Третий марксизм. Глава V. Кризисы реального социализма как теоретическая проблема. События 1956, 1968 и 1980 г. Советская перестройка. Крах реального социализма и распад «Восточного блока».

Проблема кризисов реального социализма – одна из наиболее важных и в то же время наиболее запутанных проблем в теории данной общественной формы.

Честь запутывания (часто вполне сознательного) этой проблемы принадлежит правыми идеологиями – не только правому либерализму, но и правому консерватизму  — в том числе и русскому.  Им следует противопоставить современный марксистский анализ кризисов реального социализма – тем более  важный в свете весьма противоречивых результатов для стран «посткоммунизма» советской перестройки и послеперестроечных процессов.

  Такой анализ мы попытались предложить в работах «Эстонии до и после Бронзовой ночи» (2009), «Крах консерватизма» (2015) , а   также в специальной статье  «Кризисы реального социализма и современная левая теория», 2009 ( https://kripta.ee/rosenfeld/2009/10/22/krizisy-realnogo-socializma-i-sovremennaya-levaya-teoriya/) .

 

 

1.Трактовка кризисов реального социализма в консервативно-либеральной и современной левой идеологии. Реставрация и революция. Ложность позиции правых группировок, в том числе правого консерватизма.

 

 Поскольку  теория советского марксизма не касалась темы кризисов реального социализма вообще (для этой теории данной темы не существовало), основными  подходами к указанным кризисам  являются, во-первых, праволиберальный  (отстаиваемый правыми либералами на Западе и в России), во-вторых,  правоконсервативный.  

Правые либералы на Западе, в Восточной Европе и России ( вначале диссиденты праволиберального направления ) были сторонниками развала реального социализма и восстановления в странах бывшего «восточного блока» дореволюционных систем. Консерватизм в указанных странах (прежде всего в России) выступал в двух разновидностях – отчасти левом, «советском» и правом, отличавшихся друг от друга.  Советский консерватизм как правило отстаивал сохранение системы бывшего реального социализма и подавление реформаторских попыток стран Восточного блока — в частности в событиях Венгрии 1956 и Чехословакии 1968 г. 

Правый консерватизм (правоконсервативные диссиденты) вместе с правым  либерализмом  вполне определенно и недвусмысленно ставил своей задачей  реставрацию в мире реального социализма обществ дореволюционного типа. Русские консерваторы – И. Шафаревич, А. Солженицын,   А. Ципко  и в целом т.н. «русская партия» в СССР  – еще с советского периода резко выступали против реального социализма. Консерватизм давал жесткую критику  советского социализма в России, доказывая, в частности, его «ненациональность» и недостаточность при нем «русского контроля». Автор данных соображений по поводу «русского контроля» известный консервативный долгожитель А. Ципко, например, до сих пор ставит себе в заслугу  «поражение коммунизма» и радуется правому режиму на Украине после февраля 2014 г.  (Коммунизм и человеколюбие несовместимы, 27.05.2015, http://www.ng.ru/ideas/2015-05-27/5_communism.html ). 

 По отношению к реформам реального социализма – в частности к советской перестройке — правый консерватизм занимал двойственную позицию. С одной стороны он вместе с правым либерализмом добивался разрушения реального социализма, с другой поддержал неэффективный сталинистский путч августа 1991 г., сорвавшей процесс горбачевских реформ.

При этом, выступавшие за дореволюционную Россию и занимавшиеся подрывом реального социализма  русские консерваторы активно и шумно сваливают поражение последнего на «либералов», в  число которых включаются как правые либералы, так и левые реформаторы. Так, консервативные идеологи (И. Панарин и др.) до последнего времени призывали к «суду» над Горбачевым и прочими сторонниками реформ                                               реального социализма.

 С точки зрения современной левой теории можно указать на ряд противоречий описания русским консерватизмом кризисов реального социализма.

Как уже указывалось,  понятие «либерализма» в современном русском консерватизме используется в ошибочно расширенном значении этого термина.  Под общее определение «либералов» в консервативном дискурсе в целом (как и в критике деятельности  последних в период кризисов перестроечного типа),  попадают как правые либералы, так и либералы левые – сторонники «социализма с человеческим лицом» типа лидера «пражской весны» А. Дубчека, горбачевисты и проч. Реально это различные течения, к которым по-разному относится и сам консерватизм,  чьи представители  в своей политике обычно поддерживают правых либералов и противостоит левым течениям и левым реформаторам.

Попытки консерваторов правого толка доказать, что «подрывом» реального социализма занимались только «либералы» (например, соответствующие праволиберальные диссиденты) — явно противоречат многочисленным фактам  жесткой критики  консерваторами (правоконсервативными диссидентами от И.Шафаревича до В.Осипова) реального социализма, а также их реальных действий по подрыву этого социализма – в том числе распространение шовинистического самиздата, образование консервативных группировок и партий –  типа «Союза русского народа» и проч.

Важной особенностью подхода правых течений – как консерватизма, так и либерализма — к кризисам реального социализма является трактовка восстановления систем западного образца в бывших «коммунистических» странах как «революции». Отсюда   вошедшие в оборот вначале на рубеже 1990-х гг определения  цветных («антикоммунистических»)   «революций», например,  «бархатной» революции в Чехословакии 1989 г.,  и затем целой серии подобных переворотов в этот и последующий периоды. включая т.н. «оранжевую» революцию на Украине в 2004 г., «революцию роз» в Грузии 2003 г. и т.д.

Консервативно-либеральная трактовка   указанных событий в мире бывшего реального как «революций»  имеет ряд противоречий. Революциями при такой трактовке называются  реальные реставрации – т.е. процессы  восстановления в мире бывшего реального социализма  традиционного западного общества, «старого режима»  —  традиционного капитализма. А реставрация и революция, по известному выражению – «две большие разницы».    

Понятие революции в консервативно-либеральном дискурсе имеет ряд специфических особенностей, критиковавшихся  еще  «вторым» советским марксизмом.  Одна из них – склонность трактовать революции как политический переворот,  обходя социально-экономическую  сторону этих радикальных перемен.

В отличие от консервативно-либерального подхода, марксистский дискурс вполне определенно различает революции и реставрации. Революции представляют собой переход к новой общественной форме (формации); реставрации – восстановление старой общественной формы, каковой была, например, классическая реставрация монархии во Франции после поражения Наполеона 1.

 За «оранжевыми» (и прочими цветными) революциями в странах т.н. «посткоммунизма» конца 1980-начала 1990-х гг реально стоит не переход к некоторой новой общественной форме (каковой задачи данные перемены и не ставили), но реставрация (восстановление,  «реституция») в указанных странах дореволюционных систем («старого режима»). Эта реставрация, используя гегелевскую терминологию,  является не положительным, но лишь негативным отрицанием  системы реального социализма. (Ср. понятие «положительных критических реформ» у известного левого  теоретика Г. Лукача).

Марксистская традиция, кроме того, выступает против поверхностно-политической трактовки революций. Политические перевороты  являются непременным спутником революции и ее основой. Однако помимо этой политической стороны, марксистский дискурс указывает  и на более глубокую социально-экономическую сторону (реально – содержание) революционных перемен,– именно, смену классов у власти. При этом революцией называется не всякая смена господствующих классов, но такая, которая связана с «новым» способом производства – новой общественной формой («формацией»).

Насколько идеалы консерватизма – и правых идеологий в целом можно считать идеологией «революции» и нового общества (новой общественной формы)?

В ряде своих построений (от «Русской доктрины» динамического консерватизма —  до заявлений С. Кургиняна  летом 2015 г. ) русский консерватизм попытался поставить вопрос  о создании «новой» (как правило некоей «русской») цивилизации. Однако такие претензии консерватизма следует отвергнуть. Идеал всех восточноевропейских консерватизмов  в целом  и русского в частности — не какое-либо «новое» общество, но  национальный вариант дореволюционных обществ. В случае России — дореволюционная Российская империя или цезаристская «пиночетовская» диктатура. В современной России этот идеал отстаивают консервативные   группировки правого  контроля  — от умеренных (Единая Россия), до радикальных типа ЛДПР и «Родины».

Консерватизм критикует  как «западные» неконсервативные («либеральные») версии реформ реального социализма, реально выдвигая в качестве идеала такую же дореволюционную систему в России, что и правые либералы, то есть ту же самую форму традиционного «западного» (европейского) капитализма. Этот идеал, который консерваторы считают альтернативой «либерализму», фактически  также не выходит за рамки  реставрационной (западной)  версии реформ реального социализма,  победившей в большинстве «посткоммунистических» стран.

Коль скоро реальная позиция русского консерватизма есть реставрация в России общества дореволюционного типа, консервативные соображения о «новой цивилизации» должны рассматриваться как попытка консервативных идеологов без основания присвоить себе «не свои» (то есть не консервативные и не правые в целом) социальные и революционные идеи, то есть идеи левые – идеи новой общественной формы («нового социализма»). 

Революцией в мире реального социализма может быть названа не реставрация в нем дореволюционного западного общества («капитализма»), но лишь другое качественное изменение — именно движение от реального социализма не  «назад», а  «вперед» — переход обществ «коммунистического образца» к новой исторической форме. Такой новой исторической формой  может быть  не традиционный капитализм, но «новый социализм»- плюралистическое рыночное общество левого контроля (поставторитарный Синдикат). (см.  Кризисы реального социализма,  https://kripta.ee/rosenfeld/2009/10/22/krizisy-realnogo-socializma-i-sovremennaya-levaya-teoriya/).

Современный левый подход должен противостоять обоим вариантам правого подхода – как праволиберального, так и  правоконсервативного,  наиболее активного в современной России.  Он исходит из признания необходимости реформ общества реального социализма (перестройки), однако в  леводемократическом смысле. (Данный анализ был начат нами в работах – «Эстония до и после Бронзовой ночи» и  «Крах консерватизма»).  

Современный левый подход предполагает типологический анализ кризисов реального социализма —  то есть сравнение ряда таких известных форм данных кризисов,  как венгерские события 1956 г., чехословацкие 1968 г., польские 1980, а также советская перестройка рубежа 1980-90х гг. Сходные события меньшего масштаба ( например, события 17 июня 1953 года в ГДР) мы специально рассматривать не будем.

2. Венгерский кризис 1956 г.

Среди кризисов в странах реального социализма первым, имевшим серьезный мировой резонанс, стал, по-видимому венгерский кризис 1956 г. Рассмотрим события этого кризиса, обращая внимание на позицию неортодоксальных левых, в частности Дьердя (Георга) Лукача. В рассмотрении фактов этих событий мы будем  опираться на  важные книги Александра Стыкалина  «Прерванная революция» (  М., Новый Хронограф, 2003) и  «Дьердь Лукач – мыслитель и политик»  ( М., Степаненко, 2001).  (Разбор позиции Лукача см. также Георг Лукач и неортодоксальный марксизм XX века. Лукач и кризис реального социализма. — https://kripta.ee/rosenfeld/2005/09/11/georg-lukach-i-neortodoksalnyj-marksizm-20-veka/).

Венгерские события 1956 г. стали  радикальным результатом       процесса «десталинизации»  — разоблачения «культа личности»  Сталина, начавшейся в СССР и проявившейся в  ряде стран реального социализма (прежде всего Венгрии и Польше).

Волнения  1956 г. происходили одновременно как в Венгрии, так и Польше (Познани).

Пиком стали осенние (октябрьские) события в Венгрии, которым предшествовали  оппозиционные выступления в обеих странах лета-начала осени 1956 г.

 

В Венгрии непосредственным поводом выступлений стала критика консервативного (сталинистского)  руководства Матьяша Ракоши, сместившего в апреле 1955 г.настроенного на реформы премьера Имре Надя.  Восстановленный в июле 1956 г. в руководстве И. Надь  сыграл немаловажную,  хотя и достаточно противоречивую роль в последующих венгерских событиях 1956 года.

 

Большое значение на начальном этапе этих событий  начиная с лета 1956 г.  имели радикально-реформаторские кружки интеллигенции – в частности,  кружок Петефи.

14-15 июня 1956 г. состоялось выступление в этом кружке  Д. Лукача, на котором он  говорил об обновленном  марксизме, в развитии которого немалая роль должна была принадлежать  Венгрии.  27 июня в кружке Петефи  состоялась дискуссия о свободе печати.  Оппозиция критикует консервативного венгерского лидера М.Ракоши, который подвергается критике  также со стороны Тито и югославской компартии.

 

Одновременно летом и осенью 1956 г. резко обострилась обстановка также и в Польше. 27 июня в Познани произошли столкновения оппозиционных демонстрантов с милицией.

 

В июле 1956 г.  состоялся пленум венгерской компартии (с участием советского представителя А.Микояна), на  котором  М.Ракоши был смещен с поста ее лидера. Вместо него  был назначен   Эрне Гере.

Глава советского КГБ Серов и посол СССР в Венгрии Ю.Андропов предупреждают московское руководство о готовящихся «бунтах» (Стыкалин, Прерванная революция,  М., Новый хронограф, 2003, с. 121).  В Венгрии размещаются советские армейские силы из Австрии.  Хрущев в это время пытается действовать достаточно осторожно.

 

   В Венгрии-очевидно различие  двух вариантов реформ — более консервативного варианта «сверху» — и более радикального «низового» варианта реформ. Выступления  Союза писателей и прессы отcтаивали более радикальный вариант перемен.  Ошибкой венгерского (достаточно консервативного вначале) руководства по ср. с Польшей было запаздывание преобразований.

 К октябрю 1956 года активность венгерской оппозиции усиливается.  В начале октября в Будапеште   состоялись похороны жертв сталинских репрессий — «дела Райка».  Новый лидер венгерской компартии Гере едет в СССР, где демонстрирует растерянность в связи с происходящим.

13 октября исключенного  из партии Имре Надя  восстанавливают в партии.

 

  Оппозиция продолжает предпринимать активные действия. Активизируется  в частности кружок Петефи.  Создан специальный комитет «отечественного народного фронта», который ставит вопрос о возможной многопартийности (Стык, 107). Широкое движение.

 

Одновременно с венгерским осенью 1956 усиливается и кризис в Польше.19 октября  в СССР даже обсуждается вопрос о военном вмешательстве в Польше. Ситуацию спасает приход к власти  Владислава Гомулки. (Стык.,с.111).   

 

23 октября   1956 г. в Будапеште  состоялась демонстрация, в которой приняло участие 200 тыс. человек. Активисты выступили  в поддержку событий в Польше – «16 пунктов». Демонстрации происходят также в других венгерских городах —   в частности Дебрецене.

Венгерское руководство показывает слабость –например, в вопросах  запретов и разрешения демонстраций.  В идеологии оппозиции используются события истории 1848 г.- подавления российской империей революции в Австро-Венгрии.

Консервативное радиовыступление первого секретаря КП Венгрии Э. Гере  вызывает резко отрицательную  реакцию.

Демонстрация 23 октября в Будапеште расширяется  и превращается в митинг.Выступление Надя также  разочаровывает массу. Требования «реформированного социализма», с многопартийностью и проч.

К ночи  23 октября повстанческая активность усиливается. Начинаются  активные  действия повстанцев –столкновение с силами безопасности, захват оружия, штурм радиокомитета, свержение памятника Сталину, захват редакции главного органа ВПТ.  В течение вечера и ночи в ходе столкновений и насилия погибло не менее 250 чел. /? (Стык, 119).

     За этим 24 октября 1956 г. следует «первое» введение в Венгрию советских  войск. Предложение поступило от Андропова, тогдашнего посла СССР в Венгрии. Президиум ЦК КПСС это предложение поддержал, кроме А.Микояна, выступившего против введения советских  войск в Венгрию. (Стыкалин, 125-126).

При введении советских войск в венгерские города – прежде всего в Будапешт — происходили столкновения с  повстанцами, строились баррикады. Было подбито несколько танков, к вечеру не менее 20 советских солдат погибло, 48 – ранено (Ст., с. 132). Некоторые части венгерской армии перешли на сторону повстанцев.

Новые военные акции с советской стороны -25 октября на площади перед парламентом – 60 чел. Убито, около 300 ранено ( Ст.,154).

 

 24 октября председателем совета министров Венгрии был назначен Имре Надь, который был введён также и  в состав Политбюро. 25 октября он призвал оппозиционеров «прекратить борьбу». 27 октября первым секретарем ЦК ВКП  вместо Эрнё Герё  стал Янош Кадар. Он был предложен югославами, в Москве  вначале его «переваривали с трудом»- хотели Мюнниха ( Ст.,с.161).

 

28 октября  Имре Надь сделал шаг, выходящий за рамки «нормализации», поддержав радикальную оппозицию. Он выступил по радио с заявлением, в котором назвал события в Венгрии «революцией» и заявил, что «правительство осуждает взгляды, в соответствии с которыми нынешнее народное движение рассматривается как контрреволюция».С этого времени правительство И. Надя  фактически  возглавило оппозицию,  от имени которой попыталось провести  определенные реформы.  В правительство Надя вошел и Г. Лукач.

 

Надь начал переговоры о выводе советских войск и заявил о восстановлении в Венгрии многопартийной системы и свободных выборов. Он отдал также  противоречивый приказ членам КП о сдаче оружия (который в обстановке военного конфликта стоил жизни ряду членов КП Венгрии).  В Венгрии  началось восстановление правых и центристских партий. 2 ноября было сформировано коалиционное правительство.   Старая венгерская компартия распадается (раскалывается); делаются попытки создания новой компартии. (Ст.,169).

Вначале Москва ищет политических средств решения венгерского кризиса,  уже примененных в Польше, и  идет на вывод  советских войск из Венгрии.

Против силового решения венгерского конфликта были представители ряда крупных компартий, в частности итальянской и югославской.  Против  советского вмешательства  выступала также делегация Китая в Москве. 

