Третий марксизм.Глава VII. Реальный социализм как всемирно-историческая форма. Итоги «коммунизма» и «второго» марксизма.

В данной главе мы попытаемся подвести  итоги нашему обзору системы реального социализма.

Основу такому подведения дает и восточноевропейская ситуация «посткоммунизма», сделавшая реальный социализм  историей и прошлым соответствующих стран.

Что представляла собой данная  всемирно-историческая форма XX века и его идеология – марксизм-ленинизм (советский «второй») марксизм, каков был вклад этой исторической формы в мировое развитие?

Возникший в начале XX века в России, реальный социализм  сыграл значительную роль в истории этого века и потерпел крушение в  его конце  — в результате неудачной с точки зрения современной левой теории (и закономерно провальной с точки зрения консервативно-либеральной идеологии) перестройки.  В то же время эта общественная форма  оставила значительное  не только отрицательное наследство,  которое  (в идеале) должно было бы не догматически критиковаться и разрушаться правящими «посткоммунистическими» группировками (в том числе и в России), но использоваться в построении новых обществ.

Вариантом общества реального социализма остается   продолжающий свое  активное и внушительное развитие континентальный Китай (см. предшествующую главу 6). Это китайское развитие позволяет иначе (чем это делает однобокая консервативно-либеральная критика) взглянуть на систему реального социализма и ее преобразование в «посткоммунистические» формы.

1.Оценки реального социализма и теоретические основания его анализа.О подходе к анализу реального социализма русского консерватизма и противоречиях этого подхода.

Ответ на  вопрос, что  представлял собой реальный социализм, зависит от выбранного способа анализа данной системы  и его  идеологии.

 В настоящее время основные  оценки  реального социализма и способы анализа его системы, задаются,  во-первых, западным  консервативно-либеральным подходом и соответствующей   консервативно-либеральной  идеологией,  жестко критичной  по отношению к реальному социализму. А также, во-вторых, идеологией «второго марксизма», марксизма-ленинизма, дававшей апологетическую (некритическую) трактовку основных проблем реального социализма и его отношений с окружающим миром и  потерпевшей в силу этого поражение в противостоянии с консервативным либерализмом. (Что закрепил и провал советской перестройки на рубеже 1990-х гг).

       Отличия этих двух главных подходов (и соответствующих идеологических направлений) к реальному социализму многочисленны и  начинаются уже с терминологии. С точки зрения традиционного  советского подхода (подхода второго марксизма) реальный социализм определялся как «социализм» (это делается даже в китайском варианте идеологии «социализма с китайской спецификой»). В рамках западного подхода — подхода правых либералов и правых консерваторов — это общество называлось «коммунизмом». За этим терминологическим различием двух подходов следует и различие в оценках.

 Советский (второй) марксизм давал однозначно положительное (точнее, апологетическое) описание реального социализма, не понимая его противоречий и закономерностей будущей трансформации — включая вероятную реставрацию «реального капитализма».

Консервативно-либеральное описание  реального социализма  можно определить как негативное (используя здесь весь спектр понимания «негативности» — как классического марксизма так и «негативной диалектики» Франкфуртской школы). Это негативное описание проявляется в традиционных западных  (консервативно-либеральных) теориях реального социализма – например, теории   тоталитаризма.

Этот негативный подход к реальному социализму характерен для всех представителей правых идеологических течений —  не только  «либералов» ( как постоянно пытаются доказать консервативные идеологи в России – напр., М. Делягин, С.Кара-Мурза и проч.), но также и консерваторов – в том числе и русских – о чем консервативные идеологи как правило ничего не говорят.

  Вопреки  попыткам представителей русского консерватизма представить данное направление некоей отдельной, новой  и позитивной идеологией, этот консерватизм остается в рамках консервативно-либеральной  («западной» — правой) идеологии и ее оценок реального социализма.   В своем подходе к реальному социализму русcкий консерватизм повторяет основные положения   правой идеологии – как правых либерализмов, так и большинства посткоммунистических консерватизмов  от Хорватии и Прибалтики до Украины и Кавказа. Эти консерватизмы (как и соответствующие правые либерализмы) рассматривают реальный социализм как отрицательное явление и негативное искажение «нормального» дореволюционного развития в соответствующих странах.  Они выступают с программой разрушения реального социализма и возвращения к дореволюционным общественным образованиям — то есть межвоенным (существовавшим между двумя мировыми войнами) государствам в соответствующих странах.Этой же модели следует и русский консерватизм, для которого идеалом оказывается дореволюционная (до 1917 г.) российская империя.

Примером  отношения русского консерватизма к реальному социализму могут служить многочисленные сочинения его представителей, начиная с И. Шафаревича, В. Кожинова, А. Солженицына и кончая известным консервативным автором Александром Ципко – например, его статья  2015 г. «Коммунизм и человеколюбие несовместимы» (http://www.ng.ru/ideas/2015-05-27/5_communism.html ).

Русский консерватизм  объявляет своим главным противником «либералов» и либерализм. Однако, как мы уже видели,   полемика русского консерватизма с  последним, активно ведущаяся в России  уже по меньшей мере второе десятилетие,  реального результата не имеет. Она, как можно утверждать, и не может иметь результата ввиду сущностной связи (о которой не говорят консерваторы) правого консерватизма с правым либерализмом как в западном обществе, так и в мире современного посткоммунизма. В теориях правых авторов (в частности российских ) – например, А. Солженицына и ряда других  — оба правых идеологических направления (или их элеметы) как консерватизма, так и  либерализма — часто сосуществуют. Между обоими данными течениями в правом западном их варианте больше сходств, чем различий, они оба принадлежат к единой  правой – консервативно-либеральной идеологии современного западного общества.

Отдельного анализа требует и понимание консерваторами марксизма, один из краеугольных моментов которого — утверждение о якобы  «русофобии»   Маркса и марксизма, а также попытки критики в качестве «либеральных» таких направлений левой идеологии. Как, например, еврокоммунизм.  

   Примером  критики якобы «русофобского» марксизма, может быть, например, позиция левого консерватора и неонародника  Сергея  Кара-Мурзы.  Пытаясь защищать т.н. советскую цивилизацию (В работе «Советская цивилизация»,2001), он делает это с позиций русского консерватизма,  оказываясь от марксизма, на котором реальная «советская цивилизация» была построена. С этих же позиций — фактически с позиций правого консерватизма – он дает (В книге «Евреи, диссиденты и еврокоммунизм», 2002) критику еврокоммунизма как «либерализма». Результатом необъективной критики марксизма С. Кара-Мурзой оказывается его поддержка  домарксистских концепций  — например,  неонародничества.  На неонароднических основаниях – с использованием понятия общины и проч. строится С. Кара-Мурзой и концепция «советской цивилизации», которая   трактуется как «общинная».

Критика марксизма у  С. Кара-Мурзы нарастала постепенно после начала «нулевых» гг.В некоторых его публикациях  конца 1990-х гг  можно обнаружить противоречащие его поздним соображениям  высказывания в пользу марксизма. Например,  в статье «Патриотизм не абстракция»  1999 г. Кара-Мурза полемизировал «за Маркса» — с И.Шафаревичем (  http://zavtra.ru/blogs/1999-08-1761).  Однако позднее – напр., в работе «Маркс против русской революции», М., 2008 —  С. Кара-Мурза строит аргументацию против марксизма, доказывая вслед за И.Шафаревичем  «русофобию» и вообще  якобы «антинациональность» марксизма.    Подобными утверждениями С. Кара-Мурза, как и русский консерватизм в целом,  навязывает свое понимание марксизма, оставляя в тени, что   на основе второго марксизма строилась вся идеология советского  реального социализма в России, который идеологи типа С. Кара-Мурзы и иные консерваторы якобы защищают от «либералов».

 Консервативное обвинение  (например, того же С. Кара-Мурзы) марксизма в «русофобии», выдвигаемое с якобы   «национальных» позиций,  является ложными —  представляют собой явное передергивание.    С. Кара-Мурзой  верно полемизирует И.Н. Макаров (http://www.rksm.ru/node/174), указывая, что  утверждения якобы «русофобии» Маркса использовалась еще в «Вехах». Тогда как критику подобных обвинений дали еще дореволюционные марксисты —  например, Г.В. Плеханов в заметке «Карл Маркс».

 «К числу злых нелепостей, — писал Плеханов,- распространявшихся насчет Маркса, принадлежит сказка о том, что автор «Капитала» относился враждебно к русским. На самом деле он ненавидел русский царизм, всегда игравший гнусную роль международного жандарма, готового давить всякое освободительное движение, где бы оно ни начиналось» (Плеханов Г.В., Избранные философские сочинения, т. 2, с.). 

(О передергивании цитат марксистов у С. Кара-Мурзы см. также В.  Грутов, Чёрный Мурза против красного Маркса, http://aleksandr-kommari.narod.ru/Grutov_Chyornyiy_Murza_protiv_krasnogo_Marksa.htm).

Достаточно противоречиво   ( в обычном для консерватизма стиле) трактуется Кара-Мурзой  тема своеобразия русской революции. По обычной для консерватизма методике С. Кара-Мурза положительно пишет о Сталине (напр., в статье 1999 г.), достаточно странно разбирая  работы Ленина – именно, обходя вопрос о новом понимании марксизма у Ленина и его разноплановом анализе своеобразия русской революции. (На общинной интерпретации этого своеобразия С. Кара-Мурза пытается строить свою концепцию).  Нет у данного автора анализа подхода Ленина к  важным обсуждаемым им вопросам – например, крестьянскому.

 Пытаясь критиковать «либерализм», левые консерваторы типа того же  С. Кара-Мурзы  — как и иные консервативные идеологи —  реально переходят на позиции  западной консервативно-либеральной идеологии.  (Хотя и отстаивая «консервативный» вариант таковой).

Особенностью консервативного подхода (в отличие от праволиберального) является, в частности, преувеличение национальных факторов в анализе реального социализма. Консерватизм концентрируется на национальных особенностях ( и национальном объяснении)  реального социализма.  Положительные особенности советской системы трактуются русским консерватизмом как результат «русской цивилизации». Дело, мол,  «просто в России». Основные признаки  и особенности реального социализма  трактуются как просто «русские» — то есть смешиваются  с национальными особенностями.

Одна группа русских консерваторов правого толка таким образом  понимает положительные советские особенности как «русские»  (что можно определить как «национальное присвоение» признаков реального социализма). Другая группа консерваторов  (например, А. Ципко), напротив,  критикуют «советскость», пытаясь противопоставить  ей  хорошую  антисоветскую (дореволюционную) «русскость».    «Советскость» при этом трактуется  исключительно негативно, «русскость» же  (дореволюционного образца) — как нечто  положительное и отличное от советскости.

Такой якобы «национальный» подход типичен   как для консервативной, так и для правой (консервативно-либеральной)  теории – несмотря на «интернационализм» либерализма.

Атака западного общества  на советский реальный социализм, но и на российский посткоммунизм трактуется в чисто национальных терминах как проявление «русофобии».

Консерватизм неспособен к типологическому анализу реального социализма и его разных национальных вариантов.

В целом консервативно-либеральный анализ реального социализма (с обвинением «коммунизма»  в  авторитаризме, отказе от частной собственности  и проч. )как правило тенденциозен — является негативным.

Это проявляется и в консервативно-либеральной практике освоения реального социализма. (она же практика реставрации). Таковая  однако показывает противоречия западного (консервативно-либерального) освоения посткоммунизма– как экономического, так и политического. Западный контроль переориентирует посткоммунистические страны  (например, Прибалтийские) на Запад, проводя в них достаточно противоречивые реформы. В экономике речь идет о деиндустриализации, в политике – о большей демократии по  сравнению с реальным социализмом. Однако эта демократия часто оборачивается жестким авторитарным (хотя уже правым) консервативным (правонациональным) контролем – например, на Украине.

2.Подход к анализу реального социализма современного (третьего) марксизма. К истории становления реального социализма.

   Cовременная левая теория должна предложить иное понимание реального социализма, чем консервативно-либеральный подход.

Одним из главных вопросов, на который должна ответить эта левая теория, —  следует ли считать реальный социализм  «социализмом», то есть «первым коммунистическим обществом» по Марксу? И действительно ли реальный социализм может считаться «более высокой» общественной формой по сравнению с западным обществом XX века («капитализмом») ?

Подход к анализу реального социализма третьего марксизма  -современной левой  (леводемократической ) теории — должен отличаться от понимания реального социализма в западной – консервативно-либеральной идеологии, а также во втором (советском) марксизме. В отличие от консервативно-либеральной идеологии, представляющей «негативный» подход к анализу реального социализма, новый марксизм  стремится к положительной его критике и адекватной оценке.  

Это попросту говоря, означает  признание, что общество  реального социализма играло в истории мира и собственных стран не только негативную роль – как это пытается нам доказывать идеология консервативного либерализма. Данное  общество смогло добиться ряда значительных исторических успехов, как внутри страны, так и в мире.   Эти успехи были связаны с основными особенностями реального социализма – в первую очередь подъемом государственного сектора общества.При этом  в отличие от подхода второго марксизма, анализ современным марксизмом   реального социализма является критическим. Речь идет о критике реального социализма,  но критике «положительной» —  с позиции более высокой исторической формы, каковой, видимо,  следует считать  не современное западное общество, но «новый социализм». Дискурс третьего  марксизма должен включать ряд важных поправок ко второму марксизму, изложение которых и составляет задачу данной работы.

Для западных концепций  реального социализма характерна однобокая  интерпретация большевизма (ленинизма, второго марксизма), которую иногда воспроизводят даже как бы левые  (реально социал-консервативные) авторы. Например, Иммануил Валлерстайн,  рассматривающий ленинизм как прежде всего теорию «захвата власти». (http://expert.ru/expert/2011/01/lenin-i-leninizm-segodnya-i-poslezavtra/ ).

В данной теории Валлерстайна мы видим повторение обычных консервативно-либеральных стереотипов в отношении большевизма.  Если бы идеология захвата власти была главной в ленинизме, американских организаторов новейших переворотов в арабском мире или на Украине следовало бы считать большими ленинцами, чем сам Ленин.

Правда, в силу противоречивости своего подхода Валлерстайн в  другом месте корректирует свои соображения о приходе к власти большевиков. «Более правильным было бы сказать, что они возглавили одно из первых и, возможно, самое драматичное из национально-освободительных восстаний на периферии и полупериферии миро-системы». (Валлерстайн И. Конец  знакомого   мира:  Социология XXI  века/ Пер.с англ под ред  В/ Иноземцева.-М.Логос, 2004. – 368 (http://yanko.lib.ru/books/cultur/vallerstayn-konec_znakomogo_mira-8l.pdf).

.Валлерстайн прав, говоря о возможной реабилитации ленинизма в России (каковой однако еще не произошло), но речь идет  не о реабилитации ленинизма в его понимании, но о реабилитации второго марксизма в рамках  более развитых форм левой идеологии – современного (третьего) марксизма.

Появление реального социализма в XX веке имело свои очевидные причины, связанные с историей традиционного западного общества и его противоречиями. Начало  развитию обществ реального социализма положила русская революция 1917 г.  – как в февральском, так и в октябрьском варианте — т.н. «большевистский переворот» 25 октября – 7 ноября 1917 г.

Большевистская революция произошла в России в 1917 г. в силу особо острых противоречий в этой стране и способности левых российских социал-демократов к реальной борьбе за власть с правыми (в том числе и социалистическими) группировками. Русская революция 1917 г. в целом – как и ее «большевистская» стадия — была ответом на западный капитализм, результатом острейших столкновений начала XX века – в том числе первой мировой войны. Эта революция положила начало развития новой исторической форме – реального социализма — в мировом плане.

Ленинизм (фактически – второй марксизм), конечно, шире узких представлений о стратегии прихода к власти — тем более чисто «захватнических», которые Ленин опроверг в концепции «опоры восстания на класс» (в работе «Марксизм и восстание»).Коммунистические революции — приход к власти компартий как в России, так и других странах реального социализма  не следует демонизировать  — как это делает консервативно-либеральный подход.   Эти революции имели свои основания, опирались на значительную часть населения.

Коммунистические партии (по нашему определению — партии «второго» марксизма – марксизма –ленинизма ) возникли из левой социал-демократии в начале XX века, и в течение всего этого века занимали место на левом фланге европейского политического спектра и европейских парламентов.

В начале XX века в Европе  — а также, видимо,  и в мире в целом — фактически шла  гражданская война между правыми и левыми группировками, которая была следствием противоречий тогдашнего Западного общества («капитализма»). «На грани» революции  были многие европейские страны — от Испании до Германии. Соответственно на грани  прихода к власти были левые в целом ряде европейских стран– например, Германии, где такая попытка была подавлена полицейскими средствами – в том числе и прямым террором. (Ноябрьская революция 1918 г. в Германии, убийство К. Либкнехта и Розы Люксембург).

«Большевистский переворот» 1917 г. привел к серьезным переменам в  России и мире —   укреплению у власти большевиков, выигрышу ими гражданской войны и началу (с  1920-х гг ) построения партией большевиков общества «реального социализма»  со всеми  его достижениями и противоречиями. (Развитие этого общества описывалось в главах 3-5 настоящей работы).

В СССР закрепилась специфическая  форма реального социализма, в утверждении которой важную роль сыграли особенности России начала XX века и личность Сталина.  Однако построение системы реального социализма в целом (в том числе и в России) нельзя  (как это делают определенные идеологи консерватизма) относить лишь на счет одной личности. Эту систему (на что обратило внимание хрущевская эпоха) строила партия большевиков – по проекту «второго марксизма» — марксизма-ленинизма (с его                              спецификой как в России, так и других странах). Точно так же  системы реального социализма в других странах следует связывать не исключительно с их лидерами, но  компартиями этих стран.

Важную часть репрессивности реального социализма создавала ситуации нестабильности и противостояния нового общества с «капиталистическим окружением».

К противоречиям вели  как особенности лидеров «раннего коммунизма» (например, того же Сталина), так и  специфические социально- экономические и политические особенности его собственной системы — в частности,  авторитарная политическая надстройка «диктатуры пролетариата». Авторитарная политическая система «диктатуры» содержала как возможности узурпации власти бюрократией, так и культу лидеров  (в том числе «культ личности Сталина»).

Неизбежным следствием возникновения и подъема реального социализма в советской России стало противостояние этого общества с обществом западным – прежде всего экономическое, но также и касающееся многих других сфер – политических,  военных и проч. Важной особенностью реального социализма (раннего коммунизма) было его революционное противостояние «мировому капитализму». Это противостояние, как и в других аналогичных исторических случаях, вызвала атаку мощных мировых сил.

 Такую же атаку  на рубеже XX и XIX века пережила  и Французская революция, подавленная европейскими монархиями и английским  «капитализмом» к 1815 г. Русская революция,  реальный социализм XX века (и прежде всего Россия как главная страна этой системы) столкнулись  с   такой же мощной атакой  сил мирового правого истеблишмента. Борьба систем продолжалась – в течение всего XX века, а также и в 21 веке.   Реальный социализм  отражал  атаки «сильно преобладавшего» противника (западного — расчлененного общества) в течение почти всего этого века, включая и вторую мировую войну.  Поражение реальный социализм  потерпел только к концу XX века – на рубеже 1990-х годов этого века.

Особенности реального социализма определялись его противостоянием с западным «капитализмом» вначале — первой половины XX века и фактически  агрессия со стороны последнего. (Состоявшая в том числе и в создании «консервативных» режимов на границах реального социализма).

Западное общество создавало правоконсервативные диктатуры — Муссолини, Франко, Гитлера и проч. — для противостояния усиливавшемуся давлению левых сил и левым переворотам. Гитлеровская Германия специально поддерживалась главными западными демократиями для атаки против СССР и в течении 1930-х гг прямо направлялась на Восток. Необходимость ускоренного развития СССР в 1930-х гг объяснялась в том числе и военными нуждами.  

Вторая мировая война –  как и первая мировая – была порождена западным обществом (капитализмом). Попытки свалить ее на тот же СССР консервативно-либеральными теоретиками — включая В. Суворова – ложны.

В июне 1941 г. гитлеровская Германия совершает очевидное  (вопреки Суворовым, и проч. В т.ч. М. Солонин.  ) нападение на  СССР . СССР втягивается в тяжелую войну с нацистской Германией. Он несет тяжелые потери, но одерживает победу в этой войне.

После войны советский реальный социализм  совершает важный прорыв в Восточной Европе – создает в этой части Европы сходные системы реального социализма. За этим следует прорыв в Азии – победа коммунистической революции в Китае, а затем и ряде других стран Азии.Ряд европейских компартий – например, в Югославии и Албании —  приходит к власти в результате второй мировой войны, причем относительно самостоятельно от СССР – в результате победы левого партизанского движения против режима гитлеровской Германии.  Безусловно при этом, что возможность этого создала победа СССР над указанным режимом  СССР   и послевоенный рост влияния СССР.

Эта же победа – над Японией определила послевоенное развитие событий в Юго-Восточной Азии. В первую очередь китайскую революцию 1949 г., а также перемены в Корее, Вьетнаме и других странах.  Рост мирового влияния реального социализма определил также и перемены в Латинской Америке – в том числе революцию на Кубе.

Далее происходит распад т.н.«колониальной системы» ряда западных стран —  на ближнем Востоке, Африке и Латинской Америке.Революция на Кубе, в Венесуэле, Чили  и проч.СССР становится мировой державой, со своими сателлитами. Он занимает значительную часть мировой территории и противостоит «западному» блоку во главе с США и Британией.

После Сталина  советская система в СССР изменяется, переходя,  как мы доказываем, к «норме» реального социализма. Система остается авторитарной, но власть перестает быть личной и переходит снова (как и в 1920-х годах в СССР) к «коллективному руководству» — верхушке партаппарата.

Запад осознает серьезность ситуации и занимает «круговую оборону». С конца 1940-х начинается серьезное противостояние систем – холодная война. Ему соответствовало жесткое противостояние во всех сферах – от идеологии до экономики, подчас —  с элементами военных столкновений ( в Корее,  Вьетнаме и проч.).

 Однако вплоть до конца 1960-х гг реальный социализм  находится на подъеме. Его территория расширяется, системы советского образца строятся в ряде регионов мира – от Восточной Европы до Китая и Латинской Америки — Кубы, Венесуэлы и проч. СССР поддерживает эти системы, выступая по отношению к ним в роли «метрополии».  Образуются сферы  влияния советского  реального социализма  в  Европе,  Китае,  Юго-Восточной Азии и Латинской  Америке.

Поддержку со стороны СССР обществ реального социализма в мире не следует считать лишенной смысла, как это доказывают якобы имперские консерваторы, до сего времени  воюющие с «троцкизмом». (А. Байгушев, Русская партия в КПСС, 2005). Декларируя свое имперство, консерваторы  с 1980-х гг (в лице т.н. «русской партии») реально выступали за подрыв сфер влияния советской России, в виде имперского противовеса  выдвигая мифологические теории  вроде теории Пятой Империи Проханова.

Как мы видим к настоящему времени, консервативные имперские теории, не понимающие специфику советского («левого») влияния в мире, не принесли посткоммунистической России ничего, кроме провала в бывших советских сферах влиянтия, включая и такие близкие России страны, как Украина.

После прихода в 1954 г. к власти в СССР Л. Брежнева происходит своеобразная (хотя и не во всем прямолинейная) «ресталинизация» — отход от хрущевского реформаторства. При этом полного возврата к сталинской системе не происходит.Брежневское двадцатилетие -1964 по 1984 год (смерть Брежнева – в 1982 г.) дает пример классического реального социализма в СССР .

3.Общие вопросы реального социализма. Можно ли считать реальный социализм «социализмом» по Марксу («Критика Готской программы»). Мнение современных сторонников реального социализма (Б.П. Курашвили, В.Ф.Паульман) : «социализм был». Может ли «диктатура партаппарата» считаться социализмом?

Советский реальный социализм определялся по-разному на Западе, где назывался «коммунизмом» и в советской идеологии, где назывался социализмом. Свой вклад вносила и неортодоксальная левая литература. Обсуждение темы не прекращалось с 1920-30-х гг, правда, ввиду советской цензуры, главным образом на Западе или в самиздате.

Открытое обсуждение  проблематики реального социализма в России началось в период советской перестройки конца 1980-х гг. с началом горбачевской «гласности».   При этом — как и к настоящему времени — основные подходы к анализу реального социализма в России не изменились. 

Правый – консервативно-либеральный подход дает негативное описание реального социализма и его истории. В работах левого направления по вопросу определения реального социализма  можно  отметить два полюса. На одном полюсе находится советская идеология, которая считала реальный социализм социализмом и давала его апологетическое (часто явно приукрашенное) описание. На другом – «неортодоксальные» левые теории, которые отрицали «социалистичность» системы реального социализма.

С позиций современной левой теории, опирающейся на марксистский теоретический инструментарий, реальный социализм  (в различных его видах и вариантах —  советском, восточноевропейском или китайском ) следует по-видимому рассматривать как всемирно-историческую форму в марксистском смысле.  То есть если не как общественно-экономическую формацию, то как «подформацию», имеющую свои социально-экономические  основы, свои особенности развития, свой период подъема и упадка. Следует дать анализ этой формы (административно-командной системы — понятие Г. Попова), ее политики и  идеологии как в ее противоречиях, так и в ее положительности. В советском дискурсе такой анализ и подход, как известно, назывался «диалектическим».

В анализе  этой общественной формы  современный (третий) марксизм может использовать известные марксистские категории (понятия) — социально-экономической основы (базиса) этого общества,  общественно-экономической формации, классов реального социализма и проч., отсутствующие в западном консервативно-либеральном дискурсе.

 Следует, во-первых, определить место реального социализма по «традиционно-марксистской» шкале и ответить на вопрос, можно ли считать реальный социализм социализмом в марксистском смысле.

Советская идеология (советский марксизм) определял советскую систему 1930-80-х годов как «социализм», из чего следовало  понимание реформ 1930-х гг в СССР как «строительства социализма». Социализм в СССР был  признан официально построенным в 1930-х гг, затем – после войны в 1940-х.

Как  писалось в «Истории КПСС» (в частности, 1975 г. издания), социализм (социалистическое общество) считался построенным «в основном» уже в результате 2-й пятилетки  — то есть к 1937 г. «1933—1937 годы во внутренней жизни Советской страны характеризуются завершением социалистической реконструкции всех отраслей народного хозяйства и построением в основном социалистического общества…С выполнением второй пятилетки главные задачи переходного периода были решены. Новая экономическая политика, введенная в 1921 году, исчерпала себя. В СССР было построено в основном социалистическое общество». (История КПСС,  М., 1975, с. 434, 438).Поэтому  «третий пятилетний план (1938—1942 г.) был первым народнохозяйственным планом построенного в СССР социалистического общества» ( Там же, 443)

Этот тезис  о построенности социализма с некоторыми уточнениями был принят советским марксизмом 1960-80-х годов.  Данная официальная в СССР идеология рассматривала реальный социализм с положительной стороны, негативные стороны опускались. Очевиден ряд черт бюрократической наивности данной позиции  — как и идеологии реального социализма в целом. Принятая на XXII съезде КПСС 3-я программа КПСС 1961 г., заявляла  например о построении в СССР социализма и переходе к строительству «материально-технической  базы коммунизма».В брежневский период  появилось более прагматичное понятие «развитого социализма», однако тезис о «курсе на строительство коммунизма» остался.

Как заявлялось в официальной истории КПСС, «во внутренней жизни Советской страны 60-е годы ознаменовались построением в СССР развитого социалистического общества, что позволило партии в принятой XXII съездом КПСС но-вой Программе провозгласить курс на строительство коммунизма». (История КПСС,  М., 1975, с. 669)    Понятие развитого социалистического общества   использовалось также на последующих съездах КПСС, в частности 24-м. (Цит. соч.,681).

Важно заметить, что оппозиционные  левые в СССР и мире в целом также с начала 1930-х гг отрицали  факт «построенности» социализма в СССР.  Мы приводили мнения  об этом советских оппозиционеров — М.Рютина, Л.Троцкого, Ф.Раскольникова и др. А также левых  на Западе  (Буррине, Целига).В неортодоксальных левых теориях уже с 1930-х гг высказывались сомнения в соответствии реального социализма марксистскому понятию «социализма». Говорилось также о «государственном социализме» и проч. В частности М. Рютин  («Сталин и кризис пролетарской диктатуры», 1932),  Ф. Раскольников ( «Письмо к Сталину 1939) и многие другие авторы.

Например, М.Рютин критиковал заявления Сталина и Молотова (относящиеся еще к началу 1930-х гг) о построенности социализма в СССР. «Сталин на 16 съезде партии заявил, что мы уже вступили в период социализма….Все заключение о том, что мы уже вступили в первую фазу коммунизма, «целиком», от начала и до конца, основано на лживых посылках и утверждениях… Сталинское «социалистическое общество» целиком оказывается лишённым социалистического содержания. В действительности мы в настоящее время несравненно дальше находимся от социалистического общества, чем в 1926-1927 гг.». (М. Рютин, Кризис пролетарской диктатуры, — В сб.: На колени не встану, М., 1992, с.152, 156-157).

В  классической работе «Преданная революция» (1937 г.) Лев Троцкий писал: «Правильнее, поэтому нынешний советский режим, во всей его противоречивости, назвать не социалистическим, а подготовительным или переходным от капитализма к социализму»  (Л. Троцкий, Преданная революция, М., НИИ Культура, 1991, с. 43).

Попытки  определения советской системы в период советской перестройки обнаружили широкий разброс мнений, которые мы рассмотрим ниже.  

В современной левой литературе – в том числе в России и постсоветском пространстве в целом —   неясность определений сохраняется. Ряд современных левых авторов в России – от Бориса Курашвили до Ф. Паульмана —  отстаивает мнение, что реальный социализм в СССР следует считать «социализмом».

В  начале 1990-х годов социалист-реформатор (и один из инициаторов советской перестройки) Б.П. Курашвили писал: “советский социализм был действительным социализмом, хотя и с серьезными недостатками”. (Б. Курашвили. “Новый социализм. К возрождению после катастрофы”,1997,  с. 225).

Согласно  современному социалисту В.Ф Паульману, автору книги «Мир на перекрестке четырех дорог» ( 2007,  исправленные варианты – 2009 и др.) также             «существовавшее в СССР общественное устройство не являлось переходным мостиком от капитализма к социализму, а было настоящим социализмом».( изд. 2007, 2009//? с. 228).

Б. Курашвили и В. Паульман таким образом  называют советский строй «социализмом» в марксистском смысле.

Мы подвергли данное соображение критике в своей рецензии на книгу В. Паульмана 2007 г., ссылаясь также на работы неофициального марксизма – в частности, уже неоднократно приводившуюся работу Л. Троцкого «Преданная революция». (В поисках утраченного социализма.О книге В.Ф. Паульмана  Прогноз судьбы человечества. Размышления о глобальном капитализме, демократическом социализме и истории СССР.Таллинн, КПД, 2007. https://kripta.ee/rosenfeld/2007/12/08/v-poiskax-utrachennogo-socializma/ ) В последние варианты своей работы В. Ф. Паульман включил анализ некоторых из тезисов данных авторов (включая Троцкого). Однако и в последующих изданиях своей работы он не отказывается от тезиса, что реальный социализм был «социализмом» — т.е.первым коммунистическом обществом в марксистском смысле.

По мнению В.Ф. Паульмана  «вся аргументация Л.Троцкого не опровергает вывода о том, что в СССР уже в середине 1930 годов существовал социализм со всеми своими экономическими, социальными и политическими противоречиями, что функционировало качественно новое общество, которое не имело «прецедента и не знает аналогии» в истории человечества. 

Существовавшее в СССР общественное устройство не являлось переходным мостиком от капитализма к социализму, а было настоящим социализмом. Однако этот тип социализма, как переходного этапа от капитализма к коммунизму, согласно определению К.Маркса, далеко не соответствовал идеальной теоретической модели». (Паульман, 2009, с.228).

При этом одновременно с утверждением реального социализма социализмом В.Ф. Паульман, как ни странно,  принимает  тезис оппозиционных левых (начиная с 1930 х гг) о том, что этот советский  социализм 1930-80-х гг  был «диктатурой партийно-государственного аппарата».  

 «Отсутствие подлинного народовластия,- пишет он,-  выражавшегося в противоречии между  диктатурой государственно-партийной бюрократии, с одной стороны,  производительными силами и экономическими отношениями, с другой, определило своеобразный характер соотношения экономического базиса и политической надстройки, когда общенародная собственность функционировала в жестких рамках диктатуры партийно-государственного аппарата» (Цит. соч., 229).

Определение  режима в СССР как диктатуры партийного аппарата, как мы уже замечали, восходит к позиции неортодоксальных левых 1920-30-х гг — в частности, М. Рютина, Л. Троцкого и многократно высказывалась в неортодоксальной левой литературе на Западе и в самиздате реального социализма.

По словам М. Рютина «В результате всех происходящих в партии сдвигов и процессов партаппарат превратился в самодовлеющую силу. Раньше партия создавала аппарат, теперь аппарат создаёт по своему образцу и подобию партию». (Сталин и кризис пролетарской диктатуры, 1933).

Первые признаки диктатуры партаппарата обнаружились еще при жизни Ленина и стали объектом критики как в последних его работах, так и, например, в  т.н. «Письме 46» (1923 г.). (См. об этом см. А.Авторханов, Технология власти, М., Слово, 1991, с. 65).

Факт диктатуры партапарата в СССР был признан и советскими критическими авторами начиная с перестройки и в 1990-х гг.- например, в работах известного исследователя реального социализма Анатолия Бутенко. По словам  А.Бутенко в 1992 г.  «узурпация партийно-государственной бюрократией власти трудящихся исключила коренную перемену механизмов прогресса – замену буржуазных  механизмов социалистическими.Поскольку отменить прежние, буржуазные, было проще, чем  создать новые, ускоряющие развитие»… (Цит. По А. П. Бутенко, О  «бархатных» и «небархатных»  революциях в странах центрально-восточной Европы. – Посткоммунистическая Восточная Европа. // Восточная Европа: контуры   посткоммунистической модели развития. – М., 1992, С.65).

Факт диктатуры партаппарата в условиях реального социализма признает  и В.Ф. Паульман.  Однако признание данного факта сочетается  у него с утверждением, что реальный социализм  следует считать социализмом в марксистском смысле. 

«Вместо развития народовластия зрела и укреплялась  диктатура партийно-государственного аппарата. Означало ли это, что государственная собственность становилась антиподом общенародной собственности, что появился новый класс собственников – вместо капиталистов возник класс чиновников, все больше и больше отрывавшихся, как писал Л.Троцкий, от трудящихся масс? Нет, не означало. Государственная собственность до контрреволюции 1991 года оставалась по своему существу общенародной, ибо функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата не были субъектами государственной собственности, хотя ею безраздельно распоряжались и располагали целым букетом привилегий. Таков парадокс истории, которая «придумала» нечто отличное от теоретических схем. Возникло противоречие между формой (государственной) и содержанием (общенародным) собственности, которое теоретически могло разрешиться двояко»….  (Паульман, В. Глава 4. Закономерности и противоречия  государственного социализма., 232, 235).

В.Ф. Паульман таким образом одновременно с признанием реального социализма «социализмом» считает его также и диктатурой партаппарата. (По принципу «социализм есть,  но есть и диктатура партаппарата»). В таком соединении, однако, можно заметить весьма серьезное противоречие, которое влечет и другие противоречия подхода. Такое противоречие наверняка удивило бы самих основателей марксистской теории. Не может не удивить оно  и современных сторонников данного направления.

Считать социализмом ( то есть «первым коммунистическим обществом» в марксистском смысле — смысле Готской программы Маркса и Государства и революции Ленина). диктатуру партийно-государственного аппарата – означает идти на явное противоречие с марксизмом  и по сути компрометировать идею социализма.

Повторим аргументацию по этому вопросу, которую мы приводили ранее  (в главе 4) – в том числе и высказанную неофициальным марксизмом.

Определение реального социализма в СССР как «социализма» в марксистском смысле (то есть  «первого коммунистического общества» в смысле «критики Готской программы» Маркса) было сделано сталинским руководством в конце 1930-х гг. (например, в 1935 г., а по некоторым данным – например, М. Рютина -, еще ранее).

На противоречивость такого определения  еще в 1930-е г. указал неортодоксальный марксизм и его уже упоминавшиеся сторонники – М. Рютин, В Серж, Л. Троцкий и др.

Отказываясь считать сталинский социализм «социализмом»,  Лев Троцкий в работе «Преданная революция» писал:

«VII конгресс Коминтерна, в резолюции от 20 августа 1935 г., торжественно удостоверил, что в итоге успехов национализованной промышленности, осуществления коллективизации, вытеснения капиталистических элементов и ликвидации кулачества, как класса, «достигнуты окончательная и бесповоротная победа социализма в СССР и всестороннее укрепление государства диктатуры пролетариата». При всей своей категоричности свидетельство Коминтерна насквозь противоречиво: если социализм «окончательно и бесповоротно» победил, не как принцип, а как живой общественный строй, то новое «укрепление» диктатуры является очевидной бессмыслицей. И наоборот: если укрепление диктатуры вызывается реальными потребностями режима, значит до победы социализма еще не близко. Не только марксист, но всякий реалистически мыслящий политик должен понять, что самая необходимость «укрепления» диктатуры, т.е. государственного принуждения, свидетельствует не о торжестве бесклассовой гармонии, а о нарастании новых социальных антагонизмов». (Л. Троцкий, Преданная революция, М., 1991, с.55).

Вскоре (также в 1930-х гг, вероятно к 1939 г.) советский марксизм  предложил иное решение указанных противоречий: с конца 1930-х гг он стал отстаивать мнение, что период «диктатуры пролетариата» в СССР завершился и в нем построен «социализм» по Марксу.Однако этим тезисом  также нельзя согласиться (как это делали авторы типа Родиона Раскольникова).Рассмотрим некоторые из противоречий  данного утверждения.

Согласно известным положениям классического марксизма, социализм – это общество общественной собственности на средства производства.  Можно ли считать общественной (а также «общенародной» и проч.) собственность в СССР – например, сталинского периода?

С нашей точки зрения, как и точки зрения неортодоксального марксизма начиная с 1930-х гг в обществе реального социализма существовала диктатура – именно диктатура партаппарата, которая реально не давала возможности «народу» (то есть «совокупному пролетарию»  реального социализма) осуществлять свою власть над государственной собственностью, чтобы можно было считать эту собственность не государственной, а общественной.

  Факт диктатуры партийно-государственного аппарата в СССР, как мы видели, признает и В.Ф. Паульман, говоря о «своеобразном  характере» соотношения «экономического базиса и политической надстройки, когда общенародная собственность функционировала в жестких рамках диктатуры партийно-государственного аппарата» (Прогноз судьбы человечества, 2009, с. 229). Это однако не мешает ему считать советский строй «социализмом».

Рассматривая вопрос о характере собственности в СССР  В. Ф. Паульман пишет: «вопрос стоит так: была ли в СССР государственная собственность действительно общенародной? Другими словами, кто был субъектом собственности – государство или народ (общество)? Не ответив на этот вопрос, невозможно правильно решить и другие методологические проблемы относительно экономической системы и социального строя в СССР.

         …Если мы обратимся к истории, то увидим, что во всех формациях (кроме первобытно-общинного строя) большая часть общественного богатства была распределена между частными собственниками.

В истории, до Октябрьской революции, не было случая, чтобы государство владело подавляющей частью общественного богатства. Противоположная      картина наблюдалась в СССР, где не менее 90% всех основных фондов было сосредоточено в руках государства.Рассматривая данную проблему, следует четко понимать, что государство, являясь организацией общества, инструментом политической власти и управления, не может быть субъектом собственности». (Паульман,  цит. Соч., Глава 4. Закономерности и противоречия  государственного социализма., 232, 235).

По мнению В.Ф. Паульмана «история знает бесчисленное множество примеров, когда собственник де-факто не распоряжался своей собственностью, а за него это делал управляющий. Да и современный капитализм (см. гл. 2), в котором преобладает акционерная форма капитала, предпочитают образно  называть капитализмом менеджеров, ибо именно они управляют процессом воспроизводства».

При этом, как считает автор,  «в истории еще не было такой ситуации, какая сложилась в СССР, когда подавляющая часть богатств была национализирована, имела форму государственной собственности и управлялась не народом – субъектом собственности, а партийно-государственным аппаратом. И не по прямому поручению  народа, а в силу того, что этот аппарат присвоил себе право управлять общенародной собственностью, опираясь на свою диктатуру». 

Однако несмотря на это, по словам В.Ф. Паульмана, в СССР «все накопленное богатство в СССР, природные ресурсы и национальный доход принадлежали народу, а не функционерам и чиновникам партийно-государственного аппарата…Если до 1990 годов этот в общем-то  бесспорный факт можно было еще по разному интерпретировать, то в процессе реставрации капитализма в СССР стало совершенно очевидно, что функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата не были никакими собственниками.

Они, как и все простые граждане, должны были включаться в процесс приватизации на общих основаниях; правда, благодаря своей прежней позиции и связям,  многие представители некогда всемогущего партийно-государственного аппарата преуспели в накоплении первоначального капитала значительно больше, чем их простые соотечественники, став капиталистами».  (Паульман В.Ф., Прогноз судьбы человечества, Глава 4. Закономерности и противоречия  государственного социализма., 232, 235)

Разберем тезисы В.Ф. Паульмана по порядку, указывая на противоречивость его позиции – с одной стороны признания  существования в СССР диктатуры партаппарата,  с другой признания наличия в нем «социализма», «общенародной собственности» и проч.

Во-первых, вряд ли можно согласиться с мнением В.Паульмана, что «до Октябрьской революции, не было случая, чтобы государство владело подавляющей частью общественного богатства».

 Примеров государственной собственности без социализма в истории было достаточно. Есть пример азиатских и проч. деспотий – см. анализ Полем Лафаргом Иезуитских республик, «Перувианского социализма» Г. В. Плехановым в полемике с «Народной волей»  (Социализм и политическая борьба, 1883 ) и др.  Есть примеры и т.н. «азиатского способа производства» и прусского государственного социализма, о которых  мы говорили в предыдущих главах.

Во-вторых, попытка В. Паульмана соединить признание существования диктатуры партаппарата с утверждением  общественной собственности на средства производства» содержит явное противоречие.

С тезисом что «государственная собственность до контрреволюции 1991 года оставалась по своему существу общенародной, ибо функционеры и чиновники партийно-государственного аппарата не были субъектами государственной собственности, хотя ею безраздельно распоряжались и располагали целым букетом привилегий» согласиться весьма трудно.

«Безраздельное распоряжение» и «букет привилегий» чиновников создавал явную возможность для них пользоваться благами общенародной собственности, что практически и происходило начиная со сталинского периода (когда такому пользованию как будто препятствовал репрессивный аппарат), так и  позднее – скажем, в брежневскую эпоху.

  Диктатура создавала возможность отчуждения партаппарата от народа и общества. В условиях советской системы партийная бюрократия – члены партаппарата – по сути дела оказывались в положении собственников «общественной собственности» реального социализма, и могли (что в ряде случаев реально  и делали)  использовать это  положение  в своих интересах.  Это выражалось в многочисленных фактах коррупции бюрократической верхушки в мире реального социализма, которая происходила в том числе и в обычной для реального социализма «денежной» форме. (Многочисленные «дела» стали известны в период советской перестройки).

Эта противоречивость  власти реального социализма, связанная с «диктатурой», выражалась в парадоксах советской системы, ее классовых и проч. особенностях.  А также парадоксах советского марксизма, пытавшегося скрыть указанные особенности и проигрыше этого марксизма в идеологической полемике с западной консервативно-либеральной идеологией по основным вопросам, в том числе и касающимся проблем реального социализма. В свое время мы также указывали на такие парадоксы системы реального социализма – в частности, парадокс собственности и проч. (см. приложение).

Эти противоречия ( о которых давно говорил неофициальный марксизм: «средства производства принадлежат государству, но государство как бы «принадлежит» бюрократии») отчасти признает  и В.Ф. Паульман, говоря о противоречии  «между формой (государственной) и содержанием (общенародным) собственности». (Цит. Соч., с. 232-235 ).

Итак, в целом попытку В. Ф. Паульмана соединить признание реального социализма диктатуры партаппарата с утверждением «общенародности» советской собственности нельзя признать удачной. Такое соединение явно противоречиво, и это не парадокс истории (т.е.парадокс объекта), а парадокс подхода. Значительно логичнее тезис неортодоксального марксизма, доказывающего переходность реального социализма, которая по словам Троцкого «еще не взвешена историей».

Как писал Троцкий в неоднократно цитированной нами работе «Преданная революция», «советская бюрократия экспроприировала пролетариат политически, чтоб своими методами охранять его социальные завоевания. Но самый факт присвоения ею политической власти в стране, где важнейшие средства производства сосредоточены в руках государства, создает новое, еще не бывалое взаимоотношение между бюрократией и богатствами нации. Средства производства принадлежат государству. Но государство как бы «принадлежит» бюрократии. Если б эти совсем еще свежие отношения упрочились, вошли в норму, легализовались, при сопротивлении или без сопротивления трудящихся, то они в конце концов привели бы к полной ликвидации социальных завоеваний пролетарской революции. Но сейчас говорить об этом, по меньшей мере, преждевременно. Пролетариат еще не сказал своего последнего слова. Бюрократия еще не создала для своего господства социальной опоры, в виде особых форм собственности. Она вынуждена защищать государственную собственность, как источник своей власти и своих доходов. Этой стороной своей деятельности она все еще остается орудием диктатуры пролетариата». ( Л. Троцкий, Преданная революция, М., 1991, с.206-207).

 Современный марксизма также не может считать реальный социализм  социализмом в марксистском смысле. Этот строй правильнее описывать понятием «предсоциализма» — переходного периода к социализму.

 Признание значительных достижений реального социализма не должно – тем более в настоящее время, спустя более двух десятилетий после распада реального социализма в Восточной Европе – отменять признания всех недостатков общества  «диктатуры партаппарата» в СССР и других странах. Вслед за неортодоксальным марксизмом 1930-х гг.   современный марксизм должен признать противоречия системы реального социализма, в первую очередь  его главное противоречие, выражаясь  языком советского марксизма, между общественным характером производства и частнобюрократическим управлением производством и (фактически) присвоением его результатов.

Проблема собственности, как и ряд других особенностей реального социализма, позволяет говорить о противоречиях его системы, которую вряд ли  можно определить  как социализм в марксистском смысле – то есть как «первое коммунистическое общество» в смысле «Критики Готской программы» Маркса.

Ряд обществоведов в России ( в том числе сохранявших левый и даже марксистский подход),  занимал иную позицию по сравнению с позицией В. Паульмана, например, известный еще с советского периода исследователь реального социализма   Анатолий Бутенко. 

Взгляды А. Бутенко высказаны в большом количестве работ. В том числе в полемике  на тему о том, «был ли социализм»  с  И. Чубайсом (братом известного россий            ского политика А. Чубайса) ( И.Чубайс. О пользе сомнений. Был ли в СССР социализм? // Независимая газета. 31 янв. 1996, Бутенко А. О вреде полуправды // Независимая газета. – 13 июля 1996.)

По словам  А.Бутенко  «узурпация партийно-государственной бюрократией власти трудящихся исключила коренную перемену механизмов прогресса – замену буржуазных  механизмов социалистическими.Поскольку отменить прежние, буржуазные, было проще, чем  создать новые, ускоряющие развитие, то практически получалось так: чаще всего возникала  специфическая, исторически бесперспективная, законсервированная в своей незавершенности экономическая система». (А. П. Бутенко, О  «бархатных» и «небархатных»  революциях в странах центрально-восточной Европы. – Посткоммунистическая Восточная Европа. // Восточная Европа: контуры   посткоммунистической модели развития. – М., 1992, С.65).).

Иллюстрируя свое понимание  данного вопроса в цитируемой статье, А. Бутенко  опирается на  подход Л. Троцкого и его последователя М. Кокса, который, так же как и Троцкий, рассматривал реальный социализм как «переходный режим».

«Не обладавший ни выгодами рынка, ни преимуществами социализма СССР – на взгляд   Троцкого – мог рассматриваться как переходный режим, полупостроенный дом, буквально севший на   мель истории между буржуазным обществом, не имеющим будущего, и бесклассовым  обществом, которое еще не родилось”… Без скорой победы новых революций в высокоразвитых капиталистических странах такой недостроенный и чахнущий социализм был обречен на  возвратную реинтеграцию в капитализм. Будет ли Советский Союз двигаться к социализму или  назад к капитализму, продолжает Кокс, определят лишь результаты классовой борьбы в развитых капиталистических странах. Однако было очевидно: если такой революции не произойдет, то мировой рынок неизбежно войдет в противоречие со сталинизмом, приведет к разложению системы и ее реинтеграции в международную экономику».

(Кокс М. Троцкий – его враги и друзья и советский кризис. Альтернативы. М., 1995. – № 1. – С. 140. —  Цит. По А. П. Бутенко, О  «бархатных» и «небархатных»  революциях в странах центрально-восточной Европы. – Посткоммунистическая Восточная Европа. // Восточная Европа: контуры   посткоммунистической модели развития. – М., 1992, С.65).

Как мы видим, подход А. Бутенко к вопросу о природе реального социализма следует за позицией оппозиционных левых – в том числе Л. Троцкого, который в работах второй половины 1930-х гг – например, «Преданная революция» ( 1936 г.) отказывался считать реальный социализм «социализмом». В 1994 г. А. Бутенко писал: «»обновление социализма» было невозможным, так как никакого социализма не существовало, обновлять было нечего». (Реформирование России: мифы и реальность. М.: Acaderaia, 1994. 384 с. ).

Возможно, критика А. Бутенко реального социализма (с акцентом на его «тупиковость») сегодня – в период господства правой идеологии в странах посткоммунизма, в первую очередь России,  выглядит несколько резкой («жестковатой»), но это мнение одного из лучших советских исследователей реального социализма  следует принять во внимание.   

На сходных позициях стоял ряд  левых диссидентов в СССР, например, Петр Абовин-Егидес, по словам которого «Социализм в его современном истолковании можно определить как общество универсального самоуправления … „Убийственный“ аргумент тоскующих по капитализму: социализм не способен накормить и одеть народ и „доказательство“ тому — пустые полки в магазинах. Пустые полки, увы, это факт. Но виноват в этом не социализм, виновато его отсутствие. Социализм же, самоуправленческие трудовые коллективы, колхозы (кстати, именно они вырастили в прошлом году отличный урожай, а его огромные потери — вина не их, а правительства) могут накормить и одеть население».  («Хождение великой идеи по мукам»,  «Перспективы», 1991, № 4).

К вопросу о том, можно  ли  считать реальный социализм социализмом, примыкает вопрос  о его перспективах: как мог развиваться реальный социализм и была ли реставрация в странах  западного общества единственным вариантом такого развития.

Верно (как признает и В. Паульман), что противоречия реального социализма могли разрешиться «двояким образом».  На это давно указывал Л. Троцкий и его последователи, в том числе и в приведенном отрывке «Преданной революции». Мы также – как, в частности в предыдущей главе — говорим о двух вариантах выхода из системы реального социализма — варианте реставрации западного общества – капитализма, или варианте движения от реального социализма вперед – к «новому социализму» .

Первый вариант — вариант реставрации — превратил часть представителей партаппарата в «капиталистов». В Паульман также пишет об этом, замечая, что после 1991 г.  «представители некогда всемогущего партийно-государственного аппарата преуспели в накоплении первоначального капитала значительно больше, чем их простые соотечественники, став капиталистами».  (Паульман,  Глава 4. С. 232, 235).

Понятно, что такой вариант, о котором писал и ряд перестроечных и постсоветских левых публицистов (например О. Лацис в книге «Заранее спланированное самоубийство», 2005 ) является вариантом реставрации в мире реального социализма современного западного общества, а не движения реального социализма вперед – к некоторой новой общественной форме.

Л.Троцкий (в работе «Преданная революция») ставил определение социализма в зависимость от вопроса  производительности труда и эффективности экономики.  «Советские формы собственности на основе новейших достижений американской техники, перенесенных на все отрасли хозяйства, — это уже первая стадия социализма. Советские формы при низкой производительности труда означают лишь переходный режим, судьба которого еще не взвешена окончательно историей».    (Л. Троцкий, Преданная революция, М., 1991, с.54 ).

4. Определение системы реального социализма и марксистская историческая схема.Типологический анализ систем «советского образца». Базисные структурные отношения реального социализма  и отдельные сферы общества. Командная экономика. Рынок и подъем госсектора. Государственный Синдикат, административно-командная система.  

   Итак, очевидны противоречия в трактовке реального социализма как социализма  в марксистском смысле официальным советским (вторым) марксизмом, на что указывали не только консервативно-либеральные, но и левые критики этой формы марксизма.

Обратимся к понятию «социализма» в классическом марксизме, на который как будто опирался советский марксизм (что нам уже приходилось делать в предшествующих главах этой работы).

 «Первое, — пишет Ленин в работе  «Государство и революция» (1917 г., опубл. 1918), — что́ установлено вполне точно всей теорией развития, всей наукой вообще,  и что́ забывали утописты, что забывают нынешние оппортунисты, боящиеся социалистической революции, — это то обстоятельство, что исторически, несомненно, должна быть особая стадия или особый этап перехода от капитализма к коммунизму»….

К «коммунизму» («коммунистическому обществу»), заметим, согласно классическому марксизму относится и  «социализм», «первое коммунистическое общество».

 Далее Ленин приводит цитату К. Маркса. «…Между капиталистическим и коммунистическим обществом, — продолжает Маркс, — лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата…» . (К. Маркс и Ф. Энгельс. Сочинения, 2 изд., т. 19, стр. 27. Также : В. И. Ленин , Гос-во и револ., В. И. Ленин, ПСС, изд. 5, т. 33, с.— 86).

«Этот вывод – пишет Ленин в работе «Государство и революция»,- покоится у Маркса на анализе той роли, которую играет пролетариат в современном капиталистическом обществе, на данных о развитии этого общества и о непримиримости противоположных интересов пролетариата и буржуазии.

Раньше вопрос ставился так: чтобы добиться своего освобождения, пролетариат должен свергнуть буржуазию, завоевать политическую власть, установить свою революционную диктатуру. Теперь вопрос ставится несколько иначе: переход от капиталистического общества, развивающегося к коммунизму, в коммунистическое общество невозможен без «политического переходного периода», и государством этого периода может быть лишь революционная диктатура пролетариата». (В. И. Ленин Государство и революция, — ПСС, изд. 5, т. 33, с. 86-87).

Анализ переходного периода в  классическом марксизме Маркса и Энгельса, а также работе «Государство и революция»  и других работах Ленина позволяет сделать вывод, который мы отстаиваем в данной работе.  Именно тот, что реальный социализм нельзя считать социализмом в марксистском смысле – то есть в смысле как первого, так и второго марксизма – марксизма-ленинизма. Основные особенности этого общества не позволяют считать, что оно вышло за рамки т.н. «переходного периода» от капитализма к коммунистическому обществу.Параметров  «социализма» — «первого коммунистического общества» по Марксу —  реальный социализм очевидно не достиг. 

На то, что реальный социализм не вышел за пределы «переходного периода», указывали (как уже приходилось отмечать в этой работе ) оппозиционные марксисты 1930-40-х годов – а за ними и многие последующие.

Мы также отстаиваем мнение, что общество реального социализма следует проецировать не на понятие   «социализма» в классическом марксизме (относящегося к первой стадии новой «послекапиталистической» — «синдикатной»-  формации),  но  на понятие т.н. «переходного периода» понятие  «диктатуры пролетариата» согласно «Критике Готской программы» Маркса. В этом смысле реальный социализм следует описывать понятием не «социализма», а  «предсоциализма».

Это понятие соответствует ряду особенностей общества реального социализма — как «базисных», так и «надстроечных».Основой общественной системы реального социализма – он же «предсоциализм»– был госсектор, государственный Синдикат, управляемый компартией. Другую  весьма существенную особенность этого общества составляла «командно-административная система», определяющая специфическое построение государственного сектора общества. С этим связана также власть компартии, которая в отличие от традиционных партий западного общества – представляет собой не просто политическую партию, но партию управления госсектором реального социализма. Еще одна важная черта реального социализма   — авторитарная политическая надстройка, «диктатура», позволяющая определять данное общество как «диктатуру пролетариата».

Реальный социализм следует, вероятно,  считать не некоей отдельной формацией, но «подформацией» некоторой более общей — именно  «коммунистической» (синдикатной) формации. Первой стадией данной новой «послекапиталистической» формации можно считать не «реальный социализм», но скорее «новый социализм», понимаемый как плюралистическое общество левого контроля с играющим главную роль государственным сектором. Мы отстаиваем точку зрения, что именно «новый социализм» следует проецировать на понятие «первого коммунистического общества».

Современный марксизм должен дать типологический анализ реального социализма, способный выявить общее и особенное систем данного типа, указывая на специфику реального социализма – в том числе в отличие от социализма западноевропейского социал-демократического образца.  В противовес «консерватизмам», особенности реального социализма («предсоциализма) следует  вывести за национальные рамки. (В рамках консерватизма эти особенности  трактуются как «просто русские»  — М.Задорнов и многие др.) Такой подход не дает верного решения.  Следует рассматривать реальный социализм  как наднациональную систему, имевшую при этом национальные особенности. Существовал ряд моделей  реального социализма – советская, югославская, венгерская, северо-корейская и проч.

Есть ли единство у разных моделей реального социализма? Оно очевидно существует.  Можно указать целый ряд «морфологических» признаков описываемой «некапиталистической» системы.

В первую очередь это —  наличие госсектора — государственного Cиндиката и  его особая роль в обществе. Также специфические (партийные, административные) формы контроля (управления) этим  государственным сектором (Синдикатом) — то есть административно-командная система – с особой ролью коммунистической партии как партии управления госсектором (Государственным Синдикатом). В классической работе  «Государство и революция» Ленин называет трудящихся СССР «служащими единого государственного Синдиката».

Анализ госсектора «государственного синдиката» реального социализма является серьезной проблемой, которой нам приходилось касаться в работах 1980-х гг.  Этот анализ требует дополнительных понятий и дополнительного инструментария  —  в частности «системного» и структуралистского, в 1960-80-х гг XX века пытавшего дать анализ  универсальных структур природного и социального, в том числе и общих для  триады «человек- организм-машина». Предшественником такого  общего «морфологического» подхода (1960-70-х гг.) был «органицистский» (Г. Спенсер) или неоорганицистский  подход,  в том числе в его марксистской интерпретации  ( А. Богданов, Тектология).

Для анализа  первичных  (начальных, «атомических»)  общественных структур, на основании которых реально происходит формирование структур более сложных , в том числе и государственного Синдиката, в   работах 1980-х- начала 1990-х гг  нами использовалось  понятие — производительной системы( навеянное вышеупомянутыми системными, структуралистскими и кибернетическими исследованиями 1970-х гг., а также более ранними идеями органицизма  и неоорганицизма).

Производительная система – это любое объединение индивидов, созданное с целью некоторой деятельности – от рабочей артели до армии. Можно заметить, что каждое из этих объединений («производительных систем»), как показал еще неоорганицизм ( напр., Г. Спенсер)  строилось по принципу человеческого организма  и общей, позже обозначенной как «кибернетической», схеме – центр, система управления, средние и низшие звенья (периферия). Понятие производительной системы оказывалось таким образом важным для социального анализа в целом.

Оно, как представлялось автору с 1980-х гг, описывает первичную ячейку, своего рода клеточку общественной системы как таковой. А также сформированных из этих клеточек более сложных формирований, в том числе и систему реального социализма.

Государственный сектор – государственный Синдикат – играл главную роль в системе реального социализма.  Частный экономический сектор  существовал в ряде моделей данного общества, но оставался подчиненным госсектору. В традиционных моделях (советской и проч.) он обычно подвергался давлению госсектора и госсобственности.

Примером создания активного госсектора  могут быть экономические мероприятия большевизма в СССР, связанные с национализацией (начиная с «военного коммунизма»). Его  специфическое административно командное развитие стало практиковаться с начала 1930-х годов — в частности в виде пятилеток. С этого периода советский реальный социализм (советская\ модель) сделали жесткую ставку на госсектор, что было связано с достаточно жестким подавлением рыночной периферии. В СССР административно-командная система сменила   рыночные попытки 1920-х гг. (в виде Нэпа).

Эта же система воспроизводилась и в большинстве восточноевропейских моделей реального социализма. Различия касались в основном частностей. В некоторых странах реального социализма рыночная периферия присутствовала в большей мере, чем в советской модели, но также была слабой (и как правило подавлялась Госсектором). После 1980-х гг немалые новшества  в  систему  реального социализма гг внес  Китай. Но можно утверждать, что в целом, несмотря на свои отличия от  советской и восточноевропейской модели  китайская система является вариантом общей модели «реального социализма».

Если говорить о роли коммунистической партии в системе реального социализма, то таковую можно связать с госсектором и административно-командной системой управления таковым. Компартия —  это не просто партия диктатуры ради диктатуры, но партия управления госсектором, партия Государственного Синдиката.

Понятие административно-командной системы (Г. Попов, 1988) фактически описывает роль компартии в организации государственного Синдиката. Административно-командная система фактически выступает основным способом организации госсектора в обществах реального социализма  Эта  система обеспечивает специфическое развитие производства-  нерыночный подъем общественного сектора.

В-третьих, в политике  особенностью реального социализма является авторитарная (диктаторская) политическая надстройка.  Авторитарная власть компартии (партийной бюрократии) — важная особенность реального социализма.  Речь идет об однопартийной системе, диктатуре компартии – реально  партаппарата. 

В СССР  рывок к «социализму» (административно-командной системе) происходит в 1930-х гг. После 1920-х гг последовал «великий перелом» и построение сталинского социализма 1930-х гг. Это привело к чрезвычайно быстрому созданию в СССР  (Советской России и предвоенных советских республиках)  самостоятельной экономики.  В этом – заслуга советского реального социализма – первоначально в сталинском варианте.

Вопреки консервативно-либеральному подходу, концентрирующемуся в основном на негативных сторонах «коммунизма», современный марксизм должен указать на значительный положительный  вклад реального социализма в историю XX века.

Реальный социализм  который  строили большевики в России ( как и его идеология — второй марксизм) был  реакцией на традиционное западное общество —  «капитализм» XIX — начала XX века.  Этот социализм являлся нельзя считать «шагом назад» по сравнению с западным обществом (капитализмом) 1930-х гг — то есть эпохи Великой депрессии в США. Этот строй имел и определенные  преимущества перед последним, каковые давал государственный сектор общества и  государственное регулирование.

Главной особенностью реального социализма было создание преобладающего госсектора, способного к нерыночному подъему. Этот госсектор (государственный синдикат), созданный уже в начале большевистской революции путем широкой национализации был необычным для традиционного (западного) общественного устройства. Госсектор создавал возможность планирования развития экономики (в виде пятилеток ) и самого управляемого развития общества, создавшего основу специфической энергетики реального социализма (энергетики синдиката).

Первоначально система управления госсектором в СССР с 1930-х гг строилась по административно-командному принципу.  В ранней (советской) модели государственный сектор подавлял рыночную периферию, что вызывало ряд негативных явлений. Однако ряд восточноевропейских моделей – например, югославская и венгерская – начали преодолевать этот недостаток. Наиболее продвинутой в отношении рыночных реформ оказалась китайская модель реального социализма, которая к настоящему времени показывает свою очевидную эффективность.

Следует коснуться понятия  государственного социализма, часто используемого в левой литературе.

Напомним, что Лев Троцкий  (в работе «Преданная революция») подверг критике попытки определения советского строя этим понятием, сравнивая советскую систему с западными моделями государственного капитализма.

В этой же работе Троцкий указал  на важные отличия реального социализма от правоконсервативных «корпоративных» государств «фашистского» образца, с которыми в рамках консервативно-либерального подхода часто смешивалось т.н. «коммунистическое» общество.

«От незнакомых явлений нередко ищут спасения в знакомых терминах. Загадку советского режима пытались перекрыть именем государственного капитализма. Этот термин представляет то удобство, что никто точно не знает, что собственно он означает. Первоначально термин «государственный капитализм» возник для обозначения всех тех явлений, когда буржуазное государство непосредственно берет в свое заведование средства транспорта или промышленные предприятия».

Со времени войны и особенно опытов фашистской экономии, под именем государственного капитализма понимают чаще всего систему государственного вмешательства и регулирования. Французы пользуются в этом случае гораздо более подходящим термином — «этатизм». Между государственным капитализмом и этатизмом имеются несомненные пункты соприкосновения; но взятые, как системы, они скорее противоположны, чем тождественны. Государственный капитализм означает замену частной собственности государственной, и именно поэтому сохраняет частичный характер. Этатизм — все равно где: в Италии Муссолини, в Германии Гитлера, в Америке Рузвельта, или во Франции Леона Блюма — означает вмешательство государства на основах частной собственности с целью спасения ее. …

Слова Муссолини: «три четверти итальянского хозяйства, промышленного, как и сельского, находятся на руках государства», (26 мая 1934 г.) не нужно понимать буквально. Фашистское государство — не собственник предприятий, а лишь посредник между предпринимателями. Это не одно и то же. Popolo d’Italia говорит на этот счет: «Корпоративное государство направляет и объединяет хозяйство, но не ведет хозяйства, не заведует им, («dirige e porta alla unita l’economia, ma non fa l’economia, non gestisce») что, при монополии производства, было бы ничем иным, как коллективизмом» (11 июня 1936 г.). В отношении крестьян и вообще мелких собственников фашистская бюрократия выступает, как грозный властелин; в отношении капиталистических магнатов — как первый уполномоченный. …»Корпоративное государство — справедливо пишет итальянский марксист Феррочи — есть не что иное, как приказчик монополистского капитала… Муссолини берет на государство весь риск предприятий, оставляя за промышленниками выгоды эксплуатации». Гитлер и в этом отношении следует по стопам Муссолини…

Первое в истории сосредоточение средств производства в руках государства осуществлено пролетариатом по методу социальной революции, а не капиталистами, по методу государственного трестирования. Уже этот краткий анализ показывает, насколько абсурдны попытки отождествить капиталистический этатизм с советской системой. Первый — реакционен, вторая – прогрессивна». (Л. Троцкий, Преданная революция, М., 1991, с. 204-205)

5. Реальный социализм как всемирно-историческая форма. Общее и особенное. Модели реального социализма. Становление реального социализма и его противоречия. Проблема сталинизма, сталинского террора и десталинизации.

Реальный  социализм — очевидно являлся определенной «всемирно-исторической» формой общества. В XX веке он представлял собой мировую систему, к концу (1980-м годам) этого века занимавшего (с учетом Китая) до четверти (трети?) мировой территории с  населением более 1,5 — 2-х  миллиардов человек.

При этом реальный  социализм имел ряд моделей и различные варианты развития  — в том числе даже внутри СССР.

Можно указать на два полюса моделей реального социализма —  с одной стороны  —  югославская, венгерская система. Другой полюс – северокорейская, албанская модели. (Не говоря о Кампучии и проч.). Первая была близка советскому «нэповскому» варианту реального социализма, вторая – модели «военного коммунизма». Оба полюса имели многочисленные различия — прежде всего в экономике, но также и в других областях, например, политике. 

Наиболее продвинутыми для второй половины XX века следует считать, видимо, восточноевропейские формы реального социализма —  Югославии, Венгрии, ГДР и Чехословакии. Данные европейские соцстраны  – смогли предложить целый ряд более продвинутых механизмов реального социализма. Данные   «европейские» модели реального социализма существенно отличались от советской сталинской модели , а также моделей «военного коммунизма» ( плюс «азиатской» в отрицательном смысле) —  например, северокорейской (также албанской как аналога последней).

Особенно следует отметить югославскую модель реального социализма, которая имела целый ряд весьма важных отличий от советской модели, «базисной» для мира реального социализма 1940-80-х.

С 1940-х гг  югославский реальный социализм (под руководством Тито) имел известную самостоятельность от Восточного блока и основной советской модели, пытаясь  противостоять  сталинизму.Важными элементами югославской модели было  широкое самоуправление, а также экономическая и во многом также и политическая открытость.   Югославия с 1950-х гг имела продвинутую рыночную экономику и открытые границы с Западом, что было предметом удивления жителей многих стран реального социализма.

При этом югославский «самоуправленческий» социализм в целом сохранял морфологические особенности  реального социализма  и подчинялся общим принципам их развития.  Как и иные восточноевропейские формы реального социализма он был разрушен в ходе неудачных советских реформ конца 1980-90-х гг и явного внешнего давления – включая провоцирование Западом конфликтов составлявших  Югославию республик  и прямой агрессии стран НАТО в Югославии в начале 1990-х гг (в том числе бомбардировок конца 1990х гг).

В рамках СССР более продвинутыми и более эффективными были, по-видимому, прибалтийские модели.

Китайский вариант — отдельная система,  в целом сохраняющая особенности реального социализма (см. 6 глава).   Китайская модель (с конца 1970-х гг)– оказывается одной из наиболее «продвинутых» — даже по сравнению с восточноевропейскими системами.Ее особенностью стало  весьма серьезное уменьшение госсектора – но при его контроле за процессом реформ. Однако в отличие от «посткоммунистических» восточноевропейских, китайская модель   не отказывается от госсектора и роли компартии в обществе. Несмотря на значительное развитие рыночной периферии, сохранение влияния госсектора (не менее трети) позволяет продолжать плановое развитие общества. В отличие от нынешних посткоммунистических стран (и постсоветской России) китайская модель сохраняет особенности «реального социализма» —  влияние госсектора,  власти компартии и авторитарной политической надстройки.

Если обобщить сказанное, то, как уже указывалось, главной  социально-экономической особенностью «коммунистических» систем следует считать крупный государственный сектор — Государственный Синдикат.   На этой основе  строится экономика, партийная система и проч. черты реального социализма.

Реальный социализм (в первую очередь в  СССР ) был безусловным  мировым прорывом, что не исключало его многочисленных оборотных сторон  —  противоречий и издержек, которые  активно критиковались на Западе.

Эти противоречия определялись особенностями предсоциализма.Речь идет в частности о противоречии между политической надстройкой реального социализма и его заявляемыми социалистическими особенностями – в  первую очередь якобы достигнутой реальным социализмом «общественной собственности на средства производства».

Очевидно  противоречие между признаваемой  современными сторонниками социализма (например, В. Паульманом)  диктатурой партийно- государственного аппарата и госсобственностью, которую в этих условиях  вряд ли возможно трактовать как «общественную».Указанное противоречие одним из первых заметил Троцкий, указавший на «подготовительность» или «переходность» советского режима между  капитализмом к социализмом. («Преданная революция» и др.).

Противоречивость советского варианта  реального социализма показала уже советская модель «военного коммунизма» 1918-1921.  Попыткой скорректировать эту модель стал   «нэповский» вариант советского социализма  1921-28х гг.  Дальнейшее развитие рального социализма в СССР было связано с административно-командной системой . Последняя , наряду со своими достижениями, была связана с серьезными противоречиями, котоорые отразили  советская  индустриализация и коллективизации. Как известно, указанные советские кампании имели  свои «перегибы» и  свою репрессивную сторону, включая и террор, который на Западе (по понятным идеологическим причинам) выдвигался на первое место в разговорах о новом обществе.

Одним из главных недостатков  реального социализма на Западе считалась авторитарная политическая надстройка,  как и ограничение частной (не санкционированной государством)экономической активности. В СССР обе эти особенности просуществовали до самого конца реального социализма  – до конца 1980-х.

Анализ вопроса  сталинизма, а также вопроса репрессивности и террора реального социализма,  зависит от принятой идеологии. Западная критика говорит прежде всего о репрессивности данной общественной формы (как и теме сталинизма) в своих целях – компрометации реального социализма.Меньше говорится о положительных сторонах  данного общества.

Как определить сталинизм ? (То есть ответить на вопрос «что такое сталинизм», важный для левой общественной мысли 1960-х годов в  СССР и мире реального социализма, а также в среде левых интеллектуалов Запада)?

Понятие сталинизма (как уже указывалось в 4 главе) можно определить через понятие  «реального социализма» — «предсоциализма, авторитарного коммунизма.  

Сталинизм во-первых — это деформация реального социализма (предсоциализма), отклонение от нормы такового в ряде областей развития общества – от экономики до идеологии.«Норма» реального социализма, как мы пытались показать, устанавливается в  СССР и ряде восточноевропейских стран в послесталинский (хрущевский) период.Восстанавливается «коллективное руководство»,   «социалистическая законность» (то есть прекращаются репрессии сталинского периода) и проч. Хрущевизм (с его теорией «культа личности Сталина»)  и шестидесятничество  критикуют сталинизм с точки зрения «нормы» реального социализма.  

 С точки зрения современного левого подхода сталинизм  в целом выступал как деформация реального социализма. «Нормальным» реальным социализмом следует считать послесталинский вариант такового в СССР, с характерным для него «коллективным руководством» — властью партийной верхушки — верхушки партаппарата. После Сталина происходит «нормализация» реального социализма. Репрессивность остается (как и западная репрессивность) – но на ином уровне, чем в сталинский период.

Позднее ряд стран реального социализма показал (при общем единстве системы) иные формы, чем та, которая существовала в СССР и меньшую репрессивность, чем характерная для реального социализма в СССР.Создание некоторых из этих систем – например, Югославии  (или на Кубе) – имело относительную самостоятельность, что  в немалой степени определило своеобразие югославской модели реального социализма.  Самостоятельным путем стал с 1960-х годов развиваться и Китай.

Говоря о репрессивности  реального социализма в СССР  и терроре (в первую очередь сталинском 1930-40х гг), следует разобраться в реальных причинах этого террора. Где были последствия  репрессивности самого реального социализма ( его собственных особенностей), а где были явления,  вызванные как субъективными особенностями вождей  (в СССР – Сталина) и кроме того — провоцировавшиеся  извне?  (см. глава 4).

Можно заметить, что террор составляет особенность не только реального социализма, но и «реального капитализма». Например – репрессивное становление системы первоначального накопления, войны и  в целом репрессивные общества типа 3 Рейха, которые – несмотря на попытки едва ли не отождествления их с системами реального социализма —  фактически являются формами западного («капиталистического»)  общества.

Что касается сталинского террора, то он имел, как уже указывалось, не только внутренние причины, но и причины внешние.  Своего пика этот террор достиг в   1937 г., под влиянием очевидной провокации в связи с «секретной папкой Сталина» и «делом маршалов».( см. Сталин и тайная полиция [Охрана] царской империи, https://kripta.ee/rosenfeld/2005/07/31/stalin-i-tajnаya-policiya-oхrana-carskoj-rossii-dve-knigi-o-rannej-biografii-stalina/. Об этом также в книге «Крах консерватизма», 2015).

В целом сталинский террор можно связать не с «большевизмом» Сталина, но скорее с его «небольшевизмом», то есть включением Сталиным в создаваемую им как бы «социалистическую» систему  немарксистских – консервативных и утопически-социалистических элементов теории и политики. Сталинская попытка соединения  большевизма с русским консерватизмом привела к специфическим формам советского  национал- коммунизма. Явные признаки вторжения «консерватизма» — правого национализма, использовавшегося Сталиным в противовес большевизму, показывают, например, поздние сталинские репрессивные кампании конца 1940-х начала 1950-х. 

 «Западное» — консервативно-либеральное решение темы репрессий и сталинизма таково: сталинизм связан с реальным социализмом, поэтому чтобы добиться десталинизации, нужно   разрушить реальный социализм и перейти к обществу западного типа.

Современная левая теория должна поставить проблему иначе. Исторический сталинизм  (с личной диктатурой, репрессиями и проч.) следует рассматривать как деформацию реального социализма. После смерти Сталина в СССР происходит возвращение к норме  реального социализма, каковой следует считать не личную диктатуру, но «коллективное руководство», являющееся формой власти партаппарата. (Противостоящей власти «буржуазии» в обществах западного образца). Вопрос «положительной десталинизации» может решить не реставрация в мире реального социализма западного общества, но переход к обществу «левого контроля», двигающегося в сторону «нового социализма».

В работе о перспективах демократизации в странах реального социализма, Г. Лукач писал:  «Как бюрократические тенденции к консервации принципов Сталина, так и идеологические тенденции тех, кто ведет против них «холодную войну», равным образом характеризуются стремлением по возможности возвести к Ленину теорию и практику Сталина. Лишь марксистская критика деятельности Сталина способна выявить теоре­тический и практический разрыв, который в действительности сущест­вует между ними. Ей следовало бы также на исторических фактах по­казать, что Сталин именно в крупных стратегических вопросах отнюдь не был защитником ленинской линии в большей мере, нежели те, кто стал впоследствии его оппонентами».  (Д.Лукач. Демократическая альтернатива сталинизму. http://socialistic.ru/library/derd-lukach-demokraticheskaya-alternativa-stalinizmu/  ).

Если говорить о вопросах «десталинизации», которые поставила эпоха реформ реального социализма, то десталинизацию в первом, более узком смысле  следует понимать как преодоление левоэкстремистской деформации предсоциализма (то есть  в терминах хрущевской эпохи — последствий «культа личности Сталина») и возвращением к «норме» реального социализма – «социалистической законности» и проч.

Десталинизация в более глубоком смысле затрагивает сами основы реального социализма. Это — «положительное» преодоление реального социализма – то есть не разрушение его и реставрация в обществах бывшего реального социализма западного общества («капитализма»), но переход к «новому социализму» — плюралистическому и рыночному обществу левого контроля.

Таково современное левое  понимание «десталинизации», отличное от праволиберального, по сути отстаивающего реставрацию в мире реального социализма современного западного общества.

6. Политическая система реального социализма. Власть компартии и авторитарная политическая надстройка. Проблема авторитаризма реального социализма. Авторитаризм и тоталитаризм. Политический спектр реального социализма. Правые, левые центр.

Известной особенностью политической системы реального социализма является ее авторитаризм – с авторитарной (однопартийной) властью компартии, что отражало начальное советское понятие «диктатуры пролетариата». Авторитарную политическую надстройку следует, видимо, считать  особенностью всех  вариантов реального социализма.

В период холодной войны «коммунистическая диктатура» — в первую очередь в СССР и странах Восточного блока – стала едва ли не главным объектом идеологической атаки западного общества.Эта «коммунистическая диктатура»  с одной стороны была  как будто похожа на западный авторитаризм, дотянувший в некоторых странах Европы – например Испании, Португалии и Греции, — чуть ли не до 1970-х гг XX века. С другой стороны она существенно отличалась от него.   Политическая надстройка реального социализма представляла собой,  во-первых, левую (а не правую, как в указанных странах) диктатуру. Во–вторых, она имела специфическую форму, связанную с особенностями данного общества с преобладающим  госсектором. 

Почему «ранний коммунизм» представлял собой диктатуру? В чем причины авторитарности политической  системы реального социализма? 

Одно объяснение: авторитаризм разных общественных систем (формаций) был особенностью начальной стадии этих формаций —   в том числе и «капитализма». А также, во-вторых,  реакцией на нестабильность, с которой сталкивались указанные системы в период кризисов.   Пример исторических диктатур обществ современного западного образца   – диктатуры Кромвеля и Наполеона (еще ранее – якобинцев), возникшие на начальной стадии этого общества. Более поздние западные (правые) диктатуры XX века– например, диктатуры Муссолини или Франко (а также соответствующие образования в иных районах мира – от Латинской Америки до Азии)  появились в ситуациях нестабильности и «левого наступления» на  западные («капиталистические») системы.

  Это же, возможно, происходит и с системами реального социализма (предсоциализма) — обществами с преобладающим госсектором. Авторитарная надстройка соответствует начальной стадии  этих систем — первой форме «послекапиталистической» ( «синдикатной») формации – то есть «диктатуре пролетариата». Однако более зрелая стадия этого же общества – «социализм» («новый социализм»)  — «синдикатное» общество левого контроля — должно быть плюралистическим.

Зачем была нужна компартия в мире реального социализма? Для диктатуры самой по себе?

Нет, партийная система реального социализма была тесно связана с системой (морфологическими особенностями) реального социализма. Компартия в соответствующих странах была необходима для управления государственным сектором (государственным Синдикатом). Это можно сравнить с обычным аппаратом управления  политических и экономических образований, имеющимся и на Западе  в крупных корпорациях ( об этом Д. Гэлбрейт ).

Диктатура партии (и тем самым по видимому и диктатура партаппарата) как реальная черта «диктатуры пролетариата» существовала в СССР с первых лет его создания уже в 1920-е –начале 1930-х гг, что отмечал неофициальный марксизм – от Л.Троцкого до В. Сержа и М.Рютина.   Факт «диктатуры партаппаратата» в условиях реального социализма, ставший оборотной стороной диктатуры пролетариата раннего коммунизма ( предсоциализма)  признают и современные социалисты, – напр., В. Ф.Паульман.

Авторитарная диктатура партии (партаппарата, партийной элиты) в определенных случаях могла деформироваться в личную диктатуру вождя.  Характерный пример – личная диктатура Сталина в СССР конца 1930-х гг – начала 1950-х. Аналоги в других странах реального социализма от Китая до Кореи и Албании —  были обычным объектом критики Запада.  Культ личности лидера – очевидное следствие авторитаризма и режима личной диктатуры. Известные феномены – от культа Сталина и Мао до северокорейского культа Ким Чен Ира.

 «Коллективное руководство» вместо личной власти было восстановлено в  СССР 1960-80-х гг., то есть стало достижением послесталинского реального социализма Вопреки консерватизму, выступающим с резкой критикой хрущевских реформ – этот послесталинский реальный социализм был «лучше» сталинской системы.Такую форму следует считать   нормой реального социализма.  При этом советское коллективное руководство (как и аналоги   в других странах реального социализма) оставалось властью партаппарата до самой перестройки.

Понятие тоталитаризма  в отношении обществ реального социализма как такового, которое активно использовалось консервативно-либеральной идеологией в период идеологической войны второй половины XX века, по отношению к послесталинскому СССР уже во многом являлось  пропагандистским преувеличением. На это указывала как неортодоксальная западная (С. Коэн), так и неофициальная советская социология – А.. Бутенко, О  «бархатных» и «небархатных»  революция в странах центрально-восточной Европы. – Посткоммунистическая Восточная Европа ).

Еще до  западной  консервативно-либеральной критики  понятие тоталитаризма начали применять неортодоксальные левые – В. Серж, Л. Троцкий и др. с отличной от западного подхода целью – перехода реального социализма к новым формам. 

Итак, авторитаризм политической системы был важной «несущей конструкцией» реального социализма. Критика Западом таковой  в концепции «прав человека» и проч. активно велась в течение всей холодной войны – с 1940-х до 1980-х гг  XX века.Авторитарная система бывшего реального социализма  существовала не «просто так», она была важна – возможно, как защита ранней формы системы  государственного синдиката. Попытка убрать эту  защиту без адекватной замены грозила распадом системы.

Это и произошло в период советской перестройки.  Советские реформаторы во главе с Горбачевым попытались отказаться от авторитарной политической системы реального социализма – но без адекватной замены этой политической системы и в целом без понимания того, как следует действовать в условиях кризиса реального социализма – прежде всего политического. Несмотря на многие различия,  все системы  реального социализма в Восточной Европе  стали распадаться  при переходе к политическому плюрализму (многопартийности). Результатом стал провал положительной перестройки в мире бывшего реального социализма и победа на рубеже 1990-х гг правых группировок. Альтернативой этому согласно современному марксизму могла бы быть власть реформаторских левых сил, то есть плюрализм «левого контроля».

Рассмотрим проблемы политического спектра реального социализма (в соотношении с западным) — в координатах правого и левого (правые, левые, центр.).

   В связи с этим спектром возникает ряд вопросов.Во-первых,  важна ли вообще данная шкала правого-левого? 

Повторим сказанное в предыдущих главах: категории правого и левого весьма важны для политического анализа, поскольку дают определения, маркировки и ориентиры политических партий и их программ.  Эти понятия среди прочего  маркируют политический центр системы. Общественную систему можно считать  находящейся в равновесии, когда у власти (в ее центре) находятся политические партии, соответствующие этой системе. Неравновесие создают власть и политика других партий, реально не соответствующих господствующей системе. (Характерно для периодов резких перемен и ломок – периодов революций и «реставраций»).

Иногда отнесение к правым-левым  производится по критерию средств. Крайне левые (и крайне правые) как правило, используют более  радикальные средства. Более близкие к центру группировки – чаще используют умеренные — конституционные и проч.- средства политической борьбы.  Не углубляясь подробно в эту тему заметим: между программой и средствами (целью и средствами) есть определенная связь. Более удаленная от реальности программа обычно толкает к большему радикализму.

Как может быть описан советский  политический спектр (истеблишмент и оппозиция)  в  традиционных политологических понятиях – в частности, понятиях правого-левого? Также — каково соотношение  основных советских политических течений с традиционной западной политической шкалой?

 Западные понятия правого и левого  здесь и далее мы будем рассматривать как основные, во-первых, поскольку они возникли и существовали раньше. Во-вторых, потому, что  советские политические определения реально выступали как превращенные по сравнению с западными.

В целом на Западе можно отметить факт «левого смещения» политического спектра – например, западного в течение последних двух веков. В качестве левых  вначале выступали просто либералы (Италия и Скандинавия начала XIX века). Затем социалисты — к концу XIX века. За ними в начале XX века последовали коммунисты.

Каковы в категориях правого и левого советские политические течения? Каков был политический центр советской системы  (системы реального социализма) и противостоящие ему «консерваторы» и «радикалы» ?

Большевизм с 1903 г. находился левее традиционной социал-демократии (меньшевизма).  Развитие России ушло «влево» еще в 1917 г.  Образование СССР – влиятельной силы XX века  – одновременно было образованием левого полюса мировой политики.

Главная политическая сила и центр советской системы  — коммунистическая партия — по традиционной западной шкале правого-левого занимала очевидно более «левое» положение по сравнению с альтернативными группировками социалистов (в том числе наиболее близкими им  правыми социал-демократами – меньшевиками).

Советский политический спектр (как уже отмечалось) выглядел следующим образом.  Политический центр (истеблишмент) советской системы в 1960-80-х гг представляли, по-видимому, умеренные сталинисты — от Хрущева до Брежнева  Роль «консерваторов» играли  радикальные (откровенные) сталинисты  от Маленкова до Суслова-  сторонники максимально «жесткой» административно-командной системы (термин в период советской перестройки — 1987 г.-  ввел Г. Попов).

В блоке с  советскими  консерваторами – сталинистами (левыми по западной шкале) были и консерваторы правые (по западной шкале). Советские «правые»  (советские традиционалисты, сталинисты)  весьма существенно отличаются от вторых — западных консерваторов, сторонников дореволюционной России (считающихся правыми по западной шкале). 

В России правоконсервативную группировку представлял, скажем И. Шафаревич и  многочисленные представители  правой «Русской партии» —  поклонники дореволюционной империи, партий типа «Союз русского народа», Н.Пуришкевича, В. Шульгина  и проч. 

Течение правых русских консерваторов  аналогично течениям правых консерваторов («правых националистов») в республиках–- прибалтийских,  украинских и проч., пришедших к власти при поддержке Запада в начале 1990-х годов после провала советской перестройки. (На Украине – в результате переворота 2014 г.).

Оппозицию в СССР представляли «либералы»-  как  левые, советские, так и правые.

Правые либералы (в России –  образца П. Милюкова)  существенно отличались от либералов советских – поборников реформ реального социализма – горбачевского или дубчековского образца.  Они (как и правые консерваторы) были сторонниками реставрации в мире реального социализма общества западного образца.   Праволиберальную группировку в России представляли диссиденты- «демократы» — Д. Сахаров,  В. Войнович, Г.Померанц многие другие — сторонники февральской революции и парламентской системы в России.

Таким образом, в мире реального социализма следует различать либералов  «левых» (дубчековского образца) – сторонников реформ реального социализма и либералов правых, сторонников восстановления в странах реального социализма дореволюционных систем. Это два разных политических течения, которые отождествляет (запутывая вопрос)  Запад и вслед за ним –  оба правых – правоконсервативное и праволиберальное — течения в России.

Запад —  в своих целях  (победы правых, консервативно-либеральных сил) – с середины XX века стремился подменить советские консерватизм и  либерализм западными вариантами.   Реально же эти течения в советском и западном варианте следует отличать друг от друга.В основе этого различия лежало зеркальное отношение советского и западного политического спектра. Отсюда следовал феномен  советского диссидентства и диссидентов – «левых, которые правые».

Советские диссиденты – как либералы типа В. Войновича, Г.Померанца, так и консерваторы  типа И.Шафаревича или В. Кожинова — представляли политические течения, считающиеся в Европе правыми —  по основной – западной(общеевропейской) шкале. В советской же системе правые диссидентские группировки оказывались оппозиционными – то есть «как бы левыми».Этот парадокс советской политической шкалы — результат ее перевернутости по сравнению с западной. «Левыми» в советских рамках указанные правые диссиденты считались (объявлялись) также  по признаку радикализма – радикального отношения к советской системе (отрицания ее).

Каковы могли быть  перспективы развития политической системы стран бывшего реального социализма?

Некоторые социалисты противопоставляли многопартийным системам нового мирового порядка «непартийную» политическую систему, то есть систему полного самоуправления (и перехода к «неполитическим конструкциям»). Такую перспективу отстаивал ряд социалистов еще с XIX века – в частности анархисты. Об этом писал и ряд марксистов XX века, опиравшихся на  тезис классического марксизма об «отмирании» в конечном счете государства. В качестве альтернативы  «политической власти» в течении XX века выдвигалось как можно более широкое самоуправление.(Помимо югославской модели, его пытался отстаивать в частности, советский диссидент- социалист Петр Абовин- Эгидес).

Можно ли ожидать в обозримой перспективе «неполитических» и самоуправленческих перемен в мире нового мирового порядка и его странах?

Несмотря на ряд новейших революционных прецедентов (например, исландского 2010-15 гг), переход к «неполитическим» (самоуправленческим) конструкциям в странах современной Европы  и посткоммунизма на данном историческом этапе вряд ли осуществим (вряд ли актуален ) — до   победы в мире бывшего реального социализма обществ «левого контроля» (нового социализма), выходящих за рамки нового мирового порядка. Или даже (точнее) — серьезных (и исторических) побед  этих обществ над традиционным западным обществом.

Реальность сегодняшнего дня (и вероятная перспектива ближайших десятилетий) в Европе – борьба посткоммунизма за свое место в мире. Эта борьба – которой, видимо,  предстоит быть достаточно продолжительной (без особого исторического ускорения она  может занять по крайней мере нынешний век) — наверняка будет  вестись в «политических рамках».

7. Социальная структура реального социализма. Классы. Консервативно-либеральная теория «нового класса» и ее противоречия.

Весьма важна проблема социальной (классовой) системы реального социализма. 

На Западе с конца 1950-х стала популярна теория «нового класса», обвиняющая реальный социализм в замене класса «буржуазии» на новый класс – партийной бюрократии — партократии. Эта концепция была сформулирована в известных работах М. Джиласа ( Новый класс, 1957) и  М. Восленского (Номенклатура, 1970).

Советский «невозвращенец» Михаил Восленский сознательно продолжал опыт Милована  Джиласа.  «Задача книги ,- писал он в предисловии к книге «Номенклатура», состояла в том, чтобы продолжить работу, проделанную Милованом Джиласом …Он совершил открытие, установив, что основой системы реального социализма является возникновение нового правящего класса. Джилас опирался на югославский опыт – наименее типичный из всех социалистических стран – и написал свою книгу «Новый класс» как теоретическое исследование. Я поставил себе цель сделать следующий шаг: установить точно, в конкретной реальности советского общества (наиболее типичного для реального социализма), какая именно часть этого общества является «новым классом»». ( http://www.rusidea.org/?a=10008).

Подход  М. Джиласа и М. Восленского, диссидентов реального социализма, порвавших с традиционным  («вторым») марксизмом и перешедших на сторону Запада и  консервативно-либеральной идеологии,  в вопросе о классах реального социализма таким образом оказывался более жестким,   чем позиция неортодоксального  марксизма. Последний (например, Лев Троцкий  в конце 1930-х гг)  отрицал классовый характер  «бюрократии» в советской системе. («Преданная  революция», 1936).

В этой работе Л. Троцкий дал весьма  важный для современного левого подхода анализ классовых отношений в СССР конца 1930-х гг., в том числе и «бюрократии». Важность этого анализа  состоит в попытке дать не консервативно-либеральное («незападное») то есть неофициальное левое (во многом выходящее за рамки второго марксизма) описание реального социализма в СССР.

Троцкий, во-первых, подверг критике тезис  официального советского марксизма об отсутствии в СССР привилегированных слоев, ссылаясь, в частности на материалы   переписи  1937 г.

«Согласно официальному комментарию, переписной лист только потому не заключает в себе никаких других социальных характеристик, что в СССР нет классов. На самом деле переписной лист построен с прямым расчетом: скрыть привилегированные верхи и наиболее обездоленные низы. Действительные прослойки советского общества, которые должно и можно было бы, без труда, выявить при помощи честной переписи, таковы: верхи бюрократии, специалисты и пр., живущие в буржуазных условиях существования; средний и низший слой, на уровне мелкой буржуазии; рабочая и колхозная аристократия — примерно на том же уровне; средняя рабочая масса; средние слои колхозников; крестьяне и кустари-единоличники; низшие рабочие и крестьянские слои, переходящие в люмпен-пролетариат; беспризорные, проститутки и проч.»

Что касается правящего слоя в СССР, который Троцкий называет «бюрократией», то по его определению  «бюрократия СССР усваивает буржуазные нравы, не имея рядом с собою национальной буржуазии. В этом смысле нельзя не признать, что она есть нечто большее, чем бюрократия. Она есть единственный в полном смысле слова привилегированный и командующий слой в советском обществе».

Нами уже приводилась цитата из работы «Преданная революция»:

«Советская бюрократия экспроприировала пролетариат политически, чтоб своими методами охранять его социальные завоевания. Но самый факт присвоения ею политической власти в стране, где важнейшие средства производства сосредоточены в руках государства, создает новое, еще не бывалое взаимоотношение между бюрократией и богатствами нации. Средства производства принадлежат государству. Но государство как бы «принадлежит» бюрократии. ..Бюрократия еще не создала для своего господства социальной опоры, в виде особых форм собственности. Она вынуждена защищать государственную собственность, как источник своей власти и своих доходов. Этой стороной своей деятельности она все еще остается орудием диктатуры пролетариата».

Анализ Троцкого весьма  важен для современного марксистского подхода именно тем, что, улавливая переходность советского режима, он указывает на возможность не только «реставрации капитализма», но и положительного развития реального социализма.

В противоположность такому выводу Милован Джилас и Михаил Восленский — авторы наиболее известных и популярных на Западе книг на тему классов в СССР и «коммунистических» странах  — напротив, доказывали, что партийную бюрократию в системе реального социализма  следует считать «классом». Из этого по сути делался вывод о превосходстве над обществом реального социализма традиционного западного «тоже классового» общества. 

Анализ последних работ Троцкого, как и ряда левых авторов конца 1930-х гг показывает однако, что идея «нового класса» вовсе не принадлежит Миловану Джиласу, но активно обсуждалась уже Л. Троцким и рядом левых авторов – неортодоксальных марксистов. Одним из сторонников «классовой» теории советской бюрократии был например Р. Бруно, с которым полемизирует Троцкий в ряде статей, помещенных в 1939 г. в «Бюллетене оппозиции», например, в статье «СССР в войне» (сент. 1939) г.

Из статьи видно, что ряд «левых» критиков реального социализма  задолго до Джиласа и его «открытия» нового класса — например,  Р. Бруно, —  были сторонниками «классовой» теории бюрократии, которую Троцкий все же не был готов принять. Статья «СССР в войне», как и другие статьи Троцкого 1939-1940 гг показывает, что Троцкий и после работы  «Преданная революция»,  сохраняет «неклассовую» концепцию  советской бюрократии.

 «Признаем для начала, — писал Троцкий в 1939 г.- что бюрократия есть новый «класс», и что нынешний режим СССР есть особая система классовой эксплуатации. Какие новые политические выводы вытекают для нас из этих определений? Четвертый Интернационал давно признал необходимость низвержения бюрократии революционным восстанием трудящихся. Ничего другого не предлагают и не могут предложить те, которые об’являют бюрократию эксплоататорским «классом». Целью низвержения бюрократии является восстановление власти советов, с изгнанием из них нынешней бюрократии. Ничего другого не могут предложить и не предлагают левые критики». (СССР в войне, 1939, Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев) ,N 79-80 ).

Троцкий прямо критикует концепцию Р.Бруно. «То, что для нас является деформацией переходного периода, результатом неравномерности развития разных факторов общественного процесса, Бруно Р. принимает за самостоятельную общественную формацию, в которой бюрократия является господствующим классом… Поразительное дело, как раз в сталинских чистках Бруно Р. видит доказательство того, что бюрократия стала правящим классом, ибо только правящий класс способен, по его мнению, на меры столь широкого масштаба. Он забывает, однако, что царизм, который не был «классом», тоже позволял себе довольно широкие мероприятия по чистке, притом как раз в тот период, когда он приближался к гибели. Своим размахом и чудовищной лживостью чистки Сталина свидетельствуют не о чем другом, как о неспособности бюрократии превратиться в устойчивый господствующий класс и являются симптомами ее близкой агонии. Не попали ли бы мы в смешное положение, если б усвоили бонапартской олигархии имя нового правящего класса за несколько лет или даже месяцев до ее бесславного падения? Одна лишь ясная постановка вопроса должна, на наш взгляд, удержать товарищей от терминологических экспериментов и слишком торопливых обобщений». (СССР в войне, 1939, Бюллетень оппозиции (большевиков-ленинцев) N 79-80.

Итог концепции классов реального социализма у Троцкого: советскую (сталинскую) бюрократию нельзя считать классом в полной мере, как реальный социализм нельзя считать отдельной «формацией». Троцкий делает упор на «переходности» советского реального социализма.

В период советской перестройки  — с отменой цензуры (в 1988-89 гг)– спор о классах в системе реального социализма развернулся снова. Советские перестроечные авторы  —  известные обществоведы А. Бутенко и Т.Заславская, как и инициировавший обсуждение темы  C.Андреев,  высказались за признание партократии в СССР (и реальном социализме в целом) классом в марксистском смысле. (Андреев С. Причины и следствия.//Урал. 1988. N 1; он же. Структура власти и задачи общества.// Нева. 1989. N 1).

Позже А. Бутенко (как уже указывалось) писал: «»обновление социализма» было невозможным, так как никакого социализма не существовало, обновлять было нечего, и потому, что бюрократия, номенклатура уже превратилась в господствующий класс у которого было достаточно сил, достаточно сил, чтобы воспрепятствовать своему самоуничтожению ». (Реформирование России: мифы и реальность. М.: Acaderaia, 1994. 384 с. ).

Тема  партократии, как и классов в системе реального социализма  (которую мы уже рассматривали в 3 главе ) вызывает много вопросов. Весьма важный  в их числе – в какой системе координат (системе категорий) рассуждать о данной теме, и какие выводы  следует сделать из  признания партократии классом в обществе реального социализма.

Можно ли принять западную консервативно-либеральную интерпретации концепции классов применительно к реальному социализму?

 Следует  прежде всего указать на  противоречия ( парадоксы) концепции «нового класса» в западном варианте, который состоит в  противоречивости использования этой теории в  рамках западной консервативно-либеральной идеологии. Главное из этих противоречий состоит в том, что данная западная теория, которая говорит о классах в мире реального социализма,  методологически  не имеет  классового подхода.   То есть отрицает этот подход в принципе – по отношению ко всем общественным образованиям ( «общественно-экономическим формациям» на языке марксизма).

Логика западных авторов в анализе темы «нового класса» в рамках реального социализма такова:  реальный социализм  «также» является классовым обществом, как и общество западное. Поэтому  нужно отказаться от реального социализма – разрушить его — для чего ? Для перехода к «нормальному» классовому обществу западного образца. Логика понятная, но с точки зрения современной левой теории странная. Нужно отказаться от одной классовой системы – системы реального социализма – чтобы вернуться к другой – традиционной (западной)?

Нельзя не отметить также странность самого использования понятия класса в традиционной западной (консервативно-либеральной) теории: такое использование фактически противоречит этой общественной теории.Если марксизм  всегда строил свой исторический анализ на классовом подходе, то западные идеологи  до теории нового класса как правило не принимали классовый подход как таковой     и резко критиковали его.  С появлением теории  Нового класса Джиласа (а также Восленского) вдруг все меняется. Западные теоретики  вдруг полюбили классовый подход и занялись им — правда, заметим, лишь применительно  к реальному социализму.

Напрашивается  вывод, что концепция «нового класса»  не является органичной в рамках консервативно-либеральной теории и  «прилеплена» к этой теории искусственно.   Партократию  можно считать классом реального социализма, но  в рамках другой – не консервативно-либеральной теории, отражением которой следует считать теорию нового класса.  Речь фактически идет  о современной левой теории —  современном ( третьем) марксизме.

Как следует трактовать концепцию нового класса в рамках современной левой теории?

Современный марксизм должен не только критиковать реальный социализм за наличие классов (или образований, близких к классовым) в его системе, но и указать причины появления данного класса и пути преодоления этой классовости.

Следует, по марксистской традиции, указать, во-первых, на положительную роль партийной системы и ее элиты («партократии»)  в системе реального социализма на определенном этапе его развития. Точнее — на  ведущую (главную) роль партократии (как и компартии в целом) в управлении госсектором общества «коммунистического» образца.

Здесь надо сказать несколько слов об эволюции  правящих групп реального социализма. (см ранее Глава 3), которое определяет и различие этапов развития данного общества. Сначала к власти приходит  революционная элита (например большевики 1920-х гг в России и др.).  Лидеры — Ленин, Тито, Кастро…. Эта элита  была первыми «управляющими» государственного Синдиката  .  осуществлявшими  руководство госсектором реального социализма.

Объективность заставляет признать  преимущества этих революционных фигур перед фигурами  «старого режима» («старого мира»). Эти фигуры как правило были чужды своекорыстия, они действовали во имя общественной пользы,   веря в идеалы  социализма как лучшего будущего (с соответствующим этому идеализмом).Внешняя атрибутика: военная форма против  гражданской одежды. ( Некоторые ходили во френчах еще много лет после революции ).

В России изменения  правящего слоя произошли  в 1930-е годы, при переходе к классической административно-командной системе.  Революционая элита  сменяется бюрократией (в определении неортодоксальных левых 1920-30х гг).  Этот слой отличается от предшествовавшей революционной элиты.  Он характеризуется уже не идеализмом, но скорее прагматизмом, если не явным приспособленчеством.   Общество расслаивается на  «вождей» ( бюрократию, начальников), и народ («винтики»). В ходе институционализации системы реального социализма  сталинские выдвиженцы  начиная с 1930-х гг.  —  постепенно все больше становились карьеристами и приспособленцами ( в идеологии – уже не большевиками, но часто  —   правыми националистами — «консерваторами»).

Из них постепенно формируется партократия (например, в СССР). На позднем этапе развития реального социализма она заменяет революционную элиту, осуществляющую  административно-приказной подъем  государственного синдиката.

Роль партии (а затем и партократии) в обществе раннего коммунизма определятся специфической для реального социализма формой организации общественного труда – именно новым способом управления госсектором. Партократия занимает то же место в системе нового общества и нового «способа производства», который  в традиционном западном («буржуазном»)  обществе занимала буржуазия («плутократия»), то есть является  управляющим (а затем и правящим) классом раннесиндикатной общественной системы.Превращение партократии в «класс» (если таковое происходит) — явление более позднее, свидетельствующее о зрелости и кризисе системы реального социализма.

Роль  управленческого слоя (класса) партократии, давно отмеченная  исследователями общества реального социализма, в том числе критически-марксистскими,  мы связываем таким образом со специфическим для реального социализма ( коммунистическим -раннесиндикатным)  способом производства.Место партократии   в обществе реального социализма связано с  ее особой ролью как первоначально главного организатора подъема и регуляции государственного  сектора  (государственного синдиката) реального социализма. Поскольку такой подъем имел на ранних стадиях административно-командную  форму, он совершался специфической чиновничьей машиной, партаппаратом, которая  выполняла роль приводных ремней, «вожжей» этой  системы.

 Именно эта партийная система составила основу административно-приказного подъема реального социализма 1930-70-х гг, «каркас» государственного Синдиката, совокупность «рычагов управления» его подъемом. В 1930-40х гг. партийная система сыграла, можно сказать, роль той «горсти» Мюнхаузена, которая позволила Госсектору (Синдикату) реального социализма поднять самого себя из болота отсталости и продолжать подъем также вплоть до 1970-х гг. Первичные партийные организации играли роль своего рода «пальцев» (горсти)  этой руки. В рамках раннесиндикатного способа производства партократия занимала таким образом свое вполне обоснованное и рациональное место.

Партаппарат  играл своеобразную роль «кучера» колесницы Синдиката. Регулируя подъем госсектора, партократия на первых этапах выполняла функцию специфической «производительной силы» ранекоммунистической (раннесиндикатной) системы. Лишь позднее, с ослаблением своей функции регуляции госсектора, партократия теряет свою первоначальную позитивную роль и оказывается специфическим реликтом старого способа производства, демонстрируя черты паразитизма и загнивания.

Роль партократии в условиях реального социализма определяет и роль пролетариата в этом обществе. Если мы признаем партократию классом, то таким же классом должен считаться и «совокупный пролетарий» реального социализма. (Советский марксизм не понимал этого, считая, что «пролетариат» существует только на Западе — в условиях капитализма, как антипод буржуазии).

 Другими словами, приходится признать, что реальный социализм (он же «государственный социализм») не устраняет пролетариата, но превращает его (на зрелом этапе данного общества) в антагониста «партократии».   Примерами   конфликта промышленных рабочих реального социализма с партийной элитой могут  рабочие советы  в Венгрии 1956 г., «Солидарность» в Польше 1980-81 гг. и проч.

Речь идет об «отчуждения» пролетариата (совокупного пролетария в целом, в особенности же интеллектуариата) не только при «капитализме», но и при «реальном социализме». Совокупный пролетарий стремится преодолеть это отчуждение (в первую очередь от средств производства), что возможно лишь путем революции  этого пролетариата против партократии (как и плутократии в целом). Эта революция и составляет положительный смысл кризисов реального социализма и  процессов «перестроечного» типа, понимаемым не как реставрация, а как  переход реального социализма к новым стадиям развития.

Важно еще раз заметить при этом, что данная революция должна отличаться от западной реставрации в мире реального социализма традиционного западного общества, которой консервативно-либеральные идеологи стремятся  подменить революцию – переход реального социализма к новому качеству.

О  «составе» пролетариата в современном обществе с точки зрения советского (второго)  и современного марксизма можно сказать следующее.

 Во втором (советском)  марксизме  (и марксистском дискурсе XIX-XX ) века  понятие пролетариата трактовалось однобоко. Оно сводилось в основном к понятию  рабочего класса, т.е. отождествлялось с понятием индустриальных рабочих – рабочих физического труда.  Интеллигенцию советский марксизм определял (и третировал) как «прослойку».  Этим реальный социализм и второй советский марксизм подчеркивал свою связь с индустриальной эпохой и риторикой этой эпохи.   

Реально же пролетарий физического труда соответствовал индустриальному капитализму. Постиндустриальной эпохе  соответствует «иной»  пролетарий — умственного труда: управленцы, врачи, учителя, ученые. Это подтверждает пример  западного общества, в котором  ситуация в этом направлении меняется с началом новой постиндустриальной эпохи. Меняется и состав пролетариата. То есть понятие пролетариата в отношении  современного  западного общества  (как и реального социализма  однако следует переосмыслить в свете реалий начала 21 века.  //см. 1 глава //.

Современный (третий) марксизм  должен оказаться от отождествления «пролетариата» с рабочими физического труда. Такое отождествление стало подвергаться все большей критике с началом постиндустриальной эпохи, первые симптомы которой стали заметны в США  1960-х гг. XX века.  Эти кардинальные перемены требовали выведения  понятия пролетариата за старые «индустриальные» рамки.

Для всех, знакомых с марксистскими хрестоматиями, очевидно, что главным в марксистском понимании пролетариата является не привязка этого понятия к некоторой непосредственной форме труда (индустриального или неиндустриального – например, сельскохозяйственного), но признак  отношения  данной общественной группы  к средствам (общественного) производства. В частности, признак отсутствия средств производства у «пролетариев», т.е. признак «наемности»  их труда. Понятно поэтому, что класс пролетариев – это класс  в  первую очередь не столько «рабочий», сколько  «работающий», признаком которого  является не та или иная форма труда, а в первую очередь отсутствие собственности и необходимость продажи своего труда .

В этой связи важно марксово понятие «совокупного пролетария» (вначале — совокупного рабочего — Gesamtarbeits), которое Маркс использует в 1 томе «Капитала».

 «Теперь для того, чтобы трудиться производительно,  писал Маркс, -нет необходимости непосредственно прилагать свои руки; достаточно быть органом совокупного рабочего, выполнять одну из его подфункций». (Капитал,т.1, Т. 23. С. 516–517.).

Во французском издании «Капитала» Маркс указывает, что работники физического  труда не являются единственной группой «совокупного рабочего». «Один больше работает руками, другой больше головой, один как управляющий, инженер, технолог и т.д., другой как надсмотрщик, третий непосредственно как рабочий физического труда или даже как простой подручный». (Т. 49, С. 95, 190).

 Третий марксизм  должен  подчеркнуть факт несводимости понятия пролетариата к рабочему физического труда. Он должен исходить из очевидного факта изменения состава класса наемных работников  («совокупного пролетария» ) в постиндустриальную эпоху, в которую западное общество вступило еще в прошлом веке и к новым стадиям которого (с  ролью компьютеров и их сетей, а затем и интернета)  современное общество в целом переходит с начала 21 века. С началом постиндустриальной эпохи в этом классе на первые роли стали очевидно выдвигаться уже не  индустриальные рабочие  ( рабочие физического труда), а  «умственная» часть пролетариата – т.н. пролетарий «умственного труда» .

 Понятие «пролетариата умственного труда» («intellectual proletariat»)  ввел Ф. Энгельс в конце 1890-х гг.

«Пусть ваши усилия, – обращался он к Международному конгрессу студентов-социалистов в декабре 1893 года – приведут к развитию среди студентов сознания того, что именно из их рядов должен выйти тот пролетариат умственного труда, который призван плечом к плечу и в одних рядах со своими братьями рабочими, занятыми физическим трудом, сыграть значительную роль в надвигающейся революции. (курсив наш – И.Р.)          Буржуазным революциям прошлого от университетов требовались только адвокаты, как лучшее сырье, из которого формировались их политические деятели; для освобождения рабочего класса понадобятся, кроме того, врачи, инженеры, химики, агрономы и другие специалисты, ибо дело идет о том, чтобы овладеть управлением не только политической машиной, но и всем общественным производством, а тут уж нужны будут отнюдь не звонкие фразы, а солидные знания» (Т. 22. С. 432).

 Энгельс говорит таким образом о  той части наемных работников, которые занимаются не только физическим трудом, но и управлением, а также другими формами деятельности, использующими «знания» — то есть трудом умственным, интеллектуальным.

Особенностью советского (второго) марксизма как уже указывалось, было отождествление «пролетариев» с работниками физического труда, промышленными рабочими. Такой подход сохраняется  в России  до последнего времени в рамках последователей сталинской версии советского марксизма ( Напр.,  В.Беленький, Ленин об интеллигенции.  http://marxdisk.narod.ru/theory/lenintell.html ).

Однако уже в конце XX века появился ряд концепций, описывающих новую роль «пролетария умственного труда» в  постиндустриальном обществе.

Новый  подход к роли «умственного пролетария» был развит в левых теориях  начала 21 века, например, итальянского левого автор Франко Берарди (псевдоним «Бифо» — «Bifo» -Franco Berardi), который на рубеже 2000 гг ввел понятие «когнитариата». (См. интервью с ним М.Фуллера, 2001, http://subsol.c3.hu/subsol_2/contributors0/bifotext.html/, а также  2003 г. http://drevo.uaportal.com/object/613857 ).

В постсоветской России верный, как кажется, анализ  отношения марксизма к вопросу о физическом и умственном труде  дает Г.Багатурия, Марксизм и современность. 2005 № 3–4. С. 44-51, http://prometej.info/new/filosofia/2407-vklad-engelsa.html .

Такой подход отстаивают также сторонники левого подхода В.Арсланов и С.Мареев, «Ныне в сферу наемного труда втянуты очень широкие слои интеллигенции. Этот новый «пролетариат» пока не обладает сознанием своего истинного положения, но, может быть, ему суждено стать тем слоем, который свяжет концы разорванной нити?»(В.Арсланов, С.Мареев, Марксизм и неомарксизм в XX веке, Альманах Восток, Вып. N 9\10 декабрь 2003,  http://www.situation.ru/app/j_art_804.htm ).

Мы  с 1980-90-хх гг использовали понятие «интеллектуариата» (см. газета Новая речь, 1990, Что такое коммунизм, что такое сталинизм,  1993, Интеллектуариат и бюрократия и др.).

Для анализа судьбы «нового класса» в рамках реального социализма и «посткоммунизма» можно использовать противопоставление  «класса в себе» и «класса для себя», примененное в частности  в «Нищете философии» Маркса – с использованием гегелевских категорий. (Нем. Klasse fur sich, кlass for itself ). (Маркс К.Нищета философии, см. Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 4, с. 183).

В рамках самого реального социализма партократия имеет как бы двойственный характер. В этих рамках она является скорее «классом в себе». «Классом для себя» и  новым классом она делается (становится)  фактически в результате реставрации «традиционного общества»  в мире реального социализма.Эта реставрация делает новый класс  «классом для себя».

Посткоммунистический «номенклатурный капитализм» видимо и является тем строем, при котором «новому классу» реального социализма — партократии — окончательно удается разменять власть на собственность. Это определяет особенности номенклатурного капитализма – общества, возникающего в странах «посткоммунизма» в результате «реставрации» (или попыток таковой) в этих странах традиционного западного общества. А также черты «посткоммунистической» властной элиты – в том числе и ее консервативно-либеральную(правую) идеологию.

Господствующей идеологией «номенклатурного капитализма» является правая идеология в двух ее основных вариантах – правого либерализма  и правого консерватизма (вариант России начиная с «нулевых» гг). Правый консерватизм постсткоммунистических элит – идеология партократии (бюрократии) и «нового класса» (Не пролетариата во всяком случае).  Правый либерализм – начальная (и видимо неадекватная) идеология пролетариата умственного труда — лидера «совокупного пролетария» посткоммунистических стран. Правый либерализм является по сути дела идеологией интеллектуариата как «класса в себе»; в рамках этой идеологии интеллектуариат  вначале пытается  (очевидно ошибочно) формулировать свою оппозицию новому мировому порядку.  Современная левая теория дает интеллектуариату  выход их этого порядка — путь превращения в «класс для себя».

Возможно ли преодоление классовых противоречий (классовой системы) реального социализма?

Возможно — но не  путем простого восстановления в мире бывшего реального социализма западной системы (современного капитализма).  То есть не в рамках реставрации, но лишь в рамках революции, то есть положительного изменения реального социализма – именно перехода к новой общественно-исторической форме- — «новому социализму».  

Новый социализм может быть тем обществом,  которое рисовал второй марксизм под видом «социализма», которого на самом деле в мире реального социализма (предсоциализма) не было. С новым социализмом может быть связана риторика реального социализма по «преодолению капитализма», «самэмансипации пролетариата» и проч.

Новые революции перехода  посткоммунизма к новому социализму  означают «самоэмансипацию  интеллектуариата», превращают его из «класса в себе» в «класс для себя». Они дают возможность снятия отчуждения репрессивного общества как для интеллектуариата,  так и «совокупного пролетария» в целом. Неизбежна и роль в указанной революции т.н. «субъективного фактора» — то есть  левых партий (в идеале партий   пролетариата умственного труда — интеллектуариата) в указанной революции.

Сказанное – идеальная модель  «положительной» (противоположной реставрации) революции в мире реального социализма.Реальный переход к новому обществу как обычно – сложнее и противоречивее. Существенная  сторона этого перехода – преодоление «правого контроля», власти правых партий, типичной для периода реставрации в мире бывшего реального социализма западного общества, то есть осуществление «левого контроля», характерного для «нового социализма».

8. Идеологии реального социализма — марксизм-ленинизм, второй марксизм. Основные положения, догматика и достижения.

Идеологией реального социализма был марксизм-ленинизм — он же большевизм, коммунизм, советский марксизм. По нашему определению – вторая форма марксизма.

Эта революционная идеология была сформулирована  российским большевизмом начала XX века, прежде всего в работах В.И. Ленина, но также и его последователей в СССР и за его пределами в других странах мира. Советский (второй) марксизм  (включая варианты этой идеологии в других странах реального социализма – не исключая и современный Китай) стал идеологией специфической общественной формы —  реального социализма, сыгравшей  немалую роль в мире — различных его  регионах – от Европы до Азии и Латинской Америки.

Для западного понимания (и критики) «второго» марксизма (марксизма-ленинизма) характерна однобокая – в основном негативная — интерпретация большевизма (ленинизма, второго марксизма), которую иногда воспроизводят даже как бы левые  (реально социал-консервативные) авторы. Современная левая теория должно указать и на положительные стороны второго марксизма и использовать их в своем подходе.

Cоветский(второй) марксизм, марксизм- ленинизм в 1920-1930-х гг стал официальной   идеологией советского реального социализма. Данная идеология имела широкий набор утверждений (постулатов), в центре которых стояла теория противостояния капитализма и социализма. (На Западе системы реального социализма определялись как «коммунизм»).

Второй марксизм (он же марксизм-ленинизм, большевизм) давал свой анализ мировой ситуации XX века — в том числе анализ капитализма первой половины XX века и ряда других общественных явлений. Данный анализ, включавший взгляды на историю, прошлое, настоящее и будущее цивилизации, был  развернут в работах целой плеяды обществоведов реального социализма от России до Кубы – причем не во всем  неадекватно  и ошибочно. В нем было немало верного и заслуживающего сохранения для нового марксизма. Этот анализ второго марксизма опирался на известные понятия и противопоставления – социализм- капитализм, пролетариат-буржуазия, революция пролетариата физического труда и проч.

Подъем советского марксизма в первой половине XX века принес ему начальный успех – в 1920-60-х годах. Этот марксизм  сильно  потеснил традиционные западные консервативно-либеральные концепции. Однако во второй половине XX века  — в особенности с 1960-х годов — Запад «собирается с силами» и наносит ответный идеологический удар, используя слабости идеологии реального социализма.

В конечном счете второй марксизм потерпел поражение в противостоянии с западными (правыми) – консервативными и либеральными доктринами.В холодной войне (как в конце советского периода, так и в период советской перестройки) победила консервативно-либеральная идеология – правого либерализма и правого консерватизма. Эта идеология стала господствующей также в  мире бывшего реального социализма в течение первых десятилетий его «посткоммунистического» (и постсоветского) развития.

Одним из важных постулатов советского (второго) марксизма было утверждение, что в СССР построен «социализм» и что этот реальный социализм является более высокой » общественной формой по сравнению с современным ему западным обществом — «капитализмом».Однако этот тезис вступил в противоречие с реальностью. Острой критике реальный социализм (первоначально в его сталинской форме) подвергали западные авторы, называвшие его коммунизмом, так и неортодоксальные левые — от Виктора Сержа и Ф.Раскольникова до П.Абовина-Эгидеса, которые не соглашались с определением реального социализма как социализма в марксистском смысле.

Западные (консервативно-либеральные) критики обращали внимание прежде всего на  слабые и репрессивные стороны реального социализма, а также его идеологии Они указывали на авторитаризм «коммунистической»  политической системы, несоблюдение политических свобод. Реальный социализм критиковался как «закрытое общества» в противоположность «открытому» западному (Поппер). Активно обсуждалась тема сталинских репрессий. Говорилось об экономической отсталости и одновременно экономической репрессивности реального социализма  (в частности, советского)- притеснение в его рамках частного предпринимательства, личной инициативы и проч.

Современная левая идеология критикует второй марксизм – но иначе, чем правые теории. Она отмечает также достижения и положительные моменты второго марксизма, которые могут быть использованы современной левой идеологией.

Попытка реального социализма создать общество, более высокое, чем западный «капитализм», имела ряд положительных результатов, но в конечном счете оказалась противоречивой. Западное общество показало свое превосходство над реальным социализмом (во всяком случае, в его восточноевропейской форме), добившись в ходе холодной войны его поражения  на рубеже 1990-х гг.

Произошедшее как будто показало преимущество  западных «моделей социализма» — в частности модели социал-демократической. Однако с точки зрения нашего подхода реальный социализм можно считать «лучше» социализма социал-демократического – прежде всего в «структурном» смысле. Среди преимуществ реального социализма по сравнению с социал-демократическим вариантом западного общества можно отметить две важные возможности —  управления госсектором и самоуправления, наиболее продвинутый вариант которого в Восточной Европе XX века пыталась осуществить Югославия. Основой и того и другого выступал госсектор реального социализма – государственный Синдикат.

Можно говорить и об иных преимуществах реального  социализма («коммунизма») по сравнению с обществом социал-демократического образца.При этом преимущества «коммунистической» модели реального социализма   перед социал-демократическим вариантом социализма в рамках реального социализма оказались реализованными лишь в небольшой мере и до сих пор в эпоху реставрации в мире реального социализма западного общества остаются  скорее потенциальными.

Третий марксизм – современная левая идеология, отличающаяся как от второго марксизма, так и от идеологии «западного» социализма социал-демократического образца, есть по сути идеология нового   ( плюралистического, но «коммунистического» или в западных терминах «посткоммунистического»)  социализма.Близкими к третьему марксизму можно считать реформаторские («ревизионистсткие» в официальной терминологии второго марксизма) теории критики реального социализма с  неортодоксально-левых позиций с 1930-х гг – до 1980-х гг.  (см. 2 глава )  В том числе теории реформы реального социализма в ряде восточноевропейских стран, от чехословацкой теории «социализма с человеческим лицом» до иных реформаторских левых течений. В Венгрии — в варианте Г. Лукача, Югославии – (частично) подход группы Праксис и проч. Именно теории, выдвигающие задачу реформы реального социализма, а  не реставрации в мире  такового традиционного западного общества.   

Этому реформаторскому левому направлению  в странах реального социализма  соответствовал ряд новых левых течений на Западе, в том числе Еврокоммунизм 1960-70-х гг.   Данные течения – прежде всего еврокоммунистическое — также следует считать течением,  близким  к «третьему» марксизму. (Хотя и   не во всем соответствовавшим ему). Третий марксизм подвергает критике  уступки  еврокоммунизма  социал-демократии («социал-демократический уклон) в нем. Как известно, течение еврокоммунизма возникло в западноевропейских компартиях в начале 1970-х гг,  когда эти компартии – прежде всего итальянская, французская  и испанская (вероятно, под влиянием событий в Чехословакии 1968 г.)  заявили о своем «отказе от лозунга диктатуры пролетариата». На практике  отказ от диктатуры пролетариата (авторитаризма реального социализма) пытались осуществить  реформаторы «Пражской весны» 1968 г.

  В этой попытке критики «диктатуры пролетариата» (которой согласно тогдашней советскoй идеологии  в СССР и других странах реального социализма как будто уже  не было)  западные  компартии  по сути дела подвергали критике авторитаризм реального социализма, которому пытались противопоставить европейский политический плюрализм. Цель перехода к плюрализму можно считать в целом верной, хотя,  с точки зрения левой теории речь должна идти не о любом плюрализме, а о специфической его форме — «левом контроле», то есть власти лево-демократических партий.

Мы уже отмечали сильные и слабые стороны еврокоммунизма с точки зрения современной левой теории. Сильной стороной данного левого направления была справедливая критика  «второго» (советского) марксизма, попытка избежать его противоречий – в частности, в отношении политической демократии. Слабостью еврокоммунизма можно считать его излишнее сближение с социал-демократической идеологией, с характерной для нее «интеграцией» в общество западного образца и растворении в этом обществе.

9. Культура реального социализма. Догматика и успехи. Образование и наука.

Эпоха реального социализма внесла немалый вклад в культуру тех стран и народов, в которых данная система существовала. Речь идет как о советской России, так и странах входивших в бывший СССР и т.н. «восточный блок» —  восточноевропейских «коммунистических» стран.

Культура реального социализма имела ряд  несомненных успехов, проявлявшихся в ряде областей культурной жизни – в  литературе, театре и кино. Во всех этих направлениях реальный социализм внес серьезный вклад, который нельзя отрицать. 

Основанием успехов культуры реального социализма (для  которого было характерно соединение наивности, догматики  и несомненных успехов) была государственная поддержка, которую не следует сводить исключительно к бюрократическому манипулироанию, ярко проявившемуся в периоды деформаций реального социализма и  на этапе его кризиса. Достижения реального социализма ярко проявили себя уже в 1920-1930-е годы, а также  в период «обновления» реального социализма в 1960-х гг.

Нельзя считать целиком негативными и нововведения в СССР 1930-х годов по сравнению с 1920-ми годами, например, создание поддерживавшихся государством «творческих союзов» (Союза писателей и проч.). Государственная поддержка культуры имела немалое положительное содержание. К сожалению, это новое содержание «социалистических» нововведений  в сталинский и неосталинистский период было скомпрометировано бюрократической репрессивностью и догматикой.

Это же можно сказать и о науке, получившей государственную поддержку, а также  образовании- школьном и вузовском. В науке и образовании реальный социализм смог добиться несомненных достижений и прорывов, значимость которых стала очевидна в последующие периоды.   Им был создан многочисленный слой интеллигенции, который участвовал в развитии культуры реального социализма.(Об этом см. напр., Булавка Л. А. Ренессанс и Советская культура. «Альтернативы», 2007 г., № 1, http://www.alternativy.ru/ru/alternativy/2007_01/renessans_i_sovetskaja_kultura ).

Положительные стороны советской культуры и образования используются в постсоветской России до сих пор, несмотря  на потерю многих достижений реального социализма в  ситуации посткоммунистической реставрации.

10. Кризис реального социализма и реставрация с начала 1990-х гг в странах «Восточного блока» общества западного образца.

Внутренние противоречия определили острый кризис реального социализма, очевидный уже с 1960-х гг., а в некоторых вопросах даже ранее. (См. пред. Глава).

Главное из этих противоречий (используя советские стереотипы) – противоречие между общественным характером производства и частнобюрократическим управлением системой реального социализма (отчасти и частнобюрократическим присвоением результатов труда общественного труда).

Уже с 1950-60 х гг реальный социализм стал проигрывать западному обществу в Европе – как идеологически, так и экономически.Это стало основанием критики «диктатуры партаппарата»  и известных попыток реформы реального социализма  —  в частности, в Венгрии  1956 г. и в Чехословакии  1968 г. А также победы в Европе некоммунистических  (например, социал-демократов) и  несталинистских  левых  — троцкистов и др.

Кризис  реального социализма – определялся его ограниченностью — его соответствием старому («индустриальному») капитализму. Технологический прорыв западного «капитализма» к информационному обществу в 1970-80-х гг поставил перед реальным социализмом острый вопрос его преобразования.

Противоречия реального социализма определили  многочисленные проблемы и недостатки, а также общий кризис его (административно-командной) системы  (обсуждался в 5 главе).

  Важным недостатком советской модели реального социализма была неспособность создать более высокую производительность труда. Вопрос о важности таковой ставил еще Троцкий.  «Советские формы собственности на основе новейших достижений американской техники, перенесенных на все отрасли хозяйства, — это уже первая стадия социализма. Советские формы при низкой производительности труда означают лишь переходный режим, судьба которого еще не взвешена окончательно историей».    (Л. Троцкий, Преданная революция, М., 1991, с.54).

(См.также А.Калганов. В кн.: Критический марксизм, продолжение дискуссий, М., 2001).

В восточном блоке преобладала советская система, которая имела известные недостатки. Необходимость реформ этой системы была видна уже в 1950-х гг. Их подтвердили  также Венгерский, чехословацкий  и проч. Кризисы. Однако реформы откладывались, противоречия становились все более явными.

Кризис сложившейся к концу 1980-х годов в Востойной Европе системы реального социализма  указывал на необходимость перемен. Но каких?   С одной стороны речь шла об экономическо реформе, с другой – о политической. Попытки реформаторов перейти к другой, отличной от сталинской  форме социализма  подавлялись  сторонниками «диктатуры партаппарата» вплоть до конца 1990-х гг. Теоретические варианты развития несталинского социализма не были найдены до перестройки конца 1980-х гг ., когда практическая попытка выйти за пределы «диктатуры партаппарата»   привела к развалу реального социализма.

Советская перестройка 1987-91 гг. попыталась решить проблемы кризиса реального социализма в Восточной Европе – хотя и очевидно неудачно. Перестройка  потерпела неудачу как положительный проект, закончившись разрушением (крахом) реального социализма во всей Восточной Европе и победой Реставрации. Последняя означала переход всех стран бывшего реального социализма данного региона  под контроль правых группировок (правый контроль), по сути – под контроль западного общества (не исключая и якобы «суверенную» Россию).

Была ли реставрация неизбежной?   Были ли альтернативы?

Реставрация была весьма вероятна,  в значительной степени неизбежна. Но ее негативные стороны могли быть смягчены.  Элита Советской России, бывшая  к концу 1980-х гг центром мира реального социализма располагала немалыми ресурсами. Однако в период острого перестроечного кризиса эта элита пошла по пути «наименьшего сопротивления»: не имея четкой программы реформ, она оказалась неспособной направлять ход событий и просто «дала событиям происходить». Причина такого результата стали как объективные, так и «субъективные» факторы —  отсутствие адекватной идеологии и сил, способных бороться за альтернативное западному развитие бывшего реального социализма.

Сегодняшняя эпоха в Восточной Европе – эпоха Реставрации, она же эпоха Нового мирового порядка, имеет  свои положительные стороны по сравнению с эпохой реального социализма, но также и свою ограниченность и противоречия. (см. след главу).

Во многих постсоветских странах произошел как определенный прогресс – но также и явные элементы обратного развития. (Напр.,Украина_отчасти Россия) Отрицательное развитие выражается в уменьшение роли госсектора, своего производсва, зависимости от западного центра. (фактически  — попадание под западный контроль), эмиграции.  (продолжении советского рассеяния).

Китайский вариант  (см. предыдущую главу) показал  возможность иного  пути развития реального социализма по сравнению с прямолинейной реставрацией. Он показывает успех постепенных перемен традиционной начальной (советской, государственной) модели реального социализма в направлении рыночного общества – но в форме отличной от восточноевропейского посткоммунизма.   В китайских реформах экономика стала меняться раньше политики. При этом роль госсектора и партии в обществе сохранилась. Это определило успех китайских реформ, хотя и не сняло вопрос о будущей китайской политической реформе (так называемой «пятой модернизации» ).

Китайский реальный социализм на сегодня демонстрирует значительную экономическую эффективность —   явно большую, чем советская модель, а также – вероятно, и модели восточноевропейского посткоммунизма. Успехи китайского реального социализма – важный материал для современной левой теории.

Западный консервативно-либеральный подход по уже известной схеме критикует китайский реальный социализм а отсутствие решения  проблемы политического плюрализма.  Безусловно, как мы уже отмечали, на определенном этапе своего развития – возможно в ближайшей исторической перспективе — китайский реальный социализм столкнется с этой проблемой. Однако решать эту проблему можно по-разному. Возможно, Китай и здесь пойдет «другим путем», чем Россия и Восточная Европа. (Содержание понятия «Великого единения – датун» – еще не определилось).

Эпоха «реставрации» в Восточной Европе и России имеет определенные положительные результаты, но как мы считаем, не может дать «окончательного» положительного развития стран реального социализма (обществ «посткоммунизма»).  Такое положительное развитие может дать лишь «левое» развитие в этих странах – вплоть до Нового социализма. (Подробности далее).

11. Итоги. Всемирно-историческая роль реального социализма.

Подводя некоторые итоги реального социализма с позиции третьего марксизма, следует указать, во-первых, что речь идет об определенной всемирно-исторической форме.

Возникший в начале XX века в России, реальный социализм после второй мировой войны стал мировой системой, оказавшей значительное влияние на мировой развитие.

Эта система имела различные модели, но также и нечто общее, что выявляет типологический анализ.Эти основные элементы – преобладающий госсектор, дающий возможность планового управления обществом и возможности его нерыночного подъема, роль компартии, авторитарная политическая надстройка.

Мы отстаиваем мнение, что с точки зрения современного  марксизма реальный социализм не может считаться «социализмом» в марксистском смысле и проэцируется скорее на понятие «переходного периода» («диктатуры пролетариата», предсоциализма).Этому соответствуют как экономические, так социальные, политические и прочие особенности реального социализма.

Сталинизм – то есть события «культа личности Сталина» 1930-50-х гг  — представляли собой репрессивную деформацию реального социализма в личную диктатуру. Хрущевская критика сталинизма была критикой его с позиции «демократии вообще», но нормы реального социализма. Сталинизмом в более широком смысле можно считать идеологию ( и репрессивность) реального социализма как такового.

Несмотря на многие противоречия, реальный социализм сыграл весьма важную роль в истории XX века, составив целую эпоху в истории Восточной Европы и России. Добившись немалых успехов в различных областях от экономики до образования и культуры, обеспечив победу советской России во второй мировой войне, этот строй представлял в  ряде отношений  зачатки более высокой общественной формы по сравнению с  традиционным «капитализмом».

Вклад реального социализма в мировую цивилизацию несомненен. Реальный социализм оказал  большое влияние на традиционный западный «капитализм». включая «крах колониальной системы» и проч.   Капитализм XX века к его концу стал другим не в последнюю очередь под влиянием прессинга реального социализма. «Мировая революция» реального социализма состояла в образовании при его содействии «капитализма с человеческим лицом». Изменение мира и «капитализма»,  его «очеловечивание» к концу XX века  произошло именно вследствие «мировой революции», совершенной  в том числе и реальным социализмом.

Реальный социализм был своеобразным мировым прорывом, что не исключало его оборотных сторон, противоречий и трагизма.  Современный марксизм (в отличие от советского традиционализма) не должен закрывать глаза на   противоречия  реального социализма – как в СССР, так и других странах.   Они касаются как авторитарности его политической системы, так и особенности его классовой структуры  и проч.

В пользу реального социализма говорит и феномен современного Китая, который продемонстрировал весьма значительный прогресс, став второй державой мира, используя прежде всего систему реформированного реального социализма.

Важный вопрос — о дальнейшем развитии реального социализма, то  есть его преобразовании. Какими могли быть пути его развития?

Один вариант — консервативно-либеральный — максимально  разрушать систему реального социализма, пытаясь вернуть дореволюционное общество. Такой вариант «посткоммунизма» навязывался Восточной Европе Западом, прежде всего неоконсерватизмом США) и победил в ряде стран восточной Европы – например, в Прибалтике. Вторым (леводемократическим) вариантом могло быть попытка   реформировать систему, оставшуюся после реального социализма, стремясь сохранить его положительный потенциал.   Подобный вариант мог бы победить в России, если бы в начале нулевых в ней пришли к власти не консервативные, но левоцентристские силы. Но победили «консерваторы», сменившие ельцинских либералов.

Близкий к левому  вариант преобразования реального социализма (и левого оппонирования «капитализму») показала  Белоруссия.

 (Подробный анализ – в следующих главах).

Лево-демократическая теория