О Р.Н. Блюме и философском кружке Тартуского университета. Советские шестидесятники и семидесятники

На философский кружок при кафедре философии Тартуского университета, которым с середины 1960-х годов руководил Рэм Наумович Блюм, я попал в 1972(73) году, уже по меньшей мере год (с 1971 г.) отучившись на отделении русской филологии Тартуского университета. Со второго курса на нашем отделении преподавались философские предметы – на втором курсе «диамат» (его читал Леонид Наумович Столович) на третьем – «истмат», который читал Р.Н. Блюм. Отсюда студенческие определения обоих философов — «Истмат Наумович» и «Диамат Наумович» (которые приводит и Л.Н. Столович в своей статье о Р.Н. – см. ниже). Р.Н. Блюм на пятом курсе вел у нас также Историю философии.

Несмотря на ореол догматизма вокруг «красных» предметов советского марксизма, считать таковые целиком официозными и начетническими по отношению к Тартускому университету вряд ли справедливо. Здесь, на периферии советской системы, эти предметы преподавались во многом недогматично, что определялось как самой обстановкой эстонского «особого балтийского порядка», так и личностями преподавателей кафедры философии ТУ – в первую очередь такими, как Р.Н. Блюм и Л.Н. Столович. ( Можно сказать о недогматизме также и других как будто «официальных» гуманитариев того времени, например, И.Н. Волкове, не говоря о многих эстонских преподавателях кафедр общественных наук).

О том, что при кафедре философии Тартуского университета существует философский кружок, на одной из лекций году в 1972 г. нам – филологам — объявил, кажется,   Л.Н. Столович. Тогда же я в первый раз пришел на одно из заседаний кружка. Мне стало интересно, я стал посещать эти заседания и дальше, начал общаться с Р.Н. Блюмом. Кружок и общение с Рэмом Наумовичем, а также в дальнейшем людьми его круга, среди которых были такие яркие тартуские ученые того времени, как Л. Н. Столович, В.А. Пальм, М. Л. Бронштейн, Ч.Б. Лущик, оказалось для меня весьма важным: я начал (параллельно с филологией) заниматься философией и политологией. В 1975 г написал под руководством Р.Н. Блюма курсовую, затем в 1976 г. дипломную работу по народническим журналам конца 1870 — начала 1880-х гг. Далее — в 1979 г. поступил в аспирантуру при кафедре философии Тартуского университета, в 1985 защитил (также под руководством Р.Н.) кандидатскую диссертацию.

Мои личные отношения с Р.Н. Блюмом не были простыми, временами даже весьма сложными. Тем не менее я считаю себя его учеником. С начала 1970-х гг и вплоть до июня 1989 года я много общался с Р.Н. , и его взгляды оказали на меня серьезное вляние . Много лет — до лета 2013 г.- продолжалось также и мое общение с Л.Н. Столовичем.

О направлении кружка и взглядах Р.Н. Блюма

Попав на кружок, руководимый   Р.Н. Блюмом, я не мог не сравнить его с семинарами и конференциями филологов лотмановского отделения русской филологии, где я учился. Последние имели существенные отличия от блюмовских. С одной стороны, они были более «научно структурированными», с другой, пожалуй, более элитарными как по составу, так и по стилистике. Блюмовский кружок был в обоих этих отношениях более демократическим — что имело как свои плюсы, так и минусы. Соответственно строились доклады и их обсуждение.