 

29-30  октября 1956 г.советские войска были выведены из Будапешта. Однако радикальная оппозиция использовала это для атаки на ряд важных городских объектов.

30 октября произошли столкновения на Площади Республики, связанные в том числе с попыткой захвата оппозиционными радикалами здания Будапештского горкома. (Ст., 176). Они сопровождались вспышками насилия со стороны радикальных оппозиционеров.  

 

 Последние поддерживалось далеко не всеми членами венгерской оппозиции, которая  имела разные течения.  В оппозиции присутствовало и левое направление. Социал-демократка А. Кетли,  как и  писатель Т. Дери,   выступили  за реформы прежней венгерской системы, но также и против правого поворота, вспомнив поведение реакции после подавления венгерской революции 1919 г.   Как заявила  А.Кетли — «освободившись из одной тюрьмы, мы не позволим превратить нашу страну в тюрьму другого цвета»  (Ст.,177).

 

Радикализация оппозиции и акты насилия 30 октября привели Москву к решению 31 октября  о новом введении войск. Военное решение было принято не сразу, мнения разошлись. А. Микоян  вначале (как и ранее) был против военной операции.  Итальянскую компартию (П.Тольятти) и югославов «убедили» в необходимости вмешательства.

 

На руку интервенционистскому варианту  развития событий сыграл такой шаг нового оппозиционного венгерского руководства (во главе с Надем), как нота 1 ноября о  выходе из Варшавского договора.  Это заявление было представлено как решение «правительственной коалиции».  (Ст.,159).

 

Георг Лукач  — министр в правительстве Надя  — был противником  разрыва Венгрии с Варшавским договором. По мнению Лукача нота И. Надя о выходе из советского блока представляла собой «всплеск эмоций,  не приличествующий серьезной политике».Лукач критически оценил  это решения Надя и в целом его политику «за непоследовательность в   заявлениях и действиях» (Ст., с.182).

 

В пользу силового решение венгерских событий со стороны Москвы  сыграло также совпадение  по времени этих событий  с Суэцким конфликтом. Осенью 1956 г. коалиция Британии, Франции и Израиля атаковала Египет, союзником которого выступал СССР, нанесла серьезное поражение Египетской армии и заняла Синайский полуостров. Хотя войска Израиля и были выведены, ситуация на Ближнем Востоке продолжала сохранять напряженность .(Стыкалин, Прерванная рев., с.156-157).

 

        4 ноября  1956 г. в Венгрию были введены советские войска  под командованием маршала  Г. Жукова. Введение войск сопровождалось  сменой руководства Венгрии. Переговоры  о новом правительстве и руководстве  венгерской КП велись (в том числе и участием  Тито) начиная с 31 октября 1956 (Стык, с.161). Премьер-министр оппозиционного правительства Имре Надь сначала скрылся в посольство Югославии, но был выманен оттуда и арестован. 15 июня 1958 г. ему был вынесен смертельный приговор,  на следующий день приведенный в исполнение (Ст., 215).

 

 Главой компартии Венгрии был утвержден Янош Кадар. Однако окончательно это утверждение  советской стороной произошло  лишь после Пленума ЦК КПСС 1957 г., который ослабил сталинистское крыло советского руководства  в лице В.Молотова и К. Ворошилова. До своей отставки оба руководителя  выступали против Кадара  и поддерживали М. Ракоши,  который несколько раз посещал СССР.

 

Советская    интервенция в Венгрию была осуждена как на Западе, так и рядом компартии, а также Югославией, отношения с которой ухудшились. В апреле 1958 в Любляне была принята новая программы  КП Югославии, которая в ряде пунктов противоречила  декларации совещания коммунистических и рабочих партий (Ст., 214).  После начала послесталинской нормализации отношений между Югославией и СССР это стало новой низшей отметкой отношений двух стран после конца 1940-х гг.

 

Фигура Яноша Кадара, занявшего место лидера Венгерской  компартии после событий 1956 г., весьма интересна. Я. Кадар был в  немалой (и даже весьма значительной) степени реформатором в отличие от «консерватора» М.Ракоши и целого ряда других лидеров стран реального социализма, в частности В. Гомулки. Последний своими резкими действиями вызвал острый кризис в Польше 1970-71 гг (Например, И. Дойчер О Гомулке: Made in Stalinism. — Стык.,210). Кадар  сочетал приверженность имевшемуся обществу «восточного блока»  с поддержкой реформ в Венгрии (Ст., 213). Он отмежевался от  Ракоши, но  подчеркивал «социалистическую сторону» перемен в Венгрии. По его словам «народ верит в национализацию» ( Ст., 171, 173).

 

Я. Кадар сыграл важную роль в истории реального социализма. Предпринятые под его руководством реформы в Венгрии после  событий  1956 г.  во многом следует считать эффективными.

 

Реформы Кадара, начатые так называемыми «Новыми директивами» Венгерской Социалистической партии, трактовались как значительная «либерализация» имевшейся до этого системы. «Венгерская модель» стала одной из наиболее продвинутых в странах реального социализма вплоть до конца 1980-х гг. По определению ряда авторов, Я.Кадар сделал «максимум возможного» в условиях однопартийной диктатуры. 

 

Как оценить венгерские события 1956 г.?

В данных событиях можно отметить как реставрационные элементы, так и ростки нового социализма, которые и интересуют нас в первую очередь. Кризис 1956 г. был слишком ранним и коротким, чтобы неортодоксальные левые могли дать ему правильную оценку, отличную как от сталинистских интерпретаций (в рамках второго марксизма), так и от интерпретаций западных.

Серьезного внимания заслуживает позиция по поводу событий 1956 г. выдающегося венгерского мыслителя Г.Лукача – очевидца и участника данных событий. 

По мнению Лукача,  венгерские события 1956 представляли собой  «восстание, которое не имело прямо сформулированной цели».«В нем присутствовали идеи как революции, так и контрреволюции». (Венг. Новости, Будапешт, 1989, 4, с.4. –Цит. По: Стыкалин, Прерванная революция,  М., Новый Хронограф, 2003, с. 311).

К деятельности Надя Лукач относился критически, указывая  на «непоследовательность» в   его заявлениях и действиях    Попытку Имре Надя разорвать отношения с Варшавским договором Лукач (как уже отмечалось) расценил как «всплеск эмоций,  не приличествующий серьезной политике» (Стыкалин, Прерванная революция, с.182).

 

В то же время Лукач рассматривал венгерские события 1956 г.  как реакцию на «сталинизм», критический анализ которого философ стремился дать во многих своих сочинениях и выступлениях. ( Основные пункты этого анализа мы рассматривали в предыдущих главах, в частности, главе 2 и 4).

Причины протеста в Венгрии  Лукач усмотрел «в системе Сталина и его личности». После частичной эмиграции (в Румынию), обсуждая вопрос о возможном возвращении в Венгрию, Лукач сказал, что участвовать в политике не собирается, но как ученый хотел бы и дальше разрабатывать проблему философских основ сталинизма (Цит. По: Стыкалин А., Д. Лукач, М., 2001, с.193). В т.н. «ревизионизме» (понятием которого в советской идеологии обозначались неортодоксально-марксистские теории) Лукач видел «реакцию на сталинский догматизм» (Интервью 31 окт. 1956 г. – цит. По: Стыкалин, Лукач, с.194). Вынужденный под жестким давлением официальных инстанций частично отмежеваться от «ревизионизма», Лукач до конца жизни оставался сторонником  левых реформ реального социализма.  

В автобиографическом выступлении  1958 г (опубликованном в Италии, затем Франции и Японии) он выступил с нелицеприятной критикой сталинизма как системы (Стыкалин, Лукач, с.195). В интервью 1962 (Нуови аргументи) — дал ответы  на вопрос «о сущности сталинизма»

По мнению Лукача, «необходимо провести линию размежевания между сталинизмом и марксизмом». (Стыкалин, Д. Лукач, с.181). В 1958 г. Лукач указал на «столкновение между обогащающим марксистскую культуру прогрессивным направлением и догматическим давлением деспотической бюрократии»  (Там же, с.195).

Как уже отмечалось, по Лукачу сталинизм это – «не только методы действий, система взглядов, тип мышления конкретной исторической личности, но нечто большее – тенденция к выхолащиванию демократического потенциала российской революции, усилению бюрократической централизации…» (Ст., Лукач, с.169).

 

Причины сталинизма  венгерский философ видел в задаче  индустриализации отсталой страны в условиях наступления фашизма.Однако очевидно, что сталинская эпоха в этом отношении далеко переступила границы необходимого. Чрезмерная бдительность, пышный расцвет принципа секретности стали у нас настоящей болезнью, симптомы которой заметны даже в библиотеках» (Ст., Лукач, с.169)

 Лукач выступает против «административного вмешательства» в искусство (с. 170). Он подвергает критике «схематизм» и «сектантство», связанные со сталинизмом. Сталинизм, по Лукачу, стал причиной венгерских событий и поражения венгерской компартии в столкновении с оппозицией. Падение авторитета партии стало  результатом «догматизма», а также  примата  тактики над стратегией (Ст., Лукач, с. 239).

По оценке Лукачем официальной идеологии в Венгрии 1956 г.,  «вследствие сталинской сектантской политики положение нашей теории сейчас хуже, чем при хортизме».  «Предстоит приложить громадные усилия для того, чтобы восстановить авторитет социалистической теории». Лукач считал необходимым также восстановление  авторитета компартии, что он считал  возможным  . «Это чрезвычайно сложная задача, требующая для своего решения годы, но достойная, чтобы ею заняться» (Ст.,Лукач, с.171, 181). Революционная теория должна совпадать с волей масс. Необходимо завоевание доверия народа.

 

Согласно выводу А. Стыкалина «программа, изложенная Лукачем, предполагала, таким образом, либерализацию в рамках марксистской идеологии». Речь шла о «либерально-прагматической модели социализма». (Стыкалин, Лукач, с.171, 211). 

Следует заметить, что используемое  А. Стыкалиным  понятие «либерализма» применимо здесь лишь отчасти, поскольку «марксистский либерализм» — либерализм  левого направления («в рамках марксистской  теории» ) весьма существенно отличается от либерализма правого типа, то есть фактически выходит за  рамки такового. 

 

Какие перемены совершались в Венгрии в период событий 1956 г.?   

Одним направлением было традиционное восстановление политической демократии-  политических свобод, отмена цензуры, установление свободы печати. Была сделана попытка перехода от «формальной многопартийности» к многопартийности реальной – с участием крестьянских партий и социал-демократии (См. А. Стыкалин, Прерванная революция, с.194).

 

Вместе с тем венгерские события  выходили за рамки обычной реставрации западного общества. В этих событиях присутствовали очевидные лево-реформаторские элементы.  Многие требования венгерской оппозиции носили левый — социалистический характер. Так, выдвигая лозунги  политической демократии, оппозиция говорила и о необходимости сохранения в государственной собственности земли, заводов. (Стыкалин, Прерв. Рев., с. 186).

 

В рамках оппозиционного движения  Венгрии происходило  создание рабочих советов.14 ноября был создан  рабочий совет Большого Будапешта, в который входили представители более 20 будапештских заводов.

Несмотря на то, что создание всевенгерского рабочего совета не удалось, совет Большого Будапешта (Центральный рабочий совет) оказывал существенное давление на тогдашние власти Венгрии. Его действия означали «наличие мощного оппозиционного центра, защищавшего не только национальные, но (под лозунгом рабочего самоуправления) социалистические ценности». (Стыкалин, Прерванная революция, с. 187).

Новые советы выступали за реформы имеющейся системы, хотя и в направлении нового (плюралистического) «социализма». Это вызвало конфликт реформаторских советов и «консервативного» венгерского руководства.

В декабре  (уже после введения войск в Венгрию)  правительство предпринимает  наступление  на рабочие советы и объявляет запрет на оппозиционные выступления – в том числе рабочие. 8 декабря была разогнана демонстрация шахтеров.

 

9 декабря 1956 г. Центральный рабочий совет призвал к всеобщей забастовке. Ответной  мерой стал  запрет правительством Центрального рабочего совета и введение чрезвычайного положения до середины апреля 1957 г. (Ст,, Прерванная революция, с. 188).   Роль рабочих советов в Венгрии 1956 г. характеризовалось даже как «фактическое двоевластие» (Ст., цит. Соч., с.187-88).

 

Возникли также низовые (самоуправленческие) организации интеллигенции, в частности, «венгерское демократическое движение независимости». (Ст., 186). Более крупный — революционный совет венгерской интеллигенции был организован 27 октября 1956 г. В нем участвовал ряд известных деятелей культуры, в частности композитор Кодай. Совет легально функционировал до середины декабря 1956 г., после этого ушел в подполье (Ст.Прерванная революция, с.186). Им издавались листовки, газеты и  проч. После советского вторжения в начале 1957  Союз венгерских писателей и союз журналистов были распущены ( Ст., цит. Соч., с. 209).

 

В венгерской  компартии шла борьба двух тенденций. Одна часть компартии  выступила за продолжение несколько обновленной, но прежней линии. Другие-  включая и Г.Лукача — предлагали отвергнуть сталинские традиции ВПТ и создать новую марксистскую партию. По словам Лукача в своей деятельности «коммунисты запаздывают не меньше, чем на сутки…»      (Стыкалин, Д. Лукач., с. 181).

.

По мнению Лукача  в случае демократических  выборов в Венгрии, их скорее всего выиграли    бы социал-демократы, компартия  оказалась бы в оппозиции. Однако  Лукач не считал такой результат провалом. «Коммунисты получат пять, максимум десять процентов голосов, но партия будет существовать, станет интеллектуальным центром…»  Это будет новая партия, члены ВПТ не перейдут в нее автоматически.  По словам Лукача «именно бунтовщики, которых в партии преследовали за всяческие уклоны, отстраняли от дел,  клеймили, сажали в тюрьмы, — в трудном и опасном положении поднимают знамя коммунизма» (Цит. По А. Стыкалин, Лукач, с.181).

 

В целом таким образом в венгерских событиях присутствовала существенная левая тенденция. Левый характер носил целый ряд оппозиционных манифестов – напр., Иштвана Бибо, который назывался программой «венгерского национального социализма» (Ст., Прерванная революция, с.186.). Как писал И. Бибо позже, несмотря на то, что  «в услови­ях свободы на свет божий вырвались и самые консервативные силы сторонников реставрации», …«основные движущие силы революции составили отнюдь не выходцы из прежней, в част­ности хортистской социальной элиты, стремившиеся к полити­ческому реваншу, а рабочий класс, в своей массе стихийно при­верженный социалистическим ценностям (что в полной мере, как уже отмечалось, проявилось в деятельности рабочих сове­тов), и учащаяся молодежь рабоче-крестьянского происхожде­ния, всецело сформировавшаяся после Второй мировой войны». (Цит. По А. Стыкалин, Прерванная революция, с.10-11).

 

По словам крупного венгерского писателя Ласло Немета (в статье 1 ноября 1956 г.) «наша национальная традиция обязывает нас сохранить верность принципу социализма, о воплощении  социалистической идеи многие из нас мечтали в молодости, мы держались за нее даже в годы сталинского произвола…Потому сегодня спор идет не о том, сохранить ли в Венгрии социализм или реставрировать бржуазный строй, а скорее о том, быть ли нашему социализму точной копией заграничных образцов или приспосабливать общие принципы к венгерскому характеру, к венгерской экономической ситуации… Сейчас спор решился, нация решила его сама. Но решение направлено не против социализма – лишь против его формы, чуждой для нас» (Цит. По: А.Стыкалин, Д. Лукач, с. 178).

 

Эти особенности определили обозначение оппозиционером Ф.Фейте венгерских событий как «Антисоветской социалистической революции». ( А.Стыкалин, Прерванная революция, с. 10).

Интересна критика венгерского реформаторства – в том числе и левого направления – со стороны советского традиционализма.   По словам одного из критиков венгерских реформ С. Тюльпанова «Имре Надь с единомышленни­ками считали, что государство народной демократии является государст­вом капиталистического толка, а национализированные промышлен­ные предприятия не являются социалистическими, представляя со­бой государственно-капиталистический сектор. Таким образом они пытались добиться ликвидации диктатуры пролетариата». (Тюльпанов С. И. Критика современного ревизионизма в вопросах государства // Правоведение. — 1958. — № 4- цит. По: Имре Надь, wiki). 

 

В этом замечании С. Тюльпанова можно отметить  парадоксальный момент. Говоря об отказе «венгерских ревизионистов» от «диктатуры пролетариата», он обходит тот факт, что согласно официальной советской идеологии  указанной диктатуры  в СССР (и странах реального социализма в целом) «не было» уже с конца 1930-х гг.  С. Тюльпанов, как и другие представители советского марксизма, таким образом, критиковал венгерских «ревизионистов» за отказ  от того, чего согласно этому же официальному марксизму нигде в мире реального социализма  уже давно «не было». (На самом деле, несмотря на отрицание  официальным «вторым» марксизмом сохранения «диктатуры» в странах советского образца, эта диктатура фактически существовала в указанных странах до конца 1980х гг.)

Венгерский кризис  был первым  серьезным кризисом общества (и системы)  реального социализма.  В рамках советского консерватизма он получил официальное обозначение контрреволюции и  подробно не рассматривался. Социалистические (левые) элементы в венгерском кризисе не анализировались, подавление реформаторских попыток в Венгрии (как и других странах реального социализма) до конца 1980-х гг считалось единственно правильным.

 

3. Чехословацкий кризис 1968 г. Ход чехословацких реформ и их левые стороны. Победа интервенционистов (советских консерваторов) и подавление в августе 1968 советским сталинизмом чехословацкого эксперимента.

