социализма – в первую очередь венгерского кризиса 1956 г. и затем чехословацкого 1968 г. 

Отношение Д. Лукача к венгерским событиям 1956 г. было неоднозначным.  

На начальном этапе этих событий Д. Лукач воспринял лозунг «демократизации социализма», сблизился с группой И. Надя и вошел в его правительство. При этом Лукач не был сторонником демократии западного образца, то есть «либеральных реформистских тенденций». Традиционную западную демократию он не считал альтернативой системе реального социализма. Лукач указывал на различие «реальной и формальной демократии» ( А. Стыкалин, Лукач, с.200) и в впоследствии выдвинул концепцию «радикальных критических реформ» реального социализма. Д.Лукач   поддерживал положительную (то есть выходящую за рамки реставрации традиционной западной системы)  реформу реального социализма, которую называл «критической». 

Интересно  достаточно резкое мнение Лукача о «капиталистической» реставрации, то есть победе «буржуазной демократии» в СССР : «В случае победы буржуазной демократии в СССР, ЦРУ немедленно сделает из него вторую Грецию» (Режим черных полковников) (Цит. По: Ст., 242).

Весьма интересен  анализ Д. Лукачем чехословацких событий 1968 г.

Считая необходимой эволюцию реального социализма в направлении большей свободы личности (Стыкалин, 251), Лукач высказывал в то же время скептическое отношение к традиционному для правого диссидентского движения тезису о многопартийности.  Он не считал многопартийность некоторой идеальной общественной структурой, но  «атрибутом формальной демократии, отнюдь не гарантирующей выражения воли масс»  (Стыкалин, с. 239).  Борьбу за многопартийность без учета ее ограниченности  Лукач называл  «искушением ложной альтернативой».

 Реальную альтернативу политической системе реального социализма он видел не в западной, а в новой («подлинной») социалистической демократии. «Или переход к подлинной социалистической демократии, — считал он,- или перманентный кризис»». (Ст., 239). Для социализма важен принцип непосредственной демократии, охватывающей и пронизывающей все общество. (Ст., 240). Бывшая компартия, по мнению Лукача,  должна была в новых условиях стать «партией нового типа». (Ст., 241).

Теме «демократизации» социализма посвящена известная статья Г. Лукача «Настоящее и будущее демократизации», лишь частично опубликованная на русском в 1990 г.(http://socialistic.ru/library/derd-lukach-demokraticheskaya-alternativa-stalinizmu/ ).

По определению А. Стыкалина,  программа, изложенная Лукачем, предполагала «либерализацию в рамках марксистской идеологии» (Стыкалин, с.171). 

(О Лукаче также —  С. Земляной. История, сознание, диалектика. Философско-политическая мысль  молодого Лукача в контекстах ХХI века.- в Кн.: Георг Лукач. История и классовое сознание.Исследования по марксистской диалектике. М.,2003, В.Г. Арсланов, С.Н. Мареев .»Философия практики» и современность. Маркс и Россия.- Марксизм и неомарксизм в 20 веке. Выпуск: N 9\10 декабрь 2003 года, http://www.situation.ru/app/j_art_804.htm ).

Взгляды Лукача следует считать одними из наиболее близких третьему марксизму  среди многих неортодоксальных левых теорий ХХ века.(Подробнее: Георг Лукач и неортодоксальный марксизм 20 века. https://kripta.ee/rosenfeld/2005/09/11/georg-lukach-i-neortodoksalnyj-marksizm-20-veka , также далее,  глава 5).

6. Оппозиционный марксизм стран реального социализма.Чехословацкие реформисты, югославская группа «Праксис», Рудольф Барро. Оживление неортодоксальной левой традиции в СССР 1960-х гг. 1968 год в Западной Европе. Всплеск левого движения. Еврокоммунизм 1970-х гг. «Левая» западная политология и левые либералы на Западе.

Немалый вклад в развитие неортодоксального марксизма внесли послевоенные восточноевропейские авторы 1950-90х гг — польские, венгерские и др.,  называвшихся в официальной советской (неосталинистской)  литературе «ревизионистскими».

В их числе можно назвать, например, чехословацких реформистов, ряда югославских марксистов, в частности, представителей югославской группы «Праксис», неофициальных левых в ГДР   — напр., Рудольф Барро. В своих странах эти авторы, как правило, подвергались различным репрессиям. В 1975-76 гг журнал «Праксис» был запрещен в Югославии после 10 лет издания, Р. Барро был выслан из ГДР.  

Большую роль в развитии нового восточноевропейского марксизма сыграла югославская  группа «Праксис» и близкие к этой группе теоретики, в т.ч.  П.Враницкий, С.Стоянович, Г.Петрович и др. Не соглашаясь с рядом утверждений представителей данной группы  (например, концепцией «постмарксизма»  как формой сдачи позиций консервативному либерализму), следует отметить важность целого ряда положений теоретиков  «Праксиса» , попытавшихся с использованием марксистского инструментария описать  феномен реального социализма. Интересна, например, концепция реального социализма как «этатистской общественно-экономической формации» Светозара Стояновича.- См. От марксизма к постмарксизму.— Вопросы философии, 1990, № 1, с.148. а также Perestroika: from marxism and bolshevism to Gorbachev.- Prometh. Books, Buffalo,1988.

Теоретики группы «Праксис» сделали попытку выявления взглядов «подлинного» Маркса, отличных как от социал-демократических,  так и сталинстских интерпретаций   марксизма.

Следует упомянуть также работы  высланного из ГДР немецкого ученого Рудольфа Барро (1935- 1997) «Альтернатива в Восточной Европе» (1977 , в английском издании R.Bahro.The Аlternative in the Eastern Europe, Lоndon: New left books, 1978).В этой работе, послужившей поводом для тюремного заключения ее автора в ГДР и затем высылки его из страны, Р. Барро рассматривал сталинизм как следствие восточноевропейского «деспотизма». Этот деспотизм, вслед за К. Виттфогелем, Р.Барро объясняет специфическими феодальными («азиатскими») пережитками в СССР и, пользуясь отчасти фразеологией французских левых, сочувствовавших китайской «антибюрократической» риторике, призывает к «культурной революции» в Восточной Европе. В работе «Альтернатива в Восточной Европе» Р.Барро употреблял по отношению к «реальному социализму» понятие «proto-socialism» и считал, что переход данного общества к «социализму» потребует так называемой «культурной революции».

В анализе Р. Барро были  точно указаны те черты политического деспотизма, которые мы также обозначаем «сталинистскими» и «неосталинистскими». Барро, однако, рассматривал реальный социализм  не как специфическую общественно-историческую формацию («подформацию»), но скорее как «деформацию социализма» вследствии деспотической традиции, связываемую им с традиционным российским самодержавием (см.).

Работа  Р. Барро была высоко оценена такими известными левыми теоретиками, как Г. Маркузе и Э. Мандель. В  ФРГ он посвятил себя экологической проблематике и был связан с партией Зеленых.

1968 г. стал периодом  мощного подъема  левого движения  и левой теории как в мире реального социализма, так и на Западе. Острые политические и идеологические баталии 1968 г. происходили не только в Чехословакии (период «Пражской весны») и Польше (о чем далее в главе кризисы реального социализма), но также и в Париже.