По воспоминаниям Е.А. Голикова, кружок был создан осенью 1966 г. (см. Рэм Блюм. Избранные статьи. В воспоминаниях, Таллинн, 2005, c. 142). Основной костяк кружка составляли не гуманитарии, но естественники – физики, математики, медики. Присутствовали и экономисты. Как указал Артур Кузнецов, первый состав кружка образовал в значительной мере курс физиков, на котором Р.Н. Блюм преподавал истмат. Симпатии к естественникам, представлявшим наряду с общим здравым смыслом и своеобразную гуманитарную «tabula rasa», Р.Н. проявлял и в последующие годы. Филологов на кружке было мало, Женя Голиков и я составляли скорее исключение. Моей особенностью при этом возможно было то, что несмотря на свое участие в блюмовском кружке, я сохранил интерес к филологии и не порывал связей с лотмановским миром, который продолжал оставаться для меня важным. Более того, на философский кружок Р.Н. Блюма я смотрел отчасти глазами «лотманианца». Я высоко оценивал лотмановскую гуманитарную стилистику и стремился к перенесению ее на философскую и политологическую проблематику. Синтез лотмановского и блюмовского направления казался мне важным и в дальнейшем. В этом смысле был не столь уж далек от истины один из комментаторов эстонского портала «Дельфи», году в 2005 иронически определивший И.Розенфельда как «блюманутого лотманоида».

Преподавательский и философский талант Р.Н. состоял в умении создать центр интересного и яркого не только научного, но и неформального общения. Поэтому как-то само собой получалось, что со многими участниками руководимого Р.Н. философского кружка  — такими, как Миша Дидык, Саша Лущик, Паша Богданов, Наташа Пальм и др. мы встречались и вне его рамок. Организовывали различные встречи, в том числе и туристические походы. Два таких похода, в которых участвовал и я, были, например, вокруг Чудского озера в 1976 г. и по маршруту Выборг-Приозерск, кажется в 1981(82) г. Многие из бывших кружковцев продолжали общаться в течение долгих лет и после университета. К заседаниям кружка Р.Н. привлекал и ряд известных тартуских преподавателей, позже профессоров и даже академиков – Л.Н. Столовича, М. Л. Бронштейна, В. А. Пальма, Ч.Б. Лущика, образовывавших «старший круг» друзей Р.Н. В кружке принимали участие и студенты эстонских потоков ( курсов с эстонским языком обучения) — Пеэтер Ярвелайд, Тийт Матсулевич, Сулев Каннике и др. Участвовал в работе кружка и Яак Аллик (который в описываемые годы, кажется, некоторое время был преподавателем кафедры философии ТУ).

Среди обсуждавшихся тем были как политические (проблемы анархизма, фашизма, социал-демократии, студенческого движения, вопросы ресурсов Земли по прогнозам Римского клуба – доклад Н. Пальм), так и общефилософские (темы применения математики в социологии – М. Дидык, доклад о «О смысле жизни», прочитанный Толиком Смирновым и т.д.).

Направление философского кружка определялось взглядами его руководителя и духовного отца – Рэма Наумовича Блюма, яркого вузовского преподавателя, знатока философии и истории, мастера философской беседы. В этой устной беседе сильные стороны философского таланта Р.Н. проявлялись может быть даже лучше, чем в письменной форме. Предпочитая устную речь, Р.Н. написал немного – зачительно меньше, например, чем его близкий друг Л.Н. Столович. Это определило тот достойный сожаления факт, что многие из соображений Р.Н. Блюма на философские, исторические и актуальные политические темы остались ненапечатанными.

Каковы были взгляды Рэма Наумовича Блюма? Эти взгляды следует, во-первых, сославшись на Л.Н. Столовича («Р. Блюм как шестидесятник» — в сб. Рэм Блюм. Избранные статьи. В воспоминаниях, Таллинн, 2005 , с. 170-182 ), определить как советское шестидесятничество. Термин «шестидесятничество», как известно, первоначально использовался по отношению к России XIX века, то есть российскому поколению 1860-х гг , хотя применительно к советским реалиям XX века был, конечно, существенно модифицирован. Поэтому, продолжая соображения Л.Н. Столовича о взглядах Р.Н., скажем не только о советском шестидесятничестве, но и о советском семидесятничестве, понятие которого хотя и не употреблялось до сих пор столь часто, как понятие шестидесятничества, также соответствует разделению поколений XIX века в России.