 

    События в Чехословакии 1968 г. стали  переломным пунктом в истории европейского реального социализма.

Эти события сыграли, по-видимому, более важную роль в истории реального социализма, чем предшествовавшие им венгерские события 1956 г. Они имели больший резонанс, были  серьезной темой  обсуждения как  в странах «восточного блока», так и в мире в целом, а также в рамках левого движения. Поэтому анализ этих событий является весьма важным для современного марксизма.

 

Важно отличать подход современной левой теории к  указанным событиям от консервативно-либерального подхода.

Последний  рассматривает чехословацкие события по аналогии с цветными революциями 1990-х и проч. – именно как  форму «развала коммунизма» и перехода к «нормальному» – то есть западному развитию в традиционном постсоветском варианте. Западный подход с одной стороны дает критику советского интервенционизма. С другой стороны  считает  единственно возможным реставрационный вариант развития в странах бывшего реального социализма,

Левая теория  противостоит как праволиберальной и правоконсервативной, так  и сталинистской версии. C точки зрения левой теории в Чехословации  имело место не просто восстановление традиционного западного общества (реставрация), но левый эксперимент, выходящий за рамки  указанной реставрации.    Роль этого эксперимента для судеб реального социализма трудно переоценить.

Теме чехословацкого кризиса посвящена  весьма значительная литература как самих участников, так и представителей самых разных направлений.  Известны прежде всего работы чехословацких авторов: Зденек Млынарж. Мороз ударил из Кремля. — М.: Республика, 1992, Ота Шик. Весеннее возрождение — иллюзии и действительность. — М.: Прогресс, 1991.И. Валента. Советское вторжение в Чехословакию 1968 г.М.,Прогресс, 1991.

Следует отметить и упоминавшиеся работы А. Стыкалина, посвященные как венгерским событиям, так и позиции Г. Лукача в отношении как венгерских, так и чехословацких событий. А также другие работы А. Стыкалина, посвященные непосредственно теме кризиса в Чехословакии (например, А. Стыкалин: Пражская весна предопределила дальнейшее углубление кризиса коммунистического движения.- http://rus.ruvr.ru/2013_08_20/Aleksandr-Stikalin-Prazhskaja-vesna-predopredelila-dalnejshee-uglublenie-krizisa-kommunisticheskogo-dvizhenija-2411/ ).

 «Пра́жская весна́» (чеш. Pražské jaro, словацк. Pražská jar)  началась в начале января 1968 года, после избрания реформатора  Александра Дубчека  первым секретарем Коммунистической партии Чехословакии. В течение почти полугода Дубчек возглавлял попытки чехословацких реформаторов изменить имевшуюся советскую модель реального социализма.

 

В отличие от событий в Венгрии в 1956 году политические реформы Дубчека и его соратников (О. Шик, И. Пеликан, З. Млынарж и другие) сразу строились как попытки изменения социализма (построение «социализма с человеческим лицом») и не ставили под вопрос власти компартии.

 При этом реформаторы стремились провести в Чехословакии политическую реформу — обеспечить демократические (политические) свободы, включая ослабление ограничений публикаций в массовых средствах, свободу слова, собраний и  передвижения.

Было заявлено о стремлении установить контроль над деятельностью органов безопасности, создать многопартийную систему, ослабить цензуру. Цензура должна была стать предварительной – ответственность возлагалась на редакторов и издателей.

 Были сделаны шаги по децентрализации экономики, облегчению  возможности организации частных предприятий и уменьшению государственного контроля над производством.

Планировалась федерализация государства и расширение полномочий органов власти субъектов ЧССР — Чехии и Словакии. После обсуждения было принято решение о разделе страны на две части — на Чешскую и Словацкую республики. Это «единственное изменение, которое пережило конец Пражской весны». (wiki).

 

27 июня 1968 года в пражской газете «Литерарни новины»  (и других) был опубликован манифест шестидесяти интеллектуалов «Две тысячи слов, обращённых к рабочим, крестьянам, служащим, учёным, работникам искусства и всем прочим» с требованием дальнейших реформ.

 

Особенности чехословацкой ситуации  описывали  чешские реформаторы – в частности, Зденек Млынарж, который считался главным идеологом Пражской весны. В 1968 он вошёл в ближайшее окружение нового генерального секретаря ЦК КПЧ Александра Дубчека и руководил юридической комиссией ЦК КПЧ.

В  достаточно осторожной статье «На пути к демократической политической организации общества»,  З. Млынарж  высказался за плюралистическое устройство и отмежевался от советской политической системы, правда, назвав в качестве негативного примера не СССР, а маоистскую КНР.

Он выступал за расширение свободы слова, собраний и дискуссий, демократизацию избирательного законодательства (выдвижение нескольких кандидатов и альтернативные выборы), развитие гражданских инициатив и самоуправленческих начал. Предлагал изъять из конституции положение о КПЧ как «орудии диктатуры пролетариата». При этом дистанцировался от требования многопартийной системы, означавшей утрату власти КПЧ.

Млынарж отстаивал необходимость реформы социализма. «Если не изменится положение людей в политической системе, — писал он,- не изменится и положение дел. Без изменений в экономических отношениях невозможна эффективная и динамичная социалистическая экономика».

Млынарж считал при этом, что  «европейский» реальный социализм  должен отличаться от «восточных» вариантов такового, приводя в качестве примера Китай (развитие которого тогда критиковалось и в СССР).  Он защищал концепцию социализма как «общественного строя, сохраняющего черты активности европейского капиталистического развития. Это противоречит другим концепциям социализма, которые основаны на исторических условиях развития других цивилизаций, например Востока, как мы видим это в китайской концепции».

Млынарж не считал, что в Чехословакии восстанавливается традиционная многопартийность.

«Было бы справедливо,- писал Млынарж,-  сказать, что в Чехословакии совершается эксперимент по созданию плюралистического общества, которому в настоящее время нет аналогии среди социалистических государств. Плюралистическая политическая система довольно часто отождествляется с существованием большого числа политических партий. Но я не считаю это правильным, во всяком случае, для социалистического общества». (Mlynar, Zdenek. «Towards a Democratic Political Organization of Society: May 5, 1968.» In From Stalinism to Pluralism: A Documentary History of Eastern Europe since 1945, 1991,pp123-25.).

Однако несмотря на свой относительно умеренный характер и социалистические лозунги, чехословацкие реформы в целом, и в частности в области децентрализации  власти, не были одобрены консервативным  руководством СССР и ряда соцстран — ГДР, Польша, Болгария. Эти реформы рассматривались как угроза партийно-административной системе Советского Союза и стран Восточной и Центральной Европы, а также целостности и безопасности «советского блока».

Консервативная  (в смысле советского традиционализма – сталинизма) логика вторжения оправдывалась борьбой с «либералами» и нуждами обороны «Восточного блока». Хотя вопрос о выходе Чехословакии из Варшавского договора реформаторами не ставился,  по мнению правящих кругов СССР, Чехословакия находилась в самом центре оборонительной линии Варшавского договора, и её возможный выход из него был недопустим во время холодной войны. На Западе интервенцию считали реализацией т.н. «доктрины Брежнева», политика  «ограниченного государственного суверенитета» в странах социалистического («восточного») блока.

Сторонники административно-командной системы указывали на «нарастание  антисоветских настроений», например, празднование выигрыша в  феврале 1968 г. хоккейной команды ЧССР у советской сборной на Олимпийских играх в Гренобле.

Часть правящей в Чехословакии КП выступали  против реформ,что было  использовано советским руководством для отстранения реформаторов от власти.

 

Диссиденты стран реального социализма- правого и левого направления —  напротив,  выступили в поддержку реформ в Чехословакии. А. Солженицын опубликовал письмо к IV Всесоюзному съезду советских писателей (См. интервью В. Лукина журналу «Итоги»).

Как и в случае венгерских событий  1956 г. советское руководство пошло на подавление чехословацкого эксперимента, организовав военную интервенцию  21 августа 1968 г.

Идеологической подготовкой вторжения стала официальная критика реформ Дубчека — в частности, на съезде коммунистических партий в Дрездене  23 марта 1968 года.

4 мая Брежнев  провел встречу с делегацией во главе с Дубчеком в Москве, где остро критиковал положение в ЧССР. 15 июля руководители коммунистических партий направили открытое письмо ЦК КПЧ. 29 июля -1 августа в Чьерне-над-Тисоу  состоялась встреча Президиума ЦК КПЧ и Политбюро ЦК КПСС. 17 августа Дубчек встретился в Комарно с Яношем Кадаром, принявшем в конфликте сторону Кремля. Кадар указал Дубчеку, что ситуация становится критической.

Вторжение произошло накануне съезда Коммунистической партии Чехословакии, на котором, как ожидалось, реформы должны были получить поддержку большинства съезда. Несмотря на вторжение, съезд КПЧ  всё-таки был проведён —  на одном из местных заводов. Его участники высказали поддержку начатым реформам, но это уже не имело значения.

21 августа (в ночь с 20 на 21 августа) войска СССР и ряда других стран Варшавского договора, кроме Румынии, вторглись в Чехословакию. В  операции «Дунай» участвовало более 300 тыс. солдат и офицеров и около 7 тыс. танков. Наиболее крупным был контингент войск  от СССР.  Накануне ввода войск Маршал Советского Союза Гречко проинформировал министра обороны ЧССР Мартина Дзура о готовящейся акции и предостерёг от оказания сопротивления со стороны чехословацких вооружённых сил. Исполняя приказ Президента ЧССР и Верховного Главнокомандующего ВС ЧССР Людвика Свободы, чехословацкая армия не оказала сопротивления. Происходили в основном ненасильственные протесты, в том числе несколько самосожжений.  

Вторжение вызвало протесты в СССР. 25 августа 1968 года на Красной площади была проведена т.н. «демонстрация семерых»,  выражавшая протест против введения войск в Чехословакию. Ещё десятки людей в России, Азербайджане, Казахстане, Латвии, Литве, Молдавии, Таджикистане, Узбекистане, Украине, Эстонии открыто выразили протест или несогласие с вторжением в Чехословакию. Участников протестов исключали из КПСС, увольняли с работы.

После вторжения Чехословакия вступила в период «нормализации». Густав Гусак, который заменил Дубчека на посту председателя КПЧ и позднее стал президентом, отменил почти все реформы Дубчека.  В партии произошла чистка – многие реформаторы были исключены из партии и с работы.  В дальнейшем ряд из них, как например Зденек Млынарж, участвовали в движении Хартия 1977. 

Советское вторжение в Чехословакию 1968 г. имело значительные негативные последствия для мира реального социализма в целом и для Чехословакии в частности. Например,   вызвало большую  эмиграцию из страны.

 

 

4. События в Чехословакии 1968 г. и современная левая теория. Левая альтернатива как сталинистской, так и западной версии чехословацкого кризиса.

 

 

 Каковы были основные подходы к анализу чехословацкого кризиса?

 Западный подход  к вопросу о  чехословацком кризисе 1968 г. и вопросу о кризисах реального социализма в целом  (который поддерживался правыми диссидентами в странах «Восточного блока») был  позицией реставрации в мире реального социализма традиционного западного общества. В 1968 г. Запад  не мог предложить Чехословакии ничего другого, кроме того, что он предложил в 1990х гг   всей Восточной Европе – именно реставрацию западной системы. Речь идет о  правых посткоммунистических режимах — обществах правого контроля со всеми их особенностями.

С обществом этого типа все, живущие в европейском посткоммунистическом и постсоветском мире,  хорошо знакомы. Это – общества, образованные цветными правыми («оранжевыми») революциями – вплоть до украинского майдана и переворота 2014 г.  

 

 Очевидно, что Западный мир – прежде всего неоконсерватизм США  — не был заинтересован в чехословацком эксперименте  как положительном развитии систем реального социализма. Он был заинтересован в повороте данных систем в «реставрационном» направлении,  чем говорит пример Прибалтики и многих других стран бывшего реального социализма с 1990-х гг.То есть, организуя оранжевые и проч. революции, Запад  выступал за  реставрацию в мире «посткоммунизма» традиционной западной системы. В том числе (а может быть и в первую очередь) и в  форме захвата традиционным западным обществом систем бывшего реального социализма.  Речь идет о том варианте «термидорианской» реставрации, о котором в конце 1930-х гг писал еще Лев Троцкий.

 

Западную позицию  в отношении кризисов реального социализма поддерживают правые – праволиберальные и правоконсервативные идеологи – как на Западе, так и в странах бывшего реального социализма.Правые либералы строят витринную идеологическую версию реставрации в странах бывшего реального социализма традиционного западного общества. Они пишут о  положительной и «демократизирующей» роли оранжевых революций  в странах бывшего реального социализма, вплоть до украинского Майдана.

Правый консерватизм в посткоммунистических странах,  несмотря на внешнюю критику «либералов» реально  блокируется с правым либерализмом, отличаясь от него в основном лишь большей жесткостью в отстаивании реставрационной линии. (Таковы все основные постсоветские «консерватизмы» от хорватского и польского до прибалтийских и проч.)  

Что касается русского правого консерватизма, то он,  представляя себя оппозицией реставрационной эпохе Нового мирового порядка, реально не в состоянии  сделать эту оппозицию последовательной. С одной стороны, как и другие восточноевропейские консерватизмы, выступает за восстановление дореволюционной России. С другой – пытается соединять этот традиционный идеал с идеализацией сталинской командной системы. Результатом оказывается специфическая для современного русского консерватизма смесь дореволюционного имперства со сталинизмом.

 

В 1968 г. русский консерватизм сталинского образца выступал за подавление чехословацкого эксперимента, который рассматривался как ревизионизм и попытка «подрыва социализма». Такая точка зрения вела к решению об интервенции в Чехословакию, которая и имела место в августе 1968 г.

Что касается правого русского консерватизма, то он в одних вариантах (типа А. Ципко) поддерживал (как и правый либерализм) «борьбу с коммунизмом», в других (типа А. Байгушева) сближался со сталинизмом.

 

Позиция современной левой теории в оценке чехословацких событий в должна отличаться от правых идеологических концепций кризиса реального социализма.

 Левая теория должна рассматривать чехословацкие события 1968 г. не в их «негативности», но в их позитивности.  То есть  видеть в этих событиях не простое отрицание реального социализма и  реставрацию традиционного западного (расчлененного) общества, а попытку перехода одной из стран европейского реального социализма к новой исторической форме – плюралистическому обществу левого контроля- новому социализму. Есть основания считать, что это общество начало создаваться в Чехословакии 1968 г. (в большей степени, чем в Венгрии 1956 г.) .Аргументы  левых реформаторов и антиинтервенционистов  (в том числе западных компартий, отчасти  Я.Кадара и др.) реально агитировали за новую историческую форму.

Подход, отличный от консервативно-либерального, должен признать не только теоретическую, но и практическую возможность левой альтернативы в Чехословакии.  

Отсюда следует ответ современного левого подхода на вопрос  – как следовало  вести себя миру реального социализма и его московскому центру по отношению к чехословацкому эксперименту?  Ответ – спустя 40 лет после событий и 20 лет спустя после провала реального социализма в Европе (так сказать sub specie этого провала) можно сказать: очевидно, московскому центру тогдашнего реального социализма следовало вести себя иначе по отношению к чехословацким реформам, чем вела себя брежневская коалиция. Следовало не подавлять чехословацкий эксперимент, но напротив, пытаться поддержать его, стараясь сохранить «левое направление» чехословацких реформ, каковое изначально было более выражено в Чехословакии 1968 г., чем в Венгрии и последующих польских событиях 1980 г.

Был ли такой подход утопичен и был вреден для обществ реального социализма или напротив, давал реальному социализму перспективу развития? Мы склонны поддерживать последнее мнение.

 

 Важный шаг к  современной левой позиции сделали левые теоретики уже 1960-х гг., в частности, Г.Лукач (1885-1971), давший анализ событий 1968 г. в Чехословакии был в ходе самих этих событий и по их непосредственным следам, также и с учетом венгерского кризиса 1956 г., участником которого был Лукач.

К 1968 г. 82-летний Лукач уже имел широкую известность в левых кругах. В 1967 г. он стал  почетным редактором журнала «Праксис» (Югославия). В августе 1968 г. (по иронии судьбы) он был восстановлен  в венгерской компартии. Чехословацкие события совпали с началом масштабных  экономических  реформ в Венгрии, которые проводил Я. Кадар.

 

 В период чехословацких событий 1968 г. Лукач был их внимательным свидетелем и комментатором. Его понимание этих событий, которое расходилось как с официальным советским (традиционным сталинистским), так и западным,  вряд ли следует считать целиком  «архаичным» .( Разбор подхода Лукача к событиям 1968 г. в Чехословакии см. также Георг Лукач и неортодоксальный марксизм 20 века; Г.Лукач и кризис реального социализма. https://kripta.ee/rosenfeld/2005/09/11/georg-lukach-i-neortodoksalnyj-marksizm-20-veka/).

Свое понимание  событий 1968 г. и кризиса реального социализма  в целом Г.Лукач сформулировал в ряде выступлений и работ, в т. ч. в работе «Настоящее и будущее демократизации».  Большой фрагмент из этой работы был опубликован в журнале «Коммунист» в 1990 г.

 

Подход Лукача  к реформам в Чехословакии серьезно отличается от консервативно-либерального подхода сторонников реставрации в Чехословакии традиционного западного общества. Свою позицию по отношению к чехословацким реформам Лукач определил как «доброжелательность и критицизм». (А.Стыкалин, Г. Лукач., М., 2001, с.  237). 

Лукач критикует  правую (западную)  альтернативу как единственный вариант развития событий в Чехословакии.  Поэтому он выступает против «фатализма в восприятии исторического процесса» в пользу «многовариантного развития общества». (Стыкалин, 247). Философской основой анализа реформ стран реального социализма он считал марксизм как  «философию практики», от которой отличал традиционную «буржуазную философию отражения».

 

Соглашаясь с необходимостью рыночных реформ  в Чехословакии (как и других  странах реального социализма ), Лукач предостерегал от придания им решающего значения. Он указывал, что полное  восстановление «капитализма» «приведет не к преодолению социального отчуждения, порожденного бюрократизмом, но к смене его форм, возврату тех из них, которые отошли в прошлое с ликвидацией капиталистических отношений». (Стыкалин, цит. Соч., с.238).

 В области политических реформ Лукач поддерживал эволюцию реального социализма «в направлении большей свободы личности». (Ст.,251). В то же время он скептически относился к обычному для правой оппозиции лозунгу  многопартийности. По словам Лукача, это «атрибут формальной демократии, отнюдь не гарантирующей выражения воли масс». ( Цит. соч., 239). Лукач критикует буржуазную демократию как «искушение ложной альтернативой».

 

Отстаивая левую (социалистическую) альтернативу в Чехословакии, Лукач говорил не о традиционной, но о «социалистической» демократии. «Или переход к подлинной социалистической демократии, или перманентный кризис»» ( Цит. Соч., 239).

Социализм – «принцип непосредственной демократии, охватывающей и пронизывающей все общество». (240). Он отстаивал также «новый тип партии». (241).     («Настоящее и будущее демократизации»), говорил о дебюрократизации механизма управления, многообразии форм общественного контроля за принятием решений .

 

Лукач  затрагивал также и вопросы возможной реставрации западного общества в СССР (и советской России), результаты которого оценивал весьма пессимистически. «В случае победы буржуазной демократии в СССР (Советской России) , ЦРУ немедленно сделает из нее вторую Грецию. (Режим черных полковников)» ( Цит. По:Ст.,242).

 

Лукач был  противником советского вторжения в Чехословакию, как и введения советских войск в Венгрию во время  событий 1956 г. Он критиковал подавление чехословацкого эксперимента, говоря о  потерях, которые понес в результате этого подавления реальный социализм.  На конференции  журнала «Праксис» в августе-сентябре\\? 1968 г.  Лукач заявил о том, что вторжение – «помеха развитию марксистской теории и угроза развитию социализма». По мнению философа, если создастся даже видимость, что СССР защищает вчерашний день, это будет означать конец мировому коммунистическому движению». (А. Стыкалин,  Д. Лукач,  2001, с. 237). ( См. также вышедший  в Гамбурге сборник «Беседы с Г. Лукачем» ).

 

Таким образом в отношении чехословацкого кризиса Лукач занимал последовательную левую позицию. Однако после реставрации с начала 1990-х  в странах бывшего «восточного блока» западного общества  позиция Г. Лукача часто рассматривалась как архаическая и догматическая.Часть учеников Лукача,  после вторжения августе 1968 г.  оказавшихся за границей, отказались от левой критики и реального социализма и   перешли на позиции  западной демократии. В частности Д. Конрад называет «иллюзией» мнение,  что «может быть создан «демократический социализм» — не сталинизм и не западный социализм». (Стыкалин, с. 244.). С этой западной точки зрения Лукача критиковали и некоторые другие члены т.н. «будапештской школы».(И. Херманн. Мир Д. Лукача).  Тем не менее подход Лукача к кризисам реального социализма кажется более продуктивным, чем классический правый – консервативно-либеральный подход. По нашему мнению, этот левый подход Лукача должен быть развит с учетом прошедших за полвека событий.

 

Следует предложить левую альтернативу  обоим реставрациям — как реставрации  традиционно советского, так и  реставрации традиционного западного образца. С точки зрения такой реставрации, которую консервативно-либеральные авторы считают единственно возможной, левый вариант рассматривается как иллюзия или утопия (упоминавшаяся позиция Конрада). Все размышления о самоуправлении, реформах социализма и проч.) с точки зрения такого подхода не имеют самостоятельного значения и  просто прикрывают необходимость победы западной общественной модели.

 

Был ли вариант победы в Чехословакии «плюралистического общества левого контроля» утопичен? Можно ли было сохранить чехословацкий эксперимент?

     Есть основания считать вариант сохранения данного эксперимента возможным — конечно,   только при поддержке  ( помощи) советского центра. Подобная поддержка предполагала сохранение этого центра в метрополии тогдашнего реального социализма – СССР. Эта поддержка во многом была бы на пользу реального социализма. Она давала ему шанс создать рыночные и плюралистические анклавы, которые в то же время отличались бы от тех, которые создались позже в результате реставрации и     установления в странах реального социализма правого контроля.    Метрополии реального социализма (СССР) в интересах нового строя имело смысл допустить чехословацкий эксперимент  и даже поддержать его, «спасая» этот эксперимент (в интересах развития всего мира реального социализма) как от сталинизма,  так и от традиционной западной реставрации и ее идеологии – консервативного либерализма.  

 

Важность чехословацких реформ состояла среди прочего в том, что на них можно было проверить варианты будущей советской «перестройки». Прежде чем проводить перестройку, следовало «проексперементировать»  — проверить, как будет протекать этот процес в реальности. Чехословацкие реформы оказалась едва ли не последней возможностью такой проверки до провала реального социализма  в Восточной Европе и  России на рубеже 1990-х гг.

Однако советская партократия, стоявшая на позиция советского традиционализма, сочетающего второй марксизм с правым консерватизмом, подавила чехословацкий плюралистический эксперимент 1968 г. —  как ранее венгерский. Советский реальный социализм (и его консервативная элита) не были готовы к оказанию помощи чехословацким реформаторам. Победила  точка зрения интервенционизма, за которой стояла идеология консерватизма – как советского традиционализма, так и правого национализма «русской партии» внутри СССР. Расплатой за это стал провал советской перестройки и нынешняя (к 2018 г.) ситуация в России.

 

Попытаться спасти чехословацкий эксперимент могло только общество «коммунистического» образца более высокого типа и политические группировки, ставящие своей задачей создании  такого общества.  Находившийся у власти в СССР консервативный  блок сталинистов с правыми имперцами   (как и консервативные либералы) отрицал возможность реформирования реального социализма. С внешней стороны консерваторы говорили о «защите социализма», под которым понимали классическую сталинскую административно-командную систему. В действительности на рубеже 1990-х гг они легко сдали реальный социализм, полностью отказались от левой идеи и в постсоветский период массово перешли на позиции дореволюционного имперства.

 

Советское вторжение в Чехословакию 1969 г. означало недееспособность «невоенных» российских политических машин. Советский союз  и его политическая элита, как и затем постсоветская Россия под контролем правых группировок, оказались неспособны к «политическим операциям».Они постоянно подменялись военными вторжениями. Эта черта, явная в еще в 1960-е гг., стала особенностью действий российской элиты вплоть до самого последнего времени, что показывает например, развитие украинского кризиса после 2014 г.

 

Подавление чехословацких реформ в августе 1968 г. было одним из серьезнейших ударов по реальному социализму и его идеологии в Европе и мире. Следовательно, в известном смысле именно в таком варианте развития событий оказывалось заинтересовано западное (расчлененное) общество. Позднее вред интервенции признавали даже официальные советские фигуры — включая Брежнева. ( Цит. по И.Валента ).

Это дает основания говорить о манипулируемости советского консерватизма (традиционализма, сталинизма), и даже возможном использовании его внешними силами для подрыва реального социализма. (Ср. также правый национализм в сталинской системе перед войной и террор, проблема космополитизма и удар по СССР и проч.). Еще более очевидна манипулируемость консерватизма в отношении советской перестройки.

 

Подавление чехословацкого эксперимента имело для реального социализма целый ряд негативных последствий. Оно имело в частности идеологическую сторону,  означая идеологическое поражение реального социализма и советского марксизма. Полемику с СССР по поводу чехословацких событий 1968 г. выиграл Запад.

Интервенция означала идеологический выигрыш Запада, и консервативно-либеральной идеологии, отрицавшей возможность реформирования реального социализма (что как будто подтвердило и последующее развитие событий – в частности крах Восточного блока на рубеже 1990-х гг .)

    Попытки  (в поздний советский период) восстановить доверие к советской идеологии –  второму марксизму – после интервенции 1968 года не увенчались успехом.

Идеологическое поражение советского марксизма сказалось на единстве  компартий. Европейские компартии осудили вторжение и оставались критиками реального социализма до конца его существования. Воссоздать единство компартий под советской эгидой в дальнейшем так и не удалось.

 

 Таким образом, инспирированное советским консерватизмом (при скрытой поддержке консерватизма правого) советское вторжение  в Чехословакию 1968 г. (как и в целом концепция интервенционизма), как мы постоянно подчеркиваем, сыграло для развития реального социализма негативную роль.

Она  стала  провалом советской системы и  советской метрополии  как   лидера систем нового типа. То есть немаловажным шагом к провалу реального социализма в целом.

Последствия подавления чехословацкого эксперимента фактически включали в себя также поражение советской перестройки и падение реального социализма на рубеже 1990-х.

Чехословацкое вторжение было подвергнуто критике  неортодоксальными левыми – в том числе западноевропейскими. В частности, итальянской  компартией ( П.Тольятти). Мнение европейских левых отразил, например, сборник  «Да социализму, нет оккупации! Западные левые о «пражской весне» (М.: Свободное марксистское издательство, 2008).

Вред интервенционизма подчеркивали и другие левые авторы.

«Вторжение в Чехословакию,— верно отметил в 2008 г. венгерский левый теоретик Тамаш Краус, — особенно повредило СССР, с одной стороны, потому, что оно произошло в период экономического подъема, когда экономика крепла, а уровень жизни повышался, а с другой стороны, потому, что советская военная акция понизила или окончательно подорвала международный авторитет СССР в глазах разных групп левых сил. К тому же престижу СССР был нанесен удар именно тогда, когда его авторитет возрастал, а авторитет США, наоборот, падал прежде всего из-за войны во Вьетнаме и поддержки военных диктатур. При этом этот шаг стал тяжелым потрясением для всего западноевропейского коммунистического движения, поскольку создавалось впечатление, что СССР окончательно завершил поиск новых путей социалистического развития. Ответом на это стал итальянско-испанский эксперимент, получивший название «еврокоммунизма».  (Тамаш Краус, 1968 – многообразие исторического наследия. Восточноевропейский   «случай».— 10.2008, http://scepsis.ru/library/id_2357.html).

 

Как заметил живший с конца 1950-х на Западе, но оставшийся на левых позициях ученик Лукача Иштван Месарош, Лукач еще в 1919 г. предупреждал том, что «пролетариат обратит свою диктатуру против самого себя». «Его предупреждение оказалось трагически пророческим». (Иштван Месарош , Варварство на горизонте, 1.11. 2013 г., http://scepsis.net/library/id_3552.html).

Чехословацкий кризис 1968 года оказался таким образом переломным моментом в истории реального социализма, серьезным шагом к его историческому поражению. Подавление чехословацкого эксперимента ознаменовало                                     идеологический и политический проигрыш реального социализма и переход его к консервации  «старой левой» идеологии — второго марксизма — и соответствующей политической практики.

 

5.Польские кризисы 1970 и 1980 г. «Солидарность». Военное положение в Польше 1981-82 гг

 

 

Следующими после чехословацких  серьезными оппозиционными событиями стали события 1980 г. в Польше — третий наиболее крупный кризис реального социализма наряду с венгерским и чехословацким. Им предшествовали польские же события 1970-71 гг., более радикальным продолжением которых стали события 1980-го г.(http://conflictologist.org/besporyadki-1970-1971-godov-v-polshe.htm  ).

 

Беспорядки  в 1980 г. были непосредственно вызваны повышением цен. Ситуацию обострила ошибочная политика В. Гомулки, применившего силу. Новый польский лидер Эдвард Герек смог различными мерами стабилизировать ситуацию.

 

Особенностью польского кризиса 1980 гг можно считать  явное ослабление (по сравнению с чехословацкими событиями 1968 г.) левой составляющей. Основное направление склонялось вправо – к консервативно-либеральной идеологии, «борьбе с коммунизмом» и установлению в Польше системы западного образца. Такой поворот дела безусловно был одним из результатов интервенционизма  —  интервенций 1956 и 1968 г.

 

В Польше создалось широкое движение (ранее профсоюз) «Солидарность», лидером которой стал известный в будущем польский политик Лех Валенса.  Это движение попыталось оформиться в партию, которая постепенно стала представлять в тогдашней Польше самостоятельный центр власти, противостоявший власти компартии (ПОРП). (http://conflictologist.org/polsha-solidarnost-vojennoe-polozhenije-1980.htm ).

В декабре 1981 в Польше было введено военное положение. Власть перешла к Военному совету национального спасения, председателем которого стал генерал Войцех Ярузельский. (С ноября 1983 года — Председатель Комитета обороны и Верховный главнокомандующий Вооружёнными Силами ПНР.) Лидеры «Солидарности были интернированы.

Введение военного положения  В. Ярузельским реально спасло польскую ситуацию. Вторжение  с советской  стороны было опасно, имея в виду исторические прецеденты отношений Польши и России и грозило кровопролитием.

10 лет спустя после кризиса 1980 г., в  период перестройки в мире реального социализма – в 1990 году Ярузельский дал согласие на проведение в стране многопартийных выборов президента (а ранее — в Сейм Польши). По их итогам Ярузельский (который сам  в выборах не участвовал)  мирным путём передал власть новому избранному президенту Леху Валенсе.

Польский кризис 1980 года был третьим крупным кризисом реального социализма, которого мы касались в данной главе. Помимо указанных трех основных кризисов – в эти годы происходил ряд «более мелких» кризисов сходного образца –июньские события 1953 г. в ГДР,  декабрьские события 1986 года в Казахстане и проч.Они предшествовали «бархатным» и проч. «революциям» конца 1980-х гг  в европейских странах восточного блока и последующим «оранжевым» революциям в постсоветских странах.

 

Выводов из  польского кризиса системы реального социализма сделано не было, как не были сделаны такие выводы и в случае венгерского и чехословацкого кризисов.

Это привело к отсутствию продуманной политики тогдашних лидеров СССР и других стран реального социализма в период советской перестройки.

 

 

 

6.Советский социализм и Запад к началу советской перестройки конца 1980-х гг. Нарастание кризиса  реального социализма и его идеологии.

 

 

К началу1980-х гг холодная война между двумя мировыми группировками – западной и восточной («коммунистической») достигла апогея.

 Западное  (Расчлененное) общество ко второй половине 20 века проделало значительную эволюцию по сравнению с  началом 20 века.  Оно пережило ряд острых кризисов, в том числе кризис начала 1830-х гг. эпохи Великой депрессии.  Этот острый кризис первой трети 20 века был преодолен в США прежде всего благодаря  «новому курсу» Т.Рузвельта. Таковой имел в значительной мере «левый» и социалистический характер и был связан с государственным регулированием «капитализма». В США были проведены реформы  «государственного» образца , в значительной степени изменившие «обычный» (классический) капитализм XIX. Многие исследователями американских реформ 1930-х гг  говорили об элементах «социализма» в США. Послевоенный капитализм – капитализм  реформированный. При этом на Западе он сохранял достижения открытого общества ( в попперовском смысле). Общества реального социализма оставались в этом смысле «закрытыми».

Свои результат имели и специфическое (ограниченное) участие  США во второй мировой войне, в которой основные разрушения и людские потери пришлись на долю СССР и Германии, а также ряда других стран центральной и Восточной Европы. Тогда как атлантические страны напротив, наряду с  минимальными разрушениями получили даже преимущества от войны: ослабление западных противников, торговля оружием, расширение своих сфер влияния

 Это обусловило мощный экономической  подъем США и Великобритании и после второй мировой войны. Таковой включал весьма значительные  прорывы 1960-80-х гг в организации производства и технологии. В эти годы началась великая компьютерная революция, которая в дальнейшем привела на рубеже 21 века к целому ряду удивительных технологических последствий, включая формирование мировой Сети – Интернета. На Западе начался переход к «информационному» обществу. 

С другой стороны ситуация реального социализма демонстрировала все больше признаков кризиса. Уже в 1970-е гг, а тем более к середине 1980-х гг  было видно, что реальный социализм проигрывает глобальное соревнование с более сильным  мировым противником. В странах «Восточного блока» усиливались многочисленные противоречия, указывавшие на «перезрелость» реального социализма – его отставание  от Запада и несоответствие новой ситуации. Наиболее серьезные противоречия этого социализма ( «предсоциализма») были, по-видимому, связаны с его безрыночностью,закрытостью и авторитарной политической системой.   Эти особенности предопределяли целый комплекс следствий отставания реального социализма от своего глобального конкурента и соперника в холодной войне. Такая ситуация  требовала от обществ реального социализма  радикальных реформ.

      Было очевидно также , что несмотря на значительные ресурсы,  реальный социализм проигрывает Западу не только экономическую, но также и идеологическую войну. Идеология СССР, построенная на советском марксизме, соединенном  с русским консерватизмом, в силу устарелости многих положений была не в состоянии противостоять западной идеологии (см. пред. Главу).

 

Советской идеологии Запад противопоставлял свою консервативно-либеральную идеологию. Ее разделяли  и традиционные диссиденты правого образца — как   правые либералы, так и правые консерваторы, о которых мы говорили в прошлой главе.

 

 Важно указать при этом, что  правые теории были  не единственной оппозицией в мире реального социализма. Советскому истеблишменту противостояли  также и оппозиционные (неортодоксальные, неофициальные) левые теории, трактовавшиеся в официальной идеологии реального социализма как ревизионистские.

 

В западной Европе с 1960-х годов стал формироваться идеология еврокоммунизма, отличная от традиционного советского марксизма,  и принятая с 1970-х годов рядом западных компартий, прежде всего такими крупными, как  итальянская, французская  и испанская.  Важным тезисом еврокоммунизма стала критика понятия диктатуры пролетариата, которая, как считали представители данного направления, продолжала существовать в обществах реального социализма советского образца, несмотря на заявленное преодоление диктатуры в конце 1930-х гг и переход к «общенародному государству» в 1960-х.

 

Еврокоммунизм имел свои сильные и слабые стороны. Сильной стороной этого нового в те годы течения можно считать попытку «левого» преодоления второго марксизма и наличие ряда элементов современной левой идеологии. Недостатком была недостаточная ясность отличия нового направления от традиционной европейской социал-демократии.

Русский консерватизм – С.Кара-Мурза («Евреи, диссиденты и еврокоммунизм», 2005), как и А. Зиновьев  пытались дать консервативную  и неонародническую критику еврокоммунизма. Таковую вряд ли следует признать удачной.

В отличие от советского традиционализма, современная левая теория не  должна отрицать факта глубокого кризиса реального социализма накануне советской перестройки конца 1980-х гг. Реальный социализм нуждался в «перестройке». Главным вопрос однако состоял в том,  можно ли было добиться «положительного» варианта таковой, избегая при этом варианта негативного — «развала» и глобального поражения европейского реального социализма и перехода стран данноого образца под контроль Запада?

Ответа на этот вопрос у правящих группировок реального социализма  не было, как не было и четкой идеологии перестройки.

Вопрос (не без участия идеологии консерватизма) остается запутанным до настоящего времени.  Вина за отсутствие положительной (по нашему мнению левой)  идеологической альтернативы второму марксизму с одной стороны и правой идеологии консервативного либерализма ложится на советский консерватизм — сталинизм, затруднивший  формирование неофициальных левых идеологических построений. А также на правые идеологические направления, которые, отрицая идеологию советского марксизма, заменяли эту идеологию традиционной западной консервативно-либеральной идеологией.

 

Был ли провал реального социализма единственно возможным выходом из сложившейся ситуации? Можно утверждать,  что определенные  возможности «положительной перестройки», то есть победы реформационного варианта развития реального социализма были, но они не были использованы элитой этого общества.

 

 

 

7.Советская перестройка  1987-91 и ее провал. Теоретическая сторона вопроса. Анализ советской перестройки с позиций правого либерализма, правого русского консерватизма и современной левой теории.

 

Проблема описания и оценок советской перестройки 1988-91 гг – остается весьма важной для современной левой (лево-демократической) идеологии.  Несмотря на удаленность событий рубежа 1990-х в мире реального социализма остаются точкой отсчета и серьезной (одной из ключевых ) проблем истории реального социализма.  Вокруг советской перестройки в России вот уже четверть века не утихают острые споры,  В анализе  событий  рубежа 1990-х гг в мире реального социализма проявляются разные идеологические и теоретические подходы,  существовавшие уже в перестроечный период.

С нашей точки зрения необходим «типологический» подход к проблеме перестройки.Советская перестройка была  цепью исторических событий, по сути дела сходных с кризисами реального социализма 1956,1968 г., 1980 и проч. с той разницей, что происходил этот кризис  не в странах периферии реального социализма, а в ее центре ( метрополии)  — СССР.

Результатом этого кризиса стало поражение реального социализма в «холодной войне» — в частности, развал СССР и «Восточного блока». Перестройка была проиграна реальным социализмом и левоцентристскими силами – а постольку и народами соответствующих стран. Выиграл перестройку Запад, фактически установивший контроль над большинством стран бывшего реального социализма.  Значительная часть (если не вся) территория реального социализма оказалась под властью «стратегических конкурентов». Речь идет именно о правом – консервативно-либеральном контроле в «посткоммунистическом мире».

Крах («большой провал») реального социализма имел для входивших в него «коммунистических» стран в целом (и СССР  в частности), как и    народов данных стран — достаточно противоречивые (если не сказать тяжелые) последствия.  Речь идет о последствиях не только первого, но второго и третьего круга указанных событий. С серьезными проблемами даже спустя четверть века после советской перестройки фактически сталкивается целый ряд  (если не большинство) стран «посткоммунистического» мира от стран бывшей Югославии до России.

Одним из таких последствий прихода к власти правых — как праволиберальных, так и правоконсервативных группировок стало весьма значительное  разбазаривание ( разворовывание)  ресурсов стран бывшего реального социализма. Речь  в частности  идет о проходившем  с многочисленными грубыми злоупотреблениями переделе собственности реального социализма  в ходе приватизации и проч.

Только в Прибалтике (например,Эстонии) государственный сектор, не говоря о бывших компартиях, потеряли собственность на миллиарды долларов.  А в России, во всей Восточной Европе?

Что касается России, то в  течение двух с лишним десятилетий с 1990-х гг в результате противоречивой экономической политики целые сегменты ее экономики перешли под внешний контроль. Для России оказались потеряны старые советские  «сферы влияния», за которые и  не пытались бороться правая российская элита  1990-х и «нулевых» гг — праволиберальная (ельцинская)  1990-х и последующая консервативная.

Последствия краха реального социализма «второго круга» включали в частности трагедию  Югославии, бомбардировки Сербии 1999 г. Последствиями  «третьего круга» было  утверждение с 2004 г.союза НАТО  на границе России и попытки прямого вторжения  на российскую территорию прозападных группировок —  например, М. Саакашвили в Осетии в 2008 г. На очереди был  переворот в Киеве февраля 2014 г. и война в Донбассе – то есть непосредственно на юго-западной границе России. В результате провала российской политики на Украине, закрепленного переворотом февраля 2014 г. и переходом к 2015 г.  основной части Украины под западный контроль, Россия оказалась в кольце блокады, которое можно сравнить даже не с положением предвоенного СССР, но  скорее с ситуацией СССР 1941-1942 гг.

Пришедшие к власти в России в начале «нулевых», правоконсервативные группировки российской элиты  провозгласили иную внутреннюю и внешнюю политику в противовес ельцинским «либералам». Однако  несмотря на некоторые успехи «стабилизации» ситуации и ряд попыток изменения роли России в мире (операция в Сирии) реально эта как внутренняя, так и внешняя политика современного российского консерватизма (2000-2017. г.) также оказалась достаточно противоречивой. Она фактически продолжала политику праволиберальных группировок, включая нарастание нефтяной зависимости, импорт продовольствия и провал российского влияния в странах бывшего реального социализма.

Поведение советской элиты перестроечного периода следует оценивать, имея  в виду эти последствия событий рубежа 1990-х гг., ставшие реальностью в течение   трех послеперестроечных десятилетий.

Вопрос – было ли то, что произошло в СССР в 1988-91 гг единственным вариантом развития?  

В ответе на этот вопрос современный левый подход, как уже указывалось,  должен противостоять обоим вариантам правого подхода – как праволиберальному, так и  правоконсервативному, наиболее активному в современной России.

 Какие альтернативы советскому традиционализму и правому либерализму реально выдвигает русский консерватизм?  Насколько конструктивна господствующая ныне в России консервативная идеологическая платформа  в целом и – применительно к советской перестройке в частности? Могла ли консервативная политика изменить ситуацию в перестроечный период?

Основу подхода к перестройке  русского консерватизма составляет критика «либеральной» (как правой, так и левой) перестроечной политики, сваливание поражения реального  социализма на  «либералов», то есть как левых реформаторов  во главе с М.Горбачевым,  так и либералов правых — Б.Ельцина, Ю. Афанасьева и др.

В противовес «либералам» консерваторы отстаивали свою концепцию перестройки,

которая якобы была «спасением» для советской России и в наличии которой  идеологи прохановского толка убедили, например,    А. Зиновьева. (Поверившего в то, что советскую перестройку вместо Горбачева  мог правильно провести   «консерватор какой»… — см. Альманах Восток).

 

Не отрицая немалую вину М.Горбачева в провале «положительных» реформ реального социализма, можно утверждать, что основную ответственность за этот провал следует возложить не столько на «либералов» (в первую очередь правых), но на русских консерваторов  как советского, так и дореволюционно-имперского образца. Именно советские и правые консерваторы  (сталинисты и правые националисты) —  реально располагали основными рычагами и ресурсами бывшего СССР, но оказались неспособными к эффективной деятельности по реформе бывшего реального социализма.   

 

Политика консервативных группировок и идеологов как в перестроечный, так и в постсоветский период была весьма противоречивой. Прямая ответственность советских консерваторов —  как  сталинистов, так и дореволюционных имперцев —  за провал реформ выражается прежде всего в том, что они слишком долго – в течение ряда послевоенных десятилетий —  препятствовали необходимым как экономическим, так и политическим реформам реального социализма, жестко репрессируя альтернативные левые течения, в том числе именно те, которые создавали основу будущей  положительной перестройки. Это затягивание и сопротивление переменам  стало первым серьезным фактором поражения  «положительной перестройки» (и левой альтернативы) на рубеже 1990-х гг. Более ранние реформы  могли быть менее болезненными и иметь для реального социализма более позитивный результат.   

В противовес советскому консерватизму (сталинизму), не замечающему или отрицающему кризис реального социализма,  следует подчеркнуть факт этого кризиса и указать  на необходимость реформ  систем советского образца —  в первую очередь в СССР. Само (порицаемое консерватизмом) решение горбачевской группировки  начать эти реформы следует приветствовать. Важно было однако попытаться избежать  их провального результата.  Критику вызывает таким образом не начало Горбачевым реформ, но отсутствие их верного продолжения. 

Левая теория должна признать , что  реставрация в мире бывшего реального социализма того или иного варианта западного общества (что показали уже более ранние варианты кризисов реального социализма) была наиболее вероятным результатом доведения перестроечных процессов  «до конца» — то есть до политической реформы  перехода к политическому плюрализму.  Тем не менее варианты развития перестройки, как и послеперестроечного развития России, могли быть различными. Это показал и опыт стран бывшего реального социализма, например, Белоруссии и Китая.  

Различными могли быть также и варианты проведения в период перестройки политической реформы.  Во-первых, существовал вариант «торможения» или отказа от этой реформы, который использовал Китай, подавивший выступление студентов в 1989 г.  Такой отказ, однако, соответствовал старым схемам советского консерватизма и предполагал прямое политическое насилие в духе ГКЧП.

 Во-вторых, как мы пытаемся доказать,  даже и в принятом горбачевскими реформаторами варианте политической реформы «реставраторский»  результат и негативные последствия прихода к власти правых (как праволиберальных, так и правоконсервативных) группировок могли быть  смягчены леводемократическими действиями. То есть поддержкой уже в период перестройки не резко усиливаюшихся (и поддерживавшихся Западом) правых, но левых и центристских сил.

 Следует рассмотреть и роль в перестройке 1987-91 гг Запада, которая была весьма значительной (если не ключевой) ввиду идеологического, экономического и проч. преобладания (как в перестроечный период, так и до настоящего времени) Западного общества. Обладая подавляющим ресурсным и идеологическим перевесом, Запад (американский и британский неоконсерватизм) безусловно сыграл важную роль в советской перестройке, сумев  навязать странам реального социализма свою  — правую — версию перемен.

Как в доперестроечный период, так и в ходе перестройки Запад — в первую очередь неоконсерватизм  США — действовал весьма жестко, организуя различные внешнеполитические, экономические  и проч. игры, включая   опускание  нефтяных цен в конце 1980-х.  Вполне вероятны (хотя реально не исследованы) и попытки прямого манипулирования перестройкой, в том числе и ее политическими игроками. Причем группировками не только демократов (о чем постоянно заявляли консервативные борцы с «либералами»), но и  консерваторов – правых националистов – в том числе и русских. (Эту реальность – именно зависимость правых русских националистов от западного неоконсерватизма – современный консерватизм в России постоянно замалчивает).

Очевидно, что Запад (и в первую очередь неоконсерватизм США) рассматривал перестройку как продолжение «холодной войны» с СССР, делавшее реальным шанс на выигрыш этой войны.   Запад продолжал вести холодную войну против бывшего мира реального социализма и России  также и после 1991 г. — в течение послеперестроечных десятилетий, в том числе и до нынешнего периода второго десятилетия 21 века. 

Важной частью перестроечных конфликтов были идеологические столкновения. Соответственно,  весьма значительную часть западных действий (операций)в мире реального социализма периода перестройки составляли не силовые (военные) операции, но скорее операции «идеологические»  и информационные. Более того, есть основания считать, что таковые были основными операциями Запада  в мире реального социализма этого периода. В этом, видимо, и была специфика  выигранной Западом на рубеже 1990-х гг холодной войны. Особая роль в ней принадлежала не «обычным вооружениям», но идеологическим и политическим акциям и осуществлявших их политико-идеологическим машинам,  спецслужбам и  пропагандистскому аппарату. Советские идеологи и генералы не поняли этого, похоже, и до сих пор — к концу 2017 г. Шумя об обычных вооружениях, они готовятся к «старой войне», проигрывая при этом войну нынешнюю – в первую очередь информационную. Одной из важных причин поражения «положительной» перестройки реального социализма стал проигрыш советской идеологией — «вторым» советским марксизмом — идеологической войны с Западом.

В освещении конфликтов   перестроечного периода  в СССР и других странах реального социализма весьма важная если не основная роль  принадлежала  западным массовым средствам. Они осуществляли  идеологический нажим и идеологическое вторжение в мире реального социализма, навязывая этому миру свою идеологию перемен в этом мире. Запад (в первую очередь американский и британский неоконсерватизм) располагал большим опытом действия в плюралистическом обществе и эффективно использовал этот опыт не только против советских традиционалистов (сталинистов), но и против всех левых – реформаторских группировок  реального социализма.

Навязываемая Западом реальному социализму идеология была не просто «либеральной», о чем постоянно говорят представители постсоветского русского консерватизма, но правой – то есть как праволиберальной, так и правоконсервативной. Под влиянием праволиберальной идеологии значительная часть интеллигенции (в том числе и часть окружения Горбачева – не только в лице «либерала» А. Яковлева, но и в виде многочисленных правых консерваторов) рассматривала роль Запада как исключительно положительную. Однако имело место очевидное своекорыстие Запада – стремление устранить мирового конкурента – реальный социализм.

    Запад (неоконсервативные группировки) победили также и в политике. Провал леводемократического варианта перестройки и уход советских политических сил (и их политических машин) с восточноевропейских территорий означал вторжение на эти территории политических машин стратегических конкурентов и установление контроля данных сил над Восточной Европой. Примером установления такого правого контроля могут служить цветные революции в постсоветском мире, в том числе   оранжевые революции типа украинской, грузинской (  Гамсахурдия- Саакашвили)  или победу правых группировок в Прибалтике. Аналогичный переход пережили все государства Восточной Европы,  многие бывшие республики СССР,  а также России. Осуществлялись и многочисленные другие формы западного вмешательств, связанные в том числе и с подрывом  левых структур в мире реального социализма, их идеологии и политики.

 Расклад идеологий в СССР  перестроечного периода был, по-видимому, следующим.

Советский истеблишмент  представляли советские традиционалисты  («сталинисты»)  образца Е. Лигачева или Нины Андреевой, то есть  левые консерваторы, сторонники социализма сталинского – часто еще дохрущевского образца.  Влияние таковых было наиболее сильным именно в СССР, особенность которого вообще составлял архаизм (даже в рамках европейских систем реального социализма) его идеологии и властных группировок. Этот архаизм был очевиден на  фоне  других элит реального социализм в Восточной Европе. В ряде стран реального социализма – например Венгрии или Югославии — политическая элита была значительно более реформаторской и более близкой к «неортодоксальному» и современному марксизму В СССР до перестройки дотянули явно устарелые (архаичные «в социалистическом смысле») практически сталинистские элементы. Эти консервативные элементы несли прямую ответственность за отсталость (даже на фоне ряда европейских стран Восточного блока) советской ситуации  в области идеологии, цензуры и многого другого..

Советские консерваторы сталинистского образца находились в блоке с  консерваторами правыми, стоявшими на платформе восстановления дореволюционной «дофевральской» (1917 г., то есть практически монархической) России. (См. А. Байгушев. Русская партия внутри КПСС, М., 2005). Если советские традиционалисты лигачевского и прохановского образца как правило защищали доперестроечную (часто дохрущевскую –то есть реально сталинскую) советскую систему,  то выступавший в  блоке с  ним  правый русский консерватизм (правый национализм), образца А. Ципко, А. Байгушева, М. Леонтьева и др.,  брал за основу Россию дореволюционную. 

Несмотря на внешнее преобладание  в период советской перестройки консерваторов «советского» типа, группировка дореволюционных ( правых) консерваторов  имела широкое влияние во властной элите (высших  слоях партаппарата) бывшего СССР. (См. работы Н. Митрохина, А. Байгушева и др.)  Характерны примеры «контрпропагандиста» А. Байгушева  (попытавшегося в 1988 г.  восстановить в СССР «Союза русского народа») или работника ЦК КПСС А. Ципко, который, несмотря на свое присутствие на верхах власти в СССР, к началу перестройки считал себя «белым патриотом» и «борцом с коммунизмом» (с каковым продолжает борьбу и до настоящего времени). Как мы доказываем, группировка правых консерваторов имела и западную поддержку. (Более подробно в работе «Крах консерватизма»).

Правый консерватизм в СССР  имел радикальное крыло — радикально консервативные (правонационалистические) группировки, представленное в частности «Памятью» Васильева и РНЕ Баркашова.   В дальнейшем консервативные радикалы правого образца вошли в партии «Родина» и ЛДПР.  

Оппозицию консервативному блоку представляли   левые реформаторы –  горбачевцы – и  правые либералы.  Левые реформаторы стояли как правило на платформе левого шестидесятнического  направления и теории «социализма с человеческим лицом». Однако более распространенной в среде советской интеллигенции была, по-видимому, праводемократическая — праволиберальная платформа. На этой  платформе, которая в течении многих лет поддерживалась Западом и западными средствами массовой информации,  стояло основное течение  весьма активных в России и странах бывшего реального социализма правых диссидентов («левых, которые правые»). Его представляли такие идеологи будущего ельцинизма, как Ю. Афанасьев, Ю.Карякин и многие другие.

Особенностью правых либералов в России, как и в других странах бывшего реального социализма (которую фактически разделяли и правые консерваторы), была идеализация общества западного образца и роли Запада в  попытках реформ реального социализма. Она включала мистификацию западного плюрализма, непонимание того, что  плюрализм – многопартийность и проч. — лишь форма, имеющая разное социальное и политическое содержание.

Правые либералы критиковали горбачевских социалистов за утопизм, требуя максимально радикального развала и максимальной «сдачи» реального социализма. Они (как и консерваторы-сторонники реставрации дореволюционой России) радовались  в 1991 г. как «спасению» реставрации и поражению реального социализма (оно же «катастройка» по А. Зиновьеву). Горбачев обозначался как  «Михаил- освободитель», который  наконец-то  (и слава богу) дал возможность «коммунизму» погибнуть. …

 

Отличался ли от такого праволиберального подхода подход правых консерваторов? Был ли консерватизм реальной положительной идеологией реформ реального социализма в СССР и других странах «Восточного блока»?

Критика правыми консерваторами «либералов» (то есть правых либералов) имеет свои основания. В то же время она вовсе не означает справедливости правоконсервативной версии перестройки. Необходимо демистифицировать консервативный подход к реформам реального социализма и дать реальный анализ этого подхода.  

 

В  трактовке консервативными идеологами «перестройки» проявляется специфические особенности  консервативной идеологии – как ее мифология (С.Кургинян,  С.Кара-Мурза и прочие), так и лицемерие этой идеологии, проявляющееся во многих ее построениях в особенности в  праворадикальном варианте  — А. Байгушев, Н. Семанов и мн. др.

Если говорить о «классовой» стороне дела, то основную ответственность за провал советских реформ несет партократия – в целом властные группировки реального социализма с их идеологией традиционного сталинизма и правого национализма. Советская бюрократия располагала мощными рычагами и ресурсами, но  не располагала планом и идеологией перемен.  Немалая часть партократии ( в особенности радикальные консерваторы — правые националисты) оказалась союзницей внешней плутократии («буржуазии»).  О.Лацис в книге «Заранее спланированное самоубийство» (М., 2005) указывает на заинтересованность определенных слоев партократии в провале реального социализма для перевода «власти» в  прямую денежную форму.(Что предсказывали в своих описаниях «термидора» еще неортодоксальные левые 1930-х гг).   Есть многочисленные примеры перехода бывшей советской номенклатуры на правые позиции – например, примеры советского консерватора и затем союзника украинских правых бывшего секретаря КП Украины по идеологии Леонида Кравчука. (Часть элиты бывшего реального социализма была перекуплена и реально).

«Плохой»  Горбачев был выше советских традиционалистов (консерваторов сталинистского типа) во-первых тем, что понимал необходимость перемен. Во-вторых, в отличие  от правых (как либералов, так и  консерваторов) он стоял скорее на левых позициях — реформы реального социализма.

    При этом  важной слабостью  М. Горбачева и его реформаторской группировки было отсутствие адекватной идеологии   и, следовательно,  адекватной концепции реформ.

Отсюда идеологическая путаница действий горбачевской элиты и отсутствие сколько-нибудь внятной стратегии.  Общая линия на реформу реального социализма была правильной. Но Горбачев  и его элита очевидно понимали ситуацию наполовину, поскольку не знали,  как  следует проводить реформы реального социализма и куда они  могут повести. ( На это указывали  и советские консерваторы – ср. известное высказывание Ю. Бондарева о перестроечном самолете, который подняли в воздух, но не знают, куда посадить). 

Наполеоновский принцип «ввязаться в драку, а там посмотрим» (цитированный Лениным) в данном случае не принес правильного результата. Во-первых, поскольку  Горбачев был далеко не Ленин, но также и в силу многих других факторов – включая преобладающее влияние в период перестройки Запада, и его  правой идеологии – не только правого либерализма, но и правого консерватизма.

Адекватного понимания происходящего (как и внятной теории) у реформаторов не было.  Верные решения Горбачева как правило, запаздывали и проводились не до конца.

Следствием этого стала дезориентация и в конечном счете потеря контроля реформаторами над ходом  реформ. 

 Горбачевское шестидесятничество возлагало надежды на «подлинный социализм» – еще в рамках реального социализма,  но не понимало, как можно сохранить последний в период радикальных перемен.  Если исходить из того, что реальный социализм был «деформированным», оставалось неясным, как понимать «деформацию» и что представляет собой  «недеформированный» социализм.  Следовало считать  таковым советскую систему 1920-х гг,  или какую-то иную «модель» реального социализма?

Важным недостатком горбачевской реформаторской группировки  (помимо отсутствия идеологии)  — было непонимание временных рамок с момента «начала процесса». Отсюда – весьма тяжелые последствия опозданий и задержек необходимых действий в процессе реформ – особенно  политической, на которую решился Горбачев.

Пойдя по пути политических реформ – то есть решившись на переход от диктатуры к политическому плюрализму, горбачевская группировка стала реализовывать новый сценарий, отличный от т.н. «китайского» варианта, который был фактически вариантом ГКЧП.

Однако, как следовало действовать в условиях  политической демократии сторонникам положительных перемен реального социализма (а не провала этого социализма и реставрации в «коммунистических» странах обычного западного общества) они не знали. Горбачевская команда была разношерстной, включая как левых, так и явно правых идеологов типа того же  А. Ципко и представителей «русской партии».

  Основной идеологией перестройщиков оставался второй (советский)  марксизм.Более современные варианты левой идеологии отсутствовали – они  не были разработаны. Слабость левой альтернативы сталинизму и правой идеологии в СССР была связана с особенностями его развития и роли в советской элите консервативных группировок. В течение длительного периода левая оппозиция подавлялась советскими консерваторами -сталинистами наряду с другими оппозиционными течениями.  Серьезных левых идеологов  (не говоря о фигурах типа Д. Лукача) при Горбачеве практически не было. Преобладали сторонники правых взглядов — правые либералы (к чему склонялся и А.Яковлев), а также консерваторы типа борца с марксизмом А. Ципко или многочисленных деятелей т.н. «русской партии», в течение длительного времени внедрявшихся в политические структуры СССР. Это создавало  основу победы правых партий и правой идеологии на начальном этапе реставрации традиционного общества в рамках реального социализма. 

Решившись углублять реформы, Горбачев в определенной мере стал подражать процессу реформ в Чехословакии 1968 г. (возможно, втайне сочувствуя  идеологу этих реформ Зденеку Млынаржу, некогда  учившемуся в МГУ в одно время с «Горби»).При этом Горбачев, похоже,  не вполне понимал  существенной разницы между ситуацией в Чехословакии и СССР рубежа 1990-х гг.Чехословакия была одной из стран «Восточного блока» и могла получить поддержку этого блока, и в первую очередь  СССР не только своим консервативным (в советском смысле) силам, но и (потенциально) своим  левым реформам. СССР, как это хорошо знали на Западе,  был главной частью «блока»,  имел перед собой глобального противника в лице США и Великобритании и не мог иметь поддержки ниоткуда. (Китай был вне игры тогда и даже три десятилетия спустя).

В событиях сыграли свою роль также и субъективные особенности генсека — отсутствие стратегии, надежды на «хорошее отношение» Запада и неразборчивость в поиске сторонников, среди которых было много правых консерваторов  — будущих сторонников ГКЧП, а также сторонников послемайданной Украины образца А. Ципко.

Отношения Горбачева со странами Запада в перестроечный период выглядели странно. Все что произошло между Горбачевым и НАТО в 1988-90 гг было похоже на «облапошивание» наивного Горби. Его смешное доверие к Тэтчер и Бушу было похоже на доверие ацтеков к Кортесу. Хорошее отношение сохранялось до тех пор, пока делалось то, что было выгодно Западу.

«Горбачевизм» выступил как идеология фактического «невмешательства» в процессы оранжевых революций конца 1980-х и отказа от зашиты чего бы то ни было на территории бывшего реального социализма. Немалая часть горбачевской группировки стояла на позиции «ничего не делания» по принципу «дать вещам происходить».Эта позиция «самотека» (выражаясь языком периода советского НЭПа) вела к тому, что и произошло –  к  поражению возможного положительного варианта перестройки и правому варианту перемен – реставрации в странах реального социализма западного общества.Возможно, такой вариант навязывало «Горби» право-либеральное и правоконсервативное окружение.

Этот отказ от каких-либо действий (по старому принципу «ни мира, ни войны, а армию распустить»)  имел явно негативные последствия для  мира реального социализма.  «Роспуск армии» (политической, идеологической и проч.) в период войны – показатель недееспособности армейского руководства. Перестройка же реально была формой войны (во всяком случае, продолжением войны холодной). Неспособность вести эту войну с советской стороны (тогда как с другой стороны ее вели) определила провал горбачевской элиты и положительных реформ реального социализма.

Весьма странным было горбачевское  невмешательство в восточноевропейские процессы 1989 г. Оно проявилось, в частности, в странных действиях  вокруг Восточной Германии (на что справедливо указывал, например, В. Фалин — «Конфликты в Кремле» и др.). СССР выводил войска из Германии и Восточной Европы как будто для того,  чтобы Запад постепенно ввел туда свои.  Понимала ли горбачевская группировка  суть и возможные результаты происходящего?   По-видимому, в недостаточной степени. Горбачев ссылается на то, что «все стало складываться».  Однако последствия такого рода серьезным политикам следовало иметь в виду.

Консерваторы с начала 1990-х гг (и после прихода к власти в начале «нулевых») валят поражение перестройки и крах реального социализма на «либералов» (вплоть до  утверждения «завербованности» Горбачева «иностранными разведками»). Такие заявления запутывают дело, вуалируя роль самих консерваторов в провале перестроечных реформ.

Роль М. Горбачева в попытках этих реформ следует оценивать, имея в виду реальный расклад политических сил в мире и СССР.  Только ли «либералы» реально виноваты в результатах произошедшего? Имел ли консерватизм идеологию перемен в мире реального социализма и какую политику его представители вели в то время реально?

Консерватизм дает ложную и мистифицированную версию перестроечных конфликтов и  противостояния реального социализма и традиционного западного общества.

Следует попытаться дать реальную (в противоположность консервативно-мифологической) оценку  перестроечных процессов и роли в нем «консерваторов».

 

Консервативные идеологи до сих пор пытаются представить свою идеологию способной решить перестроечные задачи. Будучи реальными сторонниками развала реального социализма и восстановления дореволюционных систем, они уже с  доперестроечного времени всячески порицали (если не сказать «охаивали») шестидесятников — сторонников левых реформ реального социализма.  При этом поборники русского консерватизма всячески замалчивают тот факт, что их единомышленники (и «типологические двойники») — правые консерваторы во всех странах бывшего реального социализма были главными союзниками правых либералов в борьбе со сторонниками реформ реального социализма — левыми реформаторами. И в этом смысле поддерживались Западом с целью максимального разрушения реального социализма.

Действительно, основной для западных идеологов была  праволиберальная платформа, выступающая  как «витринный» (рекламный)  вариант правой идеологии. В странах реального социализма  эту идеологию  представляли правые диссиденты от Л. Валенсы и В. Гавела до А.Солженицына  и межрегионалов типа Ю. Афанасьева. В России она нашла свое выражение в ельцинизме 1990-х гг. Однако Запад поддерживал не только правых либералов, но также и правых консерваторов, весьма активных  во всех оппозиционных движениях  стран реального социализма от Хорватии и Польши до Прибалтики и Украины.  Это же следует сказать и о русском консерватизме, активно представленном т.н. «русской партией», начавшей свое проникновения в госаппарат СССР еще в 1920-40-х гг. (см. А. Байгушев, Русская партия внутри КПСС, М., 2005 ).

В своей критике реального социализма и его истории правый консерватизм вполне сходился с правым либерализмом.  Русские консерваторы правого толка отличались от советских  традиционалистов -защитников   старой советской системы в сталинском варианте —  тем, что ставили своей задачей восстановление в странах реального социализма современного западного общества. (В России —  дореволюционной России). При этом если правые либералы говорили о демократическом варианте этого общества в России (в духе образованного после Февральской революции 1917 г.), то правые  консерваторы (с их резкой критикой либералов) фактически добивались скорее  возврата к дореволюционной монархии (или цезаристской диктатуре).

 

Следует вспомнить в этой связи все «реставраторские»  тексты консерватизма, такие как книга «Социализм» И.Шафаревича, «Черносотенцы и революция» В. Кожинова (с реабилитацией черносотенства), эволюцию А. Ципко от критики марксизма и советской системы в конце 1980-х гг  к  поддержке украинского переворота 2014 г. и т.д.

О какой реформе реального социализма в данных теориях можно говорить? Характер «спасения» реального социализма консерватизмом вполне понятен.

 

Весьма противоречивую роль играли правые консерваторы  и в постсовесткой России. Выступавшие против советского истеблишмента правые либералы часто имели или правоконсервативную идеологическую добавку, как А. Солженицын, или  прямо (как например И. Шафаревич или В. Кожинов) стояли на правоконсервативных позициях.Подход  едва ли не наиболее известного представителя правого диссидентства –  А.И. Солженицына была соединением правого либерализма и правого консерватизма, с уклоном в сторону второго. С ним еще с советского периода активно полемизировали диссиденты праволиберального направления – например, Г. Померанц или В. Войнович («Портрет на фоне мифа» и «Москва 2040 г.»).

  Помимо ложной идеологии, русскому консерватизму была свойственна и ложная политика. Консерватизм пытается противопоставить себя либерализму как идеологию «суверенитета» России и сопротивления Новому мировому порядку.   Однако  реальные идеология и деятельность представителей консерватизма в период перестройки  и в постсоветский период были  весьма противоречивы. Следует говорить о прямой ответственности  консерватизма — сталинизма  и правого национализма — за провал реформ реального социализма. ( «Национальный» подход и национальные термины, которые  согласно идеологии консерватизма были призваны «многое» (если не все)  объяснить, реально объясняют мало, фактически  же «ничего не объясняют»). Очевидна не защита консерваторами суверенитета советской России, но их   манипулируемость западными политическими машинами.

Значительная часть этих проникавших в советский партийный и государственный аппарат «консерваторов» являлась по сути «двойной агентурой», представлявшей влияние в советской России зарубежных белогвардейских центров, курировавшихся западными спецслужбами – прежде всего британскими (до второй мировой войны) и затем американскими.(Н.Яковлев про эмигрантских  «нацмальчиков»- «ЦРУ против СССР» ).Соответствующее влияние представляли и правоконсервативные диссиденты, связанные с группировками типа НТС и консервативным самиздатом (напр., «Вече» Осипова), фактически примыкавшим к легальным консервативным изданиям в СССР типа «Нашего современника».

Как до перестройки, так и во время ее консерваторы правого толка  добивались подрыва левой версии реформ под лицемерным лозунгом «защиты социализма» (сталинского образца), одновременно ставя фактической задачей восстановление дореволюционной России. (При этом часто – в монархическом, правонационалистическом, а то и прямо черносотенном — варианте). С началом перестроечных свобод в противовес левореформаторским силам  они  создавали праворадикальные группировки типа  «Памяти» Васильева, РНЕ Баркашова  или радикально-консервативного «Союза русского народа».(Попытка восстановления которого была предпринята  в 1988 «русской партией внутри КПСС» и консервативными «контрпропагандистами» типа А. Байгушева, а также позже — А. Бабуриным в 2005 г. ).

Радикальный русский консерватизм играл явно подрывную роль в перестроечных событиях, организовывавших не только указанные радикальные структуры и идеологические провокации, но и акты насилия -нападения на «демократов -перестройщиков» и прямые теракты. На счету радикального консерватизма такие начавшиеся уже в период перестройки известные теракты, как  например, убийство А. Меня, продолжившиеся также в 1990-х.  Вели ли радикальные консерваторы террор «сами» или  под влиянием (а может и при прямом участии)  внешних сил?  Последнего тоже исключать не следует, учитывая общую связь правых русских националистов (НТСовского образца) со спецслужбами стратегических конкурентов.

Действия правых националистов – наиболее лицемерной части консерваторов — были одной из главных причин провала «позитивного» — реформаторского (левого) сценария перемен в СССР. (см. «Крах консерватизма»).

Непосредственной причиной падения  Горбачева, а с ним и реформистски-коммунистической группировки, стал сталинистский (поддержанный реально и правыми консерваторами ) путч августа 1991 г. Путч сорвал «мягкое» сползание СССР к реформам, привел к подрыву левой горбачевской группировки и приходу к власти правых – вначале правых либералов, затем – правых консерваторов. Готовившиеся перед путчем новоогаревские соглашения были существенно мягче «беловежского» варианта. Сохранение у власти горбачевского руководства, несмотря на его проволочки и ряд ошибок, позволило бы реальному социализму (вопреки консерваторам) спасти часть того, что было потеряно в результате августовской консервативной авантюры.

Правые консерваторы в России  (в частности в виде т.н. «русской партии») с 1988-89 г. выступали за подрыв советских сфер влияния, представляя данный подрыв как борьбу с «троцкизмом» (См. высказывания А.Байгушева о «приставленном к Горбачеву» В. Распутине с его соображениями об отказе от «присосков». А также его же утверждение о том, что «беловежские соглашения были нами, русскими националистами,  подспудно запланированы» — А. Байгушев, Русская партия внутри КПСС, М., 2005, с. 399). 

 

Позже эта тенденция на подрыв консерваторами советских сфер влияния подтвердилась и в постсоветский период. В начале «нулевых» российские консервативные группировки (партия «Родина») поддержали «оранжевые» революции на Украине и в Грузии, в целом выступив в бывших советских республиках против пророссийских  умеренных типа Л. Кучмы и Э. Шеварднадзе.

   Правые (как либералы, так и консерваторы) считали, что  должно было произойти то, что и произошло — именно полное падение реального социализма.

 

Постсоветское развитие  России с 1990-х ( затем  в «нулевых» и далее) показывает те же оборотные стороны консерватизма, что и во время перестройки. После поражения советской перестройки консерваторы  выступали в реальном блоке  с правыми либералами, которых – несмотря на внешнюю критику и постоянное «прощание с либерализмом» (М. Леонтьев), они продолжали поддерживать и использовать.

 Придя к власти в начале «нулевых», консерваторы продолжили в России праволиберальную экономическую политику. А также фактически – и линию внешнеполитического отступления, которое сваливалось идеологами консерватизма на «либералов» Горбачева и Ельцина. Правый консерватизм после 2000 г. сдавал советские сферы влияния не менее активно, чем правые либералы «козыревского» образца. На его счету в частности– поддержка украинской оранжевой революции и А. Саакашвили. Уже к концу «нулевых» (и далее до 2017 г.) «консервативная» Россия оказывается недееспособной к политическим действиям вообще где бы то ни было в странах ближнего Зарубежья – за исключением Абхазии.

Весьма показателен провал консервативной элиты на Украине в 2014 г., как и ее поражение в других регионах.  Причина провала – консервативная идеология и соответствующая ей политическая практика.

Начавшая перестройку советская элита  перестройку проиграла. Можно сказать, что с ней вместе проиграли и все мировые левые силы. Главным результатом  поражения сил положительной перестройки (именно левых реформаторских сил) стал провал российского мирового левого центра.  

Победил западный вариант  перемен в мире реального социализма. Советская перестройка закончилась реставрацией в мире реального социализма традиционного западного общества.Для этого «реставрационного» варианта  были серьезные основания. Сыграл свою роль ряд факторов – мощное идеологическое и экономическое преобладание западного общества (высокоразвитого «капитализма» ).  А также — несопротивление реставрации правых группировок – как праволиберальных, так и правоконсервативных.

Провальный результат перестройки  (которую стоявший тогда на правых позициях Александр Зиновьев назвал «катастройкой»)  привел  к целому ряду нeгативных последствий для реального социализма. В частности, к  потере группировками реального социализма огромной бывшей советской собственности и многому другому. Левая элита бывших соцстран – как традиционная, так и реформаторская — была вытеснена и изолирована. Во главе государства была посажена новая элита – правая, как праволиберальная, так и правоконсервативная. С начала «нулевых» правый консерватизм победил также и в постсоветской  России, продолжив – вопреки разговорам о «суверенитете» — праволиберальную  политику. Такой исход следовало иметь в виду. Следовало учитывать возможность реставрации «реального капитализма» в бывшем «коммунистическом» мире  и  последствия такой реставрации.

Кто выиграл советскую перестройку 1987-91 гг?     Перестройку и холодную войну выиграло западное общество – западная плутократия, англо-американский неоконсерватизм ( и соответственно англо-американские спецслужбы). Они же оказались в первых рядах освоения восточноевропейского пространства.

Поскольку старые элиты реального социализма не справились с решением задач реформ этого общества, роль организатора этих  (в частности, создания рыночной периферии в и плюралистической системы)  взяло на себя западное (Расчлененное) общество  и его политические  машины. Это общество представляли правые группировки – правых либералов и правых консерваторов.

Стратегические конкуренты рассматривали данные территории как свою добычу в результате выигранной холодной войны (выигранной, кстати, именно в ходе перестроечных событий, то есть проваленной перестройки). Проигрыш советской перестройки стал результатом в том числе «несопротивления» ряда властных группировок реального социализма и  их отказа защищать что-либо на бывших территориях реального социализма. Результатом стало  установление политического и экономического контроля западного (Расчлененного ) общества (он же западный капитализм) над обществами бывшего реального социализма (Синдикатной системой).  

Запад победил в идеологии: произошла умелая подмена идеологии реформы реального социализма (левого либерализма) правыми вариантами, подмена консерватизма и подмена либерализма. 

 Главным смыслом реставрации стал фактический захват обществ (политического пространства и политических машин)  реального социализма политическими машинами западного (расчлененного) общества, в первую очередь машинами англо-американского неоконсерватизма.В этом и состоял основной  смысл  установления правого контроля в указанных странах.

  Ответственность за провал реального социализма и перестройки несет как правая (западная) консервативно-либеральная идеология, так и второй марксизм — идеология административно-командной системы — с характерным для него отсутствием какого-либо понимания кризисов перестроечного типа.  Провал старой левой идеологии – второго марксизма  и победа консервативно-либеральной идеологии – стали немаловажной причиной отступления левых  сил перед лицом более могущественного и победоносного противника -западного общества.  Слабости советского марксизма определили победу правой идеологии – как правого либерализма, распространявшегося среди интеллигенции, так и правого консерватизма (правого национализма),  свойственного определенным влиятельным кругам советской партийной элиты и бюрократии.

Кризис второго марксизма соответствовал кризису самого реального социализма и его правящих групп,. Официальный советский (второй) марксизм не понимал и не мог понять задач перестройки: они выходили за рамки его горизонта.

  «Старые левые» удержать идеологическое лидерство в новой ситуации не могли. Новые левые (неортодоксальные марксисты) оказались слишком слабы, чтобы противостоять как левому традиционализму (советскому второму марксизму), так  и  реставраторской консервативно-либеральной волне. В  ходе посткоммунистической реставрации эта волна  смела старые левые построения и получила преобладание – сначала в виде  правого либерализма, затем в виде «консерватизма». Левые стран бывшего реального социализма, в том числе и России, были вынуждены уступить место правым – праволиберальным и правоконсервативным идеологам и соответствующим группировкам.

Это поражение  произошло в силу целого ряда исторических обстоятельств – как преобладания западного общества и его идеологии, слабости левой альтернативы, а также слабости и ошибок перестроечных элит реального социализма.

  Горбачевская группировка была фактически не готова  к  развязанным ею политическим процессам.Большевики готовились к «термидору», во всяком случае не исключали его. Ленин в период гражданской войны был готов «отступать за Урал». Левые эпохи венгерских 1956 и чехословацких  1968 г. событий  (В частности Г. Лукач) предполагали возможность поражения левых сил при переходе к плюрализму и предлагали свои решения отступления левых сил.

Советская полуконсервативная элита не готовилась вообще ни к чему. Многие ее представители вряд ли были в состоянии понять то, что реально происходило в мире реального социализма в период перестройки. Элементы правильной политики как будто были – но они были «рассеяны» по отдельным лагерям и лидерам, и не могли быть соединены воедино. Применить их как Горбачев, так и его консервативные критики были не в состоянии.

Вместе с поражением леводемократического (лево-центристского) варианта развития перестройки потерпели поражение и  все народы реального социализма ( если угодно, «совокупный пролетарий» советского пространства. В том числе современные отряды групп наемного труда –  умственный пролетариат («интеллектуариат»).

 

8. 8. Реставрация в мире реального социализма традиционного западного общества и «положительная» перестройка. Возможна ли была подобная альтернатива? Был ли неизбежен крах реального социализма и реставрация в его странах западного общества ? (Общая постановка вопроса ).

В противовес  правой консервативно-либеральной идеологии современные левые должны попытаться сформулировать альтернативную  правому истеблишменту- лево-демократическую точку зрения на процесс советской перестройки  как варианта кризисов реального социализма в целом.

Реставрация западного общества  при устранении ряда сторон и ограничителей административно-командной системы была в значительной степени закономерной и вероятной. Период реставрации имел свою логику – восстановления в странах реального социализма (в полном объеме)  рыночных структур и интеграции этих стран в западный мир — западную экономику и проч. Данный вариант осуществлялся в странах посткоммунизма правыми  (праволиберальными и правоконсервативными)  группировками, поддерживаемыми Западом.   В России на стороне этого варианта также выступали правые партии —  как правые либералы, так и правые консерваторы.

Вместе с тем негативные последствия правой реставрации можно было смягчить  — но при ином (альтернативном  не только правому либерализму, но  и правому консерватизму) варианте развития, опирающемуся на современную левую идеологию.

Начатые М. Горбачевым перемены давали современным левым серьезный шанс – шанс выработки новой идеологии и подъема новых левых политических сил.  Многие из авторов этого направления проявили себя в перестроечной публицистике (О. Лацис, Н. Шмелев и многие другие). Но данное направления было подавлено поддерживавшимися Западом  праволиберальными и правоконсервативными группировками.

Более адекватную перестроечную политику могли бы предложить неортодоксальные левые в СССР  и ряде других стран Восточного блока. Однако они оказались не готовы к ситуации обвала реального социализма и реставрации традиционного западного общества.    Важную причину этого можно увидеть в том, что  возрождение этого направления общественной мысли в  СССР стало возможным лишь после начала горбачевских реформ  (приблизительно с 1987 г.). До этого распространение неортодоксальных (оппозиционных советскому марксизму) левых теорий в  доперестроечном СССР было сковано бюрократической цензурой.

  После поражения перестройки   левое политическое направление, левое миропонимание и левая теория стали снова подавляться новой — на этот раз консервативно-либеральной — реакцией эпохи «реставрации».  Левая линия (лево-демократический подход) вновь оказались подавленными  в силу преобладания правой консервативно-либеральной волны.

Лево-демократическая (современная левая) концепция перестройки противостоит как традиционно советской (сталинистской), так и консервативно-либеральной концепции таковой. Консервативно-либеральная идеология отстаивает вариант разрушения («негативного отрицания»)  реального социализма, утверждая неизбежность «краха коммунизма».

Приверженцы консервативно-либерального  подхода  рассматривают крах реального социализма и приход к власти правых группировок как  «революции» в мире реального социализма. Отсюда теории  «оранжевых» и проч. «цветных» революций. С точки зрения современной левой теории, как уже указывалось,  эти процессы представляли собой не революцию, а  «реставрацию»,  восстановление дореволюционных «старых режимов» со всеми их  противоречиями.

Попытки консерватизма представить свою идеологию как теорию построения «нового общества» в постсоветской России представляют собой  недоразумение, если не  прямую демагогию и мифологию.  Позиция консерватизма – позиция закономерного «развала коммунизма» — то есть разрушения  реального социализма  и возвращения к системе традиционного западного общества (Шафаревич, Байгушев, Ципко — статья «Коммунизм и человеколюбие», и проч.).

Русский консерватизм уже в советский период – постепенно переходил от советского традиционализма (сталинизма) к правому консерватизму (правому национализму). С начала «нулевых» эта тенденция преобладает (например, в партиях  Родина, ЛДПР, частично КПРФ). Идеологами данной формы консерватизма выступили Е. Холмогоров, Д. Крылов, А.Фурсов, сторонники теории «национальной революции» от В.Жириновского до  А.Ципко.

Действительной революцией в мире реального социализма (противоположной реставрации) с точки зрения современного марксизма может выступать не возврат к традиционному западному обществу, но переход к общественной   форме, более высокой, чем реальный социализм. Есть основания предполагать, что эта новая историческая форма («новый социализм») начала свое становление в период первых известных кризисов реального социализма (например, Венгрии 1956 и Чехословакии 1968 г.), а также в период советской перестройки.  Речь идет, важно заметить, о тех «позитивных» сторонах указанных кризисов, которые выходили за рамки реставрации в мире реального социализма традиционного  западного общества.  Из известных кризисов реального социализма  наибольшей степени такие новые стороны содержали Чехословацкие события  1968 г. (в отличие от венгерских 1956 г., польских 1980 и др.).

       К настоящему времени – концу  второго десятилетия XXI  века -данная историческая форма —  «новый социализм» (плюралистическое синдикатное общество, поставторитарный Синдикат),  не нашла еще адекватного исторического воплощения. Делался лишь ряд попыток перехода к ней. Можно утверждать, что эта новая общественная форма плюралистический коммунистический социализм («синдикатного типа»)  в настоящее время (конца второго десятилетия 21 века) находится в состоянии становления.

Распад реального социализма после 1991 г. в Восточной Европе и СССР проходил в форме  многочисленных «цветных» революций (реально – правых переворотов)  «оранжевого» образца — начиная с бархатной революции в Чехословакии  и др. Второй круг этих революций прошел в начале 2000-х и далее вплоть до Украины 2014 г.   Реальное содержание данных революций – реставрация в мире реального социализма традиционного западного общества, т.е. реституции в странах этого социализма дореволюционных образований.

Данные процессы продолжились  в 1990-х и нулевых гг. – как в Восточной Европе, так и странах бывшего СССР. Таким продолжением стали в частности вступление  в 2004 г. в ЕС и НАТО стран Прибалтики, «оранжевые» события на Украине 2004-2005, которые стали прелюдией событий 2014 г.и др. (Подробнее о реставрации в Восточной Европе и Новом мировом порядке– в 8 главе).

События на Украине, достигшие кульминации  в перевороте 2014 г.,  следует рассматривать как провал российской правой элиты (русского правого сектора в целом ) – не только правых либералов, но и правых консерваторов.  Позиции правых российских либералов в целом и в связи с Украиной вплоть до 2017 г.в частности были свойственны многочисленные иллюзии. Они выступали с  якобы «демократической» (с позиций «прав человека») критикой режима Д.Януковича, которая почему-то не стала распространяться на послемайданный режим на Украине.

Не намного конструктивнее была и  позиция в украинском вопросе русского  консерватизма. Последний     на словах выступал против «оранжевых» революций (риторика С.Кара-Мурзы и проч.). Реально же – например, в лице партии Родина-  еще с 2004-5 гг поддерживал правые группировки на Украине, как и в других постсоветских государствах. (Пример : история «Д. Рогозин на майдане») . Также- история Дмитрия (Дмитро) Корчинского, приглашенного  в 2006 г. консерватором  (и поклонником Е. Холмогорова) Г. Павловским на мероприятия «наших»  и в дальнейшем ставшего активистом украинских радикалов.//см.// Корни этих метаморфоз правого консерватизма были заметны в позиции его представителей уже в 1990-х гг. , а фактически еще в советский период.

Результатом свержения режима В.Януковича на Украине в феврале 2014 г. стала война и бесчинства украинского консерватизма  и «правого сектора» в целом. (Что еще  раз подтверждает, что западные праволиберальные лозунги были лишь  прикрытием консерватизма на Украине, как и во всех странах бывшего реального социализма.)

Была ли возможна  в период советской перестройки (то есть на рубеже 1990-х гг) собственно революция в мире реального социализма (в действительном, а не метафорическом,  смысле этого термина)?  Очевидно, что таковая должна была  кардинально отличаться от реставрации иным «положительным» содержанием.  Такое содержание могли обеспечить лишь левые политические силы, которые противостояли бы силам «правого контроля» — правым политическим партиям – как праволиберальным, так и правоконсервативным.По многим причинам на рубеже 1990-х годов такие силы оказались слабыми, что определило правый реставрационный вариант перемен в мире реального  социализма.

Положительный смысл перестройки для лево-демократической  теории — переход от старого административно-командного социализма (предсоциализма) к новому социализму – действительному социализму в марксистском смысле  — в том числе и по классическим формационным схемам («Критика Готской программы»).    

Защищать надо было не абстрактный «русский контроль», а левый контроль (который по сути и был русским контролем в советский период) – существенная разница. Под лозунгом русского контроля стали проваливаться советские сферы влияния – и проваливались до 2010 г.

О  «независимостях» ряда постсоветских стран и СССР.   

В период перестройки много говорилось о «независимостях». Реально «независимости» мистифицировались правыми в бывших советских республиках и постсоветских государствах (в частности, в Прибалтике) как независимости лишь от бывшего московского центра.

Одновременно с российской стороны —  происходила мистификация единого и неделимого СССР советскими традиционалистами и правыми консерваторами дореволюционного образца.

 

В случае радикальных политических реформ в СССР сохранить единое государство в прежнем варианте было скорее всего невозможно. Однако главной задачей было -не сохранение «единого союза», а создание режимов втаких режимов в посткоммунистичсеких странах, которые бы сохраняли преемственность с прежним развитием реального социализма, а не выступали,  как правые группировки, за его разрушение. Важна было не та или иная форма структурирования посткоммунистического пространства, (то есть составляют его независимые государства или входящие в объединение типа СССР) а приход к власти таких группировок (по всей видимости левого или левоцентристского направления/), которые продолжили бы положительное развитие реального социализма.

Такого варианта можно было бы добиться  поддержкой левых сил перестроечной политики и противостояние приходу к власти правых – праволиберальных и правоконсервативных группировок.

 

В защите СССР русским консерватизмом (как сталинистами, так и правыми консерваторами) присутствовал архаичный подтекст. Под «сохранением СССР»  консерваторы фактически понимали сохранение единой и неделимой царской империи. 

Определенным отходом от марксистских трактовок союза советских республик (например, Ленин, «К вопросу о  национальностях или об «автономизации») была уже сталинская концепция автономизации, в которой завуалированно протаскивалась трактовка СССР как аналога дореволюционной Российской империи.

 

Также и лозунг восстановления  СССР  (неоднократно возникавший после 1991 г.)  следует считать утопическим. (Как, впрочем и консервативную идею «Пятой империи» А. Проханова или развиваемую русским консерватизмом идею вхождения постсоветских государств в РФ в виде ее «федеральных округов» — см. О консервативной концепции превращения Украины и других постсоветских стран в «федеральные округа» РФ, https://kripta.ee/rosenfeld/2016/06/16/2095/). Важнее – не прямое копирование, но скорее сохранение преемственности между реальным социализмом и новыми «посткоммунистическими» обществами.

Задачу сохранения «единого и неделимого» СССР вряд ли следовало считать главной. Гораздо более важной была задача защиты левого (самоуправленческого) пространства и левого типа развития, не поддерживающего развала реального социализма.

Отсюда очевидно лицемерие теории «русского контроля» ( «Русская партия» А. Байгушева, А.Ципко, сторонники т.н. «динамического консерватизма» и проч.). Сначала развалим советские сферы влияния (которые были при СССР) как якобы «нерусские», затем установим «русский контроль». Реально – первое (развал советских сфер влияния) получался хорошо, второе заканчивалось провалом.

 

9. Возможный положительный (левый) вариант реформ.

Какими могли быть действия современных левых в период перестройки в мире реального социализма 1988-91 гг?

С точки зрения современной левой  теории  задачей «перестройки»  должно было быть не разрушение, а реформирование (то есть вариант снятия- сохранения) системы реального социализма.  Положительный вариант  реформ посткоммунистического и постсоветского пространства  должен был быть не правым, но леводемократическим. Левым силам следовало пытаться обеспечить «планомерное отступление» обществ реального социализма — переход его систем через прозападную (правую) реставрацию — к новому качеству.  Для этого  у реального социализма были немалые ресурсы, которыми традиционная советская элита (как и пришедшая ей на смену элита правая) не смогла воспользоваться.

Важной  целью было сохранение России как левого центра посткоммунистического пространства и мирового развития.

Борьба за данную цель требовала ряда продуманных шагов.

Если говорить об экономике, то очевидно, что СССР были необходимы глубокие рыночные реформы. Они долгое время игнорировались традиционными элитами реального социализма – в особенности в СССР.

Старая советская система оказалась неспособной к созданию этих новых (независимых) экономических структур. Рыночные реформы 1960-х гг (в частности, т.н. «косыгинская» реформа) оказались половинчатыми.

В конце 1980-х гг началась новая горбачевская  попытка рыночных реформ. Однако она совпала с временем политической неразберихи и в силу этого (как и в силу сопротивления советского консерватизма) не имела успеха. Реально радикальные реформы начались уже при Ельцине — в начале 1990-х гг.

По мнению экономистов эпохи перестройки, например О. Лациса, Н. Селюнина и др. экономические реформы  1980-х годов в СССР должны были быть сходными с «нэповскими» 1920-х гг.  

Важной частью советской перестройки была необходимость вхождения в рыночные отношения западного мира.  Однако следовало добиваться такого  вхождения не любой ценой,  но   с сохранением специфики реального социализма,  общества управляемого госсектора (Синдиката). Обеспечить такой вариант  вхождения  после падения реального социализма при господстве правых группировок стало труднее, чем в период реального социализма. (Примеры разных типов такого вхождения показали, например, как Прибалтика, так и Россия с ее 17-летней полемикой с МВФ).

Экономические  реформы обществ реального социализма  следовало проводить не в ущерб центральной системе этого общества  – государственному сектору — Государственному Синдикату. Положительный вариант экономических реформ  реального социализма должен был не уничтожать (расчленять) государственный сектор (Государственный Синдикат), как этого требовали теории реставрации  — например, полной распродажи основных форм госсобственности, но стремиться использовать его в новых условиях, укрепив (или воссоздав) также рыночную периферию госсектора.

 Успех китайских реформ был результатом «опережения» рыночных экономических преобразований реформ политических. Китайский реальный социализм не решился  на ведение политического плюрализма, но смог осуществить  значительно более радикальную, чем в СССР, экономическую реформу. Он в частности добился  включения в китайскую командную систему вполне «капиталистических» анклавов типа Гонконга. Этим были созданы своего рода рыночные «шлюзы» между командной системой ( обычной для реального социализма) и западным (Расчлененным)  обществом.

Рыночные структуры имело смысл создавать (воссоздавать) до политических реформ. Такой вариант имел ряд плюсов по сравнению с советским и российским , в котором обе реформы – экономическая и политическая — смешались и фактически мешали друг другу.

 

Более ранняя приватизация в странах реального социализма (при контроле госсектора) могла обеспечить преемственность политических элит и препятствовать  попаданию важных секторов экономики  в руки стратегических конкурентов.

 

Левый подход был важен и в политике.  

Немаловажный вопрос — следовало ли проводить политические реформы в их произошедшем «взрывном» варианте — или сдерживать (консервировать)данные реформы до определенного момента? 

Очевидно, в период советской перестройки — китайский вариант — вариант подавления альтернативных политических группировок (фактически  вариант ГКЧП) был уже невозможен.

Однако переход к политическим реформам имел свою специфику и должен был быть продуман. Решившись на политические реформы, реформаторы  должны были  действовать достаточно быстро и четко. В СССР этого периода с началом перестроечных послаблений  требовался набор экстренных политических мер, причем проводимых в жестких временных рамках. 

Важный вопрос – кто приходит к власти вместо советских консерваторов — сталинистов?  Западная идеология выдвигает правых либералов, говоря о «правах человека».  Реально на плечах правых либералов  в большинстве постсоветских стран к власти приходят правые консерваторы – правые  националисты. (Примеры – Прибалтика, и том числе Эстония,  также,  Грузия З.Гамсахурдия или М.Саакашвили, и далее – послемайданная Украина. «Демократия» постсоветских консерватизмов – весьма условная.

Каким мог быть альтернативный вариант?

Во всех странах реального социализма следовало противостоять внешнему  правому вторжению – как праволиберальному, так и правоконсервативному, препятствовать захвату территории реального социализма правыми политическими группировками, представляющими западный правый истеблишмент. Идти на уступки Западу – только в обмен на уступки. Возможно, следовало допускать  реформы дозированно, противостоя попыткам внешних сил захватывать данные страны.

 

Для успеха положительных реформ реального социализма следовало активнее поддерживать левое политическое крыло   стран бывшего реального социализма – как  в период кризиса реального социализма, так и в постсоветских  и посткоммунистических государствах.   (Понятие левого контроля говорит о начальной политической форме новой исторической формы- власти левых и центристских партий в отличие от соответствующего «реставрации» правого  контроля. )Такая поддержка вряд ли могла предотвратить реставрацию общества западного образца в странах реального социализма, но позволила бы смягчить наиболее тяжелые стороны этой реставрации.

Следовало защищать самоуправленческое пространство бывшего реального социализма — как от сталинистов, так и от консервативных либералов.Переход от советской системы  к плюрализму требовал создания левых и левоцентристских экономических и политических структур, способных действовать в обстановке открытого (плюралистического) общества – то есть  левых группировок.

В реальности российские правые – ни правые либералы 1990-х гг, ни правые консерваторы с начала «нулевых» не собирались оказывать поддержку левому политическому крылу  в мире посткоммунизма.  (Не собираются вплоть до настоящего времени). Хотя возможности у этого крыла были даже в Прибалтике – например, успехи  литовских левых во главе с  А.Бразаускасом.

Если говорить более конкретно.

 Реальная альтернатива правой реставрации —  поддержка не консервативного, но реформаторского левого крыла компартии и формирование на его основе левой партии.  Это же – относительно всех стран реального социализма.Создание левых лево-демократических партий в этих странах, которые могли обеспечить поддержку поддержки левого варианта реформ Эти левые группировки могли бы сохранить преемственность с советской политикой. Советская партократия  (находящаяся под влиянием обоих видов консерватизма – как советского, так и правого, дореволюционного) не была в состоянии создавать подобные структуры. 

Идеи раскола компартии предлагали сторонники реформ – А. Яковлев и проч.    М. Горбачев позже как будто  принял эту идею, но поздно. 

Попыткой практического осуществления  идеи  выделения левого крыла компартии  и создания в советской России низового левого объединения стала Демплатформа в КПСС (образованная в 1990 г.) Это важное начинание, не получившее продолжения в этом же году  поддержал и ставший вскоре «опальным» (обвиненный в предательстве) генерал КГБ Олег Калугин.  

Однако реальной поддержки эта идея не получила. Демплатформа стала маргинальной (на ее основе была организована т.н. Республиканская партия В.Лысенко) и исчезла. Точнее, была прямо подавлена консервативным блоком советских традиционалистов и правых имперцев.

С этой точки зрения следует иначе (чем это делает консерватизм в России) оценивать роль во время перестройки  Народных фронтов. Консерватизм в целом — как советский традиционализм, так и правый национализм) демонстрирует явное непонимание  роли данных «движений в поддержку перестройки». Начиная с периода перестройки они полностью отождествляли Народные фронта с движениями  республиканских правых консерваторов (националистов).( С.Кургинян, сборник «Власть и оппозиция» 1992 г.). Такое отождествление неверно. Консервативное крыло в Народных фронтов (например, эстонского) существовало, но не составляло основного содержания данных движений.

Идея Народного фронта  еще до возникновения прибалтийских Народных фронтов была предложена в Советской России реформаторами  — в немалой степени левого направления.Одним из авторов данной идеи был, например, сторонник «нового социализма» Борис Курашвили. ( Огонек, 1988, № 14. об этом см.Анатомия независимости. Тарту: Крипта, 2004, с. 167, 285). Первоначальной основной программой данных «движений в поддержку перестройки» была  реформа реального социализма, а не его развал.

Развитие политических процессов в Прибалтике (в частности Эстонии) привело к выходу правоконсервативных группировок из Народных фронтов и образованию собственных консервативных структур (в Эстонии — Эстонского конгресса), а затем и соответствуюших партий. Из Народных фронтов выросли  «центристские» движения, отчасти левого направления.

Народные фронты не следовало демонизировать, как это делали и до сих пор делают консерваторы в России.  Положительным содержанием  Народных фронтов было формирование левого крыла постсоветской политики и  поддержка реформаторского крыла компартий. Эта поддержка  могла быть шагом к образованию будущих левых партий в странах бывшего реального социализма.

Этому варианту реформ противостояли консерваторы – как советские традиционалисты (Лигачев, Полозков), как и правые националисты (А.Байгушев, В.Жириновский, А. Ципко и мн. Другие, представлявшие т.н. «русскую партию»), ставящих фактический целью развал реального социализма и восстановление дореволюционной России.

 В виде альтернативы Народным фронтам консерватизм (как левого-сталинистского типа, так и правый) начал формирование Интердвижений. В идеологии данных движений – например, в Эстонии  — идеи сохранения социализма сталинского образца и сталинской трактовки СССР причудливым образом соединялись с идеей восстановления «единой и неделимой» Российской империи.

Реформаторские и левые элементы Народных фронтов (в частности в Прибалтике) поддержки московского центра не получили.

Результатом стала победа поддерживавшихся извне правых сил в бывших республиках СССР в целом, и победа национал-радикального крыла Народных фронтов в частности.

 

То есть консерваторы, как и правые либералы, в период перестройки реально делали одно «правое дело» — вели дело поражению реформ реального социализма и реставрации в мире реального социализма современного западного общества. К такому результату вела тактика провала правыми группировками лево- реформаторских  структур.

 

10. Выводы. Была ли «положительная альтернатива» в период кризисов реального социализма и перестройки? Левая альтернатива, противостоящая как праволиберальному, так и правоконсервативному подходу. Роль консерватизма в провале кризисов реального социализма – и советской перестройки.

 

Анализ кризисов реального социализма — включая советскую перестройку — показывает два основных варианта разрешения данного кризиса.

Первый вариант – традиционный советский (сталинистский) — подавление  (часто военной силой)  реформаторских попыток  — как правых, так и левых и восстановление дореформенного (традиционного советского) варианта реального социализма. Такой вариант силового подавления  попыток реформ реального социализма советская элита предпочла  в Венгрия 1956,   Чехословакии 1968 и Польше 1980 г. Данный путь был выбран также и Китаем 1979 г., подавившим попытку студенческого протеста на площади Тян Ань Мынь.

Второй вариант – победа западного (правого)  переворота в странах реального социализма, «цветных» революций, то есть реставрации в данных странах «дореволюционного» общества западного образца. 

Этот вариант реализовался в странах бывшего  СССР и «Восточного блока» в Европе рубежа 1990-х гг.  Аналогичные правые перевороты продолжались в странах бывшего реального социализма и позже, включая «революцию роз» Саакашвили (2003 г.), «оранжевую» революцию на Украине в 2005 г. – вплоть до майданного переворота февраля 2014 г.

В СССР и странах реального социализма в 1988-91 г. первый (китайский) вариант развития событий– он же вариант ГКЧП – не получил поддержки общества и не был реализован. На рубеже 1990-х гг в странах европейского реального социализма (т.н. «Восточного блока») реализовался вариант реставрации современного западного общества.

Современная левая теория должна высказать критическое отношение к обоим данным вариантам – как восстановлению системы старого реального социализма,  так и к реставрации в мире реального социализма западного общества, соответствующей т.н. Новому мировому порядку.  В  условиях этого порядка страны бывшего реального социализма живут уже около 30 лет. Жителям этих стран очевидны не только положительные стороны этого порядка, но и его серьезные противоречия. 

На эти противоречия (которые пытаются фиксировать отдельные варианты «несистемного» правого консерватизма, в том числе и русского) указывает современная левая теория.Ее подход  — в том числе и к кризисам реального социализма – противостоит не только праволиберальному, но и правоконсервативному (до сих пор преобладающего в современной России).

Современным левым следует  выступить с критикой нынешнего правого контроля в мире посткоммунизма. А также правой — как праволиберальной, так и   правоконсервативной -концепции кризисов реального социализма, в том числе и советской «перестройки» конца 1990-х гг.

  Оценка результатов советской перестройки в современной левой теории должна отличаться от правой – консервативно-либеральной. Правые либералы и правые консерваторы в России и других постсоветских странах  (за исключением «несистемных» консерваторов – сопротивленцев новому мировому порядку) принимают новый мировой порядок как положительную данность. То есть считают, что в условиях этого порядка «все нормально». С этой – в том числе и правоконсервативной — точки зрения  крах реального социализма ( «счастье» падения коммунизма) было исключительно положительным. Характерный пример — консерватор А.Ципко, проделавший путь от участника окружения Горбачева (советника А. Яковлева) до с поддержки украинского режима после 2014 г.

По-видимому,  в ситуации конца XX века реставрация западного общества в европейских странах реального социализма была если не неизбежна, то скорее всего весьма вероятна.Это показали уже кризисы реального социализма  в Венгрии 1956, Чехословакии 1968 и Польше 1980 г. 

Вместе с тем следует отметить, что кризисы типа  венгерского 1956  и особенности чехословацкого 1968 года имели не только обычную «реставрационную» сторону, но и сторону левую — социалистическую, которые «не заметила» в свое время консервативная советская метрополия и до сих пор игнорирует идеология официального консерватизма в России. Можно утверждать,  что неподдержка этой стороны, непонимание  ее положительного содержания и (более того) подавление левых экспериментов в странах Восточной Европы было одной из важных причин поражения советской перестройки и краха реального социализма в Восточной Европе.

Реставрация общества западного образца в этом мире на рубеже 1990-х была в  значительной степени закономерной, имеющей свои серьезные причины.Как мы стремились показать, эта реставрация обусловливалась серьезными системными противоречиями старого социализма, слабостью советских реформаторских группировок и подавляющим преобладанием Западного общества – как политическим, так и идеологическим. Среди  причин  реставрации были как идеологическое преобладание западного общества и его массовых средств, так и сознание населения реального социализма, еще не столкнувшегося с особенностями реставрации и в силу этого оказавшегося под влиянием правой идеологии.

В то же время, вероятно, реставрационный удар можно было бы ослабить.Это могли сделать левые силы, опирающиеся в том числе на опыт кризисов реального социализма, в том числе венгерского 1956  и особенности чехословацкого 1968 года . Эти кризисы имели не только обычную «реставрационную» сторону, но и сторону левую — социалистическую, которые «не заметила» консервативная советская метрополия и до сих пор игнорирует идеология официального консерватизма в России.

 Следует указать на ответственность консерватизма за   непонимание  положительного содержания левых экспериментов в странах Восточной Европы, а также подавление этих  экспериментов.

Вопреки попыткам правых консерваторов представить себя идеологами новой общественной формы и суверенной России, правые «консерватизмы» во всех посткоммунистических странах выступают как идеология поддержки имеющегося мирового порядка.  Не исключение и русский консерватизм, делающий упор на восстановление дореволюционной России.

С этих позиций русский консерватизм оценивает и советскую перестройку, а также установление правых постсоветских режимов, включая украинский.

Мы отстаиваем «третий» вариант – поддержку левой альтернативы в ситуации победы реставрации в мире реального социализма. А также  дальнейшее укрепление этой альтернативы в противовес консервативно-либеральным теориям, так и или иначе узаконивающим внешний контроль над миром реального социализма – не исключая и Россию. С точки зрения современной левой теории попытку перестройки в СССР и мире реального социализма в целом  на рубеже 1990-х гг  следует считать «неудачной» , поскольку не был реализован «положительный» (как мы доказываем , — лево-демократический) вариант перестройки.

Левая альтернатива  нынешней ситуации «правого контроля» в мире реального социализма состоит с одной стороны в критике теорий восстановления системы бывшего реального социализма (теории второго марксизма). С другой стороны – полемика с правыми консервативно-либеральными теориями Нового мирового порядка.

Лево-демократическая теория, Россия: политика