Парижские события 1968 г. потрясли западное общество и стали временем попытки радикальных преобразований во Франции в левом («социалистическом») направлении. В этот период наиболее популярными во Франции были левые теоретики и политики: «три  М» – Маркс, Мао, Маркузе. Влияние левых идей во Франции и в Западной Европе в целом было весьма серьезным до конца 1970-х ( и даже 1980-х) годов.

После бурных событий конца 1960-х гг в Восточной и Западной Европе, развитие  левых теорий продолжилось в 1970-х гг. В эти годы продолжают  творчество ряд таких известных левых теоретиков,  как Герберт Маркузе,   Жан-Поль Сартр, Анри Лефевр,  Луи Альтюссер и целая плеяда других. (Анализ работ этих авторов дал, в частности, Перри Андерсон в упоминавшейся работе «Размышления о западном марксизме», Интер-Версо, 1991).

В эти годы важную роль в развитии западного марксизма сыграл «еврокоммунизм», провозглашенный представителями  ряда крупных европейских компартий – Испании, Франции и Италии.

Еврокоммунизм открыто заявил о себе в середине 1970-х гг., однако формирование «реформаторского» марксистского направления на Западе началось еще со второй половины 1950-х гг. Толчком к формированию еврокоммунизма  стала критика сталинизма в послесталинском СССР и ряде стран реального социализма. Свою роль сыграла и конкретная политическая практика крупных европейских компартий   – прежде всего Испании, Италии и Франции. Участие данных партий в  политическом процессе своих стран (в особенности в условиях жесткого правого нажима и обвинений в диктаторстве) необходимо требовало признания идеологами западноевропейских компартий  ряда основополагающих фактов западной демократии – в частности,  факта  многопартийности.

В этой связи  уже с начала 1960- х гг    ряд представителей компартий  Испании, Италии и Франции  выступил с критикой идеологии и практики диктатуры пролетариата в послевоенных странах реального социализма. Одним из первых заявлений данной позиции, как отмечается, была статья лидера испанской компартии Э. Берлингуэра «Ответ т. Леруа по поводу ялтинского меморандума» ( 1964 г.).В дальнейшем данная позиция была развита в ряде совместных заявлений трех европейских партий 1970-х гг. (См. А. Улунян, Л. Бухармедова. Еврокоммунизм: между коммунистическим императивом и демократическим идеалом.—  В кн.: Левые в  Европе XX века: люди и идеи. М., 2001, с. 272).

В центре идеологии еврокоммунизма стояла  критика понятия «диктатуры пролетариата» и попытка  формулировки – в русле западной традиции – теории плюралистической коммунистической модели. Речь по сути дела шла о критике одного из базисных  (хотя и не признаваемых открыто) принципов «второго» марксизма, активно защищавшегося советскими идеологами и политиками – в частности, в полемике вокруг венгерского (1956) и чехословацкого (1968) кризиса.  В  попытках защиты политической демократии (плюрализма) и принципа  многопартийности – в особенности в отношении стран реального социализма — традиционный марксизм усматривал «ревизионизм»  и социал-демократический уклон.

С другой стороны, концепция еврокоммунизма не получала поддержки и со стороны западной консервативно-либеральной (правой)  ортодоксии. Согласно консервативно-либеральному подходу  «плюралистический коммунизм» также считался невозможным,  поскольку «коммунизм» рассматривался как по определению авторитарное общество. (Критика европейских левых американским неоконсерватизмом, например – Годфрид  — см.).

Важной проблемой еврокоммунизма была  необходимость отличить их программу  «неавторитарного коммунизма»  от  теорий социал-демократии.  Такое отличение кажется возможным – однако не в рамках второго (советского) марксизма, но лишь в рамках современного  третьего марксизма.

Консерватизм в России критикует  (как всегда тенденциозно) еврокоммунизм как «либерализм», запутывая этим проблему еврокоммунизма и не давая ей положительного решения. (См. С. Кара-Мурза. Евреи, диссиденты, еврокоммунизм. М., 2002). Еврокоммунизм  следует считать верной линией критики традиционного советского марксизма и важным шагом к новому, третьему марксизму.

Еврокоммунизм был одним левых течений на Западе, отличавшихся от традиционного консервативно-либерального подхода. Среди других левых течений  были левые  либералы и представители «левой» советологии, которые можно  отнести к «пограничным» теориям, еще в период «холодной войны» отталкивавшихся как от советского (в рамках второго марксизма), так и западного консервативно-либерального идеологических полюсов. 

 К числу «левых» советологов можно отнести американского историка Стивена Коэна, известного в России своим исследованием идей Николая Бухарина (Н.Бухарин и большевистская революция — М., 1992); а также рядом статей  — например, «Большевизм и сталинизм» ( Вопросы философии, 1989, N 7 ).

 Стивен Коэн выступил с критикой  западных правых советологов («ортодоксов») и консервативно-либеральной теории реального социализма как «непрерывного» тоталитаризма.

«Советологи-ортодоксы,- замечал он, — не только запутали вопрос, употребляя термин «тоталитаризм» как синоним сталинизма, но и способствовали утверждению тезиса непрерывности. Так, западные теоретики советского тоталитаризма в большинстве своем считали сталинский переворот 1929-1933 годов важнейшей вехой советской истории, но истолковывали его не как отклонение от «прямой линии» развития большевистского движения, а как продолжение и кульминационный пункт начавшегося ранее процесса установления тоталитарного режима. На этой почве сложилась тенденция рассматривать всю большевистскую и советскую историю до 1929 года всего лишь как преддверие к сталинизму, или всеобъемлющему тоталитаризму» («Вопросы философии», 1989, N 7, С.50). «Теория тоталитаризма распространилась чрезвычайно широко: из нее следовало, что весь Октябрьский путь имел единственную цель и результат — создать нечто грандиозное и несвободное, прямо противоречащее демократии» (Там же, С.53).

Лево-либеральные теории интересны именно своим поиском иных, отличных от традиционных западных  вариантов теоретического анализа реального социализма. Данные теории являются очевидным шагом от идеологии консервативного либерализма к  современному марксизму.

7. Левые теоретики 1970-80х гг. в СССР.   Советский неортодоксальный марксизм. Р. Медведев. «Неполитические» левые.

 Несмотря на то, что в 1960-80х гг в СССР сохранялась  более жесткая идеологическая и  цензурная  обстановка, чем в ряде восточноевропейских стран реального социализма, в эти годы произошло оживление советской и российской левой традиции. Весьма активной эта традиция была   в рамках советского шестидесятничества, которое в целом можно считать скорее левым направлением. 

Поражение Пражской весны 1968 г. привело к усилению в общественной мысли СССР другого  — консервативно-либерального (традиционно диссидентского, «солженицынского» ) направления, которое можно назвать «семидесятническим». Тем не менее,  в  советской неофициальной литературе сохранялось и левое, в том числе и неортодоксально-марксистское,  течение. Как и иные оппозиционные течения,  благодаря жесткой неосталинистской цензуре  оно могло развиваться  лишь в «самиздате» и «тамиздате».

    Одним из наиболее известных  представителей неофициального марксизма в СССР 1960-90-х гг. можно считать Роя А. Медведева. В частности, К суду истории. О Cталине и cталинизме  (первая публ. – Нью-Йорк, 1974 ), О социалистической демократии и др. Работы Р. Медведева базировались на  широком историческом материале и в ряде положений  выходили за рамки советского марксизма.  Первоначально эти работы публиковалась на Западе, на русском же —  лишь  после начала советской перестройки.

 Концепция  Р.А. Медведева сыграла большую роль в критике сталинской модели социализма – в особенности в сложные годы  брежневских «контрреформ». В отличие от критики советской системы многими диссидентами традиционного правого направления,  критика Р. А. Медведевым сталинизма и неосталинизма в СССР не означала перехода на сторону консервативного либерализма. Р. Медведев стремился показать существенные отличия сталинизма  от ленинизма и марксизма.  С этих позиций он критиковал подход известных консервативно-либеральных авторов – в частности А. Солженицына.

Р. Медведев считал сталинизм «деформацией или извращением социализма». «Сталин наследовал Ленину, — пишет Р. Медведев, — это так. Но он не приумножал, а скорее проматывал полученное им политическое наследство. И мы не можем, не имеем право выводить сталинизм из ленинизма, отождествлять его с марксизмом и социализмом. Сталинизм — это те извращения, которые внес Сталин в теорию и практику социализма» (К суду истории. О Сталине и сталинизме, — Медведев Ж,, Медведев Р.А. Избр. Произв. В 4-х тт, т.1, М., 2002, с.665). Задача десталинизации,  по Р. Медведеву,  состояла в возвращении социализма к истокам, — то есть к ленинизму и антисталинскому большевизму.

Указывая ряд предпосылок и причин сталинизма, Р. Медведев отказывался считать «бюрократию» классом. Он поставил вопрос о соотношении сталинизма и социалистической демократии, отстаивая  концепцию социалистической демократии неавторитарного типа. В работе «О социалистической демократии» он выступил с защитой многопартийности при социализме, которая, по отзывам комментаторов, сближала его теорию с еврокоммунистической.

 В период перестройки Р. Медведев занимал позицию, близкую к позиции реформаторов М. Горбачева и критиковал сторонников более радикальной  праволиберальной критики советской системы. Его критика постсоветского консервативно-либерального реформаторства  1990-х (Б. Ельцина) изложена в книге «Капитализм в России?» и ряде статей. С приходом к власти В. Путина Р.А. Медведев посвятил его деятельности несколько работ.  Ряд книг Р.А. Медведева были написаны в соавторстве с братом Жоресом Медведевым, который был автором и самостоятельных исследований, например, «Взлет и падение Т. Лысенко».

В постсоветский период Р.А. Медведев опубликовал целый ряд работ как о советском, так и постсоветском развитии России. Анализу реального социализма были посвящены, например книги, «Социализм в России» и  «Советский Союз. Последние годы жизни». Р. Медведев анализировал также развитие Китая и таких посткоммунистических стран, как Белоруссия и Казахстан.

За рамки официального советского марксизма в левом направлении выходили  работы многих ученых, работавших в СССР в 1960-70-х гг — от  Э. Ильенкова до А. Бутенко. Ряд советских исследователей еще в советский период исследовал западные левые теории.  (Например, М.Грецкий, Марксистская философия в современной Франции. М. : Изд-во МГУ, 1984 , его же анализ творчества Грамши  и др.).

 До перестройки стали известны работы и других левых теоретиков 1970-80х гг, в том числе эмигрантов из СССР, живших на Западе. Назовем, например, концепцию Вадима Белоцерковского, считавшего альтернативой командно-административной системе самоуправление трудовых коллективов. (См. В. Белоцерковский. Продолжение истории, М., 2001). Эту концепцию можно определить как анархо-синдикалистскую, в духе, например,  «рабочей оппозиции» 1920-х гг., с которой полемизировал ранний большевизм в первые годы советской власти.

В постсоветской России продолжилась (в теории и даже политической практике) также и анархистская линия  «либертадного социализма». Его изучение представляли в частности работы  Вадима Дамье. ( Забытый Интернационал. Мировое анархо-синдикалистское движение между двумя мировыми войнами. Т. 1-2.  М. : Новое литературное обозрение, 2006, 2007 и др.).

В 1970-80-х гг. концепцию  «неполитического» (самоуправленческого) подхода в развитии социализма  развивал и тартуский ученый Р. Н  Блюм – например в работе «Поиски путей к свободе» (1989) и Политическом дневнике.  (см. Р. Блюм и современная левая теория, https://kripta.ee/rosenfeld/2005/10/02/r-n-blyum-i-sovremennaya-levaya-teoriya/).

8. Неортодоксальный марксизм на Западе и Востоке. Понятия «постмарксизма» и «неомарксизма». О понятиях  критического и «культурного» марксизма.

Уже в 1970-80-х гг для определения тех течений течения марксизма, которые отличались от традиционного марксизма-ленинизма, появились такие термины, как «неомарксизм» (западный марксизм) и «постмарксизм».

 Понятие неомарксизма  в 1980-х гг использовал, например, американский исследователь Роберт Горман (Robert A. Gorman .Neo-Marxism: The Meanings om Modern Radikalism,- 1982 . Robert A. Gorman. Biographical Dictionary of Neo-Marxism, 1985).

Как аналог понятия «неомарксизм» использовалось также понятие «западный марксизм». (Напр., Перри Андерсон. О западном марксизме).

В 1970-80-е гг. появился и термин постмарксизм.   О нем говорили некоторые теоретики группы «Праксис» — например, уже упоминавшийся Светозар Стоянович (См. От марксизма к постмарксизму.- Вопросы философии, 1990, № 1). Представителем постмарксизма нп Западе считался  известный польский диссидент и эмигрант Лешек Колаковский («Основные направления и течения марксизма» — «Main Currents of Marxism», 3 тт, 1976−78). «Постмарксистскими» часто называются работы западных политологов Шанталь Муфф и Е. Лакло.  (Начиная с ранней работы Ernesto Laclau and Chantal Mouffe, Hegemony and Socialist Strategy: Towards a Radical Democratic Politics, London – New York: Verso, 1985; Verso, 2nd Edition, 2001).

Как современной левой теории следует относится к понятиям неомарксизм и постмарксизм?

По нашему мнению, теории, обозначаемые понятием постмарксизма, могут быть связаны с разными идеологическими направлениям. Некоторые из них содержат элементы современного левого подхода и марксизма, другие, напротив, отрицают марксизм. «Постмарксистские левые» теории можно отнести к неомарксизму или третьему марксизму. Постмарксистские антимарксистские концепции нельзя отнести к марксизму — так же, как, например,  «постструктурализм»  (в частности, Ж. Деррида) — уже нельзя считать  структурализмом.

Так, анализ марксизма у Л. Колаковского  (например, в работе «Основные направления и течения марксизма» — «Main Currents of Marxism», 1976−78; 3 тт.) нельзя считать марксистским. Это скорее  обычная консервативно-либеральная критика теории марксизма.     Данный вариант «постмарксизма» можно определить как переход на позиции правой консервативно-либеральной идеологии. Согласно этому описанию «марксизмом» считается только (или в основном) второй (советский) марксизм. Постмарксистами при таком понимании оказываются все иные  теории, то есть по сути весь широкой набор «посткоммунистических» и «постсоветских» консервативных  и либеральных теорий.

       Критику аргументов Колаковского  дали, в частности  британские марксисты Скотт Гамильтон. Тони Джадт в статье  «Лешек Колаковский и сталинская школа антикоммунизма» ( Гефтер,   29.04.2013, http://gefter.ru/archive/8547).

Консервативную интерпретацию понятия постмарксизма  (как и критику неомарксизма) дает и «палеоконсерватор» Пол Готфрид в книге «Странная смерть марксизма» (М.: ИРИСЭН; Мысль, 2009 ).  Данная книга Пола Годфрида типична для  оценки левого европейского спектра в американском варианте (преобладавшем также и в посткоммунистическом мире в течение едва ли не трех десятилетий). Книга вызвала острую критику левых авторов (напр., А. Тарасов. Пещеристый консерватор. http://scepsis.net/library/id_2966.html ).

Неверно считать «постмарксистами» таких левых, как например, известный французский философ А. Бадью: он реальный левый и никакой не постмарксист. С другой стороны,  вряд ли есть смысл считать «постмарксистскими» таких критиков марксизма в России, как например, представитель неонародничества  С. Кара-Мурза.

Одними из ранних – еще 1980-х гг — представителями «постмарксизма»  считаются известные бельгийско-британские политологи Шанталь Муфф и Эрнст Лакло. В теории последних, как можно считать, присутствуют  элементы как левой теории, так и консервативно-либерального дискурса.

С одной стороны Шанталь Муфф уже в начале 1990-х настаивала на том, что марксизм  «вряд ли способен восстановиться после ударов, которые он пережил»  — вероятно, после  падения реального социализма  ( «Возвращение политического», «The Return of the Political», L.-New Y., Verso,1993, с.9). То есть склоняется к отождествлению марксизма со «вторым» советским марксизмом. 

Одной из особенностей концепции «радикальной демократии» кроме того  является критика либеральной демократии с использованием консервативных теорий – например,  К. Шмидта. (см. Шанталь Муфф. Карл Шмитт и парадокс либеральной демократии.- https://andrewrosdolsky.blogspot.com.ee/2014/12/blog-post_209.html ).

Вместе с тем в концепции Шанталь Муфф присутствует и ряд очевидных левых элементов.Если сравнить эту концепцию  с подходом Л. Колаковского, то «постмарксизм» Шанталь Муфф реально ближе к левому дискурсу.Так,  например, в  переведенной на русский в 2013 г. статье  Постдемократия и постполитика, Ш. Муфф  ( как и в ряде других работ)   высказывает ряд явно выходящих за рамки правого подхода замечаний о левоцентризме. В данной статье Ш. Муфф справедливо критикует «слева» социал-демократических теоретиков – в частности А.Гидденса.

Как замечает Шанталь Муфф,  «Гидденс заявил, что в наши дни нужно уметь мыслить «за пределами левого и правого» и воображать себе новый тип политики «радикального центризма», превосходящий старомодное разделение на правых и левых.

Такое воззрение позднее освоили другие социалистические и социал-демократические партии: они стали представляться как «левоцентристы», отчетливо заявляя, что они отказываются от прежней антикапиталистической составляющей своей деятельности. Притязая на «модернизацию» социал-демократического проекта, иначе говоря, приспосабливая его к глобализующемуся миру, левоцентристские партии на деле капитулировали перед неолиберализмом. Смирившись с якобы отсутствием новых альтернатив капитализму, они встроились в рамку неолиберальной гегемонии. Отказываясь от любых попыток оспорить существующие отношения власти, они ограничились только отдельными предложениями по «гуманизации» неолиберальной глобализации. Вот почему в политическом отношении их почти не отличить от правоцентристских партий».(Шанталь Муфф, Постдемократия и постполитика,- Гефтер, 13.11.2013 , http://gefter.ru/archive/10510 ).

По-видимому, в ряде аспектов  подход Ш. Муфф и Э.  Лакло (начиная с ранней работы  Hegemony and Socialist Strategy) можно считать близким  левым теоретикам третьего марксизма.

Путаница (и парадоксы) в использовании понятия «постмарксизм» присутствует даже у «как бы левых». Таково определение Славоем Жижеком Г.-Ф. Гегеля  как «первого постмарксиcта».( Возвышенный объект идеологии. — М.: Худ. журнал, 1999, Введение). А почему, хочется спросить, не Платона и не Фалеса Милетского?

Критический анализ работы С.Жижека «Возвышенный объект идеологии» см. С. Земляной. Что такое постмарксизм? К симптоматике Гегеля, Маркса и Фрейда.— «Независимая газета» , 12.08.1999, № 147, https://www.uni-potsdam.de/u/slavistik/zarchiv/0899wc/n147h161.htm). Здесь С. Земляной высказывает мысль, что понятие «неомарксизма» появилось в 1913 г. как «квалификация теории Ж. Сореля».

Можно согласиться с критикой понятия «постмарксизма» известным левым автором Джеймсом Петрасом.

По его словам (в статье «Марксистская критика постмарксистов», 1997-98), «социализм за пределами коммунистического блока был в своей основе демократической, народной силой, имевшей всеобщую поддержку, потому что он представлял свободно избранные народом интересы. Постмарксисты путают советский коммунизм с низовыми демократическими социалистическими движениями в Латинской Америке. Они смешивают военные поражения с политическими неудачами левых, разделяя неолиберальную путаницу двух противоположных понятий. И наконец, даже в случае коммунизма на Востоке, они неспособны увидеть изменяющуюся и динамичную природу коммунизма. Растущая популярность нового социалистического синтеза общественной собственности, программ благосостояния, аграрной реформы и демократии на основе советов, базируется на новых социально-политических движениях.

В этом смысле, постмарксистское представление о «конце идеологии» не только противоречит их собственным идеологическим заявлениям, но и опровергается продолжающимися идеологическими дебатами между бывшими и настоящими марксистами, современными спорами и стычками между неолиберализмом и его постмарксистской порослью». (Джеймс Петрас. Марксистская критика постмарксистов. Links # 9, Novemb 1997- veebr. 1998, http://left.ru/2004/15/petras114.html   ).

Таким образом,  современная левая теория должна отвергнуть термин «постмарксизм».

Те «постмаркcисты», которые перешли от второго (советского) марксизма на позиции правой идеологии —  консервативного либерализма – реально являются  немарксистами и антимарксистами. Те, кто перешел от второго марксизма  к новому марксизму, следует считать  не постмарксистами, но скорее «неомарксистами», современными левыми,  или (в нашем понимании) представителями  третьего марксизма.С точки зрения последнего современных левых  следует считать «постлибералами» и «постконсерваторами».

Как уже отмечалось, мы выступаем против понятия «постмарксизма», считая это понятие элементом консервативно-либеральной (правой) идеологии.

Понятие «неомарксизма» (как и западного марксизма) более нейтрально. Однако мы будем пытаться заменить его более конкретным с нашей точки зрения понятием «третьего марксизма».

В постсоветской России тему неомарксизма обсуждал ряд авторов –М. Грецкий, С. Земляной,  В. Арсланов и С. Мареев ( «Философия практики» и современность. Маркс и Россия Марксизм и неомарксизм в 20 веке. Выпуск: N 9\10 декабрь 2003 года . (http://www.situation.ru/app/j_art_804.htm).

Несколько слов следует сказать  также о понятии критического марксизма, используемого рядом современных сторонников  «неомарксизма» — например, группой «Альтернативы»  А. Бузгалина (близкой, по-видимому, третьему марксизму).

Термин «критический марксизм»  можно считать верным лишь  при уточнении, против чего направлен критицизм обозначаемой таким образом формы марксизма. Марксизм (как это понимали как классики марксизма, так и, например, представители Франкфуртской школы) всегда был «критической теорией» — теорией критики не только «классической политэкономии», но традиционного «капитализма»  и правой консервативно-либеральной — идеологии.  Для современной левой теории к этому может быть добавлен и критицизм в отношении традиционных видов  марксизма – в том числе второго (советского).

Однако  термин «критический марксизм» имеет существенный недостаток —  традицию использования этого термина бернштейнианцами для прикрытия «некритической» левой теории, идеологии левых, «интегрированных» в традиционное западное общество. У Э. Бернштейна и его последователей по сути дела речь идет о «критике критиков» — то есть о критике начального марксизма за его революционность, которая оборачивается очевидной «некритичностью» —  в отношении той системы, которую критиковал  классический марксизм.

Поскольку двойное отрицание дает утверждение, «критический социализм» Бернштейна как раз оказывался (вопреки своему определению) «некритическим» по отношению к западному обществу («капитализму») своего времени – во всяком случае значительно менее критическим, чем (при всех его недостатках) большевизм — второй марксизм.

В 1990-е годы на Западе появилось также понятие «культурного марксизма», введенное новыми правыми и строящееся на обвинениях левых в подрыве культурных ценностей западного общества – христианства и проч.

Патрик Бьюкенен (Patrick Joseph Buchanan) в книге «Смерть Запада» доказывает, что поскольку марксизму не удалось доказать «обнищания» пролетариата, он ставит своей задачей разрушение «имунной системы капиталистического организма» — христианства и западной культуры, а также семейных ценностей и проч.  Задачу такого разрушения Бьюкенен приписывает Франкфуртской школе.

Помимо Бьюкенена понятие «культурного марксизма»,  использовалось с 1970-х гг «палеоконсерваторами», в том числе  Уильямом Линдом, Полом Уэйричем и Полом Готфридом. (об этом см. «Культурный марксизм» — не марксизм, 15.01.2015, http://studopedia.org/7-143700.html ).

Пол Уэйрич (Weyrich) применил данное понятие в 1998 г. и повторил сказанное в письме о «культурной войне». В нем П. Уэйрич обвинял марксизм в присутствии на телевидении гомосексуалов и в целом разрушении западной культуры при помощи мультикультурализма, феминизма и проч. Эту же теорию развил и С. Линд («Краткая концепция культурного марксизма»), Эрик Хойбек («Теория и практика интеграции: программа движения новых традиционалистов» )и Джеймс Ягер в фильме «Культурный марксизм: коррупция Америки». В фильме Ягер в пропагандистских целях  подменяет высказывания представителей Франкфуртской школы цитатами из Патрика Бьюкенена («Смерть Запада»).

«Культурному марксизму» консерваторы («новые традиционалисты») противопоставляют «живой культурный консерватизм».Хайди Бейрич утверждает, что понятие «культурного марксизма» используется для демонизации «феминисткок, гомосексуалов, светских гуманистов, мультикультуралистов, секс педагогов, экологов, иммигрантов и черных националистов».

Специалисты по ультраправым движениям связывают концепцию культурного марксизма с правоконсервативной теорией «культурного большевизма», использовавшуюся правыми 1930-х г гг, включая идеологию Третьего Рейха.

Трактовки «культурного марксизма» Новыми правыми использовались и правыми террористами – например норвежским консерватором Андерсом Брейвиком в 2011 году. В своем видеообращении перед терактом – т.н. «Декларации независимости Европы» — Брейвик заявил, что  мотивом теракта было «защитить Норвегию от ислама и «культурного марксизма»».  В манифесте Брейвика были обнаружены также отрывки из сочинений  У. Линда. (Культурный марксизм, wiki).

9. Движение к новому марксизму в СССР эпохи перестройки 1987-91 гг. Традиционный коммунизм как «чрезвычайный социализм» и «административно-командная система». Сталинизм как «извращение социализма» и проблема «истинного социализма». Поражение левой мысли в странах реального социализма и его причины.

Эпоха перестройки в СССР стала временем небывалого подъема общественной мысли, включавшего также активные  попытки  нового развития левой теории. Однако в конечном счете  эта  эпоха оказались для левой мысли временем ее поражения и  победы консервативно- либеральной идеологии. Это обьясняется рядом причин.

Очевидно, вопреки начавшим перестройку горбачевцам, надеявшимся на положительные реформы  реального социализма,  «коммунистическим» странам предстояло пройти достаточно продолжительный период «реставрации»  традиционного западного общества («капитализма»). Это западное общество показало свое  превосходство и способность навязать свой вариант развития странам «восточного блока». Конечно, у  элит данных стран  – в особенности России — была возможность выбрать менее болезненные варианты перемен в этих странах. Однако  элиты реального социализма  и идеологи официального марксизма  оказались неспособными к  действиям в новых условиях отрытого общества и  политического плюрализма.  

Одной из важных причин этого, было, как представляется, отсутствие идеологии, адекватной  ситуации, сложившейся в мире к концу 1980-х гг. Попытки выработки такой– как мы считаем – современной левой идеологии – в силу ряда причин  (в частности, перевеса идеологических и политических машин западного общества) закончились провалом. Новые левые  концепции, появившиеся в ходе перестройки, не были взяты на вооружение правящим слоем реального социализма.

При этом начальный период перестройки в СССР выдвинул целую плеяду теоретиков,  стоявших  (в особенности в начале перестроечных процессов) близко к современной левой теории. Помимо написанных ранее и начавших с запозданием публиковаться работ (например,  Р.А. Медведева), отметим  работы того времени  Г. Водолазова, Г. Попова, Ф. Бурлацкого, Т. Заславской, А. Бутенко, О. Лациса, Н. Шмелева, М. Гефтера, Е. Плимака, Л. Гордона и А. Клопова, И.Клямкина, Г. Абовина-Эгидеса, А. Фадина, Ю. Кагарлицкого и целого ряда других авторов. В этих работах была поднята целая серия вопросов теории реального социализма, в том числе проблемы сталинизма, социалистической демократии  и диктатуры, вопрос о классах, бюрократии при социализме и проч.

Первоначальная перестроечная  критика сложившейся в СССР системы была  левой («социалистической»)  т.е.  ставила задачу не   возвращения к дореволюционному обществу, а «положительных реформ» реального социализма. Для объяснения кризиса советской системы в рамках этой критики  в первые годы перестройки (до победы правой ортодоксии) использовались  категории левой теории  — в том числе «деформации социализма», «раннего»  и «чрезвычайного» социализма и проч. Эти понятия мы встречаем, в статьях А. Бовина, О. Лациса, ими пользуются также Л. Гордон и А. Клопов. (Например, в   работе «Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами в 30-40 годы.-  М., Политиздат, 1989).   Важные замечания о природе сталинизма и особенностях советского реального социализма дали в эти годы также Ф. Бурлацкий,  Е. Плимак, А. Бутенко.

  В центре левых теорий  периода перестройки были  вопросы определения понятия «социализма».

«Какой же социализм мы в 30-е годы построили? — спрашивали Г. Бордюгов и В. Козлов. — По каким критериям его оценивают? Формы собственности, уровень развития производительных сил — это критерии ведущие и основные. Однако при их абсолютизации мы не получим всей полноты картины. Современные публицисты идут поэтому дальше. Появились разные варианты определения того строя, который был создан в 30-е годы, «государственный социализм», «казарменный социализм», «ранний социализм». Говорят уже, и вполне серьезно, чуть ли не о «феодальном социализме». Очевидно, сама постановка этих вопросов отражает неудовлетворенность теми представлениями о социализме, которые сложились в 30-40-е годы» (Правда, 1988, 30 сент.).

Перестроечные левые авторы  часто давали левую критику сталинизма, часто значительно  более радикальную, чем  в хрущевскую эпоху. 

Г. Бордюгов и В. Козлов определили сталинизм через понятие «чрезвычайного социализма» как «политические и идеологические структуры, которые вырастают из «чрезвычайщины», то есть абсолютизации насилия на практике и концепции постоянного обострения классовой борьбы в теории» (Бордюгов Г., Козлов В. «Революция сверху» и трагедия «чрезвычайщины» .- Лит. газ. 1988. 12 окт. С.11. ).

  Г. Водолазов в очерке «Ленин и Сталин. Философский и методологический комментарий к повести В. Гроссмана «Все течет» дал определение сталинизма как «диктатуры бюрократии»,  близкое к наиболее острым работам неофициального марксизма  (Октябрь, 1989, N 6).      По словам  Л. Гордона и А. Клопова,  «развитие советского общества в течение трех десятилетий, после того как умер Сталин… и сталинщина в буквальном смысле перестала существовать, что …  не сделало менее острой необходимость уничтожения сталинизма, устранения деформаций реального социализма, возникших в 30-40 гг..» (Гордон  Л.А.,  Клопов  Э.В. Что это было? Размышления о предпосылках и итогах того, что случилось с нами  в  30-40-е годы. — М.: Политиздат, 1989, с.303).

Предметом обсуждения стал  целый ряд  острых проблем реального социализма. Была высказана критика тезиса советского  марксизма о «построенности социализма» в СССР.    Стали вновь обсуждаться «Экономическо-философские рукописи» Маркса, проблема классовой природы советской бюрократии (номенклатуры, партократии). А. Андреев, Л. Бреднева,  Т. Заславская отстаивали мнение, что определение советской бюрократии  как класса  соответствует марксисткой традиции. С этим согласился и известный советский исследователь социализма А. Бутенко, по мнению которого бюрократия превратилась в класс благодаря сталинской системе (Бутенко А.П. Теоретические проблемы совершенствования нового строя: о социально-экономической природе социализма. -Вопросы философии. 1987. № 2 ).

Широкую известность во время перестройки получила концепция  советского реального социализма как «административной (административно-командной) системы», предложенная Г. Х. Поповым  ( вначале — в рецензии на роман А. Бека «Новое назначение», 1987).  «Административная система», под которой имелась в виду общественная система, сформировавшаяся в СССР к моменту перестройки, рассматривалась Г. Поповым как целостная эпоха в развитии социализма, позитивная на определенном этапе, но затем постепенно начавшая сковывать ее развитие.

По его мнению, реформы 1956 и 1965 гг.. в СССР «исходили из возможности сохранения в реформированном виде Административной Системы и потому … не касались сути Административной Системы.»  «В ключевой для второй половины ХХ в.  проблеме научно-технического прогресса Административная Система оказывается все более и более несостоятельной.»   Г. Попов видит смысл перестройки в преодолении Административной Системы,  в «том, чтобы отказаться от нее, заменить ее новой системой, соответствующей современному этапу развития социализма, (курсив наш) опирающейся не на администрирование, а на экономические и демократические методы и формы». «Ведь Административная Система,— писал Г. Попов в 1987 г., — вовсе не синоним Социалистической Системы, она никогда не охватывала весь наш строй, это один из преходящих этапов» ( Г. Попов. С точки зрения экономиста .О романе Александра Бека «Новое назначение»,  «Наука и жизнь», 1987, N4).

Теория Г. Х. Попова стала одной из наиболее известных в перестроечном СССР попыток целостного анализа экономико-социальных основ реального социализма  и сыграла чрезвычайно большую роль в критике  традиционного реального социализма ( в том числе в экономике). Эта теория стала важной формой критического  анализа советской и сталинской системы. В печати стали широко использоваться и производные от введенного Г. Поповым термина  — административно-командная, административно-приказная, — бюрократическая и проч. система.   

 В начальных перестроечных работах Г. Попов таким образом рассматривал «социализм»  как нечто более широкое, чем командно-административная система. По его мнению,   административно-командная система «не исчерпывает социализма».  Следовательно, возможен и «некомандный» социализм.   Главным вопросом было, однако, как понимать последний. Оставалось неясным, следует ли считать «истинным социализмом» социализм «коммунистический», или, например,   «демократический социализм» в стиле классической социал-демократии.

В дальнейшем Г. Попов перешел на позиции  защиты последнего. (Например, Г. Попов, Теория и практика социализма в 20 веке, М., 2006). Сходные взгляды высказывал также и известный соратник Горбачева  Александр Яковлев.  В пользу западной социал-демократической модели  Скандинавии, Финляндии и проч. еще в период перестройки  высказывались также С.Шаталин и даже Н. Рыжков (  после его поездки в Швецию в 1990 г.).

Появились даже утверждения, что американское общество (или например, шведская социал-демократическая модель)— это «и есть социализм». Вопрос однако состоял в том, возможно ли достичь этого варианта в условиях того общества, которое сложилось в СССР и странах реального социализма, или следовало вначале восстановить в этом обществе «капитализм» — то есть традиционное западное общество?

 Именно такая точка зрения постепенно и становилась преобладающей. Левая критика системы реального социализма – в том числе в СССР, говорившая о  его реформе, отступала на задний план как недостаточно радикальная. Все больший вес приобретала   праволиберальная и правоконсервативная критика реального социализма и его идеологии – советского марксизма. Из нее прямо вытекала концепция  ломки системы реального социализма и возвращения к дореволюционным системам – в том числе в России. Речь шла о «тотальной» критике реального социализма и «социалистического выбора», которую поддерживали и западные источники информации.

Первой  концепцией возвращения к дореволюционной России была концепция правых либералов. Эту концепцию еще в 1960-70-х гг отстаивал целый ряд   известных интеллектуалов – в том числе и эмигрантов из СССР — от  А. Некрича, М. Геллера («Утопия у власти»), философа  Б. Парамонова,  журналистов ( М. Стреляный) и  многих других.

Однако задолго до перестройки (в те же годы) начала складываться также и правоконсервативная критика реального социализма, выраженная в частности А. Солженицыным, И. Шафаревичем, В. Кожиновым и рядом других авторов. В период перестройки правоконсервативную критику реального социализма представляли работы критиков марксизма типа А. Ципко  до  национал-патриотических авторов круга «Нашего современника» .

В отличие от праволиберального варианта правой (консервативно-либеральной) теории, правый консерватизм критиковал концепции дореволюционной России в варианте февральской революции 1917 г. и призывал к «нелиберальной», то есть монархической или  дореволюционной России в варианте «Союза русского народа» (А. Байгушев, Русская партия внутри КПСС, М., 2005).

 Уже в конце 1980-х —  1990-х гг   в постсоветской России выдвинулся целый ряд идеологов — С. Кургинян, А. Ципко, А. Проханов и проч. —  представлявших правый консерватизм как некоторую новую идеологию, которая якобы могла противостоять правому либерализму и быть правильным идеологическим ориентиром России еще с периода перестройки. С начала 2000 гг консерватизм стал формироваться как идеологический истеблишмент постсоветской России. Это направление  выдвинуло целую плеяду  идеологов от А. Дугина до  Е.Холмогорова и А.Байгушева, в том числе связанных с издательством  «Алгоритм»,  радикалов «Русского марша» и проч. (Подробнее в книге «Крах консерватизма»). 

Относительно эпохи перестройки идеологи консерватизма доказывали, что уже тогда «консерватизм» (в отличие от горбачевского «либерализма») мог «спасти» реальный социализм. Такое мнение отстаивал, в частности, сблизившийся с кругом А. Проханова Александр Зиновьев в интервью журналу «Восток» ( 2003 —  http://situation.ru/app/j_jn_12.htm ). В этой связи консервативные идеологи  за последнее десятилетие неоднократно выступали с идеей «суда» над Горбачевым.

Насколько верно утверждение данными представителями преимуществ идеологии консерватизма над другими течениями — еще с периода перестройки?  Мы не считаем  верным определение идеологами консерватизма своего подхода как новой отдельной (положительной)  идеологии, как и тезис, что консерватизм мог изменить в лучшую сторону ситуацию перестройки в мире реального социализма на рубеже 1990-х гг.   Мнение о превосходстве консерватизма над «либерализмом»,  в  который включались и левые теории, следует считать ошибочным.  Идеологи консерватизма не могли осуществить положительной реформы реального социализма, поскольку, во-первых,  ставили своей задачей не реформирование «социализма», а  восстановление дореволюционной России – желательно в монархическом (если не черносотенном) варианте. Именно этого добивалась правоконсервативная «Русская партия внутри КПСС» и немалая  часть национал-патриотического блока.

В качестве примера можно привести позицию известного в дальнейшем идеолога постсоветского консерватизма Александра Ципко, бывшего члена ЦК КПСС и одновременно «белого патриота».

В период перестройки, будучи  советником А. Яковлева и сотрудником Горбачев-фонда, Александр Ципко  уже в с конца 1980-х выступил против идеологии левых реформ как «разоблачитель марксизма и коммунизма» – в пользу правой идеологии  и с защитой дореволюционной  России.  («Истоки сталинизма», 1989; Насилие лжи или Как заблудился призрак. М., Молодая гвардия, 1990 и др.). А. Ципко,  определивший  себя в дальнейшем как противника «социалистического выбора» и «белого патриота»,  призывал к «нормальному» то есть западному развитию стран реального социализма, включая и Россию.

Являясь  противником советской системы  и «советского контроля» в ряде постсоветских стран, Александр Ципко тем не менее заявлял о себе как стороннике «русского» контроля, который якобы должен был заменить «советский». В  2003 м гг он призвал к  «национальной революции» в России (Ждет ли Россию национальная революция, http://kp.ru/daily/22983/2037/ ). И наконец – как закономерный результат  «консервативного»  развития – после переворота 2014 г. на Украине поддержал правый украинский режим (http://www.ng.ru/ideas/2015-05-27/5_communism.html).

Утверждения, что консервативная доктрина и поборники «национальной революции» якобы могли «спасти» советский социализм,  представляют собой  консервативное лицемерие и «манипуляцию сознанием». 

Особенно это относится к радикальному консерватизму.Группировки радикального русского консерватизма, начавшие формироваться конца 1980-х гг, очевидно сыграли в перестроечный и постсоветский периоды в России скорее подрывную роль. Вместо укрепления левых сил в России накануне начинающейся «реставрации» они начали активное создание  радикальных правоконсервативных политических группировок наподобие «Памяти» Васильева  или «Славянского собора» (А. Байгушева) Последний прямо выступал как преемник дореволюционного «Союза русского народа» и первоначально имел именно это название. В качестве «головной» организации Славянского выдвигалась РНЕ Баркашова (А.Байгушев, Русская партия внутри КПСС, М., 2005, с. 503).    

Сомнительная роль правоконсервативных группировок проявилась и в последующем развитии России, а также в подпольном терроризме на ее территории. (Например, роль в убийстве Г. Старовойтовой бывшего депутата от ЛДПР и помощника В.Жириновского Михаила Глущенко (http://kompromat1.info/articles/21508-kto_ldpr_zakazchik/print ).

Поэтому  консервативному лозунгу суда над Горбачевым следует противопоставить призыв расследования деятельности консерватизма ( в особенности радикального) как в период перестройки, так и в постсоветский период.

 Реальный позитивный вариант советской перестройки (а с ней и перестройки всего мира реального социализма) как мы полагаем, могли предложить не правые либеральные и консервативные теории, но современная левая идеология ( неортодоксальный  —   по сути третий — марксизм) и построенные на его основе политические партии. Таковые могли бы ослабить тяжелые для всего мира бывшего реального социализма результаты Реставрации, ставшие очевидными в 1990-х гг. 

Однако ростки современной левой теории в период советской перестройки оказались слишком слабыми, чтобы противостоять правой идеологии. Руководство советской перестройки   —  окружение М. Горбачева —  оказалось неспособным  выработать адекватной ситуации идеологии и политики,  колеблясь между советским традиционализмом и  правыми теориями «реституции» дореволюционных систем. 

 Современная марксистская традиция  осталось для горбачевцев неосвоенной.  Не были поддержаны ими и попытки создания как в России, так и в республиках бывшего СССР и странах реального социализма современных левых партий. Поддержки горбачевского руководства не получила, например,  попытка демплатформы в КПСС собрать  левые реформаторские силы, в связи с чем эта попытка  не привела к реальному результату. КПРФ Зюганова выросла по сути дела из консервативной части КПСС.

В результате советская перестройка закончилась так,  как она закончилась – тяжелым поражением реального социализма и его идеологии. Это обусловило ряд  очевидных перекосов развития России и в целом мира бывшего реального социализма первых постсоветских десятилетий.

10. Трудности идеологии консервативного либерализма на посткоммунистическом пространстве. Попытка поисков «нового марксизма». Постсоветские левые в странах бывшего реального социализма и России.

Постсоветское развитие в бывшем мире реального социализма «под правым контролем» имело как свои достижения по сравнению с советской эпохой, так и противоречия. Положительными сторонами новой ситуации стали «либеральные» свободы — открытость общества, отмена цензуры, как и начальная экономическая свобода. В ранее «закрытых» странах реального социализма начали массово публиковаться книги и работы, не публиковавшиеся в течение десятилетий – в том числе и левого направления.  

При этом реставрация традиционного западного общества в мире реального социализма создала многочисленные  противоречия во многих областях этого общества — от экономики до идеологии и политики.

Целью пришедших к власти правых группировок стала реставрация – возвращение в посткоммунистическом мире (и в том числе России) традиционного дореволюционного капитализма. При сохранении   ситуации «идеологической дилеммы»  поле битвы осталось за консервативным либерализмом, предложившим, казалось бы, более адекватные и радикальные ответы на стоящие  перед обществом проблемы.  В мире бывшего реального социализма наступила эпоха преобладания (доминирования) правой идеологии, составившего основу нового европейского  (а также Нового российского и проч.) порядка. В России она заявила о себе сначала  в праволиберальном (1990-е гг), затем (с начала 2000-х гг до настоящего времени) —      в правоконсервативном варианте.

   Крах реального социализма существенно изменил соотношение мировых сил:  в его результате в мире остался лишь один полюс – консервативно-либеральный. Идеология этого полюса – консервативный либерализм — осталась мировой идеологией, тогда как идеология реального социализма – советский марксизм — как будто исчезла  по крайней мере с европейского идеологического горизонта. Вместе с падением реального социализма пропал и левый дискурс – а с ним и характерные для левых теорий понятия,  в том числе и понятия социализма и капитализма.

Первой идеологической  и политической волной в постсоветской России была праволиберальная волна (1990-х гг).  Е.Гайдар, Н.Сванидзе,  Ю. Афанасьев и многие другие. За ней с начала нулевых  последовала правоконсервативная волна, которая достигла пика в 2005-6 гг. В оба эти периода идеологии левого направления оказались оттеснены на периферию.

   Оппонировать правой реставрации в мире реального социализма  должна была бы левая идеология. Однако с крахом  СССР и восточноевропейского коммунизма левая идеология потерпела жестокое поражение и оказалась на периферии общественного развития.

Вместе с тем развитие построений левого направления в странах бывшего реального социализма  и в России не прекратилось.

Продолжал активную работу Р.А. Медведев. В 1990-х и последующих годах он выпустил целую серию своих как написанных ранее, так и новых работ: «Социализм в России?», «Капитализм в России». «СССР – последние годы жизни» и др. Опубликовали свои исследования Б.Кагарлицкий, А.Фадин, Г.Попов.  Представители школы «критического марксизма» (группа журнала «Альтернативы»)– А. Бузгалин, А.Калганов, Л. Булавка поставили ряд важных проблем левой теории. Их исследования можно определить как движение в направлении третьего марксизма.

Левая идеологическая линия развивалась в ряде стран бывшего реального социализма — Т. Крауш (Венгрия)   и др.  Ее представители указывали на противоречия освоения консервативно-либеральной  идеологией «посткоммунистического» пространства и противоречивость  консервативно-либеральных решений проблем реального социализма.

 В рамках преобладающего правоконсервативного течения возникали  и  лево-консервативные  течения. В России 1990-начала 2000х годов его представляли в частности, С. Кара-Мурза, А. Проханов и авторы его круга, а также  А. Зиновьев. После переворота на Украине с идеей «лево-патриотического синтеза» стал выступать традиционный консервативный ортодокс С. Кургинян. (Новая идеология возможна, и она уже набирает силу, 14.06.2015, http://eot-su.livejournal.com/1869355.html) .

Выступив с характерной для консерватизма критикой «русофобского» марксизма, а также  отвергая еврокоммунизм как «либерализм», Сергей Кара-Мурза предложил неонародническое объяснение «советской цивилизации».

Для левого варианта консерватизма  характерен также феномен Александра Зиновьева — автора  плодовитого, но весьма противоречивого. Начав свою литературную деятельность «за упокой» коммунизма,  Зиновьев вне всякой логики, специалистом по которой он был в СССР, в середине 1990-х кардинально изменил свою позицию, начав писать за «здравие» коммунизма. В последнее десятилетие свой деятельности А. Зиновьев стал горячим защитником советского реального социализма, правильной идеологией «спасения» которого он, однако, считал не левые теории, основанные на идеологии марксизма (который он продолжал отрицать),  но консерватизм прохановского образца. При этом работы позднего  Зиновьева содержат ряд интересных наблюдений, которые выходят за рамки правой идеологии. (см. „Два лика А. Зиновьева“. https://kripta.ee/rosenfeld/2009/11/09/dva-lika-aleksandra-zinoveva/ )

Отход  бывших консервативных идеологов от правого варианта консерватизма в сторону социал-консерватизма следует приветствовать,  указывая, что  данное  направление консерватизма (в том числе с его тенденциозной критикой якобы «русофобского» марксизма)  вряд ли способно преодолеть консервативную эклектику.

11. Итоги. Левые теории в странах реального социализма и мире посткоммунизма как движение к третьему марксизму.

К настоящему времени —  концу второго десятилетия XXI века — левая традиция накопила значительный теоретический материал критики не только современного западного общества, но и  старых моделей реального социализма.

В 20 веке левая теория оппонировала как традиционным западным консервативно-либеральным теориям, так и теориям  второго марксизма, ставшего официальной идеологией реального социализма.

В отличие от консервативно-либеральных теорий, современная левая теория не считала традиционное западное общество идеалом общественного развития, как и соответствующие дореволюционные образования в мире бывшего реального социализма (включая и Россию). В то же время она противостояла официальной идеологии реального социализма, считая необходимым  существенное преобразование этого общества.

 Неортодоксальный марксизм  стремился выйти за рамки как традиционных левых идеологий, прежде всего второго  марксизма, так и идеологии консервативного либерализма. Он пытался критиковать этот «второй» (советский) марксизм – но с позиций, отличных от консервативно-либеральных, то есть с позиции современного левого подхода.

К сожалению, к периоду острых кризисов реального социализма, в особенности советской перестройки, оказавшейся драматической для реального социализма Восточной Европы, современная левая теория не была еще сформулирована в достаточной мере. Не смогли сформироваться и политические движения, которые могли бы действовать в острые кризисные периоды, противостоя  как старой западной (консервативно-либеральной), так и традиционной советской (сталинистской)  ортодоксии.

Период «посткоммунизма» в Восточной Европе – период правой реставрации в нем традиционных западных общественных моделей — вновь заявил о необходимости современной левой теории  как альтернативе консервативно-либеральной реставрации в мире реального социализма традиционного западного общества.

Критическое отношение современных левых к целому ряду аспектов этой реставрации определяет полемику с правыми теориями – как праволиберальными, так и правоконсервативными. Речь идет о выявлении противоречий как правого либерализма, так и постсоветских консерватизмов, в  том числе и консерватизма русского. (Указанные противоречия позволяют говорить, если угодно, о «шизоанализе» консерватизма в варианте Жириновского, и проч.). Это включает также полемику с консервативной историографией  (А. Буровских, А.Фурсовых и проч.) и консервативной  эклектикой.

 Противостоя   консервативной «манипуляции сознанием», левые теории должны дать более адекватное решение проблем, стоящим перед миром бывшего реального социализма и обеспечить преемственность между советским периодом и посткоммунизмом.

Советских обществоведы еще перестроечной эпохи ( Г. Водолазов,  Г. Бордюгов и В. Козлов ) не без основания пришли к выводу, что трудности идеологии перестройки  упираются в  «базисные понятия обществоведения, в т. ч. понятие «социализма». Речь шла о пересмотре оснований современной левой теории, который и следует совершить.

 Современная левая теория  не должна быть  делом отдельных авторов. Как и  активные в 20 веке идеологические направления —  западная правая политология  и советский марксизм– она должна быть не индивидуальной работой, но коллективной деятельностью.

Лево-демократическая теория