Советские шестидесятничество и семидесятничество

Советским шестидесятничеством следует, по видимому, считать идеологию , представленную широким кругом как советской «творческой интеллигенции» 1960-х (и далее) годов — писателей, поэтов и бардов (от Ю.Трифонова и М.Шатрова до Е.Евтушенко и Б.Окуджавы), так и политических деятелей от инициатора Пражской весны 1968 г. А.Дубчека до лидера советской перестройки М.Горбачева. В основе данного течения, по-видимому, лежала идея «социализма с человеческим лицом», то есть теория положительных реформ реального социализма, существовавшего тогда в СССР и других странах «восточного блока». В рамках правых течений – как правого либерализма, так и правого консерватизма — шестидесятничество подвергалось далеко не всегда справедливой критике ( например, в варианте А. Ципко или как бы социалиста Сергея Кара-Мурзы).

Идеология семидесятничества имела другую идеологическую основу, каковой можно считать отказ от идеи реформироваия реального социализма, критику данной системы в целом, предпочтение в качестве целей преобразования дореволюционных систем (в отношении России – дореволюционной России). Для российских семидесятников была весьма важна позиция А И.Солженицына, критиковавшего советскую систему «тотально», во всех ее проявлениях и с самого начала ее возникновения. Шестидесятничество и семидесятничество по-разному относились к идеям социализма и марксизма. Если в рамках шестидесятничества марксизм и социалистические теории еще оставались актуальными, то в рамках семидесятничества они все более активно заменялись иными идейными направлениями, как правило, правого либерализма и правого консерватизма. Эти направления продолжали соответствующие дореволюционные течения: в Прибалтике – дореволюционных прибалтийских республик, в России — дореволюционной России. В России правые либералы считали своим идеалом февральскую революцию 1917 г., консерваторы — дофевральскую имперскую Россию.

Р.Н. Блюма и членов тартуского философского кружка следует (учитывая также и их самооценки) характеризовать как представителей шестидесятнического направления в Эстонии и тогдашнем СССР. Ю.М. Лотмана и его круг, по-видимому — как сторонников идеологии семидесятичества. Как свидетельствует ряд мемуаристов (например, Б.Ф. Егоров) для Ю.М. Лотмана переломным для отхода от близких к шестидесятническим взглядов начала 1960-х гг стали  события 1968 года, после которых Ю.М. становится «пессимистом» в отношении советской системы и возможностей ее преобразования.   В кругу Ю.М. Лотмана во время нашей учебы (в первой половине 1970-х гг) , преобладали, насколько я могу судить, жесткие критики советской системы с семидесятнических (солженицынских) позиций. Этот круг включал и диссидентов – Н. Горбаневская, Г. Суперфин, А. Рогинский. Их взгляды опирались, как правило, на праволиберальную идеологическую платформу. Но существовала также и платформа правоконсервативная (дореволюционные имперцы), представленная в 1970-х гг , например, А.Солженицыным и И. Шафаревичем, а в постсоветской России такими, в частности, фигурами, как А. Ципко, Г. Павловский и М.Колеров. Попытки шестидесятников говорить о «положительных сторонах» реального социализма и его реформах семидесятниками отрицались и едва ли не осмеивались. Все советское должно было быть разрушено до полного дореволюционного (и имперского) основания. Р.Н. со своей стороны в течение многих лет полемизировал с семидесятниками как в своем, так и лотмановском кругу, упрекая последних в «сектанстве».

С семидесятнической идеологической позицией Р.Н. Блюм в 1970-80-х гг сталкивался и у своих друзей. Л.Н. Столович, в своем эстетическом дискурсе следовавший, по-видимому, советскому шестидесятничеству, в политических взглядах (в особенности с начала 1990х гг) . склонялся к семидесятничеству в праволиберальном его варианте. По поводу социализма с человеческим лицом он как-то задал шутливый вопрос: «а может ли крокодил иметь человеческое лицо?». (Не в меньшей мере, можно ответить, чем «крокодил капитализма» ).   К праволиберальной семидесятнической платформе в 1970-80х гг тяготел по-видимому также и близкий друг Р.Н. Виктор Пальм, описавший формирование своих взглядов в статье «Из воспоминаний» ( Анатомия Независимости, -Тарту-СПб, 2004, с.216-246). Считавший Р.Н. Блюма своим лучшим другом, В. А. Пальм в течение многих лет вел с ним острые споры о марксизме, Ленине и проч. с позиций, сходных с позициями постсоветских «демократов». В период межрегиональной депутатской группы В.А. Пальм поддерживал скорее праволиберальные позиции Ю.Афанасьева и Б.Н. Ельцина, чем близкие к социал-демократизму взгляды Г. Попова. В постсоветское время, однако, видя реалии правой политики в Эстонии, В. Пальм стал склоняться к левому подходу и левому политическому направлению.

Блюмовское шестидесятничество также имело свое «левое диссидентство». Умеренный вариант такового представляла позиция известного московского историка (однокашника и долголетнего друга как Р.Н. Блюма, так и Д.Н. Столовича) Роя Александровича Медведева, определявшаяся Л.Н. Столовичем как «нелегальный марксизм». Оппозиционное левое направление имело при этом и своих настоящих «диссидентов-нелегалов», таких же, как и диссиденты правые (например, Д. Рублев, «Новые левые» в СССР, http://www.intelros.ru/readroom/alternativi/a2-2012/15622-novye-levye-v-sssr.html), подвергавшихся не меньшим репрессиям, чем классические «правые» диссиденты.

Советское шестидесятничество и политическая концепция Р.Н. Блюма

В рамках общей для шестидесятничества линии неортодоксального и реформаторского марксизма у Р.Н.имелась своя теория – «социального и политического». В данном изложении мы остановимся на ней лишь коротко (подробнее в подборке «Р.Н. Блюм и современная левая теория» https://kripta.ee/rosenfeld/2005/10/02/r-n-blyum-i-sovremennaya-levaya-teoriya/ ).

Важнейшей для философско-политических теорий Р.Н. Блюм считал дихотомию сущего и должного. С его точки зрения в наиболее общем приближении философские и политические теории делились на теории «субстанции» и «самосознания». Соответственно делились и их авторы – философы и политические мыслители. Для обозначения указанных фундаментальных линий Р.Н. использовал понятия «политической» и «социальной» концепции революции, применявшиеся социалистами начала XIX века, в том числе и в России. «Политическими» ранние социалисты считали «буржуазные» революции, в том числе и Великую Французскую; своей целью они ставили революцию «социальную» — «социалистическую». Поэтому в теории Р.Н. Блюма концепции «субстанции» в целом получили название «политических», а «самосознания» — социальных, что и послужило основой его противопоставления «политиков» и «социальщиков». Это противопоставление Р.Н. полагал универсальным для разных эпох, связанным с дихотомией рассудочности и воображения, различием репродуктивной и продуктивной деятельности человека. (См. Р.Н. Блюм. Типы мышления и общественные изменения, — в сб.: Рэм Блюм. Избранные статьи. В воспоминаниях, Таллинн, 2005, c.5-50). Деление общественных теорий на «политические» и «социальные» Р.Н. использовал в своей научной работе, прежде всего в анализе революционной мысли в России (Докторская диссертация, книга «Поиски путей к свободе»). Данное универсальное противопоставление Р.Н. переносил даже на отдельных людей, каковых (по тому же принципу ориентации на сущее и должное) делил на «политиков» и «социальщиков». Отсюда написанные Л.Н. Столовичем шуточные стихи:

«Идет мужчина или даже мальчик

И в каждом встречном сразу узнает

Политик это или социальщик».

Себя Р.Н.   очевидно считал «социальшиком». Сложнее было с рядом близких людей и знакомых Р.Н. Л.Н. Столович, например, подозревал, что его друг считает его (как и ряда других известных друзей Р.Н.) «политиками»…

Свой подход к советскому марксизму и позднему советскому периоду Р.Н. Блюм подробно изложить не успел. Хотя этот подход можно попытаться реконструировать на основе ряда фрагментов его работ — например, поздних статей и весьма важного «Политического дневника» (опубликованного в журнале Таллинн, а также в сборнике к 80-летию Р.Н.- Таллинн, 2005, по которому мы его и цитируем).

По мнению Р. Блюма   советская компартия позднего СССР содержала в себе разделение на коммунистов-традиционалистов (сталинистского образца) и самоуправленцев – сторонников «подлинного» социализма. Первые («сталинисты», сторонники государственного социализма) представляли в советском марксизме точку зрения «субстанции» («сущего») , самоуправленцы — точку зрения «самосознания» . «Борьба административно-командной системы с самоуправленческой ,- писал Р.Н. Блюм в ноябре 1988 г. в Политическом дневнике, — это борьба политиков с социальщиками, методов политических с методами социальными» (с. 88). Новую «самоуправленческую» тенденцию в мире реального социализма по мнению Р.Н. представляла, например, компартия Югославии, еще в 1950-х гг.пытавшаеся отмежеваться от сталинизма. В сходном направлении, как он считал, двигались также чехословацкие реформаторы 1968 г., и позже – горбачевцы в перестроечном СССР. Высоко оценивая самоуправленческий опыт Югославии, Р.Н. считал, тем не менее, что надо идти «дальше», имея в виду события 1968 г. в Чехословакии, которые он трактует как важный шаг к «очеловечиванию» социализма, а также усилия советских перестройщиков. ( Полит. Дневник, с.99).

О политических традициях философского кружка и общественной практике.

В отличие от семидесятников, критиковавших советскую систему, что называется, «на корню», то есть тотально и с самого ее возникновения, Р.Н. Блюм как поборник реформирования данной системы, а не ее разрушения, был сторонником «общественной практики», в том числе и в советских рамках. Как форму «общественной практики» он рассматривал также партийную и комсомольскую работу, на которую «диссидентствующие» семидесятники (в том числе и в Тартуском университете) смотрели весьма критически. В комсомольской практике начала 1970-х участвовал ряд близких к Р.Н. студентов Тартуского университета, в том числе Евгений Голиков и Лена Блюм.

Эта практика привлекала Р.Н. также и потому, что в партийных и комсомольских структурах позднего советского периода шла борьба между реформаторскими и ретроградными политическими силами, особенно обострившаяся к 1968 г.  В кругу Р.Н. Блюма вспоминали острые политические баталии («боевые схватки») конца 1960-х – первой половины 1970-х гг , в которых реформаторы (в том числе и блюмовская группировка) подвергалась атаке тогдашнего официоза. Среди обсуждавшихся событий были собрание русских потоков 1968 г. по национальному вопросу (описывавший это собрание номер газеты ТГУ «Русская страница» был запрешен цензурой), письмо ряда преподавателей ( Ю. Лотмана, В. Пальма, Ю. Каазика, М. Бронштейна, Ч.Лущика, И. Волкова) в «Комсомольскую правду» по поводу «сионизма». (Подробнее см. «Последний год тартуского философского кружка», https://kripta.ee/rosenfeld/2013/11/01/zakrytie-filosofskogo-kruzhka-tartuskogo-universiteta-v-1985-g-i-nekotorye-repressivnye-ideologicheskie-modeli-byvshego-sssr/). Вспоминалась также трагическая история Николая Горбунова, покончившего жизнь самоубийством, история социологической лаборатории Юло Вооглайда, закрытой в 1974 г., и ряд других эпизодов. (Об этом, в частности, Л.Н. Столович, «Социологи в Кяярику», 2010 г., http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/Interviews/stolovich.html).

   После попыток реформ на рубеже 1960-х гг в Тартуском университете начала 1970-х гг , как и в СССР в целом, началась «ресталинизация», надолго затормозившая процесс реформ советской системы.   В этот период Р.Н. Блюм и люди его круга подверглись резкой критике республиканских партийных идеологов — например, в выступлении тогдашнего секретаря ЭКП по идеологии Л. Н. Ленцмана, а также представителя официальных (охранительных) кругов А. И.Горячевой. Последняя озвучила имевшееся в указанных кругах мнение о Р.Н. как «смутьяне». (См. Л.Н. Столович, Кафедра философии Тартуского университета,- в сб.: Мудрость, ценность, память. Статьи. Эссе. Воспоминания. 1999-2009. – Тарту-Таллинн, 2009,  с.228-229, с. 222-3). В официальной критике Р.Н. и его соратников скрыто фигурировала и тема «сионизма». Та же А.И. Горячева в опубликованной в 1973 г. статье «Национальные отношения и  
интернационалистическое воспитание (нек. проблемы)» ( Уч. Зап. Тартуского ун-та, вып. 301, Труды по философии, XVI, Тарту, 1973, с.150 —151) призывала бороться с «националистическими» и «просионистскими» взглядами. Под последними Горячева, видимо, имела в виду взгляды критиков официальной позиции по национальному — в том числе и еврейскому – вопросу, нашедшие отражение, в частности, в упоминавшемся письме тартуских преподавателей в «Комсомольскую правду» о «сионизме». Чья позиция больше соответствовала пониманию «интернационализма» (в том числе и марксистскому) — А. Горячевой и тогдашних официальных советских теоретиков, или авторов письма — предоставим судить читателю.

Новое ужесточение режима в СССР произошло в начале 1980-х гг. Это отразилось и на деятельности кафедры философии Тартуского университета, а также философском кружке. В 1985-6 гг, незадолго до перестройки в результате инспирированного на кафедре философии ТУ «дела Ю. Чертина» деятельность кружка была практически прекращена. (см. «Последний год тартуского философского кружка», https://kripta.ee/rosenfeld/2013/11/01/zakrytie-filosofskogo-kruzhka-tartuskogo-universiteta-v-1985-g-i-nekotorye-repressivnye-ideologicheskie-modeli-byvshego-sssr/).

Р.Н. Блюм в период перестройки. Позиция Р.Н. и постсоветская политика

С весны 1987 г. реально началась советская перестройка, вызвавшая бурные политические процессы, завершившиеся в 1991 г. распадом СССР.

Р.Н. принимал в них активное участие. В 1988 г. им был основан клуб «Перестройка», где проводилось обсуждение многих острых проблем начавшихся реформ. Весной 1988 г. был создан Эстонский Народный фронт, в правление (eestseisus) которого вошел и Р.Н. Блюм. Р.Н., конечно, рассматривал Народный фронт не как политический механизм отделения Эстонии от СССР и восстановления («реституции») структур первой эстонской республики, но как инструмент положительных реформ реального социализма в направлении «самоуправленческого» общества. «Семидесятники» же — правые либералы и правые консерваторы — как в эстонской (М. Лауристин), так и русской среде (ельцинисты и поборники имперской России типа А. Ципко), конечно, считали это «утопизмом». Помимо активности в рамках Народного Фронта (позднее его русской секции) Р.Н активно участвовал в создании газеты тартуского отделения НФ «Тартуский курьер», был членом его редколлегии. Однако первый номер «Курьера» вышел уже после смерти Р.Н., в нем была опубликован некролог и статьи в его память. В 7-номере «Курьера» (1-15 ноября 1989 г.) была опубликована статья Р.Н. Блюма «Состояние межнациональных отношений в СССР в настоящее время».

Бурные события этого периода отразил Политический дневник Р.Н. Для этого замечательного, хотя и не слишком объемного произведения характерна полемика как с советским консерватизмом (сталинизмом, идеологией «старого социализма») с одной стороны, так и правыми течениями, прежде всего «националистами» («националами») как в эстонском, так и русском варианте, с другой. В нем Р.Н делал попытку с позиций «неофициального» марксизма осмыслить опыт реального социализма, причины сталинизма и той системы, которая создалась в СССР к периоду перестройки. В отличие от советских консерваторов Р.Н. Блюм не идеализирует доперестроечную советскую систему и сталинский социализм, говоря о нем как «обществе отчуждения». С другой стороны, в отличие от многих перестроечных идеологов и политиков правого толка, он не идеализирует и современное западное общество. Вместе с Ф. Дюренматтом он считает его свободу «мнимой» и продолжает вслед за Марксом рассматривать западный капитализм как «предысторию» человечества (с.93-94). При этом, говоря о роли Октября и советской системы в мире, он высказывает мысль о том, что «может быть Октябрьская революция дала импульс социализму через развитие и совершенствование капитализма» (с. 101).

Что касается эстонских тем, то Р.Н. Блюм поддерживает первоначальные требования НФ – например, принятия закона о языке (с.97), с другой стороны считает, что в независимой Эстонии такой закон был бы уже нарушением демократии (98). Критикуя резко активизировавшихся в перестроечный период «националов» разного типа, Р.Н. говорит о связи национализма с «бессознательным» и невозможности воздействия на него «обычными» (то есть рациональными) путями (100). Национальному подходу он противопоставляет подход «социальный», опирающийся на марксистскую методологию. В дневнике дается аргументированный ответ на активно начатую в это время – например, Александром Ципко — критику данной методологии и советского проекта. Остается только сожалеть, что в команде М.Горбачева деятелям типа Ципко не противостояли фигуры того уровня понимания марксизма, который был присущ Р.Н. Блюму.

К сожалению, 1 июня 1989 г. – в период первого съезда Народных депутатов в Москве — жизнь Р.Н. трагически оборвалась. Виктор Пальм, активный участник съезда, находившийся в это время в Москве и ставший вскоре одним из сопредседателей Межрегиональной депутатской группы, определил Р.Н. как «первую и единственную жертву» эстонской поющей революции. (Viktor Palm. Rem Blum: Laulva revolutsiooni esimene ja ainus ohver,      08. august 2007, http://www.kesknadal.ee/g2/uudised?id=9140&sess_admin=d80e5442c483c1c737a988ce89179da6 ).

*

В постсоветской политике направление политической мысли, которое отстаивал Р.Н. Блюм – то есть направление очевидно левое, связанное с надеждами не на реституцию дореволюционных систем, а на «самоуправленческую» реформу реального социализма, — потерпело тяжелое поражение. Как в Эстонии, так и в России почти полтора десятилетия оно находилось под жестким прессингом сил Реставрации — т.е. правого истеблишмента.  В это время отстаивать левые идеи было не только не популярно, но и небезопасно.

Ученики Р.Н. Блюма разбрелись по разным партиям и политическим течениям, часто достаточно далеким от того, которое отстаивал их учитель. Некоторые из участников философского кружка встали на позиции эстонского консерватизма (партии «Отечество» , позже «Союз Отечества-Республика» -IRL и др.). Такую позицию занял, например, писавший под руководством Р.Н.Блюма диссертацию Сулев Каннике, с июля 2012 г. назначенный послом Эстонии на Украине. Позицию правого русского консерватизма и союза с правыми эстонскими партиями в последнее десятилетие отстаивает когда-то также участвовавший в философском кружке Дмитрий Михайлов. Яак Аллик с 2011 г. (вместе с М. Лауристин) стал представлять эстонскую скорее правую (по европейской номенклатуре) социал-демократию.  Р. Григорян и И. Розенфельд поддерживали позиции эстонской Центристской партии, имеющей немало проблем, но все-таки пытающейся противостоять эстонскому правому истеблишменту.

Таким образом, в постсоветских эстонских реалиях «политиков» (говоря языком Р.Н. ) оказалось значительно больше, чем «социальщиков». Впрочем, для последних, в том числе и согласно Р.Н. Блюму, судьба «оставаться в меньшинстве» (если не исчезать вовсе) была характерна и в другие исторические эпохи.

Тарту. История, Эстония: история