Закрытие философского кружка Тартуского университета в 1985 г. и некоторые репрессивные идеологические модели бывшего СССР

(Доклад на конференции «Тарту — Остров свободы» . Тартуский городской музей, 31.10.2013 )

  В конце июня 1985 г. на партийном собрании кафедр общественных наук  Тартуского  университета обсуждалось «дело» старшего преподавателя кафедры философии Юрия Чертина, в результате которого Ю. Чертин был исключен из КПСС и написал заявление об уходе с места преподавателя кафедры философии ТУ.

Это одно из последних дел доперестроечной советской эпохи в Тартуском университете послужило также причиной приостановки деятельности (а по сути дела и закрытия) философского кружка Р. Н. Блюма, существовавшего  с 1960-х гг.

 Анализ этого дела важен для понимания способов деятельности репрессивной системы тогдашнего СССР, включая и идеологические модели, на которых данная репрессивная система строилась.

  Одной из таких идеологических моделей было обвинение критиков официальной неосталинистской идеологии в «национализме» и «сионизме». О некоторых эпизодах борьбы в Тартуском университете с т.н. «сионизмом», включая известное письмо группы преподавателей 1967 г.против официальных интерпретаций такового, и пойдет речь в данном докладе.

 

1. «Дело» преподавателя Ю. Чертина и закрытие (приостановка) деятельности философского кружка ТУ

В сентябре1984 г. (или ранее) преподавателя философии Тартуского университета Юрия Чертина вызвали в тартуский отдел КГБ, непосредственным поводом чего было участие Ю. Чертина в некоей религиозной сходке (баптистов) в Москве. В тартуском КГБ Ю. Чертина подвергли допросу, пытаясь, по-видимому,  привлечь его к сотрудничеству с органами. Однако,  поскольку «компромат» на Чертина ( его записка) был затем —  в июне 1985 г. — спущен в партийную организацию кафедр общественных наук университета для увольнения провинившегося, сотрудничества очевидно не получилось.

Во-вторых, от Ю. Чертина потребовали подписать некоторые бумаги (в частности, «объяснительную записку»), касавшиеся профессоров Р. Н. Блюма и Л. Н. Столовича, а также руководимого Р. Блюмом философского кружка. Бумаги видели проф. Кафедры философии Л. Н. Столович  и ст. преподаватель кафедры Ю. Таммару. Объяснительная записка (открывки из нее) зачитывалась на партийном собрании кафедр общественных наук . В  записке Ю. Чертин был вынужден признать «немарксистский» характер своих лекций, а также то, что он «оказался под влиянием профессоров Р.Блюма и Л.Столовича, евреев по национальности» и  «принимал участие в философском кружке, в основном еврейском по своему составу».

  Данные  формулировки  говорят о том, что основным объектом атаки репрессивных органов были профессора Р. Блюм и Л. Столович,  а также философский кружок Р. Блюма.  По  формулировкам  видно, что профессорам инкриминировались осторожный критицизм и «неправильная» национальность, что, по-видимому,  попадало под понятие «сионизма» и  могло  быть поводом для «оргвыводов». В результате данной истории в середине июля  1985 г.Ю. Чертин получил «строгий выговор», был исключен из партии и уволен с кафедры философии. Деятельность философского кружка была приостановлена и фактически так и не была продолжена. Правда, вскоре, в период начавшейся «перестройки», стал действовать организованный Р.Н.Блюмом клуб «Перестройка».

Нельзя не заметить сразу, что в случае обоих профессоров обвинение в «сионизме» — то есть еврейском правом национализме — было абсурдным. Оба — как Р. Блюм, так и Л. Столович, — стояли на интернациональных позициях. В частности,  обвинявшийся еще в 1970-х гг в «смутьянстве» Р. Блюм, сторонник   социализма с человеческим  лицом и самоуправления,  был всегда известен своими  марксистскими и интернационалистскими взглядами.  (Cм. Статья Л.Н. Столовича «Р. Блюм как шестидесятник» ).

Это же следует отметить и в отношении философского кружка  Р.Н. Блюма.  Никакого «в основном еврейского» состава не было, кружок был вполне интернациональным. В кружке участвовали  эстонские и русские студенты, количество евреев не превышало  общеуниверситетских показателей. Однако «сионизм» явно искали…

2.Философский кружок ТУ и его идеология. «Шестидесятничество» против «семидесятничества»

Философский кружок при кафедре философии ТУ был образован в середине 1960-х гг по инициативе тогдашнего доцента (в дальнейшем профессора) кафедры философии Тартуского университета Рэма Наумовича Блюма, в основном из студентов-естественников – физиков, медиков, математиков, которым Р.Н. Блюм преподавал в университете философские дисциплины. Участвовали в кружке также и гуманитарии – например, филологи (Е. Голиков). Р.Н. Блюм был постоянным руководителем кружка, в работе которого  активно участвовал также и его близкий друг  профессор Л.Н. Столович.

Идеологией кружка  можно считать советское  «шестидесятничество».Так определил позицию Р.Н. Блюма и Л.Н. Столович  («Р.Н. Блюм как шестидесятник»-  в сб. Рэм Блюм. Избранные статьи. В воспоминаниях, Таллинн, 2005 ,  «Таллинн», 2000 N19-20).  Шестидесятничеством (по аналогии с сходной эпохой XIX века) можно считать идеологию советских сторонников реформирования советской системы периода  «хрущевской оттепели». Основу этой идеологии составляли идеи «десталинизации» и «социализма с человеческим  лицом». Помимо этого, Р.Н. Блюм имел свою историческую и философскую концепцию – теорию  «политического и социального», которая была специфическим вариантом оппозиционного марксизма (см. Р.Н. Блюм и современная левая теория,  https://kripta.ee/rosenfeld/2005/10/02/r-n-blyum-i-sovremennaya-levaya-teoriya/ ).

    Другим оппозиционным идеологическим направлением в Тартуском университете того времени можно считать «семидесятничество», которое, как кажется, представлял круг Ю.М.Лотмана. Для «семидесятников» было характерно более радикальное отношение к советской системе, фактически отрицание ее, с идеей   возвращения к дореволюционному обществу.  Примером такого подхода к советской системе можно считать  творчество А.И.Солженицына, позицию многих советских диссидентов. Эту позицию можно определить как консервативно-либеральную ( «правую»).  Вариантами таковой был как правый либерализм (идеи А.Д.Сахарова), так и правый консерватизм (творчество А.Солженицына).

  Критицизм «шестидесятников» по отношению к  советской системе  носил менее радикальный характер, чем у «семидесятников».   Основной для шестидесятников была позиция  не разрушения системы реального социализма и возвращения к дореволюционным общественным формам, по позиция реформы советской системы.  Характерны симпатии самого Р.Н. Блюма и Л.Н. Столовича  к исторической концепции их давнего (еще с Ленинградского университета) друга Роя Медведева, которую можно определить как «левое» диссидентство в тогдашнем СССР. Р.Н. Блюм положительно относился к «общественной практике» — то есть формам общественной работы в рамках тогдашней советской системы.

 Философский кружок, которым руководил Р.Н. Блюм, работал по обычной семинарской системе — проводил заседания, на которых делались доклады —  в первую очередь по философии, но также по социологии, экономике, политологии и  другим общественным наукам.

Можно отметить связь кружка Р.Н. Блюма  как с исследованиями кафедры философии Тартуского университета, так и с работой ряда его подструктур – например, лаборатории социологии Юло Вооглайда. в мероприятиях которой принимали активное участие как Р. Блюм и Л. Столович, так и ряд участников философского кружка — Е. Голиков, Н. Горбунов и др.

 3. Философский кружок и лаборатория социологии Ю. Вооглайда

 Деятельность социологической лаборатории Ю. Вооглайда  описывает  Л.Н. Столович в работе «Социологи в Кяярику» 2010 г.( http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/Interviews/stolovich.html)

 «Обладая незаурядными организаторскими способностями, Ü. V.  на базе одного штатного места создал  лабораторию, насчитывающую порядка 70 сотрудников на основе различных хозяйственных договоров. Лаборатория приобретала городские и загородные помещения для своей деятельности, арендовала транспортные средства, а главное непрестанно профессионально обучала своих работников. С этой целью проводились семинары и конференции, на которые приглашались видные социологи из различных городов всей страны….

 В этих встречах участвовали  наиболее значительные  социологи России: В.А. Ядов, Б.М. Фирсов, А.Г. Харчев  из Ленинграда,  Ю.А. Левада,  Б.А. Грушин, Л.А. Седов из Москвы. Из Свердловска приезжали Л.М. Архангельский и Л.Н. Коган со своими сотрудниками, из Новосибирска – В.З. Коган, из Латвии – А. Милтс. К социологическим обсуждениям подключал свой методологический семинар Г.П. Щедровицкий –выдающийся специалист в области методологии и теории мышления.  Выступали в ходе дискуссий философы И.С. Кон,  П.П. Гайденко и Ю.Н. Давыдов.

 Разумеется, в организации этих встреч и в обсуждениях проблем массовой коммуникации большую роль играли эстонские социологи: Ю. Вооглайд и возглавлявшаяся им лаборатория социологии при Тартуском университете, М. Лауристин, Я. Аллик, П. Вихалемм, А. Мурутар,  П. Кенкман, М. Титма. Все они впоследствии стали видными политическими деятелями независимой Эстонской Республики, хотя и в разных политических течениях. Не были в стороне от социологических встреч и тартуские философы – Р.Н. Блюм, Я.К. Ребане  и другие.

 Встречи социологов в Kääriku были не только форумом для уже известных профессионалов, но и средством обучения студентов в области социологии. В списке участников первой кяэрикуской встречи 1966 года мы встречаем целый ряд студентов, которые в дальнейшем стали видными учеными-социологами, социальными мыслителями и политиками, таких, как Jaak Allik, Peeter Vihalemm, Николай Горбунов, Paul Kenkman, Дмитрий Михайлов. На встрече 1967 г. к ним присоединились студенты Trivimi Velliste,  Евгений Голиков, Мärt Kubo. На встрече 1968 г. был Jüri Allik. Trivimi Velliste стал потом первым министром иностранных дел независимой Эстонской Республики,  Jaak Allik и Мäärt Kubo одно время были министрми культуры, а Jüri Allik возглавил психологическую науку в Эстонии. Студенты, здесь перечисленные и неназванные, очень существенно помогали в организации всех мероприятий, от бытовых до культурных, вызывая восхищение гостей этой своей деятельностью. Но одновременно они посещали все доклады и их обсуждения и по мере своего развития включались в эти обсуждения».

         Ü. V. – энергичный, предприимчивый, компанейский, веселый, порой  хитроватый, умело завязывал нужные связи. Лаборатория приобрела свой хутор (talu), на котором сотрудники лаборатории и ее друзья охотно проводили свое свободное время, устраивались художественные выставки, выступали молодые литераторы, не говоря уже о научных семинарах. Лаборатория выпустила, помимо 3-х томов материалов встреч социологов («Kääriku» I-III), два выпуска «Трудов по социологии» (1968, 1972). Вчерашние студенты становились аспирантами, аспиранты – кандидатами наук. В 1970 г. Ü. V. блестяще защитил свою диссертацию, которая по своей научной значимости выходила на пределы кандидатских диссертаций.

 Пафос же лаборатории Ü. V. заключался в социологическом  исследовании происходящих в обществе процессов на основе данных о работе средств массовой коммуникации и информации. Скапливался уникальный и достоверный социальный материал, дававший правдивое представление о социальных процессах и противоречиях, происходящих во внешне благополучном обществе «развитого социализма».

В этом была главная причина настороженного внимания, переходящего в подозрительность, а затем и прямую враждебность, которое вызывала лаборатория у ЦК партии и КГБ. Руководство университета в лице ректора А. Коопа поначалу не препятствовало расширению и развитию лаборатории. Ситуация изменилась в начале 1970-х гг.» (Л. Столович. Социологи в Кяярику).

 Конец 1960-х гг в Тартуском университете был достаточно бурным. Имел место целый ряд оппозиционных акций,  в частности выступление в 1968 г. против консервативного партийного руководителя (секретаря ЦК КПЭ в 1961-71 гг) Леонида Ленцмана. (Л.Н. Столович, Кафедра философии Тартуского университета,- в сб.:Мудрость, ценность, память.Статьи.Эссе. Воспоминания. 1999-2009. – Тарту-Таллинн, 2009,  с.228-229, с. 222).  К таковым можно отнести и письмо преподавателей Тартуского университета в «Комсомольскую правду» 1967 г., о котором речь будет идти ниже.

4. Начало «заморозков» в Тартуском университете 1969-1970. Постановление ЦК КПЭ и собрания на кафедрах общ. Наук 1969-70 г.

После подавления Пражской весны к концу 1968-началу 1969 гг. в Тартуском университете начались  репрессивные действия против  сторонников демократизации советской системы.   Одним из таковых  стал обыск у Ю.М. Лотмана в январе 1970 г.

   Акции, отражающие  ужесточение идеологического климата,  начались в 1969-начале 1970 г.и на кафедрах общественных наук Тартуского университета, в том числе и на кафедре  философии.   В 1969  г. состоялось специальное заседание парткома кафедр общественных наук  под председательством  секретаря ЦК КПЭ Леонида Ленцмана с участием представителей КГБ. (Л.Н. Столович, Кафедра философии,  с. 222). В дальнейшем,  в начале 1970-го г.  на кафедрах общественных наук было проведено еще  одно собрание под председательством того же Л. Ленцмана, на котором было зачитано  принятое незадолго до этого «закрытое» постановление ЦК КПЭ, не публиковавшееся в открытой печати.

 В  постановлении, как вспоминает Л.Н. Столович, «объявлялись идеологически вредными статьи Рэма Блюма об отчуждении, труды Ю.М. Лотмана по семиотике, социологические исследования Юло Вооглайда, общественная деятельность химика Виктора Пальма и защита Л. Столовичем спектакля театра «Ванемуйне» «Игра Золушки». (Л.Н. Столович, Кафедра философии..,  с. 223).

 Собрание 1970 г. стало началом акций против «вольнодумцев» и на кафедре философии. Ими   руководили  тогдашний заведующий кафедрой философии Михаил Макаров и его супруга А. Горячева. Оба были однокурсниками Р. Блюма еще по Ленинградскому университету.  На собрании 1970 г., где обсуждалось постановление  ЦК КПЭ,  А. Горячева выступила против Р. Блюма, обвинив его в «смутьянстве» (Л. Столович, Кафедра философии..,  с. 223). Не исключено, что под смутьянством  имелось в виду среди прочего и указанное письмо в «Комсомольскую правду».

  Как М. Макаров, так и А. Горячева  предприняли против Р. Блюма и Л. Столовича ряд акций, включая  и явно провокационные — напр., действия М. Макарова вокруг поездки Л. Столовича  в Швецию в 1969 г. (  Л.Столович, Кафедра философии Тартуского университета,  с.228-229 ).

 Л.Н. Столович  описывает также историю со статьей А.Горячевой, опубликованной в 1973 г. в Трудах по философии XVI  и отразившей официальные взгляды того времени на «еврейский вопрос».

5. 1973 г: статья А. И. Горячевой «Национальные отношения и   
           интернационалистическое воспитание (некоторые проблемы)»

Статья А. И.  Горячевой «Национальные отношения и интернационалистическое воспитание (некоторые проблемы)» (Уч. Зап. Тартуского ун-та, вып. 301,  Труды по философии, XVI,  Тарту, 1973 ).  была написана  в характерной для советского дискурса идеологической манере. Она апеллировала к «интернационализму» и критиковала как местные национализмы, так и «сионизм»,  ссылаясь на   однобоко трактуемые положения Ленина и  Каутского.

«Просионистские взгляды, которым в системе антикоммунистической, антисоветской пропаганды отводится значительное место, — писала А.И. Горячева,- призваны не только дискредитировать политику нашего государства, но и подрывать дружбу и доверие между его различными национальностями». (Уч. Зап. Тартуского ун-та, вып. 301,  Труды по философии, XVI,  Тарту, 1973, с.150). 

Представители т.н. «просионистских» взглядов  таким образом  выделялись из числа прочих «националистов» — на них, как можно заметить, возлагалась  ответственность не только за собственные «ошибки» но и за «подрыв дружбы и доверия между различными национальностями» СССР. Данное положение по сути было вариантом теории «заговора» против СССР, едва ли основная ответственность за «подрыв» которого и возлагалась  на представителей т.н. «просионистских» взглядов.

В статье Горячевой цитировалась  редакционная статья «Правды» 1970 г. о  ситуации на Ближнем Востоке, сложившейся после шестидневной войны 1967 г.  «Основным содержанием сионизма,- заявлялось в «Правде»,- является ярый шовинизм и злобный антикоммунизм». ( Уч. Зап. Тартуского ун-та, вып. 301,  с.151, цит. Л. Столович, Кафедра философии.., с.224).

Можно заметить,  что в данном заявлении, как и целом советском сталинистском и неосталинистcком дискурсе (примером которого может служить и критиковавшаяся тартускими преподавателями статья Е. Евсеева), позиция марксизма по «еврейскому вопросу» (как и по национальному вопросу вообще)  явно искажалась.

В частности, однобоко трактовалась позиция по еврейскому вопросу В.И. Ленина. Весь комплекс взглядов  Ленина на данный вопрос (см., напр., Т. Краус. www.russtudies.hu/php/upload/File/KrauszLeninesazsidok_o.doc )‎не анализировался. Использовались в основном цитаты из полемики Ленина с Бундом 1903-5 гг. Многочисленные иные соображения Ленина по данному вопросу – в том числе и острая критика им антисемитизма — замалчивались.

     Официальная советская трактовка еврейского вопроса (в том числе и отраженная в «Правде» 1970 г.) очевидно игнорировала уже тот элементарный факт, что среди евреев (советских в частности) были представители разных взглядов. Были как свои сторонники правонационалистических группировок, в том числе и в Израиле —  то есть реальные «сионисты»,  так и (в особенности в СССР) марксисты и левые — от дореволюционных большевиков   до советских шестидесятников – в т.ч. Р.Н. Блюма.  Считать всех их «сионистами» или «просионистами» было явным искажением реальности, если не прямой провокацией. Однако подобная трактовка была фактом советской сталинистской идеологии не только  1940-50-х, но и 1970-80х гг.

    Истоки и причины данной трактовки   можно усмотреть в том, что советская сталинистская и неосталинистская идеология представляла собой вовсе не заявляемый «марксизм-ленинизм», но являлась  специфическим  симбиозом  марксизма- ленинизма («второго» марксизма) с «консерватизмом» — правым русским национализмом, в котором была изначально заложена идея мирового еврейского заговора  ( Подробнее см. в работе «Крах консерватизма», глава 7 https://kripta.ee/rosenfeld/2011/04/15/krax-russkogo-konservatizma-glava-6-7 ).

6.Борьба с «сионизмом» в Тартуском университете начиная с 1950-х гг.Понятие «сионизма» в советском сталинистском дискурсе от Сталина до Горбачева

Понятие «сионизма» стало широко использоваться в СССР, по-видимому, с конца 1940-х  гг, (дело евр. Антифаш. Комитета и компания против «космополитов»).  В 1951 г.  деятель НКГБ-МГБ М.Д. Рюмин (в дальнейшем – главный организатор «Дела врачей» и дела против Г. Жукова) написал доклад о «сионистском заговоре в органах госбезопасности». Как отмечал ряд историков (И. Тельман) , это название   было первоначальным названием «дела врачей». Само дело начало раскручиваться в октябре 1952 г.

Понятие «сионистского заговора» таким образом было первоначально применено Рюминым против сотрудников МГБ – евреев по национальности – от Шварцмана до Наума Эйтингона, что еще больше подчеркивает абсурд обвинения.

В октябре 1952 г. И. Сталин  в рамках «Дела врачей»  потребовал от МГБ максимальной разработки версии о сионистском характере заговора и о связях заговорщиков с английской и американской разведкой через «Джойнт» . 1 декабря 1952 г. Сталин заявил (в записи члена Президиума ЦК В. А. Малышева): «Любой еврей-националист — это агент америк<анской> разведки. Евреи-нац<ионали>сты считают, что их нацию спасли США… Среди врачей много евреев-националистов».(Дело врачей, wikipedia. http://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%94%D0%B5%D0%BB%D0%BE_%D0%B2%D1%80%D0%B0%D1%87%D0%B5%D0%B9)

«Антисионистcкая» пропаганда    активно  развивалась и в дальнейшем, в особенности при Брежневе — и вплоть до Горбачева (1985 г.) На заседании Политбюро ЦК КПСС 29 августа 1985 года в ходе обсуждения по вопросу академика Сахарова глава КГБ Чебриков отмечает, что «поведение Сахарова складывается под влиянием Боннер», на что генсек Горбачёв замечает: «Вот что такое сионизм». ( Рабочая запись заседания политбюро ЦК КПСС (декабрь 1986). (Сахаров А. Д. — Воспоминания в 2 т., Т.2, стр. 687).

 Ситуация в Тартуском  университете  отражала общесоветскую обстановку – хотя и со своей спецификой.   Как   вспоминает Л. Столович,  Ф.Д.Клемент  в начале 1950-х гг. не советовал ему ходить к Р.Блюму, поскольку у него якобы собирается  «сионистская компания». (Л. Н. Столович. Кафедра философии Тартуского университета, — в кн.: Мудрость, ценность, память, Tartu-Tallinn, 2009, с.215).

         Несмотря на данное соображение (видимо, вызванное нажимом «инстанций»), Ф.Д.Клемент, не только принял на работу в Тартуский университет всех профессоров «неправильной» национальности, но  и  по словам М. Бронштейна, «сам 1953 г. предупредил их о готовившихся арестах и процессе над «сионистскими заговорщиками», проникшими в Тартуский университет».

М. Бронштейн отмечает в  качестве качеств Ф.Клемента «глубокую порядочность и мужество».(М.Бронштейн 80. На рубеже эпох, Талл., 2002, с.19).

 Действия против «смутьянов» на кафедрах общественных наук (в т.ч. М. Макарова и А.Горячевой на кафедре философии)  произошли уже при новом ректоре – А. Коопе.

7. Письмо преподавателей в «Комсомольскую правду» 1967 г.: содержание и реакция      «инстанций»

Еще в период «оттепели» в Тартуском университете, осенью 1967 г.  группа преподавателей Тартуского университета разных национальностей  направила в «Комсомольскую правду» письмо, касающееся   темы еврейского вопроса в СССР.  Письмо явилось реакцией на публикацию в данной газете статьи Е.Евсеева «Лакеи на побегушках» 4.10.1967.

Письмо, написанное В. Пальмом и подписанное в т.ч. и Ю. М. Лотманом, было представлено на выставке к 90-летнему юбилею Ю.М. и опубликовано в сборнике к 90-летию М. Бронштейна. (М.Бронштейн,  Путешествие из Петербурга в Таллинн. Талл, 2013, с.108-111).

Основным содержанием письма – достаточно смелого по советским меркам -было указание на то, что статья Евсеева (и, что читалось между строк —  в целом  официальные в то время  идеологические трактовки еврейского вопроса ), фактически противоречили официальной советской идеологии — расходились с концепцией  провозглашенного интернационализма.

«Нетрудно обнаружить, что осуждение агрессивных действий израильских правящих кругов и их фанатичного религиозного национализма, каким является в числе других видов национализма и сионизм, составляют только внешнюю оболочку рассуждений автора этой статьи. Эта оболочка служит только ля того, чтобы втиснуть в «русло времени» взгляды, ничего общего не имеющие ни с политикой нашей страны, ни с коммунистической идеологией вообще». (М.Бр., цит. Соч., с.108).

Аргументация Евсеева, как отмечалось в письме, «отнюдь не оригинальны, но являются плагиатом «методов» этой пропаганды методов Геббельса, а также приемов современной антисемитской литературы, в достаточном количестве издающейся хотя бы в той же Америке, которая, согласно Евсееву, уже чуть ли не полностью захвачена сионистами».

В результате «ставится знак равенства между евреями и сионистами».

Во-вторых, путем подсчета числа евреев, занимающих  в той или иной стране руководящее положение…, при весьма вольном обращении с цифрами, доказывается, что евреи, то бишь сионисты, захватили контроль над той или иной страной, эксплуатируют ее нещадно и что вот-вот всему миру угрожает господство евреев». (Там же).

Как показывается в письме,   доказывая господство «сионистов» в США, Евсеев практически  объявляет все еврейское население США (5,5 млн.) с сионистами и приписывает таковым контроль над США. ( там же, с.109).

  Письмо ссылается и на авторитет Ленина, который, «отмечая реакционную роль сионизма», в то же время всегда «подчеркивал огромную опасность антисемитизма». (Цит. Соч., с.110).

Главным содержанием письма тартуских преподавателей таким образом является попытка критики не только статьи Евсеева, но и в целом шовинистического сталинистского дискурса в еврейском вопросе с позиций официальной советской идеологии (официального марксизма-ленинизма).  Парадокс однако состоял в том, что будучи верной по существу (и.е. с позиций «буквы» советского марксизма), эта критика  воспринималась тогдашним неосталинизмом как непозволительное «вольнодумство», если не «подрыв основ».  Причину такого восприятия можно увидеть  в том, что предлагаемая «нешовинистическая» марксистская интерпретация еврейского вопроса противоречила официальной сталинистской — консервативной и шовинистической версии марксизма, принятой в этот период определенными слоями советской бюрократии и навязываемой ею всему обществу в СССР.  Поэтому данную «легальную» марксистскую критику  выступлений «консервативной» советской прессы по еврейскому вопросу следует считать приметой завершившейся в 1968 г. «оттепели».

 Официальная реакция на письмо выразилась в ответе на него, присланном из редакции «Комсомольской правды» в Тартуский горком и бывшим по существу доносом на его авторов. Ответ вызвал, как вспоминает Л. Н. Столович,  «расследование» вопроса Ф. Клементом. Узнав, что письмо написал В. Пальм, Ф.Клемент  «расследование» прекратил. (Л.Столович, Встречи на тропах жизни, http://eja.pri.ee/stories/stolovich.pdf ; Л.Столович, М. Бронштейн глазами одного из своих друзей.- М. Бронштейн. Путеш. Из Пб. В Таллинн, с.58-59 ). По словам Л. Н. Столовича, он направил в редакцию «Комсомольской правды» еще одно свое письмо на эту же тему.

    Факт  полемики с «Комсомольской правдой» хотя и с «правильных» но одновременно (по мнению определенных властных группировок СССР) «подрывных» позиций  как будто и не имел прямых последствий,  но,  по-видимому, был взят тогдашними официальными инстанциями на заметку. Ответная реакция  данных инстанций на указанную полемику,  как и иные «реформаторские» акции в Тартуском университете, последовала позже — уже после чехословацких событий августа 1968 г.

Таковой реакцией можно считать в том числе и рассмотренную ниже статью А. Горячевой.

8. 1975 г.: закрытие в ТУ лаборатории социологии Юло Вооглайда. Письмо    Ю.Вооглайда Ю. Андропову

  В 1975 г. обществоведам Тартуского университета был нанесен еще один серьезный удар: была закрыта лаборатория социологии Юло Вооглайда.

 В середине 70-х. гг по словам Л.Н. Столовича Ю. Вооглайду  «начали шить политическое дело. В  ход шло всё. И то, что на хуторе лаборатории у камина лежали две проржавленные военные каски – советская и немецкая. По логике обвинителей, советская армия и армия фашистская ставятся на одну доску. Трудно было запомнить множество всякого рода домыслов, на основе которых делалось обвинение в национализме. То, что лаборатория строилась как раз на общесоюзных связях с социологами Москвы, Ленинграда, Свердловска, Новосибирска, Латвии, Грузии и т. д., никакого значения не имело. Имело значение другое, что друзья и научные помощники лаборатории – Ю. Левада, В. Ядов, Б. Грушин – сами стали подозрительными личностями, их шельмовали те, кто становился хозяевами советской социологии. Шли в ход и обвинения в небрежном хранении социальной информации, да и в том, что она вообще существует. Стали выявлять какие-то сомнительные связи Ü. V. Его вызывали на допросы в КГБ. И вот поступило распоряжение исключить Ü. V. из партии, а затем и из университета».(Л.Н. Столович, Социологи в Кяярику, 2010 ).

 Процедура исключения  Ю.Вооглайда из партии «должна была начаться с партийного собрания кафедр общественных наук. Собрание было организовано по методу запугивания. Секретарь партийной организации университета стал излагать все прегрешения Ü. V., подчеркивая, что он уже допрашивался в КГБ. Но партийное собрание кафедр общественных наук оказалось не столь податливо, как ожидали устроители этого мероприятия…Партийное собрание кафедр общественных наук открытым голосованием не исключило Ü. V. из партии, давая ему какое-то взыскание.

Философа Рэма Блюма на собрании не было: он в это время защищал свою докторскую диссертацию в Тбилиси. Когда же он возвратился, Ülo уже был городскими партийными организациями  лишен партийного билета с формулировкой «за антисоветскую деятельность», грозившей не просто увольнением из университета, а прямым арестом.

Целую ночь Рэм и я помогали Ülo написать письмо тогдашнему председателю КГБ Ю.Андропову с объяснением сути дела и разоблачением всей той напраслины, которая его облепила.

Как ни удивительно, письмо подействовало. Бюро ЦК КПЭ оставило в силе исключение Ülo Vooglaid’a из партии, но формулировку смягчило: «антисоветская деятельность» была заменена на «несоветское поведение». С университетом пришлось расстаться, но жить уже было можно». (Л.Н. Столович, Социологи в Кяярику, 2010)

Можно заметить, что история исключения в 1975 г. из партии Ю. Вооглайда явно сходна с  последующей историей исключения из партии Ю. Чертина (1985 г.), с той разницей, что в первом случае в качестве повода репрессий использовался «буржуазный национализм», а во втором — влияние т.н. «сионизма».

9. Тема «заговора» в период перестройки

Временем нового обострения указанной «заговорщицкой» темы в Эстонии стал период перестройки.

 Ряд двусмысленных статей на данную тему появился в тартуской газете «Вперед», редактором которой был член Интердвижения Эстонии Вальтер Тоотс.

В конце июня 1989 г. произошел  конфликт В. Тоотса с Р.Н. Блюмом, непосредственным поводом которого стала статья Вальтера Тоотса в газете «Советская Эстония».В своей статье  В. Тоотс прозрачно намекал на «нетитульное» происхождение ряда сторонников перестройки в Эстонии,  включая и Р.Н. Блюма. 2 июля 1989 г. в Тартуском горкоме состоялось обсуждение данного вопроса, которое закончилось неожиданным инсультом Р.Н. Блюма и его смертью.

  В дальнейшем с изложением «заговорщической» деятельности тартуских профессоров выступила в «Вестнике Интердвижения» Татьяна  Чернавцева (1990 г.).

Не вызывает сомнения, что участие в защите бывшего реального социализма таких фигур, как Т. Чернавцева, лишь усиливало позиции его наиболее радикальных  критиков  и  поборников    полной  ломки советской системы.

Свои  обвинения в адрес Р. Блюма Вальтер Тоотс продолжил и после перестройки. Одну из своих статей, содержащую выпады  против Р.Н. Блюма, он опубликовал в августе 2007 г. На новые обвинения В. Тоотса ответил академик  Виктор Пальм в статье Rem Blum: Laulva revolutsiooni esimene ja ainus ohver,      08. august 2007.  ( http://www.kesknadal.ee/g2/uudised?id=9140&sess_admin=d80e5442c483c1c737a988ce89179da6 ).

                                        *

Подводя итоги сказанному, следует отметить, что дело Ю.Чертина июня 1985 г.,  произошедшее незадолго до  начавшейся вскоре (явственно, по-видимому с 1987 г.) перестройки  завершило  целую эпоху борьбы реформаторски настроенных  тартуских обществоведов с консервативными властными группировками как в Тартуском университете, так и Эстонии в целом.

Пиком этой борьбы стал подъем  общественной активности в ТУ, связанный с событиями  1968 г. в Чехословакии. Начиная с середины 1969 г. властные группировки перешли к активному нажиму на оппозиционеров в Тартуском университете, вехами которых стало закрытое постановление ЦК КПЭ начала 1970 г., партсобрания на кафедрах общественных наук 1969-70 гг, проработка «смутьянов» и издание соответствующих статей ( А. Горячева, 1973), закрытие лаборатории социологии Ю. Вооглайда в 1975 г. Дело Ю.Чертина 1985 г. стало одним из последних в целой  череде этих репрессивных акций против тартуских  обществоведов,  в первую очередь кафедры философии.

   Репрессивные инстанции обвиняли оппозиционеров в узконациональных амбициях – как эстонских, так и, например, еврейских — «сионизме». Реально же поборники старой командной системы – сталинисты – сами оказывались сторонниками не декларируемого интернационализма (А. Горячева, Т. Чернавцева), но шовинистических идеологических построений – как в отношениях с прибалтийскими республиками, так и в еврейском вопросе. Сторонники же реформ реального социализма — то есть не семидесятники ( среди которых было больше  сторонников разрушения реального социализма ), но в первую очередь «шестидесятники», такие, как Р. Блюм,  преследовали, как кажется не узконациональные, но в интернациональные цели – цели положительных реформ  реального социализма как в Эстонии, так и в тогдашнем СССР. Из этого вытекала  наднациональная солидарность оппозиционеров в их общей борьбе за новое общество, попытку осуществить которое затем предприняла  — пусть и неудачно — советская перестройка.

Эстония: